Волчье чутьё

Мы выдумаем, что виноват не я, и виноват не ты, но мы не сможем обмануть себя. Нервы — спи спокойно

      Хоть и с рассветом странная болезнь Кея отступает, она возвращается на следующий вечер и возвращается снова со всеми теми же симптомами: лихорадкой и нечеловеческой болью, будто внутренности старшего что-то разрывает и выворачивает изнутри. Всё это продолжается несколько часов, а потом прекращается так же быстро и внезапно, как и начинается. Жизнь Кея теперь напоминает промежутки между приступами.       Николас пропадает. Просто уходит из их временного дома и не возвращается. Так проходит два дня.       — С ним это периодически бывает, — откровенничает тётушка Ли, закинув ноги на подлокотник красного дивана, стоящего на первом этаже, старого такого и потрёпанного временем. — Не принимайте на личный счёт. Ему просто надо побыть одному.       С открытой, расположенной здесь же, в главном зале ресторанчика, кухни, разносятся самые разнообразные запахи готовящейся еды. Джо скромно помогает повару на кухне готовить для посетителей, которые скоро заглянут сюда во время обеденного перерыва. Различные специи, летящие во все стороны капли раскалённого масла для жарки, шум от готовки, Бён Ыйджу смотрит и пропитывается атмосферой странного города, раскинувшегося за стенами, не может себе представить, чтобы кто-то так занимался готовкой в Закрытом Городе, где всё чисто, идеально и чуть ли не стерильно, включая еду, которая должна быть питательной, сбалансированной и полезной. Красный жгучий перец, паприка, жареный рис, полоски бекона, он и представить себе не может что-то подобное в его родительском доме. Но для города за стенами — это в порядке вещей. Он возвращает взгляд к тётушке Ли, думает над услышанным. Николас и правда уходит после начавшегося приступа Кея и... их поцелуя, который, к сожалению, случился наяву, а не в его воображении.       — Это из-за того, что происходит с Кеем? — недоверчиво интересуется Бён, мешая ложкой свой остывший чай.       Или это из-за того, что я его поцеловал? — продолжает думать про себя парень, пытаясь разобраться в истинных причинах такого импульсивного и, по его ощущениям, немного ребяческого поведения.       — Кто знает, — жмёт плечами Ли и закуривает.       Противный вонючий дым от его сигарет заполоняет пространство ресторанчика Э Лан, смешиваясь с ароматами готовящейся еды. Бён морщится, когда в его лёгкие попадает никотин. И зачем нужна эта дурная привычка? Только травить свой организм. Все живущие за стенами будто бы хотят побыстрее умереть.       — Николас привык всё держать под контролем, — возвращает к себе внимание тётушка Ли, — если что-то идёт не так, как он хочет, он сбегает на время, чтобы подумать. Когда пропал Сонхун, он не появлялся неделю.       — Кто такой Сонхун?       Звучит вдруг голос Кея, спустившегося со второго этажа в общий зал ресторанчика. Ли усмехается, думая про себя, что этот парень отлично видит суть вещей, и что ему самому стоит лучше держать рот на замке, если он не хочет болтнуть лишнего. Иначе опять привыкший всё держать под своим контролем Николас выйдет из себя, а межличностных конфликтов им и так хватает.       — Один из наших, — уклончиво отвечает тётушка, сбрасывая пепел от сигареты в стоящую рядом с ним на столе пепельницу. — Он парень умный, но иногда безрассудный и слишком добрый. Боюсь, он попал в неприятности.       — Тогда почему вы его не ищите? Может, ему нужна помощь, — резонно интересуется Ыйджу.       — Мы искали, — тон голоса старшего становится строже, — но это словно искать иголку в стоге сена. За стенами его нет, значит, он в городе. И кто знает, жив ли он до сих пор.       — У вас были свои люди в тюрьме, — вмешивается Кей, — неужели нет никого, кто мог бы отыскать Сонхуна? Проинформировать?       Тётушка Ли переводит свой взгляд на высокого парня в дверном проёме и хмурится.       — Парень, мы не всесильны, — усмехается он, тушит окурок об пепельницу, — для всех нас — попасть в город приравнивается к самоубийству. Вероятность, что Сонхун жив, очень мала, а этот жалостливый идиот никогда не отличался везением.       Слова тётушки Ли убеждают Кея. Если уж Николасу было тяжело прятаться от ищеек, и он, весь в крови, оказался в злосчастный день на балконе у Кея, то куда какому-то невезучему Сонхуну? Может, его поиски действительно не более, чем самоубийство и другие, последующие за этим, ненужные жертвы? И если эти доводы оказываются убедительными для рассудительного Кея, то Ыйджу они нихрена не убеждают. Его глаза расширяются в ужасе, потому что парень отчаянно отказывается признавать тот факт, что кто-то решает, чья жизнь ценнее! Разве можно просто взять и бросить его там? Вот он не бросил Кея! Он не бросил своего друга в обстоятельствах, которые сам не в силах переварить, и теперь посмотрите на него... Оказался здесь, за стенами, без своей семьи, с клеймом преступника и предателя Закрытого Города, без понимания и осознания, что делать и как жить дальше. А кто-то вроде тётушки Ли и этого ублюдка Николаса боятся рискнуть своими задницами ради спасения жизни!       — К тому же, — вдруг продолжает Ли, поднимаясь с дивана на ноги, — я уверен, что Николас искал. Этот поганец никогда меня не слушается, словно мой младший брат, за которым нужен постоянный присмотр.       Ыйджу вдруг задумывается. Какого иметь младшего брата? В Закрытом Городе правительство запрещает иметь семье больше одного ребёнка, так что... подобного опыта нет ни у него, ни у кого-либо из его знакомых. Интересно, а здесь, за стенами, тоже работает это правило? Или всё же нет? Неужели люди здесь могут сами решать, сколько детей им иметь? Нет, невозможно. Это же противоречит здравому смыслу, как ни взгляни. Одного ребёнка в нынешних реалиях сложно воспитать и вырастить достойным членом гражданского общества, а тут нескольких... Ыйджу просто не может представить себе подобный расклад.       — Обед готов, — оповещает всех Джо, выходя из кухонной зоны вместе с подносом, полным тарелок.       Они едят в полной тишине, сидя за круглым столом. Бён Ыйджу сначала косится недоверчиво на еду, которая не выглядит как то, к чему он привык за столько лет жизни в Закрытом Городе, но в итоге пробует, и его глаза расширяются от удивления, ведь его обед оказывается не просто съедобным, а ещё и очень вкусным. Кей замечает его реакцию и улыбается радостно. Они живут за стенами уже четвёртый день, но это первый раз, когда он видит своего друга не подавленным.       Когда их обед заканчивается, а в ресторанчике потихоньку начинают появляться голодные посетители, возвращается Николас. Он заходит так непринуждённо и деловито, словно никуда не пропадал на два дня, а просто выходил на время подышать свежим воздухом.       — Всем привет, — обращается он к их столику, — пойду к себе спать.       — Хорошо, я принесу тебе поесть, — мигом подскакивает со своего стула Джо, устремляясь на кухню.       Видимо, для Николаса в порядке вещей делать вид, что ничего не происходит.       Тётушка Ли, молча, провожает тёмным, тяжёлым взглядом Николаса, уходящего вверх по лестнице к жилым комнатам, а затем подскакивает на ноги и принимается собирать опустевшие тарелки обратно на поднос.       — Джо, я помогу тебе помыть посуду!       — Не надо, я сам справлюсь... — сопротивляется парень.       — Не спорь, — вручает тот гордо поднос с тарелками в руки Джо, догоняя того в кухонной зоне, — идём.       Ыйджу и Кей после обеда возвращаются в свою комнату. Николас не показывается, не встречается им случайно в коридоре, а беспокоить его — себе дороже, поэтому друзья просто ждут, пока тот сам появится. Вопреки всему, в этот вечер Кею не становится хуже, но он всё ещё чувствует себя обессиленным, пусть и не делает ничего: только ест и спит. Но он всё равно ощущает себя не так, как раньше. Ыйджу молчит на тему приступов. Кей понимает, что именно Бёну приходится справляться с его недугом, но обсудить эту тему у него не хватает ни сил, ни желания. Он сам не знает, что с ним происходит, может, он серьёзно простужен? Может, просто подхватил какой-то вирус? По-хорошему стоит обратиться в больницу, чтобы отыскать решение проблемы, но что-то внутренне Кею подсказывает, что делать это бесполезно.       Не внутренне об этом говорит жалостливый взгляд Бён Ыйджу, который смотрит на него так, как смотрят на труп некогда живого близкого человека. Этим взглядом сказано многое, например, причины, по которым Ыйджу не поднимает вопрос болезни Кея. Он что-то знает, и это что-то отравляет его.       К семи часам вечера Кей засыпает вместе с книгой, которую изучал, пытаясь найти в мёртвом языке знакомые ему буквы и уловить какой-то в них смысл. Он остаётся лежать на кровати, провалившись в глубокий сон, держа в руке открытую книгу с сонетами Шекспира, ту самую, которую любит читать Николас. Ыйджу выходит из комнаты и спускается вниз, на первый этаж. За одним из столов сидит Николас, рядом с ним — тётушка Ли. Они не видят Ыйджу, потому что он находится за их спинами.       — Тебе придётся рассказать им правду, — строго говорит мужчина в татуировках, — они уже здесь. Как долго ты будешь скрывать от них очевидное?       — Я бы скрывал ещё долго, если бы кое-кто умел держать язык за зубами, — злобно огрызается Николас.       — Если организм Кея справится с вирусом, он станет частью стаи, — говорит тётушка. — Тебе придётся рассказать ему о правилах.       — Ты же вожак, ты и рассказывай, — снова огрызается младший. — И ключевое слово "если". Если его организм справится с вирусом.       — Я бы так быстро не списывал его со счетов.       — Он не умрёт! — вмешивается в чужой разговор Ыйджу, показываясь, наконец, из дверного проёма.       И плевать, что эти двое поймут, что он специально подслушивал их разговор. В конце концов, они сами виноваты, что оказались слишком беспечными в выборе места для своей тайной беседы! Но нет. Кей не умрёт. Кей сильный! Этим вечером у него не случился приступ, а значит, что надежда есть. Может, вирус уже прижился в его теле и потому больше не будет приносить ему боль.       Конечно, услышав голос Ыйджу, эти двое оборачиваются и застают своего гостя в дверях коридора с лестницей, которая ведёт на второй этаж. Странно, что делают они это не резко, а их лица даже не выглядят удивлёнными, будто они заранее знали о чужом присутствии.       — Пожалуйста, о чём я говорил, — закатывает глаза тётушка и бьёт себя рукой по лбу.       — Расскажи мне правду, об этом городе за стенами, о Закрытом Городе, — просит, нет, скорее требует Ыйджу у Николаса.       Николас долго думает, хмурится, сканирует Бёна пристальным взглядом, словно в своей голове взвешивает все "за" и "против", но, наконец, поднимается со стула и идёт в направлении выхода из ресторана, указывая жестом, чтобы Ыйджу шёл за ним.       — Раз так хочешь, идём.       Они идут не так долго, кажется, минут двадцать-тридцать, но для Ыйджу это время ощущается вечностью. Он оглядывается по сторонам, чуть ли не спотыкается, потому что под ноги не смотрит, пытается разобраться в том, что его окружает, успеть заглянуть проходящим мимо жителям города за стенами. Некоторые смотрят озлобленно в ответ, некоторые — удивлённо разглядывают чужака.       — Проваливай отсюда, городской выблядок! — кричит ему пьяный в хлам мужик, валяющийся на асфальте в перепачканной рваной одежде возле крыльца какого-то магазинчика.       Видимо, спешил за новой порцией вина, но так и не дополз. Либо же обозлённые хозяева вытолкали старого алкаша прочь, на улицу.       — Заткнись, пока не прикончил, — вместо Ыйджу отвечает ему Николас, хватая парня за предплечье и таща за собой дальше по улице.       Бён начинает переживать, что они не успеют вернуться обратно до начала комендантского часа, но что-то также ему подсказывает, что сей факт никак не волнует Николаса.       — Нам сюда, — говорит ему Николас, указывая на старую и покосившуюся вывеску отеля.       Надпись так и гласит "отель", никакого названия, никаких координат и рекламы. Только сухая констатация факта. Пятиэтажное здание выглядит не слишком опрятно и аккуратно для того, чтобы быть временным пристанищем, скорее, напоминает заброшенный жилой дом, из которого когда-то давно переселили местных жителей в пользу его сноса и последующей новой застройки. Облицовка фасада частично обвалилась, обнажая уродливый серый кирпич, деревянные оконные рамы явно пропускали сквозняки, и в целом этот отель выглядел не слишком располагающим к приёму постояльцев. Но Николас сухо сказал: "нам сюда", а значит, у Ыйджу нет поводов с ним спорить. Сюда, так сюда.       — За что ты так ненавидишь Закрытый Город? — пытается вывести его на разговор Бён, оглядываясь в незнакомом и будто бы заброшенном месте.       Но Николас не отвечает, лишь ведёт дальше, по широким лестницам, выше, на третий этаж. И когда они достигают третьего этажа, Ыйджу, опасаясь, заходит за спину своего знакомого, потому что перед ним, прямо в холле отеля — стая обозлённых собак. Они скалятся, рычат и выглядят злыми.       — Успокой своих шавок, — требует Николас куда-то в пустоту.       Но вскоре из темноты появляется худой женский силуэт. Девушка выбирается из-за стойки администратора, скалится не хуже, чем её собаки. Её лицо с острыми чертами обрамляют короткие вьющиеся чёрные волосы, её взгляд — дерзкий, смотрящий насквозь словно рентген. Незнакомка свистит пару раз, и собаки послушно усаживаются, сменяя гнев на милость. Лишь настороженно смотрят на пришедших.       — Собачница, — представляет её Николас, и девушка усмехается, увидев скрывающегося за его спиной парня, — хозяйка этого отеля.       — Он не из наших, — говорит девушка, сложив руки на груди, — зачем ты его привёл?       — Его друг — носитель, — поясняет ей Николас, — вирус спал в нём десять лет. Сейчас пробудился. Сама понимаешь, вероятность выжить маленькая. Этот — хочет знать правду.       — А сможет ли он с ней жить? — задаёт правильные вопросы собачница, присаживаясь на корточки рядом с одной из огромных собак, чешет ту за ухом.       — Смогу, — отвечает Ыйджу самостоятельно, больше не прячась за Николасом.       Хватит с него пряток. Он сможет. Никто в него не верит, а он сможет! Ради Кея на всё пойдёт и всё выдержит.       — Этот отель, — говорит с ним собачница, — ночлег для обездоленных. Здесь можно переночевать, поесть, залечить раны за дёшево. Что тебя так перекосило? Думал, за бесплатно? В этом мире ничего не бывает бесплатно. Люди способны зарабатывать. Будут они делать это честно и легально, трудясь день и ночь на заводе разнорабочими, будут ли они делать это нелегально и грязно, продавая себя или грабя случайных прохожих, мне нет дела. Меня не волнуют их моральные установки или уровень дна, на которое они опустятся. Это всего лишь бизнес. Я кормлю и лечу уличных собак.       — То есть... жизнь собаки для тебя важнее, чем жизнь человека? — удивлённо переспрашивает Ыйджу.       Потому что в его голове не укладывается, что можно вот так относиться к людям! Хуже, чем к животным.       — Собаки — моя семья, — отвечает ему собачница, нахмурившись, — люди не сделали для меня ничего хорошего, чтобы их защищать. Особенно это касается людей, живущих внутри Закрытого Города. Сборище меркантильных мразей!       — Это не так! — спорит с ней Бён, сжав руки в кулаки. — Мои родители точно не меркантильные мрази. И ещё многие люди... учителя из школы, преподаватели из университета, да даже ребята из высшей лиги. Все, кого я знаю, они хорошие!       — Он городской, — шипит собачница, и собака рядом с ней начинает озлобленно рычать на Ыйджу, — зачем ты его привёл, Николас? Его мозги промыты системой.       — Он сам захотел столкнуться с новой реальностью, — жмёт тот плечами, освобождая себя от ответственности за свой странный поступок.       — Как благородно с твоей стороны, — усмехается собачница, поднимаясь на ноги и подходя ближе к гостям, — либо ты хочешь угробить его психику окончательно, либо твой внутренний волк...       — Молчи, — велит ей Николас.       Девушка вдруг смеётся во весь голос, но быстро успокаивается и к прошлой теме не возвращается.       — Как только Николасу удалось сбежать из экспериментального центра Закрытого Города, он пришёл сюда, — говорит собачница, указывая на свои владения. — Потерянный, измотанный, еле живой, любой бы посмотрел на него и подумал... не жилец. Не протянет и недели. А он протянул. Смотрел на всех озлобленно, словно пытался убить взглядом каждого, кто приблизится слишком сильно, только собак к себе пускал, словно чуял в них что-то родное.       — Тогда я понял, что вирус, который пустили в мою кровь, заставил мой организм измениться, — говорит Николас. — Тоже самое происходит и с Кеем. Он не совсем... человек.       Ыйджу удивлённо косится то на парня, то на девушку. В смысле Кей не совсем человек? В смысле Николас почувствовал что-то родное в собаках? Что всё это значит?       — Стая... Вожак. Собаки, — перечисляет всё, что знает Бён.       — Когда-то в художественной литературе, на мёртвом языке, таких людей называли оборотнями, — продолжает собачница, — но оборотни — мифические существа. А Николас — реален. Живой, из плоти и из крови, только отличается от людей. Искусственно разработанный учёными вирус заставил его организм мутировать.       — Зачем было нужно создавать что-то подобное? — не может поверить в услышанное Ыйджу.       — Чтобы создать непобедимую армию. Эффективное живое оружие, способное беспрекословно подчиняться Закрытому Правительству. Только вот их эксперименты обернулись против них. Вирус прижился лишь у трёх процентов испытуемых. Большая часть подопытных детей — погибла. Некоторых отпустили домой, предварительно устроив искусственные провалы в памяти.       — Кей был там, со мной, — говорит Николас, и голос его становится надломленным, тихим, — его привили, но ничего не случилось. Вирус никак не проявил себя, и его отпустили домой.       — А тебя? — спрашивает Ыйджу, хотя заранее знает ответ.       — А меня изучали, как успешный образец, пока я не сбежал.       Бён трёт руками виски, потому что голова гудит от количества информации. Правительство, которое самолично отдаёт приказ разработать нечто настолько ужасное? Вот такая на самом деле реальность Закрытого Города? То есть, всё это время Кей был прав? Он был прав в том, что начал сомневаться в идеальности системы? В её безопасности? Если вирус прижился только у трёх процентов испытуемых, страшно представить, сколько невинных детей погибло! И всё ради чего? Ради какой-то глупой высшей цели? Разве можно устраивать мир на человеческих костях? В голове не укладывается!       И всё-таки. Там его дом. Там его семья, и Ыйджу уверен в том, что его родители не сделали ничего плохого, они не несут ответственности за неправильные действия и просчёты правительства, тогда почему они должны быть меркантильными ублюдками по определению? И ведь не только его родители. Ыйджу уверен, что большая часть населения никоим образом не способствовала подобным экспериментам! В Закрытом Городе живут хорошие люди... Он никогда не видел ни насилия, ни злобы, не слышал даже нецензурной брани в чью-то сторону. Мир вокруг него, общество, в котором он вырос и повзрослел, он не помнит ничего плохого или неправильного. Неужели... неужели вся проблема в правительстве? Именно оно должно нести ответственность за эти ужасные эксперименты!       И Кей... Кей ведь тоже был там. Был среди тех детей, которых забрали ради высшей цели. И теперь он страдает из-за высокомерности и жадности правительства. Но это всё равно не значит, что можно весь город сюда, под одну гребёнку. Если бы люди знали... они бы не допустили. Ыйджу уверен в этом.       — Если ты захочешь спасти Закрытый Город, то станешь моим врагом.       Вырывает его из размышлений Николас, когда собачница уходит вместе с собаками, потому что наступает время кормёжки и отбоя. До комендантского часа остаётся всего-ничего, а им ещё возвращаться обратно.       — Я бы хотел связаться с семьёй, — честно признаётся ему Ыйджу, когда они выбираются наружу из отеля. — Сказать, что я жив.       — Твоя мама в курсе. Я сообщил.       Он сделал... что? Ыйджу замирает посреди дороги слишком неожиданно. Николас замечает не сразу, проходит ещё несколько метров вперёд, когда, наконец, оборачивается, замечая оставшегося стоять истуканом Бёна. Медленно сгущаются сумерки, а город накрывает темнота, словно гигантский шёлковый платок.       — Не могу поверить в то, что ты хороший человек, Николас.       — И правильно, — усмехается тот, — никогда не думай, что я хороший человек.       Николас... Если честно, Ыйджу всё ещё не понимает, что он за человек. Он не оставляет своих людей в беде. По словам тётушки Ли только Николас искал пропавшего Сонхуна, хоть его поиски и не увенчались успехом. Только Николас помог Кею выбраться из тюрьмы и избежать смертной казни. Только Николас, пусть и действует эксцентрично, хладнокровно, но только он отвечает на вопросы, показывает, как идёт жизнь за стенами. Только Николас, пусть он на самом деле и не человек вовсе, ведёт себя как человек. Это то, что так отчаянно хочет видеть и замечать в нём Ыйджу. Но вторая его часть, та самая часть, отвечающая за разум, кричит, что Николас опасен. Он убивает людей, он ненавидит Закрытый Город, он сам из себя — полное отсутствие человечности. Он монстр, пусть и искусственно созданный, не способный к эмпатии психопат, страдающий неконтролируемыми приступами агрессии. Николас — весь из себя — словно поездка на американских горках. Из крайности в крайность. И от этого ещё страшнее, ведь никогда не знаешь, что от него ожидать.       — Эй, милый, — Ыйджу чувствует прикосновение к своему плечу и резко оборачивается, встречаясь глазами с вульгарно одетой девушкой, встретившейся им в подворотне. — Боже, что ты так пугаешься? У тебя такая симпатичная мордашка. Не хочешь развлечься?       — Развлечься? — переспрашивает Бён, сам не понимает, почему не уходит от неприятного прикосновения.       — Ты такой симпатичный, что я готова отсосать тебе бесплатно. Давай, соглашайся, я сделаю приятно, — настаивает девушка, хватаясь за его плечо ещё крепче, будто бы вонзаясь своими длинными накладными ногтями.       Ыйджу искренне пытается осознать, что происходит, потому что впервые сталкивается... с чем-тот подобным, пошлым и отвратительным, как руку девушки с его плеча скидывает резким движением Николас.       — Руки убери, этот мальчик мой.       Так вот какой этот мир на самом деле? Вот такие здесь устои и правила? Именно так здесь зарабатывают себе на жизнь? Как говорила собачница, всё равно, легально это будет или нелегально, хоть продавая себя или грабя прохожих. Это просто способ выжить.       — Комендантский час скоро, вот всякая шваль и повылазила на улицы, — усмехается Николас, сплёвывая себе под ноги.       — Ты опять меня спас.       Тот жмёт плечами.       — Я спасал себя. Она бы и ко мне пристала, — отвечает ему Николас, поворачивая за угол. — Мы почти пришли.       И правда. Улица теперь кажется Ыйджу знакомой, пусть и тёмной. Тусклый свет фонарей слабо освещает невысокие захудалые дома. Однако, Бён так часто разглядывал их из окна его с Кеем временной комнаты, что он без труда их узнал даже при таком освещении.       — Зачем ты тогда меня поцеловал? — вдруг ни с того, ни с сего спрашивает Николас, останавливаясь у входа в ресторанчик Э Лан, смотрит на Бёна тёмным, нечитаемым взглядом.       — Это вышло случайно, — честно отвечает Ыйджу, потому что он и правда не знает, зачем это сделал.       — Больше так не делай.       — Ты это уже говорил.       — Я ведь не человек, — усмехается Николас, — я чувствую твои желания на уровне инстинктов. Иди спать. Мне ещё надо разобраться кое с чем.       — Но ведь... комендантский час. Опасно, — пытается отговорить его идти куда-либо Бён.       Николас вдруг неожиданно берёт Ыйджу за руку и прикладывает его ладонь к собственной груди, ровно туда, где должно находиться сердце. Бён смотрит сначала на свою ладонь на чужой вздымающейся от дыхания грудной клетке, затем переводит взгляд на лицо Николаса. Кажется, даже не дышит.       — Расскажи, что ты чувствуешь.       Ыйджу молчит. Что он должен ответить?       — Чувствуешь биение моего сердца? Я жив, всё хорошо. Не бойся за меня, и тем более не привязывайся. Ты всё равно рано или поздно станешь моим врагом. А теперь иди спать.       Ыйджу кивает и заходит в ресторан, где его встречает Джо, пьющий горячий чай за одним из столиков. Он предлагает Бёну тоже налить, но тот отказывается, решив, что лучше и правда лечь спать. Как минимум, чтобы переварить информацию, полученную за этот день. Как максимум, задуматься, правда ли он хочет поцеловать Николаса ещё раз, всё ещё ощущая фантомное прикосновение к чужому телу, пусть и через одежду.       Когда Ыйджу ложится на свою кровать, отмечая, что сон Кея всё такой же спокойный и крепкий, тусклые фонарные огни за окном гаснут окончательно.       Начинается комендантский час.