В конце они умрут.

      Пробуждение Рюрико было внезапным и болезненным: сначала дернулось тело, отходящее от иллюзий бессознательного мира, а после вылетел стон. Правую руку жгло волнами, что распространялись от кончиков пальцев и следовали до сгиба локтя. Спина стонала от неудачного приземления, но тем не менее не так выла от полученной травмы, сколько упомянутая ранее конечность. Колено левой ноги периодически стреляло спазмами, не давая нормально пошевелиться на куче, куда она прилетела несколько часов назад, ударившись головой о прикрытый полиэтиленом мусор.       Глаза удалось открыть ни с первой, и даже ни со второй попытки. Веки с большим трудом разлепились, пытаясь сфокусировать взгляд перед собой, но в итоге все равно получалось одно большое размытое пятно с темными точками, которые никак не хотели уходить. Снова прикрыв глаза и надавив на них работоспособной левой рукой, та попыталась снова увидеть хоть что-то перед собой: прорисовалась голубая полоса неба, с двух сторон окруженная крышами стоявших вплотную друг к другу строений, между которыми находился переулок, в котором сейчас и была девушка. Но помимо чистого неба и грязных стен домов, а также труб, которые выступали от вертикальной поверхности, та снова заметила черные точки, которые так и не покинули ее. Повернув голову, чтобы разобрать, что именно она сейчас наблюдает, японка мелко дрогнула и сжала зубы от очередной волны боли, настигшей ее при неудачном шевелении правой руки. Но ее сейчас мало волновал подозрительно выпирающий из-под кожи сустав кисти, сколько два пустых взгляда направленных на нее из открытой форточки окна. Отвратительные физиономии с еще сохранившимися чертами лица взирали на нее, не скрывая своих прямых намерений, однако сделать что-либо не могли: судя по всему, те застряли, когда учуяли запах добычи и ломанулись в одно узкое пространство на пару. Одна обглоданная рука свисала вниз, качаясь словно маятник из стороны в сторону. Потянулся рык, но не собачий и не человечий - более низкий, утробный. И от того он становился более устрашающим: холодный и безжизненный, производящийся за счет еще сохранившихся связок, как и их обладатели, которые рано или поздно просто истлеют и засохнут, оставляя после себя мрачные пятна и запах разложения.       Капля упала на лицо Рюрико, заставив ее зажмуриться от отвращения. Из пасти сверху капала слюна, соблазненная запахом крови, оставленной девушкой. Та хотела была уже вытереть сгусток свободной рукой, но осеклась, заметив, что подушечки пальцев были изрезаны, а посередине ладони тянулся длинный красный след. Видимо, та оставила его во время побега или приземления.       Конечно, кровь уже успела свернуться, но лишний раз рисковать не хотелось, а потому та просто убрала руку обратно, только сейчас подмечая под собой запах тухлятины и кислоты, которая смешивалась с запахом ее собственного тела. Она приземлилась прямо на мусорный бак, который не успели, на ее удачу, убрать до катастрофы. Частично сгнившие и разложившиеся остатки человеческой жизнедеятельности смягчили падение с высоты: если бы она ударилась о пустое дно, то, вероятно, и не проснулась бы вовсе.       Надо уходить, - промелькнула мысль в голове, однако реализовывать она ее не спешила, продолжая лежать и смотреть вверх, порой пересекаясь в нездоровом любопытстве с бывшими сородичами. Редко можно было видеть их в такой близости и рассматривать без страха быть атакованным. Но хорошего в созерцании такой картины было мало, потому что злость смешивалась с брезгливостью и одновременно с крупицей простого человеческого сострадания. За каждым трупом была своя история, которую уже никто и не узнает. Они, без рода и племени, были тенью собственного прошлого.       А Рюрико еще была настоящей - она была живой и чистой, у нее была цель.       Прождав десять минут, та снова пошевелилась, стараясь не опираться на правую руку, и приподнялась, выглядывая обстановку с внутренней готовностью обнаружить врага, но периметр был чист. Втянув воздух, та схватилась левой рукой за край мусорки и свесила левую ногу, сцепив зубы от поразившей колено боли. Подтянувшись, перебросила следом правую ногу, ненароком ударив пустые бутылки, что тут же зазвенели, вызвав цепную реакцию: сверху послышался рык и хрип, чередовавшийся между собой то одним, то другим.       - きさま, - прошипела темноволосая и подняла правую руку вверх, охнув и едва не завалившись назад от резко накатившей слабости, парализовавшей все тело.       Глубоко вздохнув и выдохнув три раза, та наклонилась и выставила вперед ноги, которые приземлились на сухой асфальт и тут же подкосились, отчего девушка упала на задницу и левую руку, проехавшись левой ладонью по поверхности и оставив красную полоску от вновь потревоженных порезов. Скулеж вырвался и завис в тишине.       - きさま, - снова повторила она и сморгнула подступающие слезы.       Тело опять охватила слабость. Откинувшись назад, Рю дала себе еще немного времени на передышку попутно замечая выкинутый рюкзак, валяющийся рядом с мусоркой. Там же валялась бита, которую та кинула в открытое окно автоматически, не задумавшись. Прижав к себе правую руку и стараясь не замечать боль, та почувствовала уплотнение между туловищем и конечностью - пистолет был на месте. Искать нож было бесполезно, поскольку последний раз она его видела с собой в офисе, когда произошла стычка.       Голова повернулась вбок и задралась, смотря в сторону окна, где все так и находились невольные наблюдатели ее мучений. Что стало с теми тремя, которых она благополучно покинула, оставив наедине с толпой, Рю не знала, но мысли о их спасении даже не допускала. Вероятность выбраться из такой передряги целиком и в полном составе крайне низкая. А если два трупа скользнули за ней, то, скорее всего, ряды пустоголовых были пополнены еще тремя некогда живыми людьми.       - すいません, - шепнула в пустоту Такаяма и отвернулась.       Наконец-то поднявшись на ноги, прихрамывая на левую сторону, она пошла в сторону рюкзака, наклоняясь и накидывая лямку на левое плечо, ощущая тяжесть собственных припасов, которые до этого удавалось распределить равномерно за счет второй руки. Осматривать ее она пока не спешила: для начала нужно найти более укромное место.       Дойти до биты японка смогла не сразу.       Ее движение остановилось после едва слышимых шагов. Быстрых и легких, слегка ползущих, не похожих на передвижение человека. Обернувшись в сторону звука, девушка сразу подтвердила свою догадку и тут же напряглась: из-за поворота вышла небольшая рыжая шавка, притворно виляя хвостом и открыв пасть, в которой девушка не сразу различила зубы. Темные глазенки выглядывали из-за надвинутых бровей, проваливаясь вглубь черепа, отчего общая картина становилась еще более напряженной и рискованной, учитывая, что источником вируса могли служить не только зомби, но и животные. Однако, как успела оглядеть остановившуюся псину она, та не была ни укушена, ни ранена - рыжая шкура частично была покрытая грязью, а шерсть местами свалялась, образовывая колтуны, но характерных бурых пятен не было. Тем не менее, не стоит вестись на внешний вид сразу, ибо разгадать, что в голове у явно оголодавшей твари, девушка точно не могла.       Темная пасть сомкнулась, когда псина сделала еще пару шагов, наклоняя тощую голову вбок. Одно ухо было разорвано, свисая с хряща тонкой кожицей.       Рюрико сглотнула и оторвала на мгновение взгляд в сторону биты, до которой нужно было сделать пару шагов и наклониться, а после подхватить. А это означало повернуться к хищнику спиной, что ни в коем случае делать нельзя, точно так же, как и смотреть в глазенки, которые неотрывно глазели на фигуру человека, заинтересованные в том, что находится под слоем одежды. Розовый язык на мгновение высунулся из чернеющего рта и облизнул уголки, капая белесой слюной на асфальт.       "Кровь могла почуять", - подумала про себя девушка, кинув быстрый взгляд на сжатые ладони, покрытые тонкой розовой пленкой, почти засохшей, но все еще издававший легкий запах.       Снова послышались шаги: отросшие когти скреблись об асфальт - с таким же звуками она в той жизни распознавала вялую походку Тсуки по ламинату.       Больше не думая и надеясь на удачу, Рюрико метнулась к последнему оружию. Волосы на затылки встали дыбом от короткого утробного рыка и колыхания ветра, с которым обезумевшее животное прыгнуло на нее, стараясь вцепиться в бедро, но лишь клацнула рыхлыми зубами и порвала ткань, заваливаясь на бок. Но цели она частично добилась: слабая девушка упала следом на асфальт, зашипев от боли в ладони и правой руке, которую непроизвольно выставила, как опору. Жгучая волна прошлась по всей конечности, отчего в глазах на мгновение потемнело. И лишь чудом японка успела выставить левую руку и преградить путь разинутой пасти к собственному горлу, давая шавке вцепить в предплечье и недовольно заурчать, матая тощей головой туда-сюда. Через ткань прошли клыки, царапая кожу и протыкая ее.       Японка завалилась на спину, жмурясь от когтей, которые впились в районе ее грудины, а задние лапы давили на внутреннюю сторону бедра и кости таза.       Кратко взвыв от усиливающегося давления челюстей, Рю сжала ладонь правой руки в кулак и двинула ей по глазу шавки, снова застонав от потока боли. Хватку животное не опустило, мимолетно взвизгнув, но частично сползла с тела бывшей студентки, чем та и воспользовалась, ненароком воспроизведя кадры из недалекого прошлого, где ее противником так же оказалась собака. Ноги обхватили нижнюю часть туловища животного, сцепив лодыжки на крестцовом отделе и сжав, вынуждая занервничавшую тварь потерять опору на задних лапах. Левую руку Рюрико отвела чуть в сторону, давая правому плечу пространство, а после, громко выматерившись, схватила дрожащими пальцами правой руки горло животного, надавливая большим пальцем на небольшой выступ в глотке, который был виден из-за выпавшей шерсти. Указательный и большой палец обхватили остальной участок глотки, сдавливая с имеющей силой, которую позволяла поврежденная конечность.       Наконец-то собака выпустила предплечье в попытке перехватить другую руку, но тут же взвизгнула снова, когда левая ладонь так же дернулась к шее животного, одновременно помогая сдавливать глотку и отдалять от себя хаотично защелкавшую пасть, из которой летела слюна, капая на исказившееся в ненависти и агонии лицо девушки. Оба пальца давили на трахею, впиваясь обломанными ногтями других пальцев в загривок, фиксируя голову...       Хруст.       С отвращение отдернув руки и перекатившись на грязному асфальте, та подняла расширенные глаза на дрожащую шавку. Лапы той задергались, а из пасти доносился хрип с секундным повизгиванием. Огромные глаза выглянули из-под надвинутых бровей, превратившись в два надутых шарика. Темнеющая дыра была окружена покрасневшим белком, который вот-вот норовил лопнуть, по мнению японки, что, больше не задерживаясь, двинулась в сторону биты, обхватывая и сжимая деревянную поверхность похолодевшими ладонями. Ноги двигались отдельно от разума, который фиксировал в памяти три мутных пятна, что выглянули на звук недавней битвы и стали шаткими дерганными движениями пробираться к мучающемуся от асфиксии бродяге. Что было дальше, она уже не видела, но отчетливо слышала истошный собачий вопль и бульканье, в котором затонула разорванная чужими руками морда, сопровождавший ее несколько секунд, пока не стих, погрузив округу в мнимую тишину.       Уйти далеко девушка не смогла, когда из-за машины, выскользнула фигура трупа, ведомая эхом пожираемого животного. Японка спряталась за невысоким кузовом, вжав голову и отслеживая движение недруга через стекло авто, двигаясь параллельно ему в противоположную сторону и стараясь громко не дышать. Но, как и следовало ожидать, за первой фигурой последовала и вторая, и третья, и четвертая, направляясь туда, где только-только была она. Задержавшись хоть на мгновение в злополучном переулке, Рюрико имела шанс стать одной из теней, населявших некогда бьющий жизнью город.       Воровато оглядевшись и прижавшись телом к нагретой поверхности машины, Такаяма увидела фургон. Потертый, с распахнутой дверью, которая висела на добром слове, но хоть какое-то укрытие на ближайшие два метра, что она пересекла чуть ли не на четвереньках, оглядывая то одну, то другую фигуру и едва не появившись перед носом третей, когда достигла цели, чуть ли не влетев внутрь и прикрыв дверь, оставляя небольшую щель. Стекла были выбиты, а осколки валялись прямо на асфальте, хрустя под весом искривленной тучной фигуры, что лишь дернула серой безмозглой башкой в сторону скрипнувших петель, затормозив на пару мгновений, а после продолжила путь, не вглядываясь в темный салон. Только две чернеющие дыры на месте носа со свистом втянули воздух, но не учуяв ничего такого, тут же замерли.       Японка подрагивала, не слыша больше ничего кроме собственного сердцебиения, что выбивало все посторонние звуки, перекрывая ушные перепонки эфемерными наушниками с заедающей за месяцы странствий мелодией. Орган внутри, спрятанный за ребрами и грудной клеткой, бухал и тарахтел, как мотор старой машины, заглохшей где-то на десятом километре от ближайшего населенного пункта в пургу.       Рука мертвой хваткой держала ручку двери, поглаживая ее большим пальцем, мысленно прося продержаться до того момента, пока Рюрико снова не выйдет на улицу. Другая же рука прижимала к пропахшему мусором телу биту, головка которой касалась взмокшего виска девушки.       Справляться с паникой, как бы странно это не звучало, с каждым подобным моментом выживания становилось все сложнее и сложнее. Сказывалась на том и усталость, и недосып, и страх - самый главный враг, который одновременно был самым главным мотиватором для дальнейшего движения и попыток спасти собственную шкуру от неумолимой смерти, что дышала в затылок, обдавая темные короткие волосы своим чужеродным и холодным воздухом, пробиравшегося под слои одежды и касавшегося натянутого кожей скелета.       Зубы впились в нижнюю губу, терзая потрескавшуюся плоть.       Едва отцепив взгляд темных глаз от происходящего там, через узкую полоску света, Такаяма оглядела небольшое пространство фургона, разглядывая его содержимое и стараясь выцепить хоть что-то в потемках. Первым попалось нечто поблескивающее, что приманило все внимание Рюрико и заставило ее слабо улыбнуться.       Вода.       Ее бутылку забрали те трое. И сейчас, лишенная еды и крова, та могла только мечтать, чтобы милосердные Боги послали ей хотя бы воду. Такую холодную, живую и свежую, от которой все нутро прошибало светом и отражалось в поблескивающих глазах. Смерть от обезвоживания была нормой в условиях стоящей жары, которая настигла их этим летом. Сама Рю не брезговала после короткого дождя пить из лужи, ложась грудью на остывшую дорогу, притягивая лицо к отражавшему небу источнику жизни. Словно кобыла, прихлебывая и давясь, та всасывала жидкость вместе с грязью, изредка вскидывая голову, словно на водопое и высматривала охотника, который мог подкрасться незаметно и вероломно впиться сгнившими зубами в глотку. Всегда был риск того, что жидкость будет заражена, но желание шло вровень с этим предупреждением и почти всегда выигрывало.       Поскольку одна из рук была занята удерживанием двери, Рюрико отпустила оружие и потянулась к бутылке, выгибаясь всем телом и стаскивая зубы от боли, которая волнами от меньшей к большей возвращалась к ней после выброса адреналина. Снова заломило правую руку, которая удерживала ее укрытие, левой, искусанной, та подцепила заветную вещь и притащила к себе, слегка скребя пластиком о днище багажного отсека.       Прижав к себе находку, будто новорожденного ребенка, переданного в руки родительницы, та улыбнулась, прикрыв глаза на мгновение, которого могло хватить, чтобы выключиться и одновременно для того, чтобы обрадоваться своей минутной удаче. Хотелось плакать, но слезы не лились, оставленные на будущее.       Решив, испытать удачу во второй раз, Рюрико снова окинула небольшое укрытие внимательным взглядом, рассчитывая найти если не пакет еды, которую не успели вытащить хозяева, то хотя бы что-то из нее, будь та упаковка лапши быстрого приготовления или батончик. Жрать хотелось до боли в кишках, что стянулись в тугой узел и ныли. Что-угодно: она не побрезговала даже освежевать убитую ею же собаку, если бы этого хватило времени. Собачатина, кошатина, крысы, - все это на свой страх и риск, граничащий с омерзением в первые недели, стало привычным рационом питания и единственным источником мяса. В сельских местах с этим, наверное, дела были куда лучше - там был скот, который можно зарезать и консервировать, насколько позволяли погреба в отдельных домах, если таковые были. А если и не было, под рукой всегда была земля, которую можно раскопать и сунуть туда на хранение источник белка. Да и к тому же, в сельской местности было куда легче, чем в городе - плотность населения не велика, а из любого дома можно было создать настоящую крепость, отгородив от остального мира крепким забором. Это не многоэтажные дома с крохотными квартирами, которых было до шести на этаже и из которых можно было выбраться лишь через окно в случае облавы: и то был не факт, что ты не сорвешься и не разобьешься в попытках бежать.       Глаза так и не нашарили еду, отчего взгляд Такаямы тут же потух, но разгорелся снова, когда на стене она увидела распахнутую аптечку. Часть содержимого, видимо, была обнесена другими гостями, а часть валялась на старой куртке.       Рю шумно сглотнула, прикидывая, как с ее положением можно будет добраться до другого края фургона. Если она отпустит руку, то дверь, которая прикрывала ее местонахождение, распахнется и издаст достаточно шума, чтобы рядом блуждающая тварь решила заглянуть на огонек. Можно было бы попробовать доскрести до себя медикаменты с помощью биты, край которой как раз-таки дотягивался до одежды. Оставалось только изловчиться и через боль покусанной руки удержать тонкий край увесистого куска дерева, когда-то покрытого лаком.       Сморгнув подступившую влагу, японка задержала дыхание и попробовала реализовать задуманное, как тут же выронила биту, так и не подняв ее. Левая рука зашлась в судорогах, а место, разодранное собачьими клыками горело и ныло, отправляя боль чуть ли не до самого мозга. Перед глазами на мгновение все потемнело и потеряло смысл, как обычно бывает при обмороках: тело все еще сохраняет устойчивость, однако разум уже не работает, отсылает последние импульсы и затихает до момента пробуждения. Легкие будто сковали цепями, что тут же стали сужаться и царапать грубой поверхностью нежные ткани органа. Кислорода же и вовсе не было в теле, когда Рюрико заныла, откидывая голову назад и стараясь сфокусировать взгляд на темном, проржавевшем потолке. Карие глаза цеплялись то за одну, то за другую дыру и темно-рыжие пятна, которые в стоявшем мраке казались отверстиями-порталами в никуда. "Никуда", где было холодно, голодно и страшно от внимания неизвестных, которых и не разглядишь в абсолютно черном пространстве.       Неконтролируемые, громкие для погибшего города звуки вырвались изо рта девушки.       После стихло все.       Тишина давила и пугала. Такаяма на мгновение даже подумала, что потеряла слух, медленно возвращаясь обратно. Приходилось напрягать голову, которая шла кругом, и представлять, что она плывет по морю. Японскому морю, на котором в далеком прошлом Камикадзе погубил флотилию монголов-завоевателей. Она гребла по темно-синим волнам, глотая соленую воду и почти задыхаясь от ужаса, который наполнил тело вместо крови, заливая сосуды. Талассофобией она никогда не страдала, но сейчас теряла голову от отчаяния, когда новая штормовая волна перекрыла взор в сторону земли, которая отдалялась от нее каждый раз, когда она совершала очередное движение руками и ногами, рассекая плотную воду.       Японское море... Море... Окинава... Япония...       Голова повернулась в сторону, после чего все тело замерло. Глаза, словно загипнотизированные, смотрели прямиком в светло-зеленые, выцветшие зенки, которые торчали из раскрывшегося проема фургона: рука, которая до этого держала дверку, плетью упала вниз, давая возможность каждому желавшему увидать обмякшее тело Рюрико. Женское лицо было светло-серого оттенка, обглоданные губы давали возможность увидеть десна и желтые зубы. Челюсть свисала, отчего рот был приоткрыт и показывал синий язык, который тонул в темнеющей глотке мертвеца.       Крик застрял в горле, когда Рюрико просто дернулась прочь, отпихивая ногой кинувшееся на себя отродье. Подошва мазнула по морде трупа, но тот лишь качнулся назад и с визгом бросился обратно, протягивая единственную руку и стараясь уцепиться тремя не оторванными пальцами за штаны уползающей добычи. Опираясь на колени и игнорируя всеми возможными способами спазмы в левой ноге, Такаяма ухватилась ладонями за передние сиденья. Краем глаза она следила за ворохом бинтов и упаковкой таблеток. Дальнейшие шаги пришлось совершать в крайние сроки: пальцы ухватили возможное и сунули в рот, зубы зажали между собой находку, - после чего Такаяма перевалилась вперед и тут же потянулась к ручке двери, распахивая ее и выкатываясь на улицу. Тело ничком упало на асфальт, нос и губа заболели от столкновения с твердой поверхностью, но зубы та не переставала сжимать, ощущая солоноватый и стерильный вкус, а также остроту блистера в натянутом уголке губ.       Локти задвигались вперед, вытаскивая тело полностью из салона машины до того, как преследующий высунулся вперед, стукаясь пустой головой о потолок и завывая от иллюзорной боли.       Рюрико попыталась встать, но завалилась обратно, не ощущая устойчивости в ногах. Перекатившись на живот, та стала дальше тащить тело на локтях, сжимая в руке основание биты, конец которой шаркал по пешеходному переходу, создавая еще больший шум, который был организован самой японкой.       Сзади послышался хлопок.       - いえ、いえ, - затараторила девушка и задергала ногами, когда чужая рука впилась в ее икру, стараясь прорвать преграду в виде одежды и дотянуться до манящего тела, скрытого от блестящих в бессмыслии глаз.       Перевернувшись на спину и выгнувшись из-за толстого рюкзака, Такаяма стал бить свободной стопой по твари. Со стороны это выглядело нелепо и жалко, когда подошва ботинка промахивалась, либо почти никак не причиняла вреда мертвецу, который уже навалился на ногу и смотрел прямо в лицо, скрытое за темными волосами.       Наконец плотная подошва смогла ударить промеж глаз мертвеца.       Вырвать ногу так же удалось. А дальше Рюрико снова провалилась в беспамятство. Происходящее было словно в кадрах, оборванных неумелым редактором при обработке снятого видео. Она не помнила, но ощущала, как обхватила двумя руками биту и наотмашь ударила ею, попадая по щеке. Шейные позвонки нападавшего хрустнули и пострадавшая башка дернулась в сторону, отрезая разинутую пасть от бедра, куда уже нацелились зубы ублюдка. Отползя еще немного, девушка осознавала, что уткнулась в фонарный столб и с помощью его поднялась. Ноги дрожали, но уже могли удерживать налитое свинцом тело. Бита снова со свистом рассекла воздух и ударила по макушке, пробивая череп и заставляя мертвеца упасть низ, ломая нос.       До ушей донесся новый звук хрипа, но уже с другой стороны. Мертвые стали приближаться, манимые схваткой за выживание, - а потому оставалось только бежать. И Такаяма побежала, спотыкаясь о собственные ноги и пропуская мимо своего внимания раздавшийся звук выстрела и колыхание за спиной, где ее почти нагнал самый шустрый из трупов. Она бежала туда, где видела дорогу, проскакивая по переулкам и огибая машины, неуклюже карабкаясь через развороченный капот. Последнее, что она помнила, как глотку стала драть сухость и она, заметив мусорный бак, кинулась к нему, заваливаясь внутрь и прикрываясь мешком, затаив дыхание, чтобы через пару минут снова вырубиться.       Сколько прошло времени, Такяма не знала. Не знала, что и наблюдала перед собой, когда очнулась, но первой мыслью был ужас. Она, не понимая, почему ничего не видит, дернулась, но услышав шуршание тут же успокоилась, ощущая болезненное ускоренное сердцебиение. Перед глазами была не не проглядная тьма. Она не умерла и не скиталась своей истерзанной душой по Дзигоку.       Сил не было. Не было сил, чтобы думать, чтобы подняться, чтобы смотреть. Поэтому Рю снова закрыла глаза, отдаваясь бессилию. Она уже не думала ни о доме, ни о том, что скорее всего и умрет здесь - в горе мусора, в котором после станет ходячим трупом, который с рюкзаком будет пытаться вызволиться из ловушки, подобно черепахе, которая перевернулась на панцирь и качалась туда-сюда.       Она снова отключилась, пребывая в небытии. После снова проснулась и снова выключилась.       Раскрыв глаза снова, Такаяма ощущала себя все так же ужасно, но чувствовала легкий, едва ощутимый прилив сил. Отдых, который вряд ли можно было назвать таковым, позволил ей отодвинуть мешок в сторону и поглядеть на алеющее небо перед глазами. Наступил вечер. Она прожила день, хоть и не помнила его, а теперь осталась один на один с наступающей ночью, шансы выжить в которой были минимальными. Особенно для нее, у которой уже какие сутки не было пропитания.       Подняться и вылезти удалось через полчаса. Вокруг снова не было никого, будто такие вот места отпугивали мертвяков стоявшим запахом плесени и отходов, которые уже не воспринимал нос Рю. Та прислонилась к железному краю мусорки и поглядела внутрь, находя медикаменты, которые выпали из ее рта во время отключки и теперь смешались с общей массой сгнивших отходов. Использовать их не было смысла, однако таблетки та подобрала, кое-как сгибая пальцы левой руки и цепляя серебряную упаковку. Один из бинтов ей удалось спасти, поскольку тот скатился между ее шеей и плечом, в то время как другой моток потонул между смятыми отсыревшими пакетами из забегаловки.       Бутылка с водой, которую она нашла в машине, так и осталась в ней во время побега.       Моргнув, Рю развернулась и огляделась по сторонам. Глаза пробегались по однотипному пейзажу, повторявшемуся из района в район. Серые стены, трубы, распахнутые окна квартир, хозяева которых уже никогда не вернутся в них. Пустые, разрушенные и обедневшие от отсутствия человека. Какой смысл в бетонных стенах, если те, ради которых они воздвигались, уже не требуют от них защиты и тепла, которое создавали сами своим присутствием?       - Дом... - печально прошептала Рюрико, - дом...       Взгляд прошелся по верхним этажам хлипкого на вид квартирного дома, от одного края до другого, а после вернулся обратно к приоткрытому окну на третьем этаже. Не зная, как и чем было вызвано это чувство, но отчего-то ей казалось, что в тот самом окне она должна будет оказаться до захода солнца. Стекло отражало лучи, светясь и маня к себе, приглашая путницу. Нужно только было пересечь дорогу и как-то вскарабкаться вверх. Но только как - она не знала. Заходить в подъезд и пытаться пройти с помощью двери, которой возможно и вовсе не было - все равно, что прыгнуть в реку, переполненной крокодилами. Неизвестно, сколько ходячих могут околачиваться внутри. Может и вовсе никого не быть, но проверять не хотелось.       Терять было нечего, а задерживаться - нельзя. Поэтому, убрав биту в небольшую петельку, которую она пришила сама к своему ранцу, та стала идти к этому свету, словно мотылек, летящий на горящую лампу, от которой и погибнет.       - А вдруг там еда есть... - пробормотала себе под нос Рю, разговаривая сама с собой. - Или вода. Я еще в туалет хочу...       Оказавшись впритык к дому, та увидела пожарную лестницу, по которой вскарабкалась, стараясь меньше всего держать вес на правой руке, боль в которой все так же прошибала конечность. Крыша первого этажа, на которой были только небольшие выступы вентиляции и все те же трубы, была пустой: только красные полосы давно засохшей крови пачкали темную поверхность, но внимание на этом японка не заостряла, продолжая глазеть на свою цель и поражаясь удаче, которая решила вернуться к ней, загуляв пару часов назад.       Чтобы пробраться внутрь окна, стекло которого стало зеркалом для неба, необходимо было всего-лишь вскарабкаться по водосточной трубе. Пару движений, которые, как ей казались, было одновременно простыми и невозможными. Рюрико не боялась высоты и в детстве имела опыт лазанья с уличной шпаной по деревьям и заборам, но вот только... Взгляд опустился на руки, которые та даже не удосужилась посмотреть за все это время. Голова повернулась то в одну сторону, то в другую, обернулась вместе с корпусом назад, проверяя наличие опасности по периметру. Единственная темная фигура шла по улице, качая головой из стороны в сторону, явно не собираясь поднимать ее вверх. Да и не смогла бы, наверное.       Для начала японка решила проверить правую конечность, которая беспокоила ее с самого первого пробуждения. Отодвинув рукав куртки и толстовки, та уставилась на распухшую кисть с ненормально торчащим суставом, обтянутым покрасневшей кожей и характерным отеком. Вывих. Вылечить его можно было и в условиях отсутствия медицины, только надо найти того, кто сможет вставить сустав на место. Если ей не врет память, то подобного рода травмы не такие уж и сложные, хотя учитывая то, что она на протяжении дня так и не иммобилизовала руку, то возможно все будет усложнено. Рюрико не разбиралась в медицине. Знала ее настолько, сколько позволяли собственные болячки и предположения, которые рождались из бытовых познаний о человеческом строении. Будет больно. Желательно бы отрыть лед или же отыскать холодную воду. Если отроет мазь или что-то в этом роде, то можно рассчитывать, что травмы и не было.       А вот левая рука...       Отогнув рукав и шипя от неприятного жжения, Такаяма с замершим сердцем разглядывала укус. Не такой сильный, какой был бы, если не одежда и небольшой размер шавки, но ощутимый и вполне опасный.       "А если бешенный... - запоздала с мыслями Рюрико, смотря на кровавый след и разорванную кожу, около которых появилось воспаление. - Но пены не видно было. И поведение вроде как не соответствовало симптомам. А агрессия?... Голод. Да и я бы уже давно валялась почти дохлая. Хотя и так немного осталось".       Повернув руку, та поморщилась от неприятного тянущего чувства. Но такой же острой боли, как при использовании правой руки не было.       Подняв голову вверх, та снова поглядела на окно и заметила в его отражении, как небо стало значительно темнее. Сгустки алых облаков стали напоминать темно-бурые, неприятные глазу пятна. Легкая дрожь прошлась по телу, дергая вспотевшее тело и заставляя поежиться от резкого холода.       Нужно было искать ночлег.       Вздохнув, Рюрико прикрыла глаза, зажав пальцами левой руки переносицу и надавив на нее, собирая крохи мужества и терпения, а также сил, которые будут решающими в предстоящем испытании. Благо, что выступы на водосточной трубе могли быть опорой не только для слабых рук, но и для ног, которые в отличии от первых были в куда лучшем состоянии. На ее памяти, это был первый раз, когда она попала в такой просак. В новом мире с увечьями долго не живут, а если подцепишь что-то на подобии пневмонии, то считай себя уже издохшим. Да что тут говорить: даже обычная простуда станет крышкой гроба.       Люди, которые страдали хроническими заболеваниями, либо же болели уже серьезными болезнями, по типу рака или имели проблемы с психическим здоровьем - стали первыми в этой игре на выбывании. Если даже те, кто был диабетиком, в первые месяцы мог найти инсулин, чтобы вколоть его себе, и разбавить свой рацион нужной едой, которая была на полках магазинов, то уже спустя пару месяцев бедняги отправлялись на тот свет.       Пальцы рук сжали первый выступ трубы, ощущая под собой нагретый металл. Солнце сегодня было щедрым, опаливая лучами поверхность бывшей столицы Республики Корея. По этой причине, видимо, трупов было куда меньше, чем в обычное время: они хоть разумом и не обладали, но какие-то остатки животной стороны все еще клубились в разлагающемся теле, которое подсказывало, что высовываться под теплые струи, ускоряющие процесс гниения, - не лучшая идея.       Правую руку Такаяма не использовала. Да и не могла, боль прошибла ее тут же, когда она захотела проверить, сможет ли правая конечность все-таки быть опорой. Та сразу дала вполне себе понятный ответ, от которого японка едва не свалилась обратно. Благо, ноги помогали подниматься, обняв тонкую сталь.       Достигла верха Такаяма спустя минут двадцать, морщась от боли и буквально вваливаясь внутрь небольшой комнаты, громыхая собственным телом и охая. Как и упав ничком, так и продолжая лежать в позе, японка глубоко дышала, втягивая носом грязь и пыль, скопившуюся на полу помещения. Рот терзала сухость вместе с вновь разыгравшимся чувством голода, которое до этого просто напоминало себе ощущением пустоты. Слабость сковала дрожащие руки и ноги, с помощью которых девушка смогла приподняться и сесть на пятки, левой рукой убирая упавшие вперед пряди сальных волос.       Рю оглядела место, в котором оказалась: это была небольшая вытянутая кухонька с распахнутыми настежь шкафами, явно не рабочим холодильником, стоявшим в дальнем углу и небольшой печкой, которая валялась на полу и стекла которой были разбросаны по кафелю. Стены белые, бетонные, не покрытие ни краской, ни обоями. С потолка свисала обыкновенная лампочка. Небольшая полка и отодвинутый деревянный стул с потрепанными краями и облезлой лакировкой, разодранной чьими-то когтями. Сбоку, соединяя прихожую и комнату была арка.       Такаяма качнулась и вытянула тело вперед, посмотрела в сторону входной двери, которая была... закрыта. При чем закрыта плотно, учитывая, что сквозняка в помещении точно не было - единственный источник свежего воздуха был позади.       Замерев и затаив дыхание, девушка прислушалась, боясь, но готовясь к характерному скрипу или хрипу, шевелению в соседней комнате, которая очевидно должна быть, если сейчас она находилась на кухне. Но звуков не было. И это, наверное, было даже тревожнее, когда постоянно ты слышишь скрежет и чужие шаги в развалку, гудение и свист воздуха через шею мертвеца. Не было даже тени паранойи, которая развилась у нее после скитаний в одиночестве. Она исчезла почти в тот же момент, когда выживающая повстречала тех троих.       Мазнув языком по кромке губы и ощутив солоноватый вкус запекшейся от сегодняшних приключений крови, Рю неспешно поднялась и стянула с плеч ранец, тихо ставя его на пол и направляясь в сторону кухонных ящиков, так же тихо, но с явным нетерпением и чахнущей надеждой начиная проверять их на наличие хоть чего-нибудь: еда, вода, салфетки, возможно кухонная утварь по типу столовых приборов или кастрюль, медикаменты. Но все было либо пустым, либо бесполезным, как заржавевшая ложка, что шаркнула по днищу ящика и насмешливо сверкнула на угасающем свету солнца, что почти скрылось за домами и теперь угасало перед бескрайними полями и лесами, располагавшимися далеко отсюда.       - Черт, - раздасованно шикнула Рюрико. Но гадкого ощущения разочарования не было. Шанс найти что-то путное всегда низок, поэтому каждый выживающий готов к такому исходу, смиренно принимая очередную жестокость судьбы, как данность. Значит, в следующий раз повезет.       Глаза снова мазнули по поверхности столешницы, наблюдая скопившуюся за почти год пыль. Серые сгустки с обрывками муора застилали деревянную поверхность точно так же, как снег застилает улицы города, создавая сугробы и серпантины дорог, наступая на которых ты слышишь забавный хруст.       Улыбнувшись собственным мыслям и припоминая деньки на курорте в Хоккайдо, Такаяма резко осеклась, снова вернув свой взор на участок столешницы и только сейчас замечая, что количество пыли на нем было подозрительно мало. Склонив голову и нахмурив темные брови, Такаяма вся сжалась. Чувство защищенности, которое образовалось пару минут назад испарилось, а затылок почувствовал холод и давление, которое нельзя спутать ни с чем. Дуло. Спина и все естество только сейчас обнаружили присутствие второго человека, что сейчас был позади нее и в любой момент мог вышибить мозги. Но пока не спешил это делать, разглядывая нагрянувшего без приглашения гостя и оценивая его на наличие опасности.       - Я не опасна, - словно прочитав его мысли, просипела японка. И в доказательство приподняла руки, которые дрожали так, словно у нее было тахикардия. А возможно это и была она.       - Заражена? - голос позади был приглушен чем-то, но сказанное она распознала и отрицательно мотнула головой. - Где оружие?       - Бита в сумке, - качнула в сторону имущества, что продолжало лежать на оставленном месте, - нож потеряла до того, как сюда добралась.       Про пистолет она смолчала. Его все-равно нельзя было разглядеть, даже если она обернется к стоявшему лицом.       - Еда или вода есть? - отрицательный кивок.       Неизвестный тяжко вздохнул, немного постоял, а после отошел, но продолжал держать на мушке прибывшую, прижимая приклад винтовки к плечу. Ботинок того наступил на стекло, которое хрустнуло под его весом, после чего он приказал Рю повернуться.       Та сделала это медленно, не решаясь резкими движениями провоцировать стрелка.       Когда же зрительный контакт был установлен, девушка невольно подрасслабилась, начиная не без опаски и настороженности разглядывать противника, отмечая то, что заметила сразу: его рот был прикрыт шарфом, скрывая большую часть лица темно-красной тканью и оставляя на разглядывание сощуренные в недоверии глаза. Привычный наряд для нового времени: плотная обувь, состоящая из ботинок на шнуровке, в которые заправлены штаны с несколькими карманами, что сейчас пустовали; толстовка. Возможно, была еще и куртка, которую тот решил снять во временном убежище.       Темные волосы слегка торчали и по своему состоянию выглядели не лучше, чем волосы японки, которую тот так же оглядел анализирующим взглядом и вдруг замер. Глаза его впились в одну из конечностей, куда после опустила взгляд и Такаяма, а следом тут же дернулась и вскинула перед собой укушенную собакой руку, которую она забыла прикрыть после осмотра. Дуло оружия снова было направлено на ее лицо, но собеседник все еще давал ей шанс на оправдание.       - 犬..., - первое, что произнесла она, однако голос ее дернулся и упал, не давая договорить. Темноволосая схватилась за собственной горло, слегка сдавливая его и начиная уже шептать на корейском в попытках достучаться до парня напротив, - Это укус собаки... Она не была заражена... Я... Я клянусь. Пожалуйста... Я не лгу. Я не заражена. Пожалуйста... не стреляй!       - Чем докажешь? - поинтересовался тот и мягко огладил спусковой крючок. Сердце его так же ухнуло вниз, как и сердце замешкавшейся Рюрико, которая понимала, что доказать сказанное будет трудно, если невозможно: единственный способ проверки - это время, которое необходимо для метаморфозы в труп. А времени у нее не было.       - Укус... - прошептала девушка и выставила руку перед собой, разглядывая красное увечье с паникой в дрожащих глазах, - он рваный...       - Зомби так же могут цапнуть, - перебил ее юноша. - Прости, но мы оба понимаем, что это бессмысленно...       - Прошу не надо, - перебила его в ответ Рюрико, дрогнув. - Мне нужна помощь. Я клянусь - это не заразный укус. Но если его не обработать, то я могу получить другую заразу. И... я не смогу спуститься. Я истощена. Прошу... Я больше не могу. Я...       - Прекрати.       Такаяма смолкла, сжав губы в тонкую полоску. Внутри все перевернулось. Преимущество было на стороне говорившего, который не отрывал от нее взгляда, готовый реагировать на любой выпад с ее стороны. И она не могла прочитать ничего кроме хладнокровия и уверенности в самом себе, когда тот бегло просмотрел левую руку и снова вернул свое внимание к ее обомлевшему лицу, явно считывая все эмоции: тихую мольбу, гаснущую надежду и отчаяние, которое тонкой блестящей полоской скапливалось в уголке глаз.       - Не двигайся, - предупредил ее юноша и шагнул назад.       Рюрико зажмурилась, впившись огрызками ногтей в левую ладонь и стараясь смириться со смертью, которая настигнет ее с секунды на секунды.       - Сейчас, сделай пару шагов, - снова приоткрыв глаза, Рю увидела, что тот стоял в другой комнате, открывая ей возможность рассмотреть дверь, которая все это время располагалась напротив арки на кухню. - Заходи туда, - и слегка качнул стволом в сторону двери.       Такаяма, на негнущихся ногах зашла внутрь и зажмурилась от мерзкого запаха отходов, который источал, как оказалась ванная с санузлом. Крышка туалета была прикрыта, но от этого разъедающий и тошнотворный аромат все равно проникал наружу и заполнял крохотное пространство: воду спустить не получится, поскольку некому обслуживать некогда привычные элементы быта.       - Посидишь здесь два часа, - холодно бросил парень, стоя чуть поодаль от двери. - Если не обратишься, то выпущу.       - У тебя есть антисептик? - спросила Такаяма и взглянула с безнадегой на парня, ожидая очередной отказ.       Но он замешкался, явно размышляя.       - Стой здесь.       И Рю послушалась, стоя в темноте и дожидаясь неизвестного, шаги которого она едва могла расслышать - тот крался по полу, стараясь не скрипеть половицами, после чего снова показался в поле зрения, держа в одной рук небольшой сосуд, а в другой пистолет, который носил вместе с винтовкой. Последнюю, видимо, тот оставил в соседнем помещении.       - Вытяни руку.       Такаяма послушалась и дала парню самому залить укус.       В глазах потемнело от накатившего жжения и щипания. Рю осела, через сжатые зубы заскулив, но продолжая держать дрожащую руку под потоком, который прекратился через пару мгновений. Разорванные участки пенились, стекая струями по бледной коже и капая вниз, оставаясь блестящими каплями на полу.       - Держи, - тот протянул салфетку, которую Рю приняла все той же левой рукой.       - Как ты определишь, что я обратилась или нет? - задала вопрос Такаяма перед тем, как неизвестный оставил ее во тьме.       - Звук ломающихся костей и скрежетание глотки от агонии ни с чем не спутаешь, - ответил он.       Рюрико осталась наедине с собой. Она слышала щелчок с внешней стороны, означая, что он запер ее, а после легкие движения, которые прослеживались обострившимся слухом через тонкие стены. После все замерло. Неизвестный лег, шурша одеждой. Она последовала за ним, распластавшись на холодном полу, не замечая его твердость и жесткость. Спина ныла от долгого таскания рюкзака и бега, а так же скалолазания, которым она занималась чуть меньше получаса назад. Позвонки болели, мышцы тянуло, но была в этом и очаровательная боль, которая напоминала, что ты еще живой и в ближайшие часы будешь им. Она не обернется - он ее выпустит, а если повезет, может поделиться едой. Хотя стал бы он спрашивать в таком случае о ее запасах?.. Ладно, не стоит мечтать о том, чего не будет. Главное, что она в безопасности. Несмотря на то, что тот человек явно не был положительно настроен к ней и подозревал в том, что в ближайшее время она станет ходячим, от него не несло и желанием убить ее или поиздеваться. Он был осторожен, недоверчив, но не был подобием тех, кто в свое время не упускал возможности сделать из нее зверушку, которую можно безнаказанно тыкать палками и оскорблять, бить. Возможно, если он пойдет на контакт, то они смогут некоторое время пропутешествовать вместе. Как минимум, если будет вторая пара рук, то будет заметно легче перебираться по улицам.       Рюрико смотрела в темноту, а темнота на нее. Очередная иллюзия, которая стала для нее не новой уже давно. Обычные игры разума, настрадавшегося от постоянного кошмара, что вырисовывали смазанные, выступавшие серые силуэты и ворох глаз, которые глазели на нее не моргая. Она представляла их не специально, а перестать просто не могла - это было производством от одиночества и постоянного напряжения, когда перед глазами вырастают очертания теней, которые просто в ответ смотря на нее, склонившись. Наблюдают, изучают, напоминают. Повернув голову в бок, та увидала еще пару глаз, которые расположены на уровне ниже человеческого брюха. Одна пара глаз принадлежала той рыжей шавке, которую на куски разорвали ходячие, а другая... А другая не глядела на нее с осуждением и враждебностью. Хоть в воображении они и рисовали простые желтые светящиеся точки, но она каждый раз наделяла их оттенками мягкости, лени и доброты. Это были глаза ее собаки. Тсуки.       Улыбка мягко очертила лицо Такаямы. Белый акита-ину с мягкой пушистой шерстью, всегда сонным лицом и закрученным в рогульку хвостом. Холодный мокрый нос. Плюшевые уши.       В горле образовался ком.       Отвернувшись от глаз, Рюрико шмыгнула носом и прикрыла глаза. В темноте ничем не позанимаешься, а два часа играть в гляделки или думать о чем-то она не хотела.       Дрема обрушилась на нее не сразу. Та пару раз выходила из нее, пытаясь сообразить, где находится, а после, осознавая, снова закрывала глаза и прислушивалась к звукам извне. Но тот стрелок так же лежал. Уйти вряд ли бы решился: на дворе был поздний вечер или ночь... У нее не было часов, но по внутренним ощущениям первое переливалось во второе.       - Вставай, - тихо позвали ее.       Такаяма разлепила покрасневшие глаза и посмотрела на силуэт, едва освещенный лунным светом.       - Не соврала, - в голосе проскользнуло одобрение. - Молодец.       - Я могу выйти? - робко поинтересовалась она, неестественно сжавшись.       - Да, - и в добавок кивнул, а после снова смолк, наблюдая, как девушка выпрямляется во весь рост, на пару сантиметров возвышаясь над ним самим. - Обработаем твою рану... и поедим.       Брови ее поползли вверх, а рот раскрылся, не решаясь выдавить хоть что-то, потому что внутри все смешалось, начиная от восторга и благодарности и заканчивая недоумением. Со стороны неизвестного послышалась усмешка.       Больше он ничего не сказал, а двинулся прочь, но был остановлен шепотом со стороны японки.       - Я только... - она вспомнила о третьей своей потребности, - мне отлить надо.       - Отлей, - ответил на это снисходительно он и ушел в соседнюю комнату, в которой все это время напряженно сидел, слушая звуки с ванны и сжимая пистолет в руке.       Туалет Рю нашла в темноте не сразу, едва нащупав сначала бочок, а после наклонившись, ухватилась за ободок и приподняла его, ту же закашлявшись от усиленной вони, которая практические дунула в ее лицо. Описывать ее трудно да и омерзительно. Просто плотное зловоние, которое вызывало рвотные позывы и брезгливость, которую она до этого глушила в себе всеми возможными способами и даже почти избавилась. Хотя некоторые вещи, как эта, возрождало привычные прошлому чувства.       Сделав свое дело и прикрыв обратно крышку, та на ощупь нашла дверь и проскользнула в прихожую, в которую забредал приглушенный свет от керосиновой лампы, которая стояла в центре пустой комнаты, где была перевернутая тумбочка и матрас с запрелым одеялом. Около света сидел парень и наблюдал за огоньком, уткнув в него бессмысленный взор. Рядом с ним лежали две банки с... консервами? Слюна скопилась во рту автоматически, а живот при виде пищи громко булькнул, вызывая у японки легкий приступ смущения, хоть незнакомец на реакцию чужого организма никак не отреагировал, только бросил выжидающий взор на замершую девушку и качнул головой, повторно приглашая на ужин.       Та присела напротив парня, умостившись на холодном полу со скрещенными ногами и ссутулившись, не в силах оторвать блестящих глаз от холодной тушенки, покрытой тонким своем желатина, который переливался на тусклом свете лампы.       - Столовых приборов нет, - голос у соседа был тихий, шелестящий с хрипотцой. Тот не глядел на Рюрико и так же рассматривал свою порцию, сдерживая порыв наброситься на нее, как свинья на помои. - Но тебе, я думаю, не привыкать.       - Нет, - отрицательно мотнула головой темноволосая и протянула руку, бережно обхватывая левой рукой банку и притягивая к себе, чуть ли не прижимая к груди. Уголки губ невольно поползли вверх, а в глазах стала набираться влага от того, что она видела перед собой еду - не самую сытную, которую она когда-то пробовала; холодную, но еду, по которой скучала на протяжении нескольких недель, мучаясь от тупой боли в животе.       Снова поставив банку на пол, Такаяма протянула раскрытую ладонь, зацепила пальцами кусок говядины, отрывая ее от массы и тут же засовывая в рот склизкую плотную полоску, и сдавленно замычала. Одинокая слеза скатывается по щеке и падает вниз, но внимание на нее она не обращает, начиная отрывать новые полоски и несколько поспешно, едва ли давясь, боясь, что так же приступивший к еде собеседник отберет у нее ее и спрячет.       - Не ешь много, - осадил ее парень, на которого она подняла заплаканные глаза. - У тебя желудок давно голодным был, судя по всему. Так что потом болеть начнет.       И сам наскоро пережевывает мясо, шевеля челюстью и сжимая зубы, растирая между ними пищу. Глаза у того так же слезятся, и Рюрико почему-то кажется, что причина у них заключается в одном и том же. Они выглядели со стороны обывателя, как дикари или бездомные, которые ели почти сырую пищу грязными руками, скрючившись у источника света и хлюпая носами от набежавшего минутного счастья, которое долго продлится в виде блаженства от того, что они просто-напросто поели.       Банка была небольшой. Поэтому спустя пару минут, японка уже ставила чуть ли не вылизанный сосуд на пол, облизывая блестящие от жира губы и утирая пространство вокруг рта краем куртки, не заботясь о том, что возможно останутся грязные следы на потрепанной времени одежке. Да кого вообще может сейчас волновать кусок ткани, когда она поела?       - Налей и выпей, - японка подняла глаза и уставила их на небольшую бутылку воды, которую ей протягивал неизвестный, что уже пригубил пустую банку, в которую, по всей видимости и налили прохладную жидкость.       Качнув головой, девушка аккуратно перехватила переданную вещь и повторила за парнем, после чего, с хлюпаньем и бульканьем, стала делать неспешные глотки, жмурясь от удовольствия и ощущая, как горячие слезы снова выбираются наружу и бегут по бледным щекам.       Словив языком последние капли, Рюрико снова села и теперь украдкой рассматривала того, кто решился поделиться с ней едой и водой. Парень выглядел не самым крупным и сильным, а по воспоминаниям - ниже нее на пару сантиметров. Волосы были темные, отросшие с выцветшими зелеными кончиками когда-то выкрашенных в синий цвет. Только сейчас она заметила, что платка, который до этого маскировал его физиономию, не было. Лицо его было таким же изнуренным, с явными признаками недосыпа и нервозности, судя по дергающимся уголкам губ. Тем не менее, разглядеть красоту, скрытую под маской новой эпохи, она смогла - аккуратный нос с небольшой царапиной на переносице и карие глаза, вытянутые, как у всех азиатов, но не слишком узкие и не слишком большие, выпячивающие и несуразные. Золотая середина, придававшая ему аккуратность и утонченность. Над губой виднелись темные волоски. Отсутствие лезвий для бритья создавали из большинства представителей мужского пола вынужденных любителей мелких усиков и бородки. Кому-то она даже шла, но, пожалуй, не в этом случае.       Парень же в ответ разглядывал девушку, не стесняясь акцентировать свое внимание на побитом лицо и пробегаясь по рукам.       Запах друг друга они улавливали в проветриваемом пространстве, но носа морщить не осмеливались - неприятные запахи стали привычными. Даже неотъемлемыми для них.       - Как тебя зовут? - заговорил он уже более чистым голосом.       - Рюрико, - честно ответила она и приподняла голову, одними глазами задавая встречный вопрос.       - Хонджун.       Девушка кивнула, после чего наклонила тело и из своего положения согнулась в поклоне, негромко, но уверенно произнеся:       - Спасибо... что дал возможность остаться и поделился едой.       - Не за что.       Разогнувшись, японка снова поглядела на Хонджуна, замечая, что тот не сменил отстраненного выражения лица, думая о чем-то своем и не придавая этой никчемной благодарности никакого смысла. Слова не имели никакого веса - только материальное, что можно обменять или использовать в пищу или для себя, как одежду или лекарства.       Стало как-то не по себе. Не сказать, что Такаяма была излишне благодарной за все подарки, которые ей давала вселенная, но именно в этот момент она ощутила себя донельзя жалкой и бесполезной: ей нечего было предложить Джуну, поскольку у самой была лишь бита, кусок бинта и таблетки, которые лежали во внешнем кармане куртке, застегнутые на кнопку. Пищи у нее не было, чтобы вернуть запасы для того. Какую-то помощь она вряд ли сможет ему оказать.       - Откуда прибежала? - полюбопытствовал парень, не глядя на нее. Все его внимание пожирал тусклый огонек.       - А... - японка запнулась, обдумывая, что ему сказать. Она собственно и сама не знала, что считается начальной точкой ее бега: она просто шла, пряталась и все. Только делала остановки на определенно время и не более. - С улицы.       - Ну это понятно, - уголок губ парня дернулся. - Просто почти никто в одиночку не путешествует. Где остальных потеряла?       - Я одна и была, - буркнула Рю, нахмурившись и вытянув губы в тонкую линию. - Ну, изначально была в... обществе, а потом вынуждена была уйти.       - Напали?       - Можно и так сказать, - повела она плечами. - А ты?       - Я с товарищами передвигался на окраину, ближе к Сонбук-дону, - произнес он, наклонившись вперед и заглянув в свою банку с тушенкой, словно там за этот период времени могла материализоваться новая порция еды, - но разделились и теперь я тут один застрял. В нескольких кварталах отсюда произошло - мы решили в торговые лавки сунуться. Почему-то подумали, все разом, что это хорошая идея и нам должно повести. Ну, так и случилось изначально - и еду нашли, и медикаменты... Ёсан даже спортивный инвентарь смог отрыть, - на последних словах он почти что забормотал себе под нос, восстанавливая события сутками ранее. - Потом эти вылезли, как по команде. Я их первый увидел. Мы стали бежать, но трое из нас затерялись в другом коридоре.       Трое. Рюрико уставилась на профиль парня, буравя его тяжелым взглядом и ощущая давление в районе груди.       - Дальше уже я потерлся. Бежал последним, не успел в двери, за которыми скрылись остальные, поэтому начал улепетывать другой дорогой. Едва живым вылез. Повезло, что трупы гниют со временем и не такие резвые...       Он снова смолк, перебирая пальцы и потирая расшибленные костяшки. Тень легла на его лицо, когда он полностью повернул лицо к Рюрико, пересекаясь с ней взглядом и слегка приподнимая брови. На мгновение его глаза, что до этого были пустыми и темными, заискрились в интересе и несмелой вере.       - Ты никого не видела, пока добиралась сюда?       Японка не спешила отвечать, слегка подрагивая и перебирая варианты ответа в голове. Она могла солгать, чтобы тот не стал расспрашивать ее еще больше, если те трое, которые так удобно вписывались в его повествование, действительно были его товарищами. Но могла сказать и правду... частичную. Чтобы дать ему укол обезболивающего и надежду на то, что его друзья живы и в целости, вот только она сама не ведала, что с ними сталось. Тем не менее, он помог ей. И это было бы скромной платой за доброту.       - Так, - заметив ее замешательство и сомнения, которые явственно отразились на лице, Джун снова привлек внимание обеспокоенной собеседницы. Рот его приоткрылся, считая нужным снова повторить вопрос.       - Я встретилась с тремя парнями, - начала она, а тот, заслушав это, поддался вперед и слегка подполз к ней, игнорируя то, что сама Рюрико двинулась назад, боясь близкого контакта. - Одного... - она нахмурилась, стараясь выскрести имя хоть одного из тех, кого оставила умирать, - одного вроде звали... Что-то на "М"...       - Минги?       - Да, вроде так, - закивала головой темноволосая и поразилась тому, как улыбка стала медленно проявляться на лице юноши. - И еще двое...       - Сан и Уён? - уточнил он, хотя и сам знал ответ. Вряд ли бы они смогли совершить рокировку и поменять состав за такой промежуток времени. Да и в целом логичности объединяться, чтобы снова распасться не было.       - Да, - дрогнувшим голосом согласилась она и поджала губы. - Я пересеклась с ними в одном из зданий, в котором ночевала, - левая рука невольно поднялась и погладила шею, что не укрылось от внимательного взора Джуна. Тот нахмурился и снова желал задать уточняющий вопрос, но она продолжила, даже не глядя на того. Боялась, что он поймает на лжи, если просто посмотрит в бегающие глазенки, - но мы долго не смогли продержаться - на нас поползли со всех сторон...       - Почему?       - Что "почему"? - непонимающе переспросила Такаяма, все так же не глядя. Взгляд ее не фокусировался ни на чем, пока мозг воссоздавал картины произошедшего, строя незаконченные картины с ее представлением происходящего от третьего лица.       - Вы шумели или забрели куда? Почему на вас поползли?       - А...       - Просто мне нужно знать причину, чтобы при встрече с этими горе-выживальщиками по голове настучать каждому, - пояснил тот. И Такаяма обомлела, переводя непонимающий взор на парня и приоткрывая рот. Поразил ее не то резко шутливый тон, не лишенный серьезности, не то эта слепая уверенность в том, что они встретятся. Парень напротив либо умом тронулся, либо уж слишком оптимистичным был. Либо же в ситуации полного понимая неизбежности очередной трагедии и утраты пытался сам себя утешить в том, что эта трагедия пройдет мимо. Словно таблетка обезболивающего, когда убеждение в лучшее вытесняет все плохое, что мучает твою память и сознание. - Я знаю, о чем ты сейчас думаешь... Я думаю, так же, как и ты. Но у меня остались в этом мире только эти идиоты, поэтому не убивай во мне остатки беспечности хотя бы в этом плане. В конец-концов, какой был шанс, что я встречу тебя?       - Я не уверена, что они живы, - загробным голосом поделилась своей догадкой Такаяма, наблюдая, как слабая улыбка начинает таять, а в глазах медленно гаснет веселость и желание услышать обратное. - Мы были зажаты и... я не помню, что было дальше. Но очнулась в мусорном баке уже одна. Мы разделились перед тем, как я сбежала через окно. И... прости.       Джун хотел снова задать вопрос, но осекся, разглядывая внимательным взглядом девушку напротив, а после молча кивнул ей и отполз назад. В воздухе витала недосказанность и сомнение, которое исходило от Хонджуна. Тот снова молчаливо смотрел на огонь, анализируя сказанное.       Рюрико же откинулась на стену позади, вытянув ноги. Глаза прикрылись, но подрагивая, замечали местонахождение второго человека. Так они просидели минут десять, замерев и не разговаривая, пока Ким не ожил и потянулся в сторону. Такаяма тут же распахнула глаза, следя за копошением парня, как тот вытянул из ранца небольшой пакет и открыл его, доставая белый моток, в котором она узнала бинт.       Опомнившись, совсем позабыв из-за еды о болячках, японка потянулась к внешнему карману и вытащила из него сначала таблетки, а после собственный моток.       - А, у тебя свое, - негромко проговорил Джун, наблюдая, как та складировала свои находки на бедра и стала закатывать рукава, обнажая укус. Тот выглядел не самым лучшим образом, все еще побаливая и шипя при касании к покрасневшей коже, но уже не так сильно, как в самом начале. - Тебе помочь?       Рюрико вскинула голову и с новым непониманием и опаской глядела на парня. После приема пищи и до этого момента она как-то слепо стала доверять незнакомому ей человеку, даже не задумываясь о его скрытых мотивах и природе помощи, которую он ей оказывал, словно какой-то святой. Конечно, от него не веяло опасностью, которая могла бы быть, если он являлся односельчанином общины, из которой та бежала, но это и не означало, что совсем безобидным он был.       - Так помочь? - игнорируя то, как она посмотрела на него и вытянулась, готовясь к обороне, переспросил он.       Такаяма медлила с ответом, испытывая терпение Хонджуна. Но в конце концов согласилась.       Она сильнее напряглась, когда юноша оказался рядом, присаживаясь сбоку и расставляя содержимое пакета. Они оба молчали, пока обрабатывали рану и закрыли ее белой ситцевой тканью, которая липла к коже. Только шипение и сдавленные охи от Рю разбавляли стоявшее молчание, а также дыхание Кима, который сделал последний узел и проверил надежность крепления, чтобы во время сна все не развязалось и не размоталось. Такаяма терпела процедуру и невольно косилась на правую руку, обездвижено лежавшую на полу. Тревожить ее она боялась, так как боль все еще распространялась при любом касании к конечности, но делать с ней все равно что-то нужно, поэтому, набравшись мужественности, Рю попросила парня еще об одном одолжении, пока они не разминулись.       - Хонджун, - позвала она его бесцветным голосом и смотрела куда-то в район его уха. - Ты умеешь вправлять вывихи?