DELIVERY

«Машина времени есть у каждого из нас: то, что переносит в прошлое — воспоминания; то, что уносит в будущее — мечты». Г. Уэллс       Утро выдалось паршивым: Чимин опять поругался с Юнги и ушел в кофейню недалеко от съемного жилья, чтобы прийти в себя. Не успел их самолет приземлиться в Инчхоне, как Юнги подменили. Нервничает, дергается, постоянно оглядывается, разговаривает сквозь зубы, отталкивает мужа от себя. Сначала Чимин решил, что это волнение, и оно пройдет, но сутра Юнги признался, что вспомнил того, чье имя Пак предпочел бы никогда не знать. О встрече и говорить не приходится. Чимин выплакал все глаза в ванной и решил, что нужно развеяться, навести порядок в голове, потому что в таком состоянии разговор продолжать смысла нет.       Город его раздражает. Местные его раздражают. Он отвык от Кореи настолько, что хочется выть от тоски. Сидит, в окно смотрит, утешает себя мыслями, что скоро поедет в родительский дом, к матери, залечивать душевные раны. Чимин ни за что не простит Юнги то, что он наговорил в порыве ярости. Чувство собственного достоинства он еще не потерял и не позволит никому себя растоптать. И черт бы с ним, что Юнги вспомнил Чон Хосока, что хочет с ним встретиться, Чимин подозревает, что и вернуть былые отношения, но ложь он стерпеть не в силах. Они были вместе почти три года, три самых прекрасных года, душа в душу, сердце к сердцу, кожа к коже, а теперь безымянный палец пламенем горит. Чимин взглянул на кольцо, провернул его несколько раз и тяжело вздохнул, даже с надрывом. - Ты хоть любил меня?!

- Я и сейчас тебя люблю!

      Так не бывает. Раньше эти слова были правдой, а сейчас откровенная ложь. Чимин помнит, как от горя и безысходности выл парень с перекрестка. Его чувства были настолько пронзительными и честными, что вряд ли Юнги их забыл. Вместе с воспоминаниями в черепной коробке к нему рано или поздно вернется и память сердца. Если уже не вернулась. Бросить бы все к хуям и вернуться во Францию, переехать в новую квартиру, начать с чистого листа. Боль обязательно пройдет, чувства утихнут, на смену им придут новые, нужно просто дать самому себе время. А пока он допьет свой кофе и вернется к мужу, сделав вид, что его мир не рухнул.       Чимин сделал глоток и услышал позади себя знакомый голос. От неожиданности он выплюнул кофе обратно в кружку.       - Уж не думал встретить тебя здесь, – Сокджин присел напротив и улыбнулся.       - Я так вообще не мечтал, – Чимин вытер лицо салфеткой и взглянул исподлобья. – Ты следил за мной?       - Бред. Мне не за чем. Я плачу людям, которые делают это вместо меня.       - У меня нет времени на пустую болтовню. Говори, что хотел и проваливай.       Сокджин откинулся на спинку стула и сунул руки в карманы джинсовой куртки. Выглядел он не как обычно: голубые джинсы с дырками на коленях, того же цвета куртка, белая футболка без принта, кожаные кеды и кепка от Gucci. Чимин поймал себя на мысли, что в таком прикиде он похож на вполне себе приятного человека, чего не скажешь о его внешнем виде в их первую встречу. Однако, приятен он был лишь до тех пор, пока не открыл рот.       - Я думал, что ты приложишь все усилия, чтобы Мин Юнги не вернулся в Сеул, – он приподнял бровь.       - Меня мало волнует, о чем ты думаешь.       - Не сомневаюсь. И все же, вы здесь. Я должен волноваться?       - Если ты надеешься услышать от меня что-то стоящее, то спешу разочаровать, – Чимин отодвинул кружку и облокотился на стол. – Мне нечего тебе рассказать.       - К нему вернулась память?       - Частично.       - Как это понимать?       - «Частично» значит «не полностью».       - В ту ночь ты был разговорчивее, Чимин.       - В ту ночь я был пьян, а ты этим воспользовался, – Пак ехидно улыбнулся и сжал кулаки. Этот разговор ему неприятен до скрежета зубов.       Ким заметил это и, усмехнувшись, повернулся к окну.       - Увы, наш союз нерушим. Мы скрепили его очень крепко. Даже намертво.       - На что ты намекаешь?       - Мы храним общий секрет, и я бы не хотел, чтобы Юнги о нем узнал, но ты не оставляешь мне выбора. Либо ты забираешь его, и вы валите в Париж, либо видео с порнухой окажется у него перед глазами.       - Гандон…       Чимин прошептал это себе под нос, потому что официант подошел крайне невовремя, но Сокджин умеет читать по губам. Он взял кружку с кофе и отпил, не отрывая глаз от Чимина.       - Я ведь объяснил: ты не оставляешь мне выбора.       - Ты помешан на этом Хосоке. Ты конченый псих.       - А ты не псих? Или за полгода что-то изменилось, и ты больше не помешан на своем муже? – Ким поставил чашку и рукой дотронулся до чужой щеки. – Ты мне все плечи тогда обревел, как сильно его любишь, как на все готов ради того, чтобы он всегда был рядом. Я был впечатлен.       - Убери свои руки!       Чимин отбросил от лица чужую руку и быстрым шагом направился к выходу. Сокджин вежливо улыбнулся присутствующим и попросил прощения за такую вспыльчивость со стороны его друга, подкладывая под чашку недопитого кофе две крупные купюры.       - Не заставляй меня бегать за тобой! – он схватил Чимина за локоть и оттащил в сторону, в проулок между домами.       - Отпусти, блять, ебнутое ты создание!       - Послушай сюда. Из этой блядской компашки ты мне более всех симпатичен, и я не хочу причинять тебе боль хотя бы по этой причине.       - Я должен гордиться тем, что нравлюсь тебе?!       - Ты должен закончить дело, в котором у нас общий интерес! – он оглянулся, чтобы убедиться, что они одни, и приблизился к Паку вплотную. – Раз к Юнги возвращается память, значит, таблетки, которые я тебе давал, он не пил. Какого хуя ты творишь?       - Долбаный ты мудила! Всерьез решил, что я собственного мужа угробить хочу?!       - Прекрати орать, – Сокджин закрыл ему рот ладонью. – Не вынуждай меня играть грязно. Я знаю, что вы прилетели втроем. Хуй ты че от меня скроешь. Мои глаза и уши повсюду.       От этих слов Чимина охватил такой гнев, что он смело оттолкнул Кима от себя и заехал с кулака в челюсть. Сокджин растерялся.       - Ты зависимая от члена мразь, и таким до конца жизни останешься, потому что Хосок к тебе не вернется. Только попробуй тронуть моего ребенка, я тебя размажу. Не сомневайся.       - Твоего? – Ким сплюнул кровь. – Еще скажи, что сам его рожал.       - Завались нахуй.       - Думаешь, ребенок спасет ваш брак? – Сокджин усмехнулся и достал носовой платок. – Как это скучно. Я думал, ты мудрее.       - Повторюсь: мне похуй, че ты думаешь, – Чимин отошел подальше и встряхнул кисть. – Больше не ищи со мной встречи. Я не имею никаких общих дел с таким уебищем, как ты.       Сокджин схватил его за руки и припечатал к стене, где еще секунду назад был размазан сам. Он псих. Он конченый псих. Чимин прав во всем. Даже в том, что Сокджин помешан на своем бывшем. Ему рвет крышу, он не нажимает на тормоз, даже когда впереди пропасть, потому что выпрыгнет на ходу. Все земли мира перепашет, чтобы отыскать Хосока, куда бы тот не спрятался. Будет цепляться за каждую возможность, чтобы он вернулся, а если не захочет – заставит. И всех вокруг заставит правдами и неправдами играть на своей стороне. Только Чимина заставить не может, потому что он такой же псих, раз не побоялся ему врезать. Достойный соперник и надежный партнер, таких нужно держать к себе поближе.       Он зажал пальцами чужой подбородок и припал к сахарным губам, которые на удивление разомкнулись сразу же, пропуская чужой язык в свои владения. У обоих в голове флешбэки той ночи в парижском отеле, где они договаривались отвадить друг от друга два любящих сердца, мешая всю эту грязь вместе с собственным потом, алкоголем и желанием причинить боль даже друг другу. Чимин искал утешения, а Сокджин – союзника. Чимин утешение нашел, а вот Сокджин союзника – нет, потому что травить любимого человека сомнительными таблетками Пак отказался, как только переступил порог дома. Он давал клятву, как врач, и давал клятву, как муж. С последним справился крайне скверно.       - Я хочу тебя, – Сокджин опустился к шее, оставляя на ней следы собственной крови.       - Ну так возьми.       Чимин вернул себе его губы и продолжил яростно обсасывать их, продолжая толкаться языком. Слюна смешалась с кровью, стекая по подбородкам, и отдавала привкусом железа. Ему тоже хочется, он тоже не против, но у Пака сила воли мощнее каждого из «блядской компашки». Он отрывается от поцелуя, наблюдая, как Сокджин теряется в пространстве от возбуждения, и выхватывает из его рук платок. Сплюнув в сторону, он вытер лицо чистой частью и сунул в нагрудный карман джинсовой куртки, похлопав сверху.       - Мой тебе совет: кончай охоту за призраками. Ты еще можешь начать нормальную жизнь.       - Вот так уйдешь?       - Вот так уйду.       После этих слов Чимин подобрал выпавший из кармана телефон и скрылся за углом, оставив Сокджина в полной растерянности. Еще никто так красиво от него не уходил.       ***       - Где Минхо? – Чимин влетел в квартиру и начал поочередно заглядывать во все комнаты.       - Не шуми. Я уложил его спать, – Юнги вышел из спальни и замер.       Его муж сам на себя не похож: глаза бешеные, шея в крови, дыхание тяжелое и свистящее, пальцы то сжимаются в кулак, то разжимаются. Чимин так смотрит на него, как будто они ни разу не жили вместе. Во взгляде не читается любовь, не читается ненависть, читается решительность что-то натворить. Причем такое, о чем жалеть будут оба до конца своих дней. Чимин схватил Юнги за руку и потащил в другую комнату.       - Чимин, что случилось? Ты где был? – Юнги обеспокоенно забегал по мужу глазами. – У тебя кровь на шее.       - Пил кофе. Минхо в порядке?       - Сейчас – да. Когда ты ушел, он долго плакал, – Юнги отвел взгляд и ненадолго задумался. – Чимин, ссоры не должны влиять на нашего сына. Ты не можешь вот так брать и сбегать каждый раз, когда мы ругаемся. Мы несем за него ответственность. После твоих выходок я начинаю думать, что у меня двое детей.       - Ты прав. Прости, что вспылил, – Чимин уткнулся в чужую грудь и тут же утонул в теплых объятиях. – Я заберу малыша, и мы поедем к маме.       - Что? С чего бы?       - Разберись в себе, – Пак отстранился и упал на диван. – Не хочу наблюдать, как наша семья разрушается из-за того, что ты мечешься, как загнанный в угол зверь.       - Блять, не начинай снова, – Юнги присел рядом. – Я тебя не узнаю: ты как с цепи сорвался. Скандал на скандале, без бутылки не засыпаешь, на сына вообще забил. Что в твоей голове?       Юнги протянул руку, чтобы приобнять мужа, но тот отклонился и одарил яростным взглядом. Чимина либо кто-то покусал, либо в его кровь влили ненависть к прикосновениям.       - Хочешь знать, что в моей голове? А я тебе расскажу, – он шлепнул ладонью по своему колену. – Сегодня с утра я узнал причину, по которой больше полугода я жил словно в аду. И причина эта крылась в другом парне. А знаешь в чем парадокс? Я почти каждую ночь слышал, как ты зовешь его по имени сквозь сон. Я просыпался и засыпал с этим именем в своей башке.       Юнги свел брови и внимательно посмотрел на Чимина.       - Ты знал?       - Ага. И молчал, – он истерично засмеялся. – Нет, ну ты представляешь, я думал, что если буду молчать, то ты и не вспомнишь. А ты вспомнил. И тоже молчал. Правда, есть небольшая разница: я не смешивал тебя с дерьмом все это время, а ты очень красиво и пафосно руководил процессом, – он повернулся корпусом к Юнги. – Я никак не мог понять, почему ты резко охладел, стал больше проводить времени на работе, в нашей постели тебя и вовсе не было. Ответ лежал на поверхности.       - Я пытался понять, как правильно поступить! – громко прошептал Мин. – Ко мне вернулась память! Что мне еще нахуй оставалось?! Каждый раз, когда я тебя видел, у меня сердце сжималось, потому что я в самом деле тебя люблю! Мне самому было противно, что я так поступаю, но иначе я не мог. Чтобы разобраться в себе, я должен встретиться с Хосоком. И это не обсуждается.       - Чтобы вернуться ко мне, если он вдруг тебя отошьет?! Я для тебя запасной вариант, учитывая, что мы женаты, и у нас есть сын!       - Не неси хуйню!       - Ты даже разговаривать стал со мной сквозь зубы, словно я ничего для тебя не значу! Я помогал тебе, я делал все возможное, чтобы ты мог найти часть себя! Я свидетель твоим переживаниям, твоим скитаниям! Это я поддерживал тебя! Блять, я был рядом! Я! – глаза покраснели и по щекам потекли тонкие ниточки. – Это все был я, Юнги.       - А как с тобой общаться, если ты постоянно кричишь и огрызаешься?       - Ты смотрел мне в глаза и говорил, что любишь! И я верил!       - Я не отказываюсь от своих слов и никогда не откажусь, Чимин, – Юнги обхватил его лицо и заглянул во влажные стеклышки. – Ты был, есть и будешь моим самым слабым местом. Вы с Минхо – моя семья. Что бы не произошло, я буду вас любить и защищать.       - Что бы не произошло? – Чимин скинул с себя чужие руки и вскочил с дивана. – Ты заранее знаешь исход?! Отвечай!       - Прошу, не надо меня выводить.       - Отвечай, блять! Я прав?! Ты уже принял решение?!       - Сука! Да! Да! – Юнги схватил Чимина за плечи и встряхнул. – Я без него жить не могу! Не могу! Я хотел поступить мягче, хотел мирно решить этот вопрос, но ты, как гребаная истеричка, высасываешь из меня все до последней капли, не давая возможности даже дышать! Доволен?!       - Мирно решить вопрос? Вопрос длиною в три года ты хочешь решить при помощи чужого члена? Отсоси-ка лучше мой.       Чимин оттолкнул мужа и направился в спальню, откуда послышался детский плач. Став родителями, парни не были готовы к тому, что однажды им, помимо прочего, придется решать, с кем останется ребенок после развода. Ураган быстро втянул их и перевернул привычный мир даже не с ног на голову, а с двойным сальто, и выплюнул обратно. Возможно, они поторопились в создании семьи, но тогда им хотелось быть рядом целую вечность. Не только быть рядом, но и делить любовь с маленьким человеком, для которого они станут целым миром, который щедро дарил бы мир им самим.       Открыв дверь в спальню, Юнги увидел картину, ради которой готов принимать одно и то же решение тысячи раз, теряя память снова и снова: Чимин успел переодеться в домашнюю пижаму и убаюкивает сына возле окна, напевая колыбельную своим волшебным голосом, периодически целуя ребенка в лоб, носик, щечки. Они усыновили мальчика около года назад, практически перед тем, как их брак начал рассыпаться. Словно этот ребенок был рожден, чтобы их спасти. Мать – кореянка французского происхождения, отказалась от него, и малыша определили в детский дом, откуда он и попал в семью Мин-Пак. Как ни странно, первым говорить о детях начал Юнги, потому что убежден, что семья должна быть полноценной. И еще ни разу о своем решении он не пожалел, наблюдая, как Чимин справляется с ролью отца, о которой пусть и ненадолго позабыл. У людей при памяти тоже случаются провалы.       Юнги намочил теплой водой полотенце и вернулся в комнату, чтобы убрать кровь с чиминовой шеи. Сегодня вопросы он задавать не будет. Он отвезет мужа в родительский дом, где они обязательно поговорят, пока сын будет под присмотром бабушки. Надежда на мудрость Чимина пока еще теплится в груди.       - Наклони голову, я вытру.       - А? – Чимин удивленно обернулся и тут же вспомнил. – Ах, да. Спасибо.       - Тебе идет отцовство, – тихо произнес Юнги, чем тронул уголки чужих губ.       - От него так сладко пахнет. Не понимаю, как я жил без него раньше.       Юнги намеренно проигнорировал тот факт, что Чимин не сказал «мы». Сил ругаться уже нет, поэтому обида была проглочена. Проглочена заслуженно. Чимин после признания мог вообще его выгнать и был бы прав, потому что Юнги поступает несправедливо и низко, идя на поводу у прошлого. А сам Пак просто обрел новый смысл в жизни, потому что ему нужно за что-то, в данном случае за кого-то, держаться, чтобы не соскользнуть в пропасть, которую ему вырыл Сокджин.       ***       Утром следующего дня парни поехали в Пусан. Всю дорогу провели молча, слушая из колонок тихое пение «Day6». Чимин иногда поворачивался проверить, как поездку переносит малыш, и общался с ним на каком-то неизвестном миру языке, разливая тоскливое тепло в чужом теле. Юнги без них будет скучать. Через шесть часов они уже стояли на пороге дома, где Чимин вырос. Его мама встретила их очень тепло: она была осведомлена об ориентации сына, но ее это, кажется, не волновало. Волновал только внук, поэтому она быстро вступила в роль бабушки и после обеда оставила супругов наедине.       Чимин не зря попросил Юнги привезти их сюда. Именно здесь он решил поставить точку в их отношениях, лишая себя шанса приехать среди ночи и торчать под дверью, умоляя впустить. Меньше всего он хотел унижаться вот так, стучась в дверь, из которой вышел сам и которую больше не откроют. Он вытащил Юнги на прогулку по городу, откуда ближе к вечеру они приехали на пляж.       Почти весь день парни молчали, но это молчание было таким громким, что уже глушило. Шум воды разбавил оглушительное ничего, обоим стало до жути невыносимо друг без друга, находясь рядом. Юнги посмотрел на своего мужа, которого отпускать не хотелось даже на миг, но любить обоих…Так не бывает? Человек всегда выбирает одного, того, кто вшит в душу, кем пропитан насквозь. Редко можно встретить людей, которые предпочли быть любимыми, нежели любить в одну сторону.       Привязанность обладает маскировочными свойствами, ее легко можно спутать с любовью, если ты до ужаса глупый. А Мин Юнги не глупый. Чимин к нему от себя стебли плюща пускает, крепко сжимает, не позволяя пошевелиться. И Юнги ему благодарен за каждый протянутый стебель, за каждый новый виток, потому что без него он бы не выстоял на ногах. Он бы давно упал на колени и давился собственными легкими, прощаясь с жизнью, так и не познав душевного покоя. Чимин его с того света тащил на себе, дарил улыбку по утрам, заставлял смеяться, зажигал огоньки в глазах, отдавая свое тело без остатка, подарил надежду, убедил верить. Взамен он даже не просил его любить, просил лишь ценить и беречь, потому что его любви хватило бы на двоих. Но даже с этим Юнги не справился. Он видел его каждый день, но разглядеть самого главного так и не смог. Открыв глаза, он уже был ослеплен другим. Мин Юнги Пак Чимина никогда нет. Его чувства были пропитаны благодарностью, привязанностью и желанием никогда не быть одиноким. Даже сейчас он наблюдает, как ветер играет с мягкими волосами, переливающимися в лунном свете, и восхищается, затаив дыхание. Губами шевелит, произнося чужое имя, следом три слова, но не та это любовь. Хоть в миллионы раз будь Юнги искренним, не та это любовь.       Чимин набрал в легкие воздуха, наслаждаясь привкусом бриза, и тихо выдохнул. Так много хочется сказать, во многом признаться, но духу не хватает. Боится оттолкнуть навсегда, боится разочаровать, боится увидеть в любимых глазах отвращение. Собирает себя в кучу по крупицам, размером с пляжный песок, пальцы почти до крови расцарапывая, а хочется прижаться к родной груди и разрыдаться от того, насколько подавленным он себя чувствует. Кажется, вместе с Юнги кислород из легких испарится, и он останется на этом пляже задыхаться. Ему никто не рассказывал, как выкручивает, как кости ломаются, когда приходится расставаться. Он о любви только хорошее слышал. Пак Чимин Мин Юнги всегда да. И сейчас тоже – да. И через десятки лет – да.       - Ты не замерз? – Юнги пододвинулся поближе и приобнял мужа за плечи.       - Уже нет, – Чимин поднял глаза, смаргивая подступившие слезы. – Не стоит меня жалеть. Я этого не заслужил.       - Ты весь мир заслужил, Чимин.       - Ты и был им.       - Прости.       - Не ты должен прощения просить, – Пак повернул голову и уперся холодным носом в чужую щеку. – Пообещай мне кое-что?       - Обещаю.       - Но я даже не успел сказать.       - Все равно обещаю, – Юнги перехватил его лицо и легко поцеловал в губы, разбивая чужое сердце на мелкие осколки.       Пак взглянул на него своими влажными стеклышками и всхлипнул от жжения в груди. Со счету сбился, который это порез. Юнги потянулся к нему, чтобы обнять, но Чимин увернулся и сел напротив, вглядываясь в темные, как ночное море, глаза, умоляя больше ничего подобного не делать. Юнги все понял.       - То, что я тебе скажу, может тебя ранить. Но, поверь, меня это убивает.       - Если ты скажешь, что больше не хочешь меня видеть, я это приму. Ты имеешь право, только…       - Нет, – перебил Чимин. – Видеть не захочешь меня ты.       Мин заерзал на песке, ощутив холод каждым позвонком. Он абсолютно не готов к подобным разговорам. Страх навалился тяжелым грузом на плечи, заставляя сжаться. Чимин несколько раз глубоко вздохнул, прогоняя тошноту.       - Полгода назад я тебе изменил. Я переспал с другим мужчиной.       - Чимин? – Юнги не поверил своим ушам.       - Я напился и переспал с ним.       - Напился…Ладно, ты был пьян, – он повторил это, уговаривая самого себя, что нужно найти оправдание. Этот ангел никогда бы не изменил намеренно. – Все в порядке.       - Нет, Юнги, не в порядке, – он опустил голову и начал буравить глазами песок. – Этого мужчину зовут Ким Сокджин.       - Что за хуйню ты несешь?! – Юнги схватил его за плечи, больно сдавливая их пальцами. – Повтори, что ты сказал!       - Мы познакомились в баре, – Пак глаза не поднимает, держится. – Я уже был изрядно выпившим, когда он подсел ко мне. Он сказал, что знает тебя, и у нас завязался разговор. Он рассказал мне всю правду о твоем исчезновении и предложил помощь.       - Какую нахуй помощь он мог тебе предложить? Чимин, очнись!       - Сокджин подстроил твою «смерть», поэтому тебя никто не искал. От него я узнал, какая сильная у вас была связь с Хосоком. Он убедил меня, что единственный выход остаться с тобой – помочь ничего не вспомнить.       Юнги сжимал чужие плечи до побелевших пальцев, не сводя глаз с лица. Он был уверен, что без Сокджина не обошлось, но услышать об этом от своего мужа он никак не ожидал.       - Какую помощь он тебе предложил?       - Он дал мне таблетки, которые ты должен был принимать. Я не знаю, что в них было намешано. Я все выбросил, когда вернулся домой.       - Ты знал правду и молчал! Да ты в своем уме?!       Юнги охватил нечеловеческий гнев. Он вытряхивал из Чимина душу, не выпуская плечи из мертвой хватки, но Пак даже не сопротивлялся. Он тихо плакал и готовился подставить свое лицо под удары, был бы у его мужа пистолет, он обязательно попросил бы свинец в лоб.       - Ты был для меня всем, – всхлипывая, продолжил Чимин. – В тот момент я не думал о последствиях, я не думал, что Сокджин ебнутый псих. Я лишь хотел, чтобы ты остался со мной, поэтому взял те таблетки.       - Да мне похуй на эти таблетки, даже если бы ты мне их скормил горстью! Ты скрывал от меня правду, зная, как я в ней нуждался!       - Ты сам уже все вспомнил к тому времени, разве нет?! Хочешь сказать, что даже не подозревал, кто за этим стоит?!       - Подозревал.       - Так чего же ты сейчас от меня хочешь?! – Чимин поднялся и направился прочь, смахивая рукавом слезы.       Он прошел несколько метров и обернулся. Юнги стоял и наблюдал, как он уходит, всем видом показывая, что догонять не собирается. Действительно, чего же он от него хочет? Чимин не может изобрести машину времени и вернуться в тот гребаный день, который подорвал его стержень. Если бы Юнги признался еще тогда, что все вспомнил, то Чимин ни за что не стал бы разговаривать с Сокджином, не лег бы к нему в постель, не откровенничал бы с тем, кто так мерзко манипулирует чужими жизнями. Осознание того, что изначально план Сокджина бы не удался, если бы Чимин ему последовал, вонзилось десятками ножей в спину. От самого себя тошно, омерзительно, грязно. Пак Чимин чуть не примкнул к клану пресмыкающихся, но его стержень был лишь подорван, а не сломан пополам.       - Прости, – негромко произнес Чимин, но Юнги все слышал. – Не если сможешь, не во имя кого-то. Прости.       - Где ты был утром? – Юнги свел брови и толкнул язык в щеку.       - В кофейне.       - С ним?       - С ним. Но я не знал, что он придет.       - Чего он хотел? – Юнги сделал шаг вперед.       - Поговорить, – Чимин шагнул назад. – Он хотел, чтобы мы вернулись во Францию. Иначе, – он сделал паузу и сглотнул слюну. – Иначе покажет тебе видео со мной.       Юнги усмехнулся и покачал головой.       - Методы давления у этой мрази неизменны, – он перевел взгляд на мужа. – Зачем ты мне рассказал? Почему не последовал указаниям своего папочки?       - Прошу, не говори так. Он мне омерзителен. Я рассказал тебе, потому что люблю и не позволю ему манипулировать нами.       - Любишь? – Юнги подошел почти вплотную. – У вас что-то было?       Чимин часто заморгал, чувствуя, как в его муже просыпается неизведанное нечто. Такого страха он до этой минуты не испытывал: эти чувства обволакивают в холодное вязкое болото, затягивая медленно, чтобы Чимин прощался с миром мучительно долго.       - Он тебя трахнул, Чимин?       Пак замотал головой в отрицании, но Юнги давил сильнее.       - Он. Тебя. Трахнул?       - Мы только целов…       Договорить Чимин не успел, как щеку огрела чужая ладонь. Пощечина была такой сильной, что он потерял равновесие и упал. Юнги сел на него сверху и приложил несколько раз головой в песок, разочарованно рыча, что это не камни.       - Ты знал, что он стоит за всем и раздвинул свои ноги, а потом вернулся домой и, как ни в чем не бывало, взял на руки нашего сына, – Юнги выплевывал слова вместе с ядом. – Ты строил из себя бедную овечку, когда на самом деле ты в этом стаде овечка паршивая, грязная и похотливая. Ты хуже шлюхи.       - Юнги, пожалуйста…       - Он ведь тебя утешил, да? Не оставил в одиночестве? Наверняка был нежным и обходительным. Не то, что я.       - Не говори так!       - Закрой пасть! То, что ты лизался с ним, прямое доказательство тому, что твое блядское нутро ищет себе подобных. Вы идеальная пара. Его хуй замечательно впишется в твой рот.       После этих слов Пак завыл.       - Знаешь, – Юнги наклонился к чужому лицу и заглянул в глаза с тем самым отвращением, которое Чимин боялся увидеть. – Лучше бы ты меня тогда переехал.       Он поднялся и быстрым шагом направился на парковку, оставив часть своего сердца лежать на холодном песке и глотать слезы. Подойдя к машине, он несколько раз ударил кулаком по капоту, разбивая костяшки, и сел внутрь. Завел, а уезжать не хочется. Всматривается в темноту, надеется, что Чимин пойдет за ним, должен ведь пойти. Но никого нет. Юнги еще несколько раз ударяет по рулю, чтобы выплеснуть хотя бы часть бушующей в нем злости, но ничего не помогает. Он откинулся на сиденье и закрыл руками лицо. Кричит, воет, замолкает, чтобы отдышаться, и снова по кругу. Для Юнги его муж воплощение ангела на земле, он нашел в нем когда-то спасение, утешение, поддержку, но Сокджин одной ночью все перечеркнул. По одному он отбирает у Юнги самое дорогое, пачкая святость грязными руками. Ходит по пятам, показывает, что бывает, когда отрываешь от сердца. Ты мое забрал, а я твое присвою. От этих мыслей тошнота подступила, Юнги родному человеку столько слов ранящих сказал, пелена с глаз только сейчас сошла. Чимин не заслужил оскорблений, не заслужил удар по лицу, он ни в чем не виноват. Его использовали в нечестной игре, покрутили, как марионетку, бросили на произвол судьбы, заставляя искать под ногами смелость, чтобы рассказать правду. Юнги опять проебался, позволил ревности и гневной обиде парадом руководить. А должен был руку помощи протянуть, стойко принять правду из чужих уст, обнять крепко и прошептать: «Мы справимся». Опять поддался на провокации, опять позволил туману разум окутать, на ладони свои смотрит и видит, как пляжным песком сквозь пальцы Чимин рассыпается. Он уже полчаса его ждет, но темнота только сгущается. Тревога забегала раненым зверем в клетке, на прутья кидается, зубы об них ломает, визжит от боли. Юнги выпрыгнул из машины и побежал на пляж так отчаянно, словно уже опоздал.       ***       Около пяти минут Чимин лежал, не двигаясь: он не чувствовал своих конечностей, то ли так замерз, то ли его парализовало. Хрипел от беспомощности, про себя просил сердце успокоиться, не метаться, ведь дело сделано. С трудом он повернул голову в сторону парковки, в надежде увидеть, как Юнги возвращается к нему, чтобы помочь встать, сказать, что они справятся. Но никого нет. Он совсем один на этом богом забытом пляже, слушает шепот волн и свое неровное дыхание, оставляющее после себя влажную дымку. Юнги больше не придет. Не почувствовать впредь его теплых объятий, его прикосновений, не услышать голос, заставляющий внутренности переворачиваться. Чимин – предатель. Под каждым словом своего мужа он подписывается кровью. Последнее, чем Юнги его наградил, – взгляд, полный отвращения. Чимин сразу почувствовал, как Юнги от него тошнит, его самого от себя тошнит.       Волны так сладко шепчут, так мирно пенятся, соприкасаясь с песком. Чимин обернулся на шепот. В руках любимого человека он сгорал заживо, сам того не подозревая. Ему постоянно подливали масло, подкидывали дров, чтобы он продолжал жить и мучиться. И в итоге он стал тлеющим угольком, который помнит свое яркое пламя, помнит, как было больно гореть, жалеет самого себя. Никто не потушил, никто не залечил кровоточащие ожоги. Никем не любим, никому не нужен.       Чимин поднялся и вскинул голову к небу. Говорят, звезды – это души умерших? Они сияют так ярко, освещая кому-то путь, и Чимин тоже станет яркой звездой, чтобы всегда освещать путь лишь одному. Он любит жизнь, он и есть ее проявление, но боль настолько сильна, что теперь он и есть боль. Чимин взглянул на море, которое зовет в свои распростертые объятия и улыбнулся ему.       Прогулочным шагом он добрел до причала, наслаждаясь морским запахом и ветром, ласкающим его кожу и волосы. По пути он скинул куртку, снял кроссовки, кофту, оставляя после себя дорожку отчаяния. Подойдя к краю, Чимин раскинул руки, позволяя ветру в последний раз прикоснуться к земному ангелу, который хочет вернуться домой на мягкие пуховые облака. Ни капли сожаления, ни грамма сомнений. Он уходит не потому, что не хочет жить. Пак Чимин уходит, потому что не в силах вытерпеть боль.       Он смотрел на звездное небо, размываемое водной гладью. Оно такое широкое, бескрайнее, что, даже идя ко дну, Чимин думал, что оно только приближается. Он не сопротивлялся стихии, не пытался выплыть, только смиренно шел ко дну. Пак Чимин решился покончить с собой. Он больше ни на что не надеется. Ожидаемый результат? Избавление от боли. Пострадавшие? Мин Юнги, сын Минхо, мать, сотни неспасенных пациентов и…Ким Сокджин.       Из легких вышел последний воздух, оставляя лишь дорожку мелких пузырей там, где пал большой человек. Никем не любим, никому не нужен.