DELIVERY

«Я искала безопасное место высадки и вскоре совершила ошибку: нашла». Дж. Уинтерсон       Лопатки щекочет уже обеденное солнце. Сил дойти до кровати после бурного марафона ни у кого не осталось, поэтому парни уснули прямо на ковре гостиной, накрывшись пледом. Намджун повернулся на бок и погладил кончиками пальцев красивую спину своего парня. Хосок замычал, но глаза не разомкнул. На кресле недовольно фыркал Луи-Цитрус.       - Не ворчи. Дай мне любить твоего хозяина, – Ким поднялся на поиски своего белья. – Пошли, выпущу тебя во двор.       Он наспех накинул пальто и вышел на крыльцо. Апрельское солнце ласкало черный внедорожник во дворе, на котором вчера Намджун чуть не покинул свою любовь и не отправился в неизвестность. Он вставил сигарету между зубов и чиркнул зажигалкой. Спустившись со ступенек, он решил немного походить по двору, подставляясь солнечным лучам: тепло в душе, тепло снаружи. Справа от бампера обнаружились трусы, которые он вчера стащил с Хоупа и нагло кинул на садовые клумбы. Посмеялся. Давненько Намджун не чувствовал себя таким окрыленным, жаждущим сворачивать горы, ровняя путь для любимого человека.       Хосок проснулся один и, поднимаясь, выругался из-за жуткой боли в пояснице. Белья он вокруг себя не обнаружил, поэтому сложил плед и направился в душ голышом. В зеркале Хоуп свое отражение отказывался признать, потому что все тело покрывали засосы и укусы, словно он какая-то заправская проститутка. Хорошо, что в ближайшее время съемок нижнего белья не намечается, а вот профилактический разговор – да. Через 10 минут к нему молча присоединился Намджун.       - Ну, и чего ты молчишь? – Хосок повернулся спиной и передал губку. – Потри спину, пожалуйста.       - А что я должен тебе сказать? – спросил он и осторожно, чтобы не натереть места отметин, заерзал по чужой спине.       Хосок подождал, пока Намджун закончит, и развернулся.       - Доброе утро, милый.       Ким улыбнулся, скрывая глаза за щеками.       - Ах, точно, прости. Доброе утро.       Взгляд напротив сверлил в нем дыры и уже намеревался вставить шурупы, чтобы крепко закрутить.       - Милый?       - Так-то лучше. Повернись, – Чон развернул парня к себе спиной, чтобы потереть спину, но тут же передумал. – Бляяяя, лучше мы не будем тут ничего трогать.       Освежившись, они натянули штаны, чтобы скрыть стертые в мясо колени, сопровождая процесс посылами друг друга в одно небезызвестное место. Хосок нацепил футболку, а Намджун отправил эту затею нахуй, потому что спина горит от любого контакта с посторонними предметами.       За чашкой кофе они обсудили какие-то бытовые мелочи и планы на вечер. Хосоку позвонил Тэхен и сказал, что заедет в гости через полчаса. Намджуну позвонил Чонгук и сообщил то же самое.       - Может стоит одного из них предупредить? – спросил Ким, отпивая кофе.       - Нет. Они меня заебали. Пусть как хотят, так и выкручиваются.       - Тоже верно.       Пока они готовили обед, прошло около получаса, и в дом залетел торнадо-Тэхен.       - Пахнет заебись. Накормите меня, а то я щас сдохну. Клянусь, лягу прям здесь.       Хосок поставил тарелку Намджуну, затем еще одну напротив.       - Садись, великий голодающий.       - Да ну, че сидеть-то, стоя поем.       Он схватил тарелку с тушеными овощами и стейком и оперся поясницей о гарнитур, игнорируя легкое удивление друзей. Хотя, это в стиле Ким Тэхена. Через минут десять в кухню вошел Чонгук и замер в дверном проеме. Тэхен окинул его взглядом, полным презрения и опустил глаза в тарелку.       - Могли бы сказать, что этот здесь будет, – Гук сел напротив Намджуна и обиженно глянул на Хоупа.       - У меня имя есть.       Чонгук взял в руки предложенную чашку кофе и нервно задергал ногой. Хосок почувствовал его напряжение и вскользь посмотрел на Тэ. Тот, довольно чавкая мясом, смотрел на своего бывшего парня. Влюбленно, очень влюбленно. А точно, простите, бывшего?       - Чего не садишься, бусинка? – Тэхен повернулся к мойке и поставил грязную посуду.       - Насиделся уже, – неуверенно ответил Хосок.       Чонгук поднял глаза на Намджуна, который залился краской. В голове вырисовывался ответ на ребус.       - Вы…ты…       - Ай, блять! – Тэхен схватился за поясницу и подался вперед.       Хосок его подхватил и недоверчиво посмотрел на Чонгука. Тот сидел такой же красный, как и Намджун. Он было кинулся к Тэхену, но вовремя приструнил себя из-за подозрений Кима старшего.       - Какое-то странное молчание, не находишь? – Тэ повернулся на Хосока и нахмурился.       Три. Два. Один. Начали!       - Вы че переспали?! – Чонгук повернулся на Хосока.       - Вы че помирились?! – Хосок уставился на Тэхена.       - Ты трахнул моего друга?! – Тэхен зарычал на Намджуна.       - Че вы орете?! – Намджун подскочил, и все притихли.       Молчание. Переглядки. Осознание.       Хосок припал к столешнице кухонного гарнитура, Тэхен последовал за ним.       - Мы переспали.       - Мы тоже.       - Боль адская.       - Согласен.       Четыре глаза устремились исподлобья на виновников адской боли. Чонгук начал было что-то возмущенно отрицать, но инициативу перехватил Намджун.       - Да вы на мою спину посмотрите! – он повернулся.       Чонгук сморщился и передернулся, словно сам ощутил жжение на спине, а Тэ прыснул в кулак и похлопал Хосока по плечу.       - Мне нечего показать, Тэ в наручниках был, – Чонгук пожал плечами.       - Заткнись, Гук-и!       - В наручниках? – Хосок выпрямился и ядовито заулыбался. – Ты поэтому так бесишься? Потому что он тебе кровь свою пустить не дал?       - Я бы не бесился, если бы он меня хотя бы отстегнул, а он свалил под утро! Я еле смог телефон взять, чтобы мастера вызвать. Блять, мне еще никогда в жизни не было так стыдно.       Намджун заржал и отбил братишке Гуку «пять». Вот молодежь развлекается. Повторять это он, конечно же, не будет: Хосок выгрызет зубами асфальт, но найдет его, если останется в таком же положении, как Тэтэ. Чонгук достал из внутреннего кармана куртки бумажник и протянул Тэхену крупную купюру.       - Держи, ты выиграл спор.       - На что вы спорили?       - Что вы спите.       - Вы охуели оба? – Хосок начал распылять свой яд. – Джун-и, вломи обоим. Они меня напрягают.       - Джун-и, – передразнил Тэхен. – Вы еще скажите, что встречаетесь.       - Да уж месяц почти, – Намджун почесал затылок и посмотрел на Хосока, чтобы уловить правильность своих слов.       Хосок смущенно улыбнулся.       - Кошмар, – Тэхен вернул купюру ее заслуженному владельцу. – Ты выиграл.       Чонгук довольно усмехнулся и убрал бумажник обратно в карман. В ту ночь они не помирились, они помирились вчера. Тэхен позвонил ему и попросил помочь с какой-то мелочью, мол сам не могу. Стоило Чонгуку перешагнуть порог, как его потащили в спальню и под страхом смерти заставили отлюбить, как следует. Даже любезно вручили наручники. А сутра Чон свалил в галерею принять несколько новых картин, совершенно упустив тот момент, что забыл отстегнуть бедолагу. Эти двое однозначно созданы друг для друга, разлучать их нельзя по законам природы.       ***       - Ты уверен, что это хорошая идея? – Чимин встал с постели и поплелся в душ.       - Почему я должен сомневаться, малыш? – Юнги приподнялся на локтях и мягко улыбнулся.       - Ты не видел их больше двух лет. Они думают, что похоронили тебя.       - Но я жив и помню их.       - Нельзя быть таким эгоистичным! Два года – это достаточный срок, чтобы принять потерю и не скорбеть. Представь, что они будут чувствовать, когда увидят тебя!       Юнги подошел к своему мужу и крепко обнял.       - Любимый, не кричи так. Разбудишь.       - Хорошо, буду кричать тише! – громким шепотом отрезал Чимин и вырвался из чужих рук. – Поставь себя на их место и подумай, как бы ты отреагировал!       - Твою мать, Чимин! – Юнги тоже громко зашептал. – Мы потратили на это столько времени, я так долго набирался смелости, чтобы принять ситуацию! А сейчас ты даешь заднюю!       - Потому что это безумие! Вот так сваливаться людям на головы!       - Это мои друзья! Я скучаю по ним, я люблю их!       Чимин внимательно посмотрел в глаза своему мужу и, одарив презрением, скрылся в ванной комнате. Он переживал не только за других людей, но и за свою семью. Пусть Юнги не помнит, кто такой Хосок, Чимин уверен, что там, где есть друзья мужа, есть и тот парень с перекрестка.       Чтобы восстановить память до нужного уровня потребовалось почти два года. Спустя полтора года после комы Юнги смог вспомнить Ким Тэхена – своего лучшего друга, человека, которого он любил не меньше себя, может, больше. Это явилось отправной точкой в цепи расследований, поисков информации, отказов в возбуждении уголовных дел. Как только Юнги приближался к какой-то разгадке, происходило что-то из ряда «у нас нет полномочий», «мы не обладаем информацией», «вашего заявления нет». Каждый гребаный раз судьба вставляла ему палки в колеса, двери перед носом закрывались. Он даже ходил на собственную могилу, а ответа, почему так вышло, получено не было. Но за могилой кто-то ухаживал.       Вместо привычных тренингов по восстановлению и поддержке памяти, Юнги записывал в тетради воспоминания, которые всплывали обычно в самые неожиданные моменты, а потом пересказывал. Спустя еще время Юнги смог вспомнить Чонгука и Намджуна. Отношения с последним он тоже вспомнил и поделился этим с Чимином. Муж никак не отреагировал, лишь сказал, что ревновать не собирается. Пак вообще усердно помогал искать информацию, даже поднял на уши бывших коллег своего отца и выяснил домашний адрес Тэхена.       Вся история кажется Юнги мутной, нелогичной, в больнице не могут ошибиться и принять за мертвого живого человека. Как произошло такое стечение обстоятельств, что Юнги стал ходячим мертвецом? От осознания того, что ты давно умер для своих родных и близких, становилось дурно до тошноты. Как с этим разбираться, Юнги не имел понятия, но разобраться очень хотел. Ответ явно лежит на поверхности, просто он упускает одну из деталей, возможно, самую важную.       Вернуться в Корею, чтобы найти друзей, Мин решил сравнительно недавно. Они с Чимином поженились, и Юнги жутко хотел поделиться этим событием со своими близкими, но из близких был лишь сам Чимин. Остальные живут в Корее, не подозревая, что Юнги жив и здоров. Он часто засыпал с мыслями о том, чем ребята занимаются, как устроен их быт, кем они теперь работают, а главное – все ли у них хорошо. Муж прав: идея явиться без приглашения – бред. Но кто пригласит к себе в дом умершего? Выходит, других вариантов нет.       Почему Юнги оказался в Париже, они быстро выяснили, правда восстановиться обратно в консерваторию не вышло: руководство побоялось брать на себя такую ответственность, и Юнги просто поступил по новым документам. Талант и рвение работать с музыкой сделали свое, и хорошая работа тоже нашлась. В этот раз он устроился в студию, которая занимается записью песен популярных во Франции артистов. Подработка осталась прежней – писанина для реклам. Казалось, не умирал вовсе.       Однажды все устаканивается, становится размеренным и стабильным. Юнги тоже хочет, чтобы его жизнь устаканилась, чтобы близкие сердцу люди были рядом. Ведь он так сильно по ним скучает, так сильно хочет их обнять, сказать: «Смотрите! Я жив! Это я – Мин Юнги!». Но одновременно боится, что от него откажутся, что его не примут, что забыли. И ведь он прав. Как человек, смирившийся с потерей, должен отреагировать на воскрешение в буквальном смысле? Как человек, залечивший раны, должен принять тот факт, что придется заново вспороть себе брюхо, вынуть то, что там сложил, и зашить себя снова? Воскресший Мин Юнги может оказаться для всех обычным незнакомцем, которого нужно узнать и вписать в свою жизнь, привычную без него. Его появление зацепит многих, кого-то расклеит, кого-то соберет. Он даже не знает, что сам будет чувствовать в момент истины. Не умрет ли он для всех снова? Не прогонят ли? Позволят обнять или оттолкнут?       Домой ехать не хочется. Чимин последнее время весь на нервах, повышает голос, стал прикладываться к бутылке. Наверное, переживает из-за переезда. Юнги бесцельно катается по городу и решает съездить еще раз к тому дому, где его сердце заходится танцем. Он паркуется в нескольких кварталах от нужного адреса и идет прогулочным шагом. Эти места ему знакомы, он знает здесь каждый магазинчик, каждый ресторан, расположение вело-парковок и мест для выгула собак. Человеческий мозг – странная штука. Мы способны помнить какого цвета кроссовки носили в детстве, но не помним, в каких местах топтали их подошву. Юнги помнит белые кроссовки, но не помнит, как гулял тут в них. А кофейню на первом этаже почему-то вспомнил.       - Добрый вечер. Мне нашептали, что у вас самые вкусные круассаны в Париже, – он улыбнулся женщине средних лет.       - Вам не соврали! Особенно с малиновым вареньем разбирают очень быстро, – она улыбнулась в ответ, но тут же растерялась, подойдя ближе к прилавку. – Вы так хорошо говорите по-английски.       - Спасибо. И простите, французского не знаю. Так и не выучил за столько лет.       - Давно здесь живете? Откуда приехали? – женщина достала поднос и начала составлять посуду, не отрывая глаз от лица.       - По слухам пятый год, но помню лишь последние два, – Юнги усмехнулся сам себе. – Приехал из Южной Кореи.       Женщина выронила из рук кружку и извинилась за свою неловкость. На звук из служебного помещений вышел мужчина примерно ее возраста и, не обращая внимания на Юнги, принялся подметать. Женщина что-то начала ему объяснять на французском и мужчина повернулся.       - Простите, что-то не так? – Юнги почувствовал себя некомфортно.       Мужчина что-то ответил хозяйке и скрылся за дверью.       - Ваше имя – Мин? – женщина задала вопрос очень тихо, как будто боялась, что его услышат.       - Это моя фамилия. А в чем, собственно, дело? Откуда Вы меня знаете? – Юнги напрягся.       Женщина перекрестилась и начала нашептывать какую-то молитву. Мужчина вернулся и тоже перекрестился, передавая Юнги какие-то ключи.       - Это ключи от квартиры. Раз Вы пришли, наверное, нам следует их отдать.       - На четвертом этаже? Почему ключи у Вас? – Юнги спросил про этаж, потому что именно те окна так его тянули.       - Да. Ваш муж ведь купил ее и передал нам ключи, чтобы мы за ней следили. Я иногда хожу туда, чтобы проветрить и вытереть пыль.       - Мой муж? – Мин округлил глаза. К Чимину появились вопросы.       Женщина кивнула. Она так сильно побледнела, будто увидела труп.       - Заверните круассаны с собой, пожалуйста.       Он закинул ключи в карман и подождал, пока хозяйка кафе передаст ароматный бумажный пакет.       На этаже не горел свет и Юнги включил на телефоне фонарик. Сориентировавшись в пространстве, он выбрал дверь и посветил на номер. Двадцать первая. Как тату на спине. Телефон выпал из рук, и Юнги негромко выругался. От такого подозрительного совпадения стало жутковато, аж ладони вспотели. Ключ подошел. Переведя дух, Юнги все же открыл дверь и вошел.       Просторная светлая прихожая, переходящая в длинный коридор. Как Юнги и подозревал, потолки высокие, из-за этого создалось впечатление, что он находится в особняке. Гостиная, плавно переходящая в кухню с милым гарнитуром, тоже оказалась просторной. Светло-голубой диван напомнил маленькое облачко, и Юнги улыбнулся. Здесь так уютно, так по-домашнему, так просто и скромно. Юнги этих ощущений не хватает в их с Чимином квартире.       Он прошел по кухне, заглядывая в шкафчики и умиляясь шторкам вместо стекла. Все такое родное, теплое. Подойдя к массивному столу, он устремил взгляд на дверь впереди. Наверное, там спальня. Он, не торопясь, пошел в ее сторону, подмечая легкие полупрозрачные тюли на окнах. Интересно, как они выглядят, развеваясь на ветру. Юнги открыл балкон и отошел назад, любуясь волнами прозрачных тканей, словно морская пена ласкает берег. Балкончик небольшой, но столик и два кресла здесь поместились бы. Одолело желание покурить.       Перекурив красивый вид с балкона, Юнги вернулся в квартиру и пошел к спальне. Комната большая, но мебели в ней почти нет. Правая рука невольно потянулась к груди и почесала ребра. Здесь спокойно. Юнги открыл окна и застыл, как завороженный: тюль здесь тоже, как морская пена. Он присел на край кровати и повернулся к большому зеркалу. Края тюля вздымались у Юнги над головой так эстетично и невинно, а отражение ему все повторяет: «Смотри на меня, смотри на меня, не отводи глаза». Ребра опять зачесались.       Помимо этой комнаты, в другой части была еще одна. Дверь была не заперта и виднелась какая-то мебель или техника, накрытая простынями. Юнги стащил простыни и, прокашлявшись от клуба пыли, стал разглядывать музыкальную аппаратуру. Странные ощущения, объяснить их сложно, но эта аппаратура будто помнит руки своего хозяина, а Юнги помнит ее. Невозможно. Бред. Он замечает стопку дисков, один из которых внешне отличается от других, на нем надпись «Мои поздравления». Любопытство взяло верх, и Мин уверенно зашагал к телевизору, прихватив старенький проигрыватель.       То, что он увидел, вызвало приступ паники и удушающую тошноту. Он не помнит этих людей, но уверен, что был с ними связан. На клеточном уровне чувствует эту связь, эмоции бурлят: то ли ревность, то ли тоска, то ли горечь утраты. Одно слово этому всему – боль. Дикая, невыносимая, до кончиков пальцев продирающая. Она заставляет встать на четвереньки, чтобы не упасть, и хватать жадно воздух, который тут же лавой по легким расходятся, обжигает и огнем наружу выходит, оставляя гортань кровоточить. Голова начинает болеть и кружиться, каруселью раскручивается, замедляется, опять раскручивается. Юнги на четвереньках ползет обратно в комнату, где заметил кучу то ли картин, то ли портретов. Боль его за ноги хватает, обратно тащит, предупреждает, что не вынесет увиденного, а он все ползет по полу, смахивая ее сухие руки с лодыжек. Пытается встать, хватаясь за дверные косяки, но его будто бетонной плитой обратно к полу давит. Себе под нос шепчет «потерпи» и ползет к свалке деревянных рамок. Одну переворачивает, поверить не может. Вторую берет, срыгивает тут же на пол. Пытается отдышаться, перед собой смотрит, как маленькие тени мельтешат в танце воспоминаний. Третью достает, слезами заливается. Одну за другой отшвыривает, кричит неистово в отрицании. Пытается себя в кучу собрать, чтобы с ума не сойти. Не Чимин эту квартиру с демонами купил, не его это муж сделал. Сам демон и купил ее, с фотографий демон, с телевизора демон, с этого паршивого диска демон. Неулыбающийся парень – демон.       На фотографиях они счастливые, обнимаются, за руки держатся, влюбленными глазами друг на друга смотрят. Как Юнги мог его не вспомнить? Как Юнги смог на другого также взглянуть? Он на ноги поднимается, рукавом плаща пот со лба вытирает, опираясь на стены, обратно в гостиную ноги волочет. Смотрит в экран, понять пытается, вспомнить пытается, а боль дерет изнутри, дыру простреливает с ружья и оставляет ее кровоточить, сама рядом на диван садится и насмехается: «А я же говорила». Юнги отмахивается от нее, глаза закрывает, в подсознании роется, пленки перебирает. Где же оно – самое сокровенное?       - Мама, мне больно! – Юнги на пол падает, колени к себе притягивает. – Мама, помоги! Мама!       Раз маму зовет, значит совсем уже невмоготу. А мама не придет, мама не спасет. Мама сверху за тобой наблюдает и горькие слезы дождем на землю роняет, глядя как сын ее мучается. Шепчет: «Потерпи, родной». И молится, чтобы поскорее метания сыновьи закончились. Юнги криком, как умалишенный, заходится, ногами в пол долбит. Глаза открывает, видит, как вуали белые над ним летают, ненадолго успокаивается, как младенец в колыбельной. Старика звать начинает, точно бредит. А ответ-то получает. Подсознание ему выкрикивает: «Звон колокольный!». Юнги подлетает и бежит обратно в комнату с фотографиями, перебирает каждую.       - Звон колокольный, звон колокольный, звон…       И нужную находит.       - …колокольный.       На фотографии они возле храма, обнимаясь, стоят, сам Юнги свидетельство о венчании держит. В свои же глаза заглядывает, как в зеркало, радость в них видит. Вот, кто муж его, на этом, на том свете. Вот кому он душу свою отдал без остатка, вот кого искал он во снах. Все вспомнил. Каждый день совместный, каждую ночь страстную, каждое утро любовью пропитанное, каждый вечер, каждый час, минуту, секунду. Все сны свои вспомнил: как бегал ноги в кровь стирая, чтобы отыскать, чтобы хоть мельком глянуть, чтобы сказать, как любит сильно, как скучает.       Он сел, в угол забившись, рамку деревянную к себе прижимает и со стенами перешептывается. Я любое твое предательство прощу,

только будь рядом всю жизнь.

Я стерплю все унижения мира ради тебя.

Я кинусь за тобой в огонь,

я брошусь за тобой в воду,

я развяжу ради тебя войну.

Я буду калечить себя во имя твоего спасения.

Я буду охранять тебя, как верный пес.

Пока ты освещаешь мой путь,

я сильнее всех на этом свете.

Пока ты улыбаешься, я дышу.

Пока живешь ты, я живу.

Покуда память моя лелеет твои черты,

я буду видеть тебя во снах.

Даже забравшись мне под ребра,

вырвав мое сердце,

никому не под силу стереть тебя из моих мыслей.       - До самого конца я буду бороться за тебя даже с самим собой, – Юнги отчеканивает последние слова и начинает приходить в себя.       На дворе глубокая ночь. Сколько он здесь сидит – непонятно. Телевизор крутит одно и то же ебучее видео. Юнги проходит мимо и дергает шнур из розетки. Ставит у стены фоторамку и идет на балкончик. На проспекте тихо, людей практически нет. Прохладный воздух ласкает его лицо и волосы, заставляя кожу стягиваться от подсохшей соленой воды. Дрожащими руками Юнги цепляет из пачки сигарету и облегченно выдыхает дым. Он одну за другой выкуривает три сигареты и возвращается в дом. Тюли вздымаются и опускаются, и Юнги вспомнил, как его любимый сидел на диване и наблюдал за ними. Улыбнулся. Прошел к бару, достал бутылку шотландского скотча и направился в спальню, по пути прихватив оставленную рамку.       Юнги сделал несколько глотков с горла и повернулся к зеркалу. Смущение нарисовало на щеках алые пятна. Сколько же повидало это зеркало…Если бы Юнги спросил его напрямую, оно бы точно-точно ответило, что повидало многое, но самое главное – искреннюю любовь и роковое влечение в одном флаконе.       Бутылка скотча растворилась за час. Юнги забрался под одеяло, даже не снимая с себя плащ, и положил рядом их фотографию. Он смотрел в потолок, который раньше некогда было разглядывать, и считывал по нему воспоминания тех дней, когда он был счастлив здесь с неулыбающимся парнем из телевизора. Надо же, тот самый красавец-брюнет…Мин улыбнулся и выставил перед собой фотографию.       - Я люблю тебя, Чон Хосок.       На другой стороне континента, держа в руках такое же фото, сидел тот, кого вспомнили.       - Я люблю тебя, Мин Юнги.       ***       В комнате безумно холодно. Юнги проснулся и увидел пар от собственного дыхания: всю ночь окна в квартире были открыты. Он поднялся и оглядел пространство. Это не сон. И слава богам, что не он.       Найденный кофе оказался просроченным. Юнги разочарованно закинул в рот вчерашний круассан и начал прогуливаться по квартире, тасуя колоду из воспоминаний. Сомнений в том, что его «смерть» подстроил Ким Сокджин нет, потому что в любом другом случае Хосок обязательно бы его нашел. Осталось найти доказательства, с остальным можно разобраться позже.       Он спустился в кофейню и вернул ключи, попросив не упоминать в разговорах свое присутствие. Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул шум проспекта и уверенно направился на парковку. Глаза горят, сердце бьется, решение принято.       Этой ночью Мин Юнги вспомнил, кем он является на самом деле.       ***       Что в себе несет человеческая решительность? В первую очередь разрушение. Решившись на что-то окончательно и бесповоротно, человек разрушает своим действием какой-то состоявшийся процесс. Иногда вторжение несет в себе положительный результат и добрые намерения, но, бывает, что чужое решение влечет за собой вереницу пострадавших лиц.       Чон Хосок – решился жить дальше, приняв смерть любимого человека. Надеется, что отношения с Намджуном будут последними в его жизни. Ожидаемый результат: любовь. Предположительно пострадавших: 2.       Мин Юнги – решился признаться друзьям и Хосоку, что жив, вывести Ким Сокджина на чистую воду. Надеется, что его не отвергнут, а Сокджин будет наказан по закону. Ожидаемый результат: воссоединение с Хосоком. Предположительно пострадавших: 5.       Ким Намджун – решился признаться в любви своему другу. Надеется, что однажды услышит заветные три слова от Хосока. Ожидаемый результат: любовь. Предположительно пострадавших: 2.       Пак Чимин – решился скрыть правду о чужом имени. Надеется, что Юнги никогда не вспомнит Хосока. Ожидаемый результат: сохранение семьи. Предположительно пострадавших: 2.       Ким Сокджин – решился инициировать «смерть» Мин Юнги, подкупив сотрудников больницы, полиции и государственных чиновников. Надеется, что правда никогда не дойдет до бывшего мужа. Ожидаемый результат: воссоединение с Хосоком. Предположительно пострадавших: 5.       Ким Тэхен – решился вернуться к Чонгуку. Надеется, что они больше никогда не расстанутся. Ожидаемый результат: семья. Предположительно пострадавших: 0.       Чон Чонгук – решился вернуться к Тэхену. Надеется, что они больше никогда не расстанутся. Ожидаемый результат: семья. Предположительно пострадавших: 0.