В конце они умрут.

      - Слушай, а хорошая идея оказалась, - с отдышкой лепечет Уён, прокручивая педали и держась обеими руками за рога велосипеда, стараясь выровнять его и не обращать внимание на стенания мышц, не привыкших к таким упражнениям. Твердая седушка уже отбила пару синяков на заднице молодого человека. – Только неудобно до ужаса. Прям невмоготу.       - Терпи, мы только отъехали, - остановил поток жалоб Сан, стараясь управиться с транспортом и вместе с тем не свалиться назад от тяжести винтовки и рюкзака, который пока еще не был ничем забит. Как они будут возвращаться обратно, тот представлял с трудом, если, конечно, они смогут отыскать магазин. Точку, где была возможность набрать припасы, обвел жирной черной линией Хонджун и на пару с Чхве мерил расстояние до нее от их убежища. Их разделяли несколько кварталов, по которым прямыми, острыми и округлыми полосками блеклого бежевого оттенка струились дороги. Именно по ним они уже ползли минут пятнадцать, оставляя за собой изгибистые следы колес на свежем сияющем снеге.       Главное задачей, помимо нахождения магазина с продовольствием и его обыска, было не заблудиться. В связи с этим Сонхва выдал старшему из их дуэта блокнот с огрызком карандаша и наказал раз в несколько минут останавливаться и делать пометки движения, обозначая особенности той или иной улицы. Так, на пожелтевших листах небрежной рукой были накиданы несколько опознавательных знаков: поваленная линия электропередач; обвалившийся дом с лиловой крышей; сгоревшая машина с оторванной красной дверью, которая валялась подле.       На улице потеплело, значительно отличаясь от той температуры, которая стояла два дня подряд. Снег уже не шел, довольствуясь проделанной работой. Солнце освещало их дорогу и слегка грело макушку сквозь тонкую ткань найденных кепок, которые парни нахлобучили на голову. Тем не менее пальцы их покраснели от редкого холодного ветерка, подталкивающего компаньонов в спину. Изредка шуршала листва и хрустели мелкие веточки, когда масса велосипеда давила и ломала их пополам. Поскрипывала подвеска. На сосне, затерявшись в темно-зеленых иголках, горланила ворона.       Стоявшая идиллия на первых взгляд не давала никаких оснований для беспокойства: обычное утро в спальном районе, где два друга выехали на короткую прогулу подышать воздухом, пока остальные люди продолжали нежиться в кровати, не желая вставать раньше положенного. Так оно и представлялось, если не обращать внимание на хаос вокруг и полную разруху, ставшей уже привычным видом. Вопреки свежести хвойного воздуха, ласковым касаниям лучей, игривому блеску наста, было не по себе. Нутро тянулось, сжималось, крутилось, напоминая об опасности, которая таилась за каждым углом; во дворе очередного поврежденного дома, который уже не охранял забор: часть была сломана, другая имела проплешины в своей защите или распахнутые ворота.       Страх, подобно грохочущему эшелону, мчался по позвонкам, надавливая на суставы, готовые вот-вот сломаться от переизбытка этого липкого удушливого чувства.       И если Сан держал лицо и всем видом показывал контроль над ситуацией, то вот Уён бесперебойно бегал глазами, озирался и надрывисто дышал. В компании нескольких людей было всяко спокойно, нежели в дуэте с Чхве, хоть в последнем он нисколько не сомневался. Даже так: из всей плеяды лиц, именно этому черствому на первый взгляд парню он доверял больше всего. Но тем не менее, когда за обстановкой следят восемь пар глаз, а не две, было как-то спокойнее. Присутствие их компании накрывало Чона невидимым, но крепким куполом, под которым не было место нерешительности и слабости. А Уён был слабым. Наверное, даже слабее, чем Рюрико, которая в одиночку все это время справлялась с испытаниями судьбы, отбиваясь от очередного удара с достоинством, скаля зубы в ответ. Он же, если бы не повстречал на первых неделях суматохи Сана и его мать, точно бы сгинул. Он роптал от каждого звука, дергался от собственной тени и никогда бы не осмелился высунуть носа из своего укрытия. Если покойным Юнхо руководствовали инстинкты самосохранения, заставляя его бежать сломя голову от угрозы для его жизни, то Уёна парализовало.       - Все нормально? – Сан говорил вполголоса, но в стоявшей естественной тишине Чон слышал его прекрасно.       - Да, задумался немного.       - Ты бледный.       - Пустяк, - отмахнулся темноволосый, не отнимая глаз от дороги. Кататься он толком не умел, но подводить остальных не желал, в противном случае считая, что будет такой же обузой, как девчонка, которой Пак строго-настрого запретил работать до момента, когда ее культяпки восстановятся. Сейчас, наверное, она сидит с Чонхо, обустроившемся в гараже, и слушает его лекции о машинах. – Просто спал хреново.       - Ну, я помню, как ты ночью вскакивал от ветра, - усмехнулся друг. - Ничего, я тоже просыпался от того, как стучала крыша и потрескивала рама. Со временем дом обустроим, починим, укрепимся от непогоды и недругов - и будет свое гнездышко. А после зимы выпорхнем из него навсегда.       - Ага.       Только смогут ли все улететь навстречу жизни, покинуть этот мертвый город и найти наконец-то спасение? Эти мысли не давали покоя Уёну с того момента, когда умер Юнхо. Друг скончался так быстро, что юноша до сих пор с трудом осознавал, что его больше нет. Он не видел его мертвого тела, не видел, как его закапывают под двумя метрами земли. Ему казалось, что друг просто опаздывает или ушел другой дорогой, но в конечном счете снова прибьется к ним с глупой улыбкой, почесывая затылок отросших волос и жмурясь от ругани Сонхва, который отчитывает их, как настоящая заботливая мамочка. Будет ли кто-то еще после старшего? Будет ли он сам? Признаться, даже смерть несносной японки, к которой он все же частично привык, заставила бы его тосковать. Ее искренность в желании жить и то, как она стремится к своей цели, вызвали уважение. Как минимум, она заслуживает того, чтобы так же свалить ко всем чертям подальше от места, оставившего кривой уродливый рубец на душе каждого из их компании.       Это увечье может и поблекнет со временем, но никогда не рассосется. Оно пронесется сквозь время и пространство со своим носителем, как какой-то паразит.       Сердце стянуло. Ненужные воспоминания ударили в голову, словно гонг, отчего Уён дернулся и чуть не свалился с транспорта под сдавленный выкрик Сана, что мгновенно затормозил и уставился на испуганного юнца.       - Так, ладно, давай остановимся, а то ты сейчас расшибешься, - произнес, беспокойно оглядывая парня.       - Да нет, я в порядке, - попытался отмазаться Чон, но Чхве уже слез с седла, откинув мыском ботинка стойку, и потянулся к карману, доставая из него помятую бумагу и огрызок, делая новую заметку их пути.       - Отдохни, - посоветовал Сан, не отнимая взгляд от схемы и, следовательно, не замечая, как исказилось лицо напарника.       Глубоко вдохнув, Уён повторил движения друга, отходя от велосипеда и дергая ногами, стараясь разбить затвердевшие мышцы. По итогу, походив туда-сюда под хруст снега, конечности пришли в норму. Вот только беспокойство и желание бежать куда глаза глядят не давали ему размеренно выдохнуть и расслабиться, расправить сжатые плечи и хотя бы полюбоваться тем, как красивой вуалью украшена ель прямо перед его носом.       Вообще любоваться чем-то стало излишком, на которое жаль тратить время. Да и никакого удовольствия от созерцания задремавшей природы не приходило, сколько бы не глазей на стоявший белый пейзаж. Порой Уёну становилось неловко есть и спать, когда мысли уносились в сторону тех, кто уже не с ними. Как он может так существовать, дышать и двигаться, думать, есть еду, которая становилось вкуснейшей при любом раскладе, когда там, позади, спали вечным сном люди, игравшую значительную роль в его жизни? Его семья, друзья, соседи? Чем он лучше своего младшего брата, сгинувшего так несправедливо? Чон не видел, как Кёнмина разрывает обезумевшая толпа, как его тело горит в неконтролируемом пламени пожара, как он оборачивается в омерзительное создание с первобытной потребностью утоления вечного голода, - но он знал, что его нет. Фибры его утомленной души не могли найти отклик в замершем мире от несносного братишки.       - Нормально? - спросил Сан, опуская руку на плечо парня и слегка сжимая, возвращая того из прострации, в которую юноша окунулся совершенно случайно.       - Да, полегчало, - соврал. Думы о том, что же их будет ждать за очередным поворотом не давали мыслить здраво и сосредоточиться на миссии. Хорошо, что Хонджун накидал примерный список вещей, которые им нужны, иначе своей пустой головой тот бы точно все забыл. - Погнали.       - Нам недолго осталось, судя по картам, которые мы смотрели с Джуном вчера.       - А поедем искать заправку? - задал вопрос Уён, снова умащаясь на ненавистную сидушку и хватаясь за руль, несмело отталкиваясь ногой от земли и поспешно ставя ее на педаль. Застрекотали колеса.       - Нет, в следующий раз.       - Понял.       Квартал сменился другим. В поле зрения продолжали попадаться заброшенные дома, мусор, одинокие машины с помятыми дверьми, выбитыми стеклами и спущенными шинами. Одно дерево было повалено, преграждая дорогу, но парни смогли объехать его, задевая хрупкие ветки. В канавах валялись оборванные провода связи темными притаившимися змеями. Тянуло гарью от еще одного спаленного здания, черные обугленные камни которого большой кучей выглядывали из-за живой изгороди с искусственной зеленью.       - Что думаешь по поводу позавчерашней истории? - вдруг поинтересовался Сан, слегка приподнимаясь и задерживаясь, разглядывая маячившее вдали пятно, которое невольно принял за труп, уже готовясь завернуть на другую улицу и проскочить через проулок стоявших рядом домов. Но на деле это была бочка, вытащенная кем-то на кой-то черт посреди проезжей части.       - Ты о чем?.. - непонимающе уточнил Чон, бросив безынтересный взгляд на объект, который так же принял за ходячего.       - О японке.       - А... - Уён поджал губы, невольно нахмурившись. - А чего думать? Хреново.       - Я просто сначала, как Джун подумал о том, что она в очередной раз врет, а после... Вроде, как поверил, - протянул он, задумчиво. - Не знаю. Один хрен она мне не нравится, хотя ее поведение в тот день понять можно. Но честно, если бы она убила Минги, то я ей пулю в лоб всадил. Еще и то, как она свалила... до сих пор все внутри клокочет. Я не понимаю, как так поступить можно было.       - Ну... сам бы остался?       - Я... - Сан смолк, сжав челюсть и засопев, - я бы остался. И ты знаешь, почему бы я поступил так.       - Но это разные ситуации, - Чон скосил глаза на парня, проверяя его настроение, но толком разглядеть ничего не смог: колесо скакнуло о кочку, отчего парня опять повело в сторону, и он чудом выровнял движение. - Когда нам пришлось оставить твою мать... Сан, ты бы остался там только лишь по той причине, если бы ты знал и дорожил этим человеком. А она не знала нас, как и мы ее. Так что наша злоба по сей день ограничивается лишь этой обидой. Да и давай честно, она свое получила. Мы отделались испугом, израсходованными патронами, ты - выбитым пальцем, а она свалилась с высоты и повредила обе руки.       - Но мы выбрались тогда, потому что работали слаженно. И то благодаря везению, - возразил он, слегка повысив голос и глянув исподлобья на смолкшего друга, невольно перекидывая обиду за то, что он стал оправдывать эту девчонку, которую ему все еще хотелось огреть чем-то тяжелым. И самый парадокс заключался в том, что Чхве даже в мыслях раньше не позволял себе такого низменного желания - поднять руку на того, кто слабее тебя, даже если этот "кто-то" ведет себя неподобающе. Мать его всегда учила бережно относится к младшим и девушкам, поскольку те, как бы не пытались храбриться, ломались быстрее, чем крепкие мужчины. И, наверное, от этого воспитания в моменте повествования истории Рюрико, тот искренне стал ее жалеть и притупил грубость, воспылав чистой ненавистью к тем, кто додумался отыгрываться на Такаяме, измываться, принижать ее достоинство, как личности и человека только потому что мог. - Я все еще думаю, что принять ее под нашу протекцию было ошибкой. Что если бы... что если бы она тогда не осталась в зале, а мы бы выгнали ее... Может Юнхо был бы жив. Ведь незадолго до того, как зомби ворвались, был грохот.       - И ты думаешь, что она намеренно это сделала? - вскинул брови собеседник, даже приблизительно не веря в догадку, к которой его склоняли. - Она мне тоже не особо нравится, но как-то неубедительно звучит. В чем смысл такого поступка, если она сама постоянно осторожничает и ведет себя по принципу "тише воды, ниже травы"?       Ответа не последовало.       - Да и к тому же, Сан, - Уён повернул руль, замолкая и готовясь к очередной опасности, но дорога была такой же пустой. Сердце забилось в груди пташкой, хлопая крыльями по костям и тканям, задевая органы, что дрожали в такт взбеленившемуся пульсу. Он даже не сразу смог продолжить диалог, потеряв суть. - К тому же, не умер бы Юнхо, то сгинула бы она. Жизнь за жизнь, итог один.       - Юнхо нам роднее, - выплюнул темноволосый, дернув головой.       - Это безусловно, но... они оба люди. И оба со своими изъянами, - пояснил суть, наконец-то замечая в конце квартала выступ здания с небольшой территорией, выделенной под парковку. Там даже стояла заснеженная тачка, опустившаяся на ржавое пузо. - Она бросила нас тогда и чуть не прирезала Минги. Он чуть не пожертвовал тобой для своего спасения.       - Это все равно не то, - покачал головой Сан и, ускорившись, активнее замотав ногами, наконец-то приблизился к магазину. Ко входу он не подъехал, останавливаясь чуть поодаль.       Одноэтажный магазинчик стоял ничем не примечательный от остальных бетонных коробок, которые они наблюдали до этого. Единственная отличительная черта заключалась в вывеске над крышей, потерявшей одну букву, и стеклянной отодвинутой двери. Витринные окна были изрешечены камнями и характерными отверстиями пуль, от которых резкими линиями расходились трещины.       Внимание обоих вмиг переключилось на зияющую темень помещения, в которой их ждал либо сокровенный куш, либо опасность. Либо и то, и другое. Веря в третий вариант, парни оставили транспорт, скинули с плеча огнестрельное, дернув предохранитель с характерным щелчком и, крадучись, стали приближаться ко входу, приподнимая ствол, чтобы не мешкаться и сразу произвести выстрел.       Первым зашел Сан, оглядывая цепким взглядом помещение, скользя глазами по накрененным полкам, разбросанным пакетам на полу, часть которых была бессовестно разорвана, вывалив в грязь еду, покрытую зеленоватой вспухшей пленкой. Разбитый экран телевизора в углу отражал опасливо движущиеся фигуры, деля их на несколько маленьких темных копий. Свет солнца оставался только на пороге, страшась следовать за людьми. Под ботинками похрустывала листва, занесенная сюда ветром, и осколки. За кассой было пусто. Только стул терпеливо ждал запоздавшего сотрудника продуктового.       Обогнув пустую полку, где раньше были бутылки воды, Уён сглотнул, краем глаза замечая что-то округлое в дверце холодильника. Повернув голову и затаив дыхание, тот уставился немигающим взором на чужую голову без тела с зияющими чернотой глазницами. Чону казалась, что бездна их сейчас смотрит прямиком в него, пожирая своей пустотой. Сбоку от морозильника он увидал остальную часть женщинского трупа, раскинувшего руки. Грудь разорвана, белели обломки ребер. Из дыры в пузе вылезла лента кишки, свернувшись червяком, отчего парень мигом отвернулся, иначе его бы точно вырвало на месте. Кровавые отпечатки замерли на стеклах других морозильников никому не нужными картинками, вызывающие лишь смирение со случившейся бедой и равнодушие к мученической смерти несчастной.       - Уён, - от голоса Сана по спине прошлись мурашки. Так неожиданно друг позвал его. - Чего у тебя?       - Чисто, - бессильно ответил он, переводя взгляд дальше и продолжая осмотр, нервно оглаживая спусковой крючок.       И не зря, ведь впереди, выделяясь на фоне темно-желтых стен, была дверь в кладовку с содранной синей краской. В окошке, на котором была установлена маленькая сетка, никого не было видно, но от того было еще страшнее. Ведь если ты не видишь — это не значит, что этого нет.       Громкий вдох послышался со стороны Чона. Он не мог скрыть его, сдержать в себе, поскольку вмиг его тело окоченело. Он не мог оторвать широко распахнутых зенок от этого окошка, за которым, как ему казалось, мелькнул чей-то силуэт. Причем быстро, словно и не было. И возможно, ему в действительности показалась, так как он не мог в этом полумраке отчетливо разглядеть вещи прямо перед носом, а там все сливалось в одно черное пятно.       Волосы стали дыбом на затылке. В висках пульсировало. Паника с головой накрыла его, пригвоздив к полу. Лопатки свелись вместе, расправляя его грудину будто намеренно для чьей-то пасти. Для кого-то, кто скрывался за этим проходом.       - Уён, - снова позвал его Сан, но кореец даже не смог разомкнуть губы, боясь отвести взгляда от двери, ручка которой... сдвинулась на пару миллиметров и вернулась на место. Или ему мерещится? Неужели разум решил так злобно играть на страхе? – Уён!       Во второй раз Чхве позвал друга чуть громче, но так и не дождавшись ответа, сам направился к нему несколько быстрее, чем это было необходимо. Магазин был небольшим, уже стало очевидным, что кроме их двоих здесь никого нет, но так как ответа не последовало - это заставило старшего волноваться. Наконец обеспокоенные глаза нашли замерший силуэт юноши, который никак не реагировал на появление напарника.       - Ты меня не слышишь? - ругнулся на него парень и быстро глянул туда, куда смотрел Чон, замечая дверь. - Уён...       - Там... - он сглотнул, наконец-то отмирая и смаргивая наваждение. - Мне показалось, что там кто-то есть.       - За дверью? - нахмурившись, уточнил Чхве.       - Да, - голос дрогнул.       - Тогда проверим.       И не дожидаясь нерешительного друга, парень пошел вперед, уткнув дуло во вход кладовки, лишь на мгновение останавливаясь, чтобы достать из кармана штанов ручной фонарик, который тут же включил и прикрепил к винтовке. Сзади он слышал, как двигался Уён, шумно сглатывая слюну и часто глубоко дыша, силясь усмирить пробивающееся дезертирство.       Остановившись в полуметре от входа, Чхве качнул головой, сбрасывая вязкое, тянущее чувство внутри черепной коробки, по которой стучал приказ сваливать, как можно скорее. Раньше бы он повиновался ему, ведь нутро не подводит и твое биологическое начало само знает, как будет лучше. Однако здесь, в огромнейшей арене выживания это самое нутро может и обманывать. Оно может бояться даже собственных шумных мыслей. И если каждый раз потакать этому зову, то вероятность погибнуть сводится к абсолюту. Порой нужно было перешагнуть через себя и дать опасности сомкнуть острые когти прямо перед твоим носом, чтобы достичь желаемого.       - Ты открываешь дверь, - дал указ Сан, оглядываясь через плечо, - я смотрю.       Уён только кивнул.       Три... две... одна...       Чон не был уверен в том, кто-то из них вел отчет. Однако он точно был уверен, что на мгновение сердце перестало биться, когда дверь распахнулась с гнусным скрежетом, являя им двоим... пустое помещение с коробками, паутиной и небрежно кинутой шваброй. С потолка свисала одинокая лампочка, будто висельник качаясь на толстом проводе.       - Твою мать, - выругался Сан, опуская оружие.       - Блять, - выдохнул Чон, повторно сглатывая и распахивая рот, глотая им затхлый, плесневелый воздух небольшой кладовки, в котором не было ничего ужасного и ничего полезного. Просто тупая комнатка, в котором он увидел то, чего не было. Извел себя и друга, который снисходительно поглядел на него и хлопнул по плечу.       И от того Уён возжелал проделать себе дыру в голове. Позор! Струсил на пустом месте. Если бы не Сан, то так бы и остался стоять на месте, смотря на это окошко. Даже бы не заметил, как его заживо стали рвать и грызть. Он как олень, на которого летит фура, что через секунду размозжит его хлипкое тело по всей дороге, выкинув ножки и ручки в разные стороны, превратив внутренности в кроваво-пурпурный ковер.       Чхве отступает назад с целью начать сбор продуктов, как все в одночасье меняется.       - Хи-хах-хих, - раздалось эхом по всему помещению, отчего парни дернули головой, уставившись в никуда, а после переглянулись, спрашивая, кто из них только что издал такой мерзкий, издевательский смешок. Но по вытянутым обескураженным лицам было ясно, что ни первый, ни второй, не ответственен за это.       Виновник, впрочем, обнаруживается скоро, стоило Чону повернуть голову на движение в проходе меж полок и уставиться в перекошенное на правый бок тело. Оно похрамывало, ведущая ступня была вывернута в сторону. Отсутствие обуви давало узреть голый кусок мяса с обрывками эпидермиса; вздутые фиолетовые вены, словно провода, опутывающие нагие кости; желто-черные когти, под которыми застрял толстый слой грязи, приподнимая ногтевую пластину, как козырек кепки. Но что самое омерзительное и шокирующее было в этом уроде - его лицо. Один глаз вытек, болтаясь на тоненькой ниточке, что вот-вот оборвется. Другой смотрел на него, почти прозрачный, голодный и беспощадный. Носа не было - сгнивший бурый отрубок. И... улыбка. Частично обглоданные губы растянулись в сторону, замерев на месте, показывая ряд приоткрытых остатков зубов с поблескивающей между ними жижей. Пенившись, она стекала вниз по мягкой плоти, двигалась к болотному подбородку и спадала на пол, где совсем недавно в оцепенении стоял Чон.       - Хих-ах, - посмеялось оно, быстро дергая головой в исступлении.       Уён, не сдержавшись, вскрикнул, давая зеленый свет, чтобы тварь дернулась в его сторону и тут же отлетела под аккомпанемент громкого выстрела. Уши младшего заложило и тот почти не слышал, только наблюдал, как Сан повторно делает выстрел в тварь, попадая в голову, что разлетается на куски. Из дыры тут же показывается серо-бурая масса, спадая на пол с противным хлюпом. Звон в ушах продолжает трещать, перекрывая то, как Чхве наскоро перезаряжает винтовку и уже стреляет в другого, показавшегося на входе. Первый выстрел мажет, зато второй сбивает урода с ног. Третий представитель зомби забрел следом, освещаемый солнечным светом. Вздыбленные остатки волос на голове напоминали белый одуванчик. Именно эта цель стала предпочтительной при очередном выстреле, который Уён наконец-то услышал, крупно дрогнув, и, все еще страдая от писка, понял, что ему уже полминуты кричал Чхве:       - Быстро смотри, что в листе, пакуйся и съебываем!       Сам напарник направился ко второму трупу, что пытался встать, игнорируя простреленную ногу. Приклад с хрустом влетел в челюсть, а после приземлился в затылок. И так два раза, пока тело под ним не содрогнулось в скулеже и не замерло, распластавшись под собственными растекающимися массами.       Чон лезет в карман штанов, доставая оттуда лист дрожащими руками и тут же роняя его на пол, куда валится сам на колени, подбирая жалкую бумажку и наскоро читая, стараясь понять суть написанного острым почерком Джуна. Глаза заметались по прилавкам, но все смешалось в один смазанный хоровод.       - Дай! - рявкнул перевозбужденный Сан, быстро считывая информацию и снова суя бумагу в руку парня. А после, грубо хватая того за шкирку, вдергивает на ноги и подталкивает вперед, чтобы он наконец-то зашевелился. И это сработало, хотя толком он так и не соображал, что хватал. Летели какие-то упаковки и грубой рукой утрамбовывались внутрь ранца. Железные банки. Пакеты. Когда молния уже еле сходилась, Чон закрыл все, подхватил винтовку с пола и выбежал на улицу, где уже стоял Сан, поднимая свой велик, матеря все на свете. Его ранец вздулся, нагружая спину.       - Шевелись, ну!       Словно во сне, кореец бросился к своему железному коню, сбил ударом стойку и закинул через плечо оружие, не обращая внимание на то, что оно будет болтаться и мешать ему. Ноги сами стали работать. Раздались повторные выстрелы. Он ехал вперед, только единожды оглянувшись, чтобы проверить нагонявшего его на всех порах Чхве. Лоб его блестел от пота. Шевелюра всклочена.       Дыхание сбилось на первых метрах, однако дикий визг преследователей в лице двух уродов, заставили парня забыться об этом дискомфорте. Перед ним была только дорога, по которой они должны как можно скорее убраться от подонков и вернуться в убежище, где смогут спрятаться за крепкими высокими воротами, отгородится от этого беспощадного мира.       - Давай, давай! - Сан уже поравнялся, оглядывая быстрым взглядом взмыленного напарника и уходя вперед, подпрыгивая на неровностях дороги и громко чертыхаясь. Ветер свистел в ушах, закрывая чужие звуки. Глаза Уёна цеплялись то за проезжую часть, то за спину товарища, круто завернувшего за угол.       Он же не успел, проехав дальше. Разворачиваться на месте тот не умел, да и для резкого маневра было узковато. Поэтому кореец просто продолжал двигаться вперед, надеясь вернуться на правильный путь при ближайшем повороте. Новый вой заставил непроизвольно повернуть башку. Ступни опускали педали поочередно, как резко... Дорога стала совсем неровной, и, вскинув голову, Чон увидел, что уже несся вниз по пригорку с ямами, мотавшими колеса из стороны в сторону. При очередном наскоке тот перелетел через руль, выпав из седла жалобно скрипнувшего транспорта, и пропахал землю мордой, чудом не напоровшись на торчавшую корягу глазом. Нос заныл, колени саднило, а вес сверху делал из него неуклюжую черепаху.       - Бляха, - Уён активно стал перебирать руками, отползая дальше по снегу, на котором остались рубиновые капли.       Наконец-то юноша рывком встал, в полусогнутом состоянии протопав пару шагов, и выпрямился, оборачиваясь и наблюдая, как на возвышенности дороги стоит труп, глядя сверху-вниз на него и незамедлительно начиная движение, сам спотыкаясь и падая, словно тряпичная кукла. Чон уже хочет схватиться за винтовку, которая висит на плече, но не может найти ее, тут же громко ахая и начиная искать ее. Из головы все вылетело от страха и стресса, поэтому тот вообще ни черта не помнит. Он даже не уверен, что обронил ее здесь, а не на дороге. Темные отросшие волосы лезут в лицо: кепка слетела с головы в первые секунды побега с места происшествия.       - Дерьмо! - парень попятился назад, едва не заваливаясь на спину и чувствуя, как что-то протекло в его ранце: тухлый запах он не ощущает, как и не замечает кровавые сопли из ноздрей, спешно утирая место под губой и распахивая рот. - Палка... Камень... надо найти, - начал он говорить сам с собой, наклоняя голову и почти падая от головокружения. В глазах потемнело, не давая ничего увидать. Благо, что ноги продолжают скользить назад, так как мертвец впереди надвигается, клацая заостренными клыками. Казалось, что только два вида этих зубов и остались в разорванной физиономии мрази.       - Сан!! - проверещал Уён, так и не обнаружив ничего, чем можно обороняться от твари.       Нужно бежать. Бежать дальше, прятаться за деревьями, петлять. Вот только он выдохнется быстро в то время, как преследователь не знает этого состояния организма. Ему знакомы только прожорливость и злость, с которой он глядит на окровавленное лицо юноши.       Корень дерева цепляется за пятку, невидимая рука перелеска хватает парня за затылок и дергает, заставляя того кубарем свалиться по небольшому склону.       Слезы застилают глаза младшего, который даже сил не находит подняться от сковывающего нутро воя твари, нависшей над ним. Рюкзака коснулась обглоданная ладонь, подминая фалангами пальцев ткань. Через рот Чона, забитый снегом, землей и пожухлой травой, проникает омерзительный запах кислоты и гнили.       Уён жмурится, сдается и сдавленно кричит, когда на него заваливается тело сверху.       Чужие шаги он не слышит, содрогаясь. Не сразу воспринимает то, что помеху сверху отшвыривают ногой. И лишь тогда, когда его приподнимают крепкие руки, а перед глазами появляется размытое бледное лицо Сана, тот наконец-то просыпается и начинает реветь навзрыд, качая головой. Рот скривился. На языке ощущался солено-металлический привкус.       - Ты цел? - Чхве шептал. Ответа Чон не дает, закрывая ладонью соленный хрусталь меж век. - Я успел, слышишь? Успел!       - Хён, - вылетело со вздохом из груди Уёна, и тот, не в силах справиться с самим собой, крепко обнимает друга, пряча свою физиономию на его плече и взвывая от острой боли в носу, но хватку не ослабляет. Сан в ответ прижимает к себе, гладит ворох черных волос и сам кривит лицо. Сдерживается, чтобы не заплакать в ответ от той боли, которая пронзила его сердце в момент обнаружения отсутствия юноши. А когда ушей коснулся полный отчаяния и просьбы крик, кажется, душа и вовсе покинула его тело. Он бежал, наплевав на недобитую мерзость, оставленную под колесами велосипеда, сбросил этот ебаный ранец. Лишь бы не опоздать. И если бы секундой он замедлился, то случилось бы непоправимое:       - Прости меня... - заскулил Уён, сотрясаясь всем телом. - Прости меня...       - Ты не виноват, - отрицательно качал головой Чхве, сжимая челюсть и едва ли не всхлипывая. - Все в порядке. Я успел! Слышишь, ты жив. Мы сейчас вернемся домой!       - Прости, что я такой идиот, - продолжал Чон. - Надо было тебе тогда мать спасать, а не меня... Я бестолковый. И в очередной раз убедился в этом.       - Уён, - голос старшего заскрипел, наполовину застряв в глотке. - Уён, прекрати.       - Надо было мне тогда сдохнуть. Лучше бы я помер, а не Юнхо, - тараторил младший, наконец-то отлипая от друга и заглядывая в его глаза, полные печали и разочарования. В орехово-коричневом зеркале отражался его крохотная фигура.       - Уён, ты мой брат, - твердо отрезал Чхве. - Прекрати такое говорить. Мне же... что же я делать без тебя буду?! Как мне жить, если я тебя не смогу защитить? Уён, - он тряхнул его за плечи, стараясь сфокусировать размытый взор на себе, - я не смог маму спасти. Это я виноват! Но я тогда спас тебя, слышишь! И сейчас я это сделал! И буду делать это дальше! Да, ты слабее, но это не отнимает твоей драгоценности! У меня роднее тебя никого не осталось!       Последнее он прошептал. Горькая одинокая слеза скатилась вниз, обрисовав скулу, на которой была ссадина.       - Пошли домой, - он стал медленно поднимать его, хотя у самого будто земля из-под ног была выбита. Но им некогда останавливаться. Надо идти. Во-первых, на ту шумиху, которую они натворили могут сбежаться еще больше тварей: оказалось, что этот район не шибко безопасный, как они надеялись, - во-вторых, ребята наверняка слышали отдаленные хлопки и точно переживают за них. - Пошли, вот так...       Ёсан сжимал в руках лук, напряженно вглядываясь в сторону, где несколькими часами ранее уехали оба друга. По подсчетам Хонджуна, те должны были вернуться минут тридцать назад, если учесть время на дорогу туда-обратно, осмотр места и на случай - избавление от ненужных свидетелей. Стрелка наручных часов все бежала и бежала, а от них ни духу, ни звуку. Сонхва уже круги наворачивал в гостиной, не силясь взяться за готовку. Чонхо чем-то громыхал в гараже, явно недовольно оглядывая скупой набор инструментов, доставшийся от прошлых жильцов. Хонджун бродил вокруг дома, подмечая в своей тетради, половина которой уже была исписана, что им нужно залатать, что прибить, чтобы пережить зиму в относительном спокойствии и тепле. А Минги... тот все утро был в каком-то шатком состоянии, а после и вовсе свалился в обморок, когда лез на крышу, чтобы проверить, где протекает. Низкое давление от стресса и переживаний, вкупе с плохим сном и питанием добило организм - тот теперь отлеживается на втором этаже. К нему пристроили Такаяму, которая больше, чем слушать и передавать легкие предметы, не способна ни на что. По крайней мере на этой неделе. Японка Хва слушала с едва скрываемым недовольством по поводу ее режима и остальной кучи запретов, однако приняла, чтобы не бесить и без того взмыленного старшего. До готовки он все же пообещал ее допустить: Чонхо как раз сообразил и смог присоединить газовый баллон к плите, обеспечив им возможность не разжигать костры. Однако его идея проверить наличие утечки с помощью огня не особо понравилась остальным. Тем не менее, ничего на воздух не взлетело и на том спасибо.       Хмыкнув под нос, Кан вытянул шею, когда до него долетел скрип цепей и шуршание колес на дороге. Объявились!       Не долго думая, парень пошел навстречу, оглядывая дуэт и тут же хмурясь. Губы его дрогнули, когда он разглядел кровавые подтеки на лице младшего, что при виде старшего опустил голову, стараясь прикрыться от пытливого взора волосами.       - Что случилось? - задал вопрос в лоб.       - Упал, - глухо ответил Чон, позволяя Ёсану поднять свое лицо за подбородок и придирчиво оглядеть вспухший нос.       - Мы с зомби пересеклись, поэтому задержались, - объяснился Сан, слезая с велосипеда, который вот-вот развалится. Спина его неприятно ныла от тяжести позади. - Но пронесло.       - А винтовку где просеял? - снова обратился Кан к младшему.       - Обронил.       - Там неудобно было, - вступился Чхве, выдерживая на себе негодование лучника и слегка тушуясь от того, как он прикрыл глаза, выражая свое раздражение и вместе с тем беспокойство.       - Ладно, пойдем внутрь.       Щелкнув за ребятами калиткой, что все это время была открыта, дожидаясь новоиспеченных хозяев, Ёсан провел друзей внутрь приюта. Транспорт они оставили снаружи, предчувствуя, как их будет поливать говном с матом Чонхо, который эти велики и нашел днем ранее, предоставив быстрый и бесшумный способ перемещаться по улицам. Только просчитался он в том, что Уён мог соврать о своих навыках езды на них: причину этого истолковать было легко - не хотел отпускать Сана одного, хотя прекрасно знал, что Чхве сработается куда лучше и с Хонджуном, и с Ёсаном. Чон был чересчур привязан к этому человеку, которого порой звал братом, учитывая историю их взаимоотношений и испытаний, которые они перенесли, опираясь на плечо друг друга. Уён не хотел отлипать от него, боясь упустить момент их конечного расставания. И самое горькое, что сегодня именно из-за него они бы и расстались друг с другом. Может быть Сан успел бы улизнуть, а может быть разлагался на пару с ним.       От этого его пробирал стыд. Он даже не был в силах поднять глаза на Чхве все это время, чувствуя собственную ничтожность, отсутствие которой не уставал ему доказывать Сан.       - Твою мать, - протянул Сонхва, стоило Чону попасться ему на глаза. - Садись давай. Ранцы снимайте. Рюрико!       Девчонка появилась тут же, быстро спускаясь со второго этажа и замирая, оглядывая с головы до ног вернувшихся парней и стягивая губы в тонкую нить. Кивок головы - скупое поздравление и приветствие. Короткие пряди убраны за уши, одежду она сменила на новую, позаимствовав ту у хозяйки дома, которая не сочла должным забирать в поездку просторные темное-синие джинсы, старую нежно-голубую футболку и черно-белую кофту, которую девушка накинула и застегнула до горла, чтобы не замерзнуть.       - Помоги Уёну с носом, я пока найду Хонджуна. Потом припасы разберем, - наскоро проинструктировал Хва и вышел на улицу на поиски Кима.       - Садись, - выставив стул, на котором она сама сидела не так давно, девушка развернулась и достала из одного из шкафчиков пакет с медикаментами, пополнившимся после того, как она отдала часть своих припасов.       Кореец сел на подставленное место и дернул молнией вниз, распахивая порванную куртку, под которой была пропахшая потом толстовка. Сан также ушел куда-то с Ёсаном, видимо, оправдываться перед Чхве-младшим.       - Сильно болит? - спросила она, присаживаясь напротив него с уже смоченной спиртом ватой, несколько боязливо прикасаясь к кроме носа.       - Терпимо, - отозвался он, приподнимая голову, чтобы ей было легче. - Не как у тебя, так что жить можно.       - Угу, - ответила она, аккуратно убирая засохшую кровь. С улицы послышалась ругань, переходящая на высокие ноты. Причем кричал только один человек, голос которого оба распознали быстро. И если японку это сколько-то позабавило, то вот у Чона внутри все переворачивалось от вины. Он испортил все. - Все нашли?       - Не знаю... - пожал плечами посеревший собеседник, смотря на то, как девушка встает с места, чтобы отбросить в сторону испачканный медикамент и зажечь свечу, которую та поставила на островок. Теперь-то она наконец увидела, что глаза парня напротив были стеклянными. Не такими, какие у мертвецов, но почти схожие. Веки еще переливались от пролитых слез, на чем она заострила внимание, невольно охая.       - Точно не сильно болит? - переспросила, получая в ответ несмелый кивок. - Сейчас я снега с улицы после этого соберу в тряпку - приложишь к носу, чтобы оттек спал.       - Да.       Дальше они сидели в тишине: внимание на Чонхо, который уже хотел гаечным ключом прибить молчавшего Сана, не обращали. Огонек подскакивал, обмазывая теплом щеки молодых людей.       - Ты не боишься? - дрогнувшим голосом поинтересовался Уён, вызывая недоумение у Рю. Та откинула в сторону третий клочок ваты и приподняла брови, прося уточнить, что именно подразумевает под этим молодой человек. - Типо... ты рассказывала, как тебя чуть не изнасиловали, а сейчас впритык ко мне сидишь. Почти даже не брезгуешь, ну или вида не подаешь.       - Тебя с видом побитого щенка я не боюсь, - отозвалась она, вставая и покидая комнату с упомянутой тряпкой.       Уён остался один, опустив голову, разглядывая свои ладони, перебирая пальцы и похрустывая фалангами. Через нос дышать было невозможно, поэтому он снова приоткрыл рот, тяжко вдыхая и жмурясь от последней фразы Чонхо, который закончил свой монолог и захромал обратно в гараж, не желая больше видеть старших, смиренно слушавших его все это время. Понять настроение механика можно: он им все утро промывал мозг, что чинить велосипеды, конечно, возможность есть в их ситуации, но если они их изуродуют так, как умудрились они с Саном, то тот и пальцем не пошевелит. Даже если это будет касаться общего дела.       - Не переживай из-за великов, - непривычно добрый голос вернувшейся Такаямы заставил Чона встрепенуться и поднять на нее глаза. Рюрико завязывает в узел намокшую ткань и бережно прикладывает ее к увечью. Уён от холода морщится, сцепив зубы, а после перехватывает компресс, коротко благодаря девушку. - Там... плохо. Но не настолько, чтобы сразу выкидывать.       - Мы разъебали подвеску, колесо восьмеркой ходит и руль скосило в другую сторону, - без капли смеха перечислил он.       - Починить можно, - пожала плечами она. - Я думаю, что Чонхо больше рад, что вы вернулись. А злоба так... от переживаний.       - Ты его от силы три дня знаешь, откуда уверенность такая? - придрался кореец, исподлобья смотря на Рю.       - Просто кажется так, - и стала убираться после процедуры, повернувшись к юноше спиной.       Уён хмурится, смотря на тощее тело. Ее слова и попытки успокоить его казались глупыми и наивными, не дающими ничего толкового. Утешение было слабым, но Чон и осознает в то же мгновение, что он даже этого не заслужил. Рюрико не обращает внимание на то, что они были готовы сутками ранее друг друга с дерьмом смешать, проникается его отравленной душонкой и подавленным настроением, получая в ответ незаслуженную враждебность.       Он разом становился ниже ее на несколько рангов шкалы, которая вырисовывалась в его забитой проблемами голове. Бесчестность обратилась виной, которую он либо мог загладить сейчас, либо никогда. И сердце, уже каявшееся не так давно перед Саном и вспузырившееся от ожогов событий, было достаточно мягким и податливым в эту секунду на сожаления.       - Рюрико, - спустя секунду снова говорит собеседник. Она мыкает в ответ, давая понять, что слушает его. - Извини...       - За что мне тебя извинять? - спросила, все так же стоя спиной и занимаясь своими делами. Ему казалось, что она воспринимала его в данный момент безразлично, что не было новостью. Если с Сонхва та как-то быстрее адаптировалась и слушалась его без прекословий, то вот с ними двумя она держала дистанцию. Чхве же обоюдно не замечал ее существования, будто их взаправду осталось семеро.       - Просто извини.       - За "просто" не могу извинить, - отрицательно качнула она головой.       - Извини, что нагрубил сейчас и... за все то, что было раньше, - сипло пояснил он, наконец-то пересекаясь с ее... к удивлению, легким взглядом.       - За сейчас не извиняйся - я не обижалась. А то, что было раньше... прощаю. Хотя и... - она запнулась, но все-таки призналась, - моей вины было достаточно. Так что иди отдыхай. Вечером, ближе к шести, будем ужинать.       - Угу... А как руки? – смущенно вопросил.       - Заживают. Сейчас пока страдает только Минги: ему стало плохо, и он свалился с лестницы.       - И как он?       - Можешь сам спросить - он не спит, не может заснуть, сколько бы не старался. Может ты хотя бы развеселишь. А то он такими темпами срастется со стеной.       И парень послушался, грузно направляясь на второй этаж и ежась от холода. Сейчас бы вернуться в те времена, когда можно было зайти в дом, раздеться хоть до трусов и не беспокоиться об этой потребности в отоплении, ведь под рукой всегда был обогреватель, который нужно лишь воткнуть в розетку и подождать. Раньше все было просто. Оглядываясь на проблемы, которые его преследовали в детстве и отрочестве, Чону хочется хохотать до исступления и молиться, чтобы следующим утром он проснулся в своей комнате и в своем доме, лениво растянувшись под теплым пуховым одеялом, а в соседней комнате раздавался монотонный голос диктора утреннего эфира. Он много раз просил Бога, чтобы тот вернул все обратно, вывернул эту стрелку и не допустил бедствия. Только Бог был немым. Уёну говорили, что Всевышний людей любит, но если его любовь заключается в страданиях, то он отрекается от него и существует самостоятельно. Последнее, собственно, сейчас и происходит.       - Привет, - поздоровался Уён, открывая дверь и проходя внутрь комнаты, в углу которой валялись матрасы и одеяла. Подушек не нашлось – заместо них использовались разобранные ранцы и старая одежда. Либо же они вообще спали без них.       - Здорово, - тусклым голосом отозвался Минги, даже не оборачиваясь, чтобы поглядеть на товарища. Тот лежал скрючившись, отвернувшись лицом к стене. Открыты у него глаза или нет – не было понятно.       - Слышал, что ты чуть с лестницы не свалился. Глупый способ помереть, не находишь? – попытался пошутить Уён, но вышло паршиво, отчего он мигом поморщился и стукнул себя по лбу пару раз раскрытой ладонью. Вторая рука его была занята удержанием компресса, что почти растаял. Холодные капли жалили лицо.       - Тут уже любой способ помереть жалок.       - Я знаю, сам чуть не сдох где-то час назад… - пробурчал под нос юноша и прошел внутрь, присаживаясь на какие-то тряпки в позе лотоса и укладывая ладони на острые колени. Опустевшую тряпку он сунул в передний карман. – Как ты?       - Хуево.       Уён поджал губы. М-да, его отправили сюда, чтобы расшевелить соратника и заставить того хотя бы сымитировать улыбку, но он делает все наперекосяк. Впрочем, не удивительно, ведь он – это он.       В глазах невольно защипало, и парень потянулся к ним, надавливая поочередно на каждое закрытое веко. Не хватало ему разжалобиться перед Минги. Тот вряд ли оценит такое поведение и расстроится больше, чем можно в его ситуации.       - Уён, - голос Рюрико в двери оказался для него неожиданным, но он подавил испуг и повернулся в сторону прохода, разглядывая замершую фигуру снизу-вверх с немым вопросом в больших тусклых глазах. В руке она держала ранец, другое ее предплечье было скрыто в глубине сумки, из которой она через мгновение достала пачку прокладок. – Это?..       Лицо Чона вытянулось. Он глядел на находку, которая оказалась в его ранце так неожиданно и спонтанно, что аж выпал на мгновение и не смог ничего сказать. Паренек не помнил, чтобы клак нечто подобное… Хотя он вообще ни черта не помнил, что там наложил, когда находился в полной прострации, делая все механически, бессознательно, лишь бы сделать и убежать, пока ноги могут выполнять эту простую функцию. Он хотя бы не весь ранец напихал средствами личной гигиены? А то Хонджун заставит его жрать все это заместо нормальной еды.       - Она на дне лежала, за упаковками макарон и консервами, - тут же развеяла его опасения японка, слегка тушуясь и снова убирая из поля зрения находку, спрятав ее за спину, чтобы не смущать еще более покрасневшего юнца. На звук их разговора, в свою очередь, зашевелился Минги, поворачивая голову к сожителям с каплей интереса, желая увидать, что же такое произошло.       - Ах… - Уён кашлянул, после чего почесал нос, - это тебе… презент. У вас же девчонок это… кровопотери каждый… каждую…       Кореец запнулся, стараясь припомнить, когда этот хаотичный цикл начинается у противоположного пола.       - Каждый месяц он у них, - помог Минги, снова отворачиваясь к стене и натягивая на себя простынку. Все тело одолела слабость и сил хватало лишь на то, чтобы дышать и смотреть. Язык почти прирос к небу. Даже сейчас шевелить им было чрезвычайно тяжело, как и разомкнуть губы, и напрягать связки.       - А… ну вот, - махнул рукой он на друга, а после резко осекся и снова уставился задумчивым взглядом на Такаяму, которая не особо хотела бы обсуждать особенности девичьего организма с парнями. Она мялась и хотела уже соскочить с темы. Ее, по сути, вообще здесь не должно было быть: она и Сонхва разбирали принесенные вещи, когда на самом дне нашла вообще не то, что хотели все остальные ребята. Девушка отпросилась на пару минут у старшего, который сразу кивнул головой, поглощенный рассматриванием дат на запасах, чтобы понять, какую из банок они вскроют первее. – А, погоди… как ты до этого ходила, если у вас каждый месяц эта фигня? Да еще и боли всякие?       - Ну, в первые четыре месяца справлялась, - промямлила она, криво поднимая уголки губ и отводя глаза в сторону. – Потом у меня задержка началась, и они больше не приходили.       - А, - понимающе качнул головой Чон и снова оторопел, вякнув что-то себе под нос и нахмурившись, - снова погоди… а это как? Ты типо… беременна?       Вопрос повис в воздухе, затерявшись меж летающих частичек пыли и их плавным вальсом на фоне ярко-желтых лучей, просачивавшихся сквозь покрытое тонким слоем копоти окно.       - Нет! – воскликнула Рюрико и прижала к телу ранец, закрывая им впалый живот, на который упали темные оторопевшие глаза Уёна. – Ты с чего вообще до такого додумался?       - Ну а как иначе? – пролепетал он, а после брякнул сдуру. – Мало ли кто тебя…       Юноша уже ладонью захлопнул уста, испуганно взирая на застывшую маску на лице девушки, отражавшую толику разочарования и горечи вперемешку с напускной беспечностью. Японка попятилась, оказываясь в коридоре и глядя оттуда на застывшего корейца, после, не удержавшись, скривилась и рассеянно пошла в сторону лестницы.       Чон вскочил с места и ринулся за ней, ощущая, как дрожит все его тело. Дребезжало естество, готовое вывернуться наизнанку. Вышло по-ублюдски болезненно, за что он готов сейчас сто раз извиниться перед девчонкой и вымаливать прощение, лишь бы ему спустили этот грех. Он нагнал ее на подходе к лестнице, не решаясь коснуться, но негромко окликнул, все же получая в ответ взор обиженных глаз. Ресницы ее трепетали, а брови насупились, высказывая все за свою носительницу.       - Прости, я не подумал.       - Забей, - отмахнулась Рю и начала спускаться по ступенькам, скрываясь на первом этаже и оставляя опустошенного этим днем Уёна наедине с собой.       Тот безвольно покачал головой, бегая глазенками по пространству и кусая щеку изнутри чуть ли не до крови, чтобы хоть как-то наказать себя за проступок. Он и так сегодня всех подвел, а в довершение к этому еще и вспорол старую рану чужого человека при чем так резко и небрежно, что она даже крикнуть не успела, а сразу смолкла, глотая жгучую боль.       - Отоспись что ли, - просипел голос Минги под ухом.       Обернувшись, Уён заметил, что тот стоит, прислонившись к стене и тяжело дышит, припустив веки, чтобы не напрягать зрение лишний раз. Выглядел его товарищ паршиво: волосы сбиты, корни их блестели от жира; лицо бледное; губы померкли, сливаясь с кожей; глубокие морщины залегли под глазами и вокруг носа.       - А то сейчас скажешь еще что-то Чонхо, так он тебя на месте похоронит рядом с телом той девочки.       В два часа дня Рюрико принесла в комнату к Минги чашку с едой и стакан с горячей водой мутного-болотного цвета, похожего и пахнущего, как чай. Обед Пак на пару с девушкой приготовили только для Сона, чтобы он подкрепился и еще раз попытался поспать, восстановить свои силы и хоть немного оклематься. Когда Такаяма молчаливо прошла в комнату, парень лежал в той же позе, что и раньше, отвернувшись к стене и натянув до подбородка тонкую простынку, которая ничего не стоила в середине осени в доме, лишенного всех удобств.       Сев на пятки и поставив подле себя посылку от старшего, та позвала Минги и попросила его прервать дрему. Ответа не последовало. Можно было бы предположить, что он спит, однако стоя на ногах, она отчетливо видела, что глаза его были открыты и направлены в стену с ободранными обоями, под которыми скрывался слой штукатурки.       - Тебе поесть надо, - пояснила она, продолжая сидеть у лежанки и размеренно дышать, краем глаза поглядывая на порцию, которую сама была бы не прочь съесть. Но нельзя. Это не для нее. – Пожалуйста.       - Не хочу, - отказался он.       - Надо.       В таком положении они пробыли с минуту, дожидаясь, когда один наконец-то повернется и выполнит простую просьбу, либо же второй уйдет с полным поражением. Выиграла в итоге Рюрико с чувством облегчения слыша сопение и шорох одежды, когда юноша привстал и показал лицо, утыкая затхлый взор на пищу. Губы его стянулись в тонкую линию, дыхание прервалось, словно он пытался отгородить себя от запаха сваренных мучных изделий и тушенки, от которого желудок в узел связывался с полным бойкотом принимать в себя хоть что-то. Но если он не запихнет в себя все это, то ему станет стыдно перед остальными. Все-таки они приняли решение не обедать, чтобы сэкономить продовольствие, а на него решили расщедриться из-за недомогания.       Парень повернулся корпусом к девушке и поджал под себя ноги. На них были только подранные плотные носки. Раскисшие ботинки стояли у кромки матраса.       Пальцы дрожали, а ладонь водило туда-сюда с завидной чистотой, когда Ги обхватил теплый металл вилки. Старание удержать в своей широкой ладони чашу грозилось вывалить все на пол и замарать место для сна. В итоге, смотря на откровенно жалкие потуги брюнета, Рюрико произнесла следующие, внутренне противясь от этой затеи:       - Давай помогу.       Но делать что-либо без согласия парня не стала. Он смерил ее тяжелым взглядом, а после перевел внимание на не слушающиеся конечности, в конечном счете признавая поражение и передавая посуду в руки девушки, которая едва заметно поморщилась от боли.       Минги в этот момент ощущал себя дряхлым стариком, который все свое время лежит на больничной койке и ходит под себя, ожидая, когда дерьмо с мочой выкинут медсестры, не особо желающие приступать к своим обязанностям. Но поделать что-либо он с этим не мог, покорно открывая рот и забирая в него еду, медленно пережевывая и прерывисто вздыхая, следом проглатывая с неприятным царапаньем в глотке. На сжимающую зубы девушку он так же не смотрел, предпочитая ей пол, чтобы лишний раз не тревожить ее расшатанную натуру. Ей, наверное, все еще было гадко после того комментария Уёна, да и сам вид Ги не оставлял приятных впечатлений: хоть плачь от его беспомощности и бесполезности. Может, было бы даже лучше, если бы ее попытка вскрыть сонную артерию тогда увенчалось успехом?       - Попей, - она поставила чашу на место и поднесла стакан, который пригубил Минги, слегка морщась от горячей воды и зловонного аромата, безвкусно сочетавшегося с только что прожеванной пищей и давно не чищенными зубами. Вроде бы Сан смог найти какой-то порошок для рта, что означало восстановление былой гигиены.       Подумав об этом, Ги поперхнулся, тут же сплевывая воду, часть из которой полилась по подбородку и вниз, скатывая по дергающемуся кадыку, просачиваясь в ткань его кофты.       Такаяма тут же отняла чай, поставив его на место с шарканьем стекла, перебиваемым громким кашлем Сона. Тот постукивал себя по груди кулаком, отплевываясь. Щеки его покраснели, как и губы, налившиеся насыщенным розовым оттенком и блестящими от напитка и слюней, которые он поспешно вытер, вернувшись в норму.       - Порядок?       Глаза его, слегка слезившиеся, наконец-то посмотрели прямо в лицо напротив. Сердце невольно подпрыгнуло от того, как на него глядела Рю: жалостливо и обеспокоенно. Он, кажется, впервые видел такие эмоции, которые нельзя было бы связать с потаенной злобой или недоверием, которым она привыкла оглядывать людей. Ну, или привыкала делать так ввиду долгого отсутствия социума в ее жизни.       - Да, - ответил он хриплым голосом и снова прокашлялся повторно. – Дальше я сам.       Минги в действительности закончил с приемом пищи самостоятельно, нерасторопно поднося ее ко рту, перемалывая и проглатывая. Японка в это время продолжала сидеть рядом, чтобы после отнести опустошенную посуду на кухню. Голова ее отвернулась, чтобы не напрягать юношу своим наблюдением. Помятый лик был направлен в сторону неба, за которым “V” образной стайкой мелькнула группа птиц, тут же пропадая из виду, спрятавшись за границами оконной рамы. Солнце выглянуло после недолгого отсутствия за облаками, освещая выступы скул, нос с горбинкой и зажигая карие глаза теплым оттенком молочного шоколада. Ладони ее лежали на ляжках.       Сон разглядывал ее исподтишка, даже не понимая зачем. Наверное, из простого любопытства. Здесь, в относительно спокойно обстановке все казалось иначе. Таким умеренным и тихим, лишенным агрессии и ненависти: этим двум компонентам просто неоткуда браться, когда страх гулял за забором их временного приюта, виляя хвостом и щерясь хищным зверем.       Вот и она была какой-то другой. Будто девушку в одночасье подменили, стоило ей переступить порог. Она стала тише, проявляла покорность и сдержанность. Хотя, может дело было в Сане, с которым она не контактировала от слова совсем, оставив распри на том мосту.       И что самое главное и пугающее отметил в себе Минги, наблюдая, как Рю задумчиво шелестит губами, не издавая и звука – это то, что она не была такой уж и замарашкой, похожей на одичавшим мальчугана. Вероятно, в той жизни она была симпатичной и ухоженной девушкой, у которой были черные густые длинные волосы, а не этот небрежный обрубок; щеки были мягче и румянее; косметика скорее всего подчеркивала особенности ее природного достатка и перекрывала изъяны; ходила, вероятно, она в чистой и отглаженной одежде, а не в том, что пришлось напялить лишь бы не замерзнуть и прикрыться.       Рю резко оборачивается и смотрит на него, не мигая, без слов спрашивая, что не так. А Сон замирает в полной растерянности и неловкости, что его только что поймали за этим действием. Он, наспех проглатывая последний кусок, тут же уводит внимание в противоположную сторону и передает посудину, которую она забирает, морщится, но и звука не издает, немо поглощая жжение в кистях. Оно не такое ощутимое, как раньше, но все еще беспокоит ее.       Перед тем, как встать и наконец-то оставить парня одного, японка мнется, будто хочет что-то спросить, но боится, что ее засмеют и прогонят. Ги замечает краем глаза ее мельтешение, но ждет, когда та наконец-то сделает то, о чем думает, или озвучит.       - Хочешь… я тебе почитаю, чтобы ты уснул?       Вопрос она задает очень-очень тихо. Но стоявшее в доме безмолвие позволяет явственно понять, что она только что предложила. Сон удивляется, наверное, очень ярко, отчего создается ощущение, будто он посчитал то за глупость. От этого Рюрико тушуется, качает себе головой, будто корит за нелепость, а после начинается подниматься, как уже при подходе к двери слышит ответ от Минги:       - Хочу.       - Тогда я сейчас вымою посуду и вернусь, - ответила она сдержанно и ушла. Скрип половиц отсчитывали ее шаги до лестницы, а после заткнулся.       Кореец не знал, зачем согласился на это, но менять что-либо было уже поздно. Тот просто лег обратно, чувствуя вздутость в животе. Вроде бы съел он не так много, но все равно легкий дискомфорт в желудке, отвыкшем от нормального питания, был. Голова примостилась на ранец, давая гудящему чувству в черепной коробке самую малость успокоиться. Ему нужно было нормально поспать. Всю ночь ему снились кошмары, которых он не помнил; вздрагивал каждый раз, когда чья-то эфемерная рука касалась его лица, сжимала кожу, царапала ее, словно пыталась стянуть и напялить на себя. Минги боялся после каждого пробуждения снова соединять веки, не желая испытывать эту дрожь и оцепенение, но понимал, что в ином случае убьет свой организм и разум, который шатался так же, как та лестница, по которой он взбирался на крышу.       Когда пришла Такаяма, он снова натянул на себя простыню, наблюдая, как девушка садится на прошлое место, держа в руках нетолстую книжку с потрепанной обложкой.       - Где ты ее взяла? – закономерно поинтересовался Минги.       - Нашла на полу в ванной комнате на первом этаже. Видимо кто-то из ребят хотел использовать листы вместо туалетной бумаги, - ответила она, открывая первую страницу, шелестя бумагой. – Но сейчас надобности нет. Сан принес одну упаковку, которую нашел в магазине утром.       - А как она называется?       - «Искупление».