DELIVERY

«- Но так случилось, что все тузы у меня на руках. - Но так уж случилось, что я не в карты играю». Т.Пратчетт              Рано утром Сокджин приехал в Пусан, чтобы навести порядок в местном филиале холдинга, но дела не заладились. Вчерашняя встреча с Чимином весь день не давала покоя. О чем он конкретно думал, Ким не мог понять: то улыбался, вспоминая их поцелуй, то злился на то, что его отшили, то охреневал, что ему разбили губу. Удивительнее всего был тот факт, что у него не было желания ударить в ответ. Успокоить и целовать, целовать, целовать – все, чего он хотел.       В Париже этот парень не вызвал особого восхищения, он казался слабым, бесхарактерным, легко управляемым, но не вчера. Чимин его не боится, ни во что не ставит, выдвигает свои правила, и Сокджин хочет по ним играть. Впервые за столько лет его мысли забиты не Хосоком, а человеком, которого он едва ли знает. Тянет внизу живота лишь при одном воспоминании его презирающего взгляда. Хочется узнать его поближе, послушать истории из детства, попробовать его любимый десерт. Получается, наверстать упущенное? Из странных размышлений выдернул помощник.       - Председатель, совещание закончилось.       - А? – Сокджин вздрогнул и оглядел пустой зал. – Да-да.       - У Вас все в порядке? Выглядите бледным. Приболели?       - Наверное, – ответил Сокджин и, подумав, добавил. – Отмени все встречи на сегодня.       - Хорошо, господин Ким.       Он заглянул в уборную, чтобы умыть лицо холодной водой, и напрягся, потому что выглядел действительно бледным. Правда заболел? С рук все валится, хочется спать, аппетита нет. В тот момент Сокджин решил вернуться в отель и выспаться, чтобы прийти в себя, но он даже не подозревал, что внутри него не болезнь засела. Нездоровая многолетняя одержимость боролась с проявлением благих намерений. Нутро, желающее присвоить себе человека против воли, подверглось нападкам чистых чувств, которые вызвал в нем Пак Чимин. Даже мерзавцы умеют испытывать чуждые им человеческие эмоции. Даже такое чудовище в человеческом обличии, как Ким Сокджин, может испытывать трепет, нежность, покорность.       Проспав пару часов в номере, Ким почувствовал себя еще более разбитым. Чтобы взбодриться, он решил съездить в бар и хлопнуть пару стаканов пива, а оттуда направиться в ночной клуб. Только пиво не полезло. Он выпил половину стакана, рассчитался с барменом и ушел. В клуб идти не хочется. Внезапно к таким рассадникам разврата появилось отвращение.       Погода довольно прохладная, но ветра нет, и Сокджин решил погулять по пляжу, чего не делал бог знает сколько времени. Едет в машине, слушает «Chris Daughtry – Sorry» и сам себе удивляется: что за апатия, что за романтичное настроение, куда себя вообще деть, где скрыться. Но от себя не убежать – всем известная мудрость. По дороге он заехал за пончиками и горячим чаем, чтобы на пляже не околеть, только вот упаковка пончиков вызвала грусть. Шесть штук многовато для него одного, было бы славно с кем-то поделиться. Например, с Чимином. Сокджин встряхнул голову, чтобы такие мысли вылетели оттуда нахрен, и вышел из машины, вдыхая морской воздух.       В Пусане спокойнее, чем в Сеуле. Здесь жизнь хоть и кипит, но она кипит на медленном огне, а не бурлит, выплевывая кипящую воду на оголенные участки кожи. Даже пляж абсолютно пустой. На набережной Сокджин заметил несколько проезжающих велосипедистов и больше ни души. Он присел на лавочку и откусил пончик с сахарной пудрой, запивая ягодным чаем.       Море шелестит, отражая в себе свет Луны, которая так близко, что, кажется, можно потрогать ее рукой. Небо усыпано звездами, зазывающими в свои бескрайние просторы, подобные омуту. Ким смотрит на него завороженно, представляя, как сейчас он раздвинет эти тяжелые темные шторы и попадет в другую реальность, где парад планет откроет свои секреты. Где ему расскажут, что за чувство в нем засело, и почему так хочется все бросить и сбежать. Где ему укажут путь, на который он должен встать, потому что со своего хочется сойти, поднять белый флаг и капитулировать.       Он положил остаток пончика в коробку, выбросил уже пустой стакан из-под чая и направился к машине. Сев за руль, он подумал, что в отеле пусто, жутко тихо и пахнет отдушками, в такой атмосфере можно умом тронуться. Покататься по городу? Вот оно бесцельное времяпрепровождение, удел одиноких и обозленных. Проехав метров тридцать, он заметил на берегу парня, который на ходу скинул с себя куртку, и подумал, что для купания уже не сезон. Когда парень скинул кофту, Сокджин остановил машину и продолжил внимательно следить.       - Что за придурок, – он вышел из машины и направился к нему. – Эй!       Парень на крик не обернулся, хотя расстояние между ними не такое большое, чтобы не расслышать. Сокджин ускорил шаг, подобрал куртку, затем кофту и продолжил идти следом, всматриваясь в темноту. Рядом с причалом парень разулся.       - Парень! Ты че задумал?! – он перешел на бег. – Уйди оттуда!       Он добежал до причала, скинул вещи и быстро зашагал по бетонным плитам, стягивая с себя куртку и обувь, понимая, что готов нырнуть в ледяное море за незнакомцем.       - Твою мать! – он сорвался на бег, как только парень спрыгнул.       Секунды, которые отрывали их друг от друга, казались вечностью. Сокджин, нырнул в воду и начал беспорядочно водить руками, пытаясь выцепить парня. Кромешная тьма поглотила их обоих, Ким отчаянно погружается на глубину, не переставая метаться, а про себя молится, чтобы успеть. Он впервые в жизни позвал бога на помощь. Впервые в жизни он рвется кого-то спасти, а не утопить. Даже в воде он чувствует, как начинает плакать от беспомощности, но держит воздух в легких, ради чужого спасения. Руки коснулись дна, и он начал зарываться в него пальцами, передвигаясь, как слепой котенок. Мысленно уже бога проклинает, как вдруг ладонь коснулась чего-то постороннего. Сокджин в чужую ногу вцепился, на себя тащит, обхватывает тело и из последних сил гребет наверх, глядя на перевернутую чашу, из которой рассыпается содержимое поверх водной глади. Он к ней, она от него. Выталкивает вперед парня, выныривает сам и жадно хватает воздух несколько секунд, чтобы не потерять сознание. Перед глазами темные круги, где берег понять не может, озирается, парня к себе прижимает, потерпеть просит, не умирать. Замечает причал, вперед гребет одной рукой, второй незнакомца тянет, который обмяк весь, признаков жизни не подает. Ближе к берегу уже ползти начинает, на себе мученика перетаскивая, еле дышит от бессилья, тут же храбрится и дальше ползет. Кладет парня на берегу, переворачивает и горько мычать начинает.       Судьба его на этот пляж привела, чтобы он своими глазами увидел, что натворил, поиздеваться хотела, как он над чужими жизнями. Но Сокджин сильнее всех игрищ злых, он себя в руки взял и в чувства Чимина приводит. Злая старуха его не напугает, не заберет чужую душу, пока с ним глаза в глаза не встретится. Он ей в лицо плюнет, он ее переиграет. Сидит поверх безжизненного тела, на грудь резкими толчками давит, нос Чимину зажимает, свой воздух отдает, примыкая к его губам. Старухе шепчет, чтоб лучше его самого забрала, торгуется.       - Давай же, очнись. Ты сильный, – по кругу опять все повторяет, давит, зажимает, выдыхает, давит, зажимает, выдыхает. – Дыши, Чимин, прошу.       Чимин закашлял, начал воду срыгивать. Сокджин его лицо набок поворачивает, а самому воздуха от нахлынувших эмоций не хватает. Переиграл костлявую, она недовольно руки сухие от чиминовой души убирает и уходит, даже в глаза Сокджину не заглядывая.       - Молодец, бесёнок, – он прислонился своим лбом к его груди. – Рано тебе еще.       Ким подождал, пока бесёнок ровно задышит и вернулся к причалу за вещами. Укутал парня, обул, обулся сам, поднял его на руки и поплелся к машине, не замечая вдали бегающего по пляжу Юнги.       Он аккуратно уложил Чимина на заднее сиденье и набрал помощника.       - Какая больница? Понял. Оформи вип-палату и найди лучшего врача. Пусть встретят с другого входа.       Он сбросил и повернулся на Чимина. Тот лежал под пледом, найденным в багажнике, и дрожал. Сокджин включил печь на максимум и двинулся в больницу. По дороге он размышлял, что ему делать дальше. Он оказался на пляже не просто так, он должен был там оказаться, чтобы вытащить со дна другого, а в итоге вытащил со дна их обоих. В груди так странно защемило, Чимин так от него далек, но в то же время так близок. Кто и кому протянул руку помощи – непонятно. Ким четко осознавал, что даже после спасения Пак не захочет его видеть, и от этих мыслей становилось дурно. Для Сокджина точка невозврата поставлена сегодня.       В больнице его убедили, что помощь нужна обоим, и Сокджин попросил для себя отдельную палату. Чтобы врач замолчал попытку суицида, пришлось отвалить немного деньжат. В противном случае Паку грозило бы лишение родительских прав. Даже если Сокджин не услышит благодарности за спасение, пусть хоть сотни раз его проклянут, он все равно будет счастлив, что с ним по крайней мере говорят. Он внимательно проследил за манипуляциями медперсонала, несколько раз переспросив, что за препараты поставили Чимину, и, получив необходимую помощь для себя, успокоился. Помощнику велел связаться с Юнги и сообщить местонахождение его мужа. Так ведь правильно? Нормальные люди ведь так поступают?       Полночи он ворочался на больничной койке, пытаясь уснуть. Не найдя удобного положения, он поднялся и направился в другую палату. Чимин крепко спал, надув свои сахарные губы. Сокджин сел рядом и погладил его по пушистым волосам. Ну, точно ангел. Сокджинов персональный ангел-хранитель. Он взял чужую ладонь в свои руки и поцеловал каждый пальчик. Чимин что-то невнятно пробормотал и перевернулся спиной, натягивая на себя одеяло повыше. Ким выглянул из палаты и попросил у проходящей мимо медсестры еще одно одеяло, желательно потеплее.       Он накрыл Чимина еще одним одеялом и лег рядом, прижав парня к себе поближе. Поближе к сердцу, чтоб успокоить внутреннее чудовище, которое, оказывается, способно быть покорным. Этот парень может выдрессировать сокджинова зверя без кнута. А это положения для сна – самое удобное.       ***       Юнги отчаянно бегал вдоль пляжа почти час, пытаясь отгонять от себя плохие мысли, но на море все равно косился. Телефон мужа вне зоны, куда он мог исчезнуть, пока Юнги был на парковке, – неизвестно. Эта неизвестность так пугает. Он почти прирос уже к пескам, как телефон завибрировал. Неизвестный мужчина сообщил, что Чимин находится в больнице, что его жизни ничего не угрожает, но сейчас он спит, и приехать лучше утром. Причину, по которой Пак оказался в больнице, мужчина не сообщил и скинул вызов. Главное, что жив. Юнги еще раз взглянул на море, достал сигареты и мысленно отругал себя за ужасные мысли.       Наутро он собрал необходимые мужу вещи, успокоил маму, укутал сына потеплее, чтобы не отхватить пизды от Чимина, и они вдвоем поехали в больницу. Врач объяснил, что парня привез неизвестный мужчина, Чимин якобы потерял сознание на нервной почве, но сейчас он в хорошем здравии. Юнги поглотило чувство вины за то, что он позволил себе наговорить мужу, оставив его с этим наедине. На стойке регистрации ему сообщили, что господин Пак находится на вип-этаже. Когда Юнги потянулся за бумажником, девушка сказала, что все оплачено. Кем оплачено, не уточнила. Что еще за новости?       Сокджин проснулся, как только солнечные лучи начали пробиваться через плотные шторы. Лицо Чимина было вплотную к нему, а его рука лежала у Сокджина на талии. Наконец-то Ким выспался. Так крепко он давно не спал. Осторожно убрав руку, чтобы не потревожить чужой сон, он слез с койки и поправил одеяла. В этот момент дверь палаты открылась.       - Председатель, Вам нужно вернуться в свою палату, – помощник учтиво поклонился. – Господин Мин приехал в больницу и направляется сюда.       - Доброе утро, помощник Ли, – Сокджин улыбнулся.       - Простите?       - Нужно говорить «доброе утро». Какой ты невоспитанный, – он прошел мимо ошарашенного мужчины и укоризненно цокнул.       Юнги зашел в палату с двумя пакетами и сыном в руках. Чимин что-то бормотал сквозь сон, но, когда его лба коснулись чужие губы, успокоился.       - Итак, Мин Хоуп, приступайте к своей работе.       Юнги опустил сына на кровать и стал наблюдать, как тот начал ползать по папе. Кряхтит, на своем тарабарском что-то увлеченно рассказывает, пальчиками в глаза и нос лезет. Чимин сморщился, недовольно замычал, сквозь сон ребенка обхватил и начал по спинке легонько пошлепывать. Юнги улыбнулся.       - Минхо, – захрипел Чимин. – Папа хочет спать. Иди к другому папе.       Через несколько секунд он резко открыл глаза и уставился на собственного сына, как на приведение.       - Ты почему здесь?       - А где ему быть? – Юнги сложил руки на груди.       - О, Господи! – Чимин прижал к себе сына от испуга.       - Только не говори, что потерял память и не помнишь меня, – Мин сначала засмеялся, но, заметив, что его муж реально напуган, сменил тон. – Малыш, мы в больнице. Все в порядке.       Он присел рядом с койкой, наблюдая, как в голове Чимина завертелись шестеренки.       - Как я сюда попал?       - Врач сказал, что тебя привез какой-то мужчина. Он нашел тебя без сознания.       Чимин часто захлопал ресницами, пытаясь обработать информацию, потом облегченно выдохнул и припал губами ко лбу сына. Из глаз потекли слезы. Ему еще предстоит осознать, насколько большую глупость он совершил, но сейчас он счастлив, что может держать в руках своего ребенка. Его сердце теперь принадлежит единственному мужчине, пусть ему всего два года. Пока он может его видеть, все проблемы уходят на задний план. Он прижал Минхо к себе, чмокая каждый сантиметр на пухлых щечках.       - Ты его щас задушишь, Чимин, – Юнги обеспокоенно потянул руки к сыну, но получил режущий взгляд. – А, понял, прости.       Он взял с тумбы пару салфеток и вытер с чужого лица соленые реки, даже заставил высморкаться. У мужа явно нервное потрясение, причина которому сам Мин Юнги, поэтому видеть, как его кроет, неприятно и болезненно. Юнги вытянул руки и расположил ладони на чужой ноге, ласково поглаживая.       - Я наговорил тебе много лишнего. Прости меня, Чимин. Я не имел права тебя оскорблять и поднимать руку.       - Со мной все в порядке, – ответил Пак, не отрываясь от игры с сыном. – Ты уже виделся с человеком, который меня вытащил?       - Вытащил?       - В смысле нашел, – быстро сориентировался Чимин, продолжая играть с Минхо.       - Неа. Он пожелал остаться анонимным.       - Жаль. Я бы очень хотел его поблагодарить, – в голосе послышалась нотка грусти.       Через час зашел врач и попросил оставить палату, потому что пациенту нужно отдохнуть. Чимин нехотя отдал сына в руки Юнги, получив легкий поцелуй в щеку, и лег вздремнуть. От еды он отказался из-за тошноты, и попросил персонал принести чай. Когда он открыл глаза, чай уже был холодным, на тумбе лежал его телефон, а на диване для посетителей высохшие вещи. Повернув голову, он увидел на столе букет разноцветных гербер: желтых, красных, белых, розовых. Мысль о том, что это может быть не от Юнги, его не посетила.       В животе начало урчать, тошнота отступила, захотелось есть. Чимин впрыгнул в больничные тапки и поплелся искать хоть кого-то, кто его накормит. Время уже 8 вечера, вряд ли ему могут предложить еду из местной столовой, но, может, хоть автомат со снеками где-то стоит. Он шел вдоль пустого коридора, и только сейчас понял, что находится на вип-этаже. А вип-этаж всегда оснащен напитками и едой. Выйдя в холл, он увидел автомат с раменом быстрого приготовления, и облегчено вздохнул. Рядом терся другой пациент.       - Да ладно? Ты серьезно, блять? – Чимин подошел ближе и узнал пациента. – Не смог достать меня в Сеуле, так в Пусан приехал?       Сокджин проигнорировал вопрос.       - Еще и в больницу лег. Ты точно ебаный псих.       - В Пусан я приехал по работе. А в больницу лег, потому что неудачно искупался в море, – ядовито произнес Сокджин, наклоняясь за шоколадным батончиком.       Чимин нахмурился.       - Зачем из палаты выперся? – спросил Ким, наблюдая, как Чимин меняется в лице.       - Не твое дело, – выплюнул Пак и начал бегать глазами по автомату, в поисках острого рамена.       Сокджин пожал плечами, набрал кому-то смс и направился в палату.       - Даже ничего не скажешь? – не поворачиваясь, спросил Чимин.       - Даже ничего не скажу, – не поворачиваясь, ответил Сокджин.       Пока закипал чайник, Чимин стоял у окна и наблюдал за вечерним городом. Ему здесь нравится больше, чем в Сеуле, но Франция все-таки роднее. В груди заскреблась тоска по дому и работе. Корея высасывает из него всю энергию. Чайник оповестил, что вода вскипела, и Чимин медленно пошел к столу. В этот момент дверь палаты открылась и вошел мужчина в костюме и с пакетом из ресторана.       - Французская кухня, господин Пак, – мужчина улыбнулся и поставил пакет на стол, игнорируя охуевшего господина Пака.       - Я не заказывал, – пролепетал он, растягивая слова.       - Приятного аппетита, – помощник Ли поклонился и вышел.       Чимин немного потупил в пакет, сложил 2 и 2, посмотрел на упаковку рамена, затем снова на пакет, снова на рамен, сглотнул слюну, схватил пакет и уверенно направился искать палату Сокджина. Сила воли железная, выдержка 10 из 10. Он вылетел в коридор и начал мазать глазами по дверям в поисках нужного имени.       - Это че еще за выступление? – Чимин фурией ворвался в палату и кинул пакет на койку.       Сокджин взглянул на пакет в ногах, оторвавшись от планшета, затем перевел взгляд на бесёнка.       - Не знаю. Выступаешь здесь только ты.       - Ты мне яд туда добавил, ублюдок?       - Я понятия не имею, что в этом пакете. Разве я тебе его принес?       - Не приближайся ко мне! Шестеркам своим передай то же самое!       С этими словами он вышел из палаты, громко хлопнув дверью. Сокджин прикрыл глаза и коснулся пальцами переносицы. Голова начинает болеть от этого шумного парня. Он взял пакет и направился к Чимину.       Пак уже добавлял в лапшу приправу, когда в палату зашел Сокджин.       - Какого хуя ты здесь забыл?       Ким проигнорировал вопрос и начал проводить странные манипуляции: он достал из пакета еду, открыл все контейнеры, взял одноразовую ложку и поочередно все попробовал.       - Вот. Никакого яда здесь нет.       - Потому что змея от собственного яда умереть не может.       - Заткнись и поешь нормально! – Сокджин выхватил из чужих рук упаковку рамена и отправил ее покоиться на дно мусорного ведра. – Иначе я тебе за шиворот ее отправлю, клянусь.       - Себя нахуй отправь!       - Тебе так нравится меня бесить? – Сокджин пальцами вцепился в чиминов подбородок. – Ты уже взрослый мальчик, так веди себя по-взрослому.       - Отказываться есть из рук мрази – это взрослый поступок.       - Мразь к тебе больше не прикоснется, – Сокджин отпустил чужой подбородок. – Пожалуйста, только поешь. Жульен с грибами вкусный.       Он вышел из палаты, проглотив обиду с грибным послевкусием. Пусть сколько угодно грязью поливает, пока он вот так кричит, вырывается, смотрит с ненавистью, все хорошо. Ненависть ведь тоже чувство. Пусть ненавидит, только равнодушием не одаривает. Пусть кулаками машет, Сокджин сам лицо подставит, только пустыми бы его глаза не видеть. Сердце еще помнит, как на него смотрел бывший муж, это он уже готов сожрать с землей, не запивая. Но только не бесёнок, только не он.       Чимин проводил Сокджина мысленными проклятиями в спину и устало упал на стул. Этот мужчина напоминает сталкера: ходит по пятам, что-то выискивает, ищет встреч. Только вот с каких пор объектом стал он, а не Чон Хосок, ради которого Ким когда-то пошел на унизительные поступки и даже преступления. Голова кругом, желудок урчит и уже закручивается от голода. Чимин взял ложку, которой ел Сокджин, и попробовал жульен. Вкусный, не соврал. Не отравлен, не соврал. Чимин откинулся на спинку, запрокинув голову, и обреченно вздохнул. В конце концов, разве не могут больные ублюдки быть вежливыми и искренне переживать за других?       - Вставай, – он взял Кима за руку и потянул за собой.       - Куда? – недоумевающе спросил Сокджин, притормозив в дверях.       - Ко мне в палату.       - Послушай, Чимин, я устал на сегодня от скандалов. Продолжишь хуесосить меня завтра.       - Еды много. Я столько не осилю.       - Предлагаешь мне ее забрать?       - Предлагаю ее съесть, психопат.       В груди что-то кольнуло. Сокджин поплелся следом, натянув улыбку. Раз Чимин будет есть с ним за одним столом, получается, в его глазах он больше не мразь?       ***       Погода оставляет желать лучшего: в Сеуле весь день льет, как из ведра, затапливая город. Хосок вышел из салона, где сменил цвет волос, и встал под козырьком, разочарованно оглядывая улицу. Люди идут под зонтами, как будто их это может спасти. Он усмехнулся своему суждению и зажал зубами сигарету. Зажигалка никак не хочет поддаваться, и он выругался вслух, выбрасывая ее в урну. Жизнь явно намекает, что пора бросать.       Хосок никогда не задумывался над тем, что ему нравится дождливая погода. Ему внутренне комфортно, когда небо плотно затянуто тучами, а где-то вдали слышатся громовые раскаты. Ежедневно ему приходится контактировать с десятками людей, не снимая с лица улыбку, излучая солнечное тепло, от чего он устает и буквально плавится вечерами в постели, наслаждаясь покоем. Когда город накрывает серая мгла, он чувствует себя лучше, будто на его платформу вышли обновления. Сейчас он смотрит на затянутое небо и дышит полной грудью, думая, что такие погодные условия идеально подходят для его полета. В кармане завибрировал телефон.       - Ты освободился? – по ту сторону раздался взволнованный голос Намджуна.       - Да. Собираюсь домой.       - Хорошо. Я тебя жду, – и положил трубку.       Хосок удивленно посмотрел на экран телефона, на заставке которого красовалось их общее фото. Наверное, у него опять что-то произошло на работе. Чон сел в свой спорткар и спустя час грустного пребывания в неизбежных пробках приехал домой.       - Красный? Ты серьезно? – Намджун стоял в гостиной со стаканом виски.       - Тебе не нравится? – обиженно спросил Хоуп.       - Нравится. Просто неожиданно.       Он поставил стакан на столик и не спеша подошел к Хосоку, любуясь его внешним видом. Тот стоял в строгом брючном костюме темно-зеленого цвета и длинном бордовом пальто. Редко можно застать его в такой одежде. С волос на лицо и шею стекали капли дождя. Новый цвет ему очень идет.       - Мой огонечек, – Намджун измученно улыбнулся и провел большим пальцем по чужим губам, сделав остановку на родинке над верхней губой. – Ты безупречен.       - Я чувствую, что произошло что-то нехорошее. Поделишься?       - Чуть позже. Обними меня?       Хосок обвил руками его талию и прижался к широкой груди, подслушивая биение сердца, которое отстукивало признание в любви. Он провел носом к шее и вдохнул уже привычный, но каждый раз сносящий крышу, запах. Ким окольцевал его плечи и зарылся пальцами в волосы.       - Ты ведь знаешь, как я тебя люблю? – шепотом спросил Намджун.       - Милый…       - Я так сильно тебя люблю. Так сильно…       Хосок отстранился и посмотрел ему в глаза, которые начали краснеть.       - Джун-и, что случилось?       - Люблю, люблю, люблю, – Ким обхватил чужое лицо и начал покрывать его поцелуями. – Очень люблю, безумно люблю. Запомни это, пожалуйста. Никогда не забывай.       - Такое ощущение, что ты со мной прощаешься, – Чон широко улыбнулся и погладил своего парня по щеке. – Не пугай меня.       Намджун сморгнул слезы и вернулся за стаканом.       - Нам нужно съездить к ребятам.       - Мне кажется, для гостей уже поздновато.       - Я вынужден тебя туда отвезти, – Намджун залпом осушил стакан и направился в прихожую. – Поехали.       - Что значит «вынужден»? – Хосок схватил его за руку. – Объяснись, пожалуйста, тогда поедем.       - Хо, сейчас не время.       - Ты меня бросаешь?       - Что? Нет, конечно.       - Тогда в чем дело? Мне не нравится твое состояние и эти странные разговоры.       - Мне тоже это не по душе. Но нам, правда, нужно поехать к ним.       Хосок внимательно изучил его лицо и обреченно вздохнул.       - Я сам поведу. Ты выпил.       Намджун молча кивнул.       Из-за погоды весь город стоял колом. Хосок от нервяков сгрыз все губы, игнорируя замечания Намджуна, который в итоге решил отвлекать его поцелуями. Перед смертью не надышишься, но так скоротать время в пробках куда приятнее. Самым приятным моментом стало решение Хоупа съехать с дороги под мост и потрахаться на заднем сидении. К ребятам они приехали почти в полночь. Дверь открыл Чонгук. Оценив внешний вид обоих, он с укором посмотрел на старшего.       - Не я был инициатором, – виновато объяснил Ким.       - Гук-и, ты чего такой бледный? – Хосок приложился ко лбу тыльной стороной ладони. – Да у тебя температура.       Из комнаты опухший от слез выбежал Тэхен и кинулся к другу в объятия.       - Хооооо, – он протяжно завыл, заливая слезами помятое бордовое пальто.       - Блять, я так не могу, – Чонгук сорвался в туалет, откуда послышались характерные звуки.       - Что с вами всеми происходит? Почему мой ребенок блюет?       Намджун надрывисто вздохнул и оторвал истерящего Тэхена от чужих плеч. Тот, недолго думая, вцепился в его руку. Больше спасения искать не в ком, потому что Чонгука накрыло похлеще. Грядет катастрофа.       - Хосок, посмотри на меня.       От слетевшего с чужих губ имени Чон вздрогнул. Намджун крайне редко называет его так.       - Сейчас мы с тобой зайдем в ту комнату, – он кивнул головой в сторону. – Ты увидишь там одного человека. Я очень тебя прошу: если тебе станет плохо, скажи, и мы сразу уедем. Я буду с тобой рядом и ни на секунду не отойду. Хорошо?       Хосок кивнул и тут же почувствовал, как его горло сковал ком. Глаза налились, словно он заранее почувствовал, кто его там ждет. Он схватил ладонь Намджуна в одну руку, в другую взял Тэхена. Стало так страшно, так больно, так тесно. Зверек внутри начал нетерпеливо носиться, отталкиваясь лапками от стен, сшибая себе все до кровавых следов. Тихо скулит от боли, но все равно мечется. Они зашли в комнату и Хосок громко взвыл, спрятавшись в чужом пальто. Намджун обнял его, позволяя прокричаться и успокоиться. А сам уже на пределе, чтобы не забрать его отсюда на край света, лишь бы он так не кричал. Он чувствует его боль, он делит ее на два, всю забрать не может.       - Кто это?! Намджун, кто этот человек?! – Хосок заглянул ему в глаза так глубоко, как никогда не заглядывал. Как будто попросил спасти.       - Хоуп, это я – Юнги.       Грядет катастрофа.       ***       Юнги приехал к ребятам в обед. Дверь открыл Чонгук, завис на несколько секунд, не веря своим глазам, и сблевал прям на пороге. Юнги подхватил его и потащил в туалет, помогая прийти в чувства. Подождал, пока Гук хоть немного осознает произошедшее, и засунул его под ледяную воду. Пока младший отмокал в холодной воде, разбавляя ее горячими слезами, Юнги охотно подставлял ему свои руки и лицо, которые Чонгук активно трогал, чтобы принять факт – Мин Юнги жив. Когда до младшего все-таки дошло, он кинулся к другу на шею, заставляя зарыдать уже и его. Они крепко друг друга сжимали, наперебой что-то говоря, объясняя. Юнги нашептывал ему «я здесь, я жив», а Чонгук в ответ выкрикивал сквозь слезы «я так скучал», зарываясь в старшего до хруста костей. Они просидели в ванной около часа, то успокаивались, слушая истории о жизни за прошедшие три года, то опять заходились в рыданиях, не выпуская из объятий.       Они сидели на холодном кафеле и курили, когда домой вернулся Тэхен. До этого момента Юнги думал, что был абсолютно выжат, но ошибался. Увидеть лучшего друга спустя столько лет сравнимо с метеоритным дождем на Землю. Сначала Тэхен долго всматривался в его лицо, пытаясь понять, кто перед ним стоит, потом накинулся с кулаками, после вообще потерял сознание. Очнувшись, Тэ начал плакать так горько, повторяя любимое «апельсинка», что сердце Юнги на эти мгновения остановилось. Он держал руку лучшего друга, зацеловывая ладонь, и шептал, как сильно его любит, просил прощения, что так долго не мог его вспомнить, что так долго решался прилететь. Чонгук все это время бегал то на кухню за водой, чтобы успокоиться всем присутствующим, то опять в туалет. Такой эмоциональный всплеск не проходит бесследно. Ни для кого из них это бесследно не пройдет.       Грядет катастрофа.       Чимин был прав: они уже смирились с потерей, уже отпустили его. Теперь им придется заново выстраивать отношения, заново к друг другу привыкать, заново впускать в свою жизнь. Тэхен так сильно надрывался, что в глазах лопнули капилляры, и несколько раз шла носом кровь. Для принятия ситуации ему нужно время. Сейчас он не понимает, что испытывает: радость, обиду, гнев, боль, облегчение. Да никто из них не понимает, ни на что не надеется, ничего не планирует.       Пока Юнги откачивал лучшего друга, Чонгук успел позвонить Намджуну, который оказался на пороге через полчаса. Учитывая городские пробки, сложилось впечатление, что он долетел на вертолете. В руках он держал пакет из аптеки. Ким воспринял ситуацию более стойко, его лишь качнуло разок от шока, но в целом он был крепким. Накачал каждого успокоительным и хлопнул сам. Объятия, слезы, признания – это все тоже было, но Намджун оказался скуп на эмоции в сравнении с младшими. Его можно понять: радость встречи с другом не перекрывала тот факт, что между ними стоит Чон Хосок, за состояние которого Намджун переживал больше.       В квартире потоп был не меньше, чем на улицах Сеула. В воздухе витали миллионы вопросов, негодование, отрицание, все стадии принятия, запах лекарств. Четверо друзей сидели в гостиной, выпотрошенные такими качелями, улыбаться и смеяться никому не хотелось. Ни один не испытывал счастья, потому что к нему нужно еще прийти, а путь будет небыстрый и нелегкий. Каждый в голове вертел мысль о Хосоке, потому что каждому понятно, что ему придется сложнее. Юнги ничего не знает о его жизни, о его страданиях, о его мучительном подъеме со дна.       - Я хочу увидеть Хоупа, – севшим голосом произнес Юнги.       Чонгук и Тэхен устремили взгляд на Намджуна, который опустил голову в пол в попытках скрыть, насколько он этого не хочет. Трое из четверых присутствующих еще не знают, что Юнги, как и прежде, его любит, но знают, кого до сих пор любит Хосок. Грядет катастрофа. Если бы каждый осознавал ее масштабы заранее, то вместе придумали бы план спасения.       - Хорошо. Я съезжу за ним, – Намджун встал с дивана и направился к выходу, не замечая растерянность младших. Юнги нахмурился.       - Почему ты? Я сам могу к нему съездить. Какой адрес?       - Будет лучше, если он приедет сюда.       - Юнги-я, он прав, – быстро подхватил Тэхен. – Пусть съездит за ним.       Намджун одарил его взглядом, полным благодарности. Тэ очень внимательный человек, чуткий, сочувствующий. Он сразу сообразил, что Намджуну нужно время.       Грядет катастрофа.       ***       Услышав знакомый голос, Хосок даже задержал дыхание. Он повернулся корпусом к говорящему, не выпуская из рук ворот чужого пальто. Намджун его персональный спасатель, если он уберет руки, то пропадет.       Юнги сделал к ним несколько шагов, наблюдая с образовывающимся надрывом на сердце, как его мальчик вжимается в чужое тело от страха. Выглядит также, как в их первую встречу. Красные волосы. Вишневые губы. Такой красивый, такой любимый, такой родной. Единственный. Нет во всем мире таких. Виски начинают пульсировать, отдавая головной болью.       - Хоуп, ты меня не узнаешь? Это же я – Юнги.       Хосок вернул взгляд на Намджуна.       - Кто этот человек? Почему он говорит, что его зовут Юнги?       - Хосок, это и есть Юнги, – ответил Ким, наблюдая, как его парень начинает распадаться на атомы.       Чон громко сглотнул, прикрыл ненадолго глаза, вспоминая совет психотерапевта, и три раза глубоко вздохнул.       - Можно к нему подойти? – он спросил шепотом.       Намджун ослабил хватку и утвердительно кивнул.       - Я не могу на это смотреть, – по новой заливаясь плачем, выпалил Тэхен и вышел из комнаты, цепляя за собой только что вернувшегося Чонгука.       Хосок медленно повернулся и сделал пару шагов, оказавшись напротив Юнги на расстоянии ничтожных тридцати сантиметров. Он внимательно завозил глазами по его лицу, затем опустил взгляд на руки. Нахмурился. Повернулся на Намджуна.       - Да, правда, похож.       - Это я и есть. Хоуп, посмотри на меня, пожалуйста, – он потянул к нему руки, но осадил, когда заметил реакцию Намджуна. Тот дернулся к ним.       - Не трогай его, Юнги. Он может напугаться, – сказал так, будто Хосока в этой комнате нет.       Грядет катастрофа.       - Какое у тебя любимое число?       - Двадцать один. Номер нашей квартиры в Париже, – уверенно ответил Мин. – Два равно одному. Две души соединились в одну.       Хосокова птица в клетке нервно заклокотала, привлекая внимание хозяина. Но хозяин только что оглох. Он протянул руки к чужому лицу, оставляя на нем дорожку мелких ожогов. Трогает, вспоминает, какой Юнги был на ощупь, понимает, что перед ним взаправду он стоит. Заглядывает в бездонные колодцы, видит в них свое отражение, видит многолетнюю тоску по родной душе, в своих колодцах взаимность рисует. Тело дрожь пробивает, по венам чувство обреченности на гибель растекается. Грядет катастрофа.       - Я верил, что ты жив, – шепчет. – Я так долго тебя ждал, но ты не приходил.       - Я не мог прийти раньше. Прости меня, – Юнги его ладони теплые целует, глаза закрывает, роняя с ресниц прозрачные капли. – Прости, мой мальчик.       Хочется прижаться, зарыться пальцами в волосы, вдохнуть родной запах и успокоиться. Вот же его мальчик, совсем рядом. Никуда больше не нужно бежать, никого не нужно искать в своих снах, никого не нужно звать по ночам. Пусть только позволит прикоснуться к себе, и Юнги душевный покой обретет.       Юнги без Хосока не может. Его магнитом тянет, как безумного ведет. Хоть привяжите, хоть в цепи заточите, хоть цементом залейте, Юнги выберется и пойдет на свет, на голос, на запах. Слепая одержимость – она жестока, властна и неподатлива. Желание вернуть былое, давно пережитое, принятое, выстраданное, может привести к краху, но даже в этом случае Юнги встанет, отряхнется от пыли и пойдет на поводу у своего желания снова. Вновь и вновь выберет Хосока, раз за разом будет к нему возвращаться. Потому что обещал.       Я любое твое предательство прощу, только будь рядом всю жизнь. Я стерплю все унижения мира ради тебя. Я кинусь за тобой в огонь, я брошусь за тобой в воду, я развяжу ради тебя войну. Я буду калечить себя во имя твоего спасения. Я буду охранять тебя, как верный пес. Пока ты освещаешь мой путь, я сильнее всех на этом свете. Пока ты улыбаешься, я дышу. Пока живешь ты, я живу.       - Ты сыграешь мне на пианино?       - Сыграю. Все, что попросишь.       Хосок взял в свои ладони его руки, которые пустили по нему электрический разряд. На безымянном пальце след от кольца. Как тяжело дышать, как хочется на воздух, как хочется сбежать, спрятаться, сгинуть. Он натянул улыбку, отпустил чужие руки, оставляя на них след угасающей надежды, и повернулся к Намджуну, который наблюдал за ними все это время, давясь ревностью. Если бы он сразу понял, что Юнги его любовь забрать хочет, никогда бы Хосока к нему сам не привез. Без боя не сдастся. Ему есть за что бороться.       - Отвези меня домой, – Хосок подошел к Намджуну, легко коснувшись пальцами его руки.       - Хорошо. Подожди там, – он кивнул в сторону.       - Хоуп. Хоуп! Не уходи! – Юнги ринулся вслед, но Ким преградил путь. – Какого хуя ты творишь?! Дай пройти!       - Не дам. Ты не знаешь, что он пережил. Я не позволю случиться этому снова.       Юнги засмеялся.       - Значит, мне не показалось. Вы спите?       - В том числе. Мы живем вместе.       - Охуеть! – Юнги закинул руки за голову и сцепил пальцы в замок. – И как давно?       - Два года.       - Два года?! – Мин начал ходить по комнате, не находя себе место. – А ты хорош. Не успели меня похоронить, как ты к нему яйца катать начал. Недолго он горевал.       Намджун не выдержал и схватил Юнги за ворот, а хотелось бы вмазать.       - Он год как в аду жил, каждый день тебя во снах видел, весь дом портретами увешал! Как живой мертвец по миру слонялся. Только попробуй к нему приблизиться, твой ебальник не соберут.       - Отъебись, Ромео! Еще скажи, что любишь его, – Юнги усмехнулся.       - Люблю, и хули с того?       - Еще посмотрим, чье ебало полетит, – Мин скинул с себя чужие руки и посмотрел Намджуну за спину.       В дверях стоял перепуганный Тэхен.       - Хо исчез.       Вокруг больше не слышно свиста пуль, ружейных залпов, взрывов, людских криков. На смену запаху гари пришел запах гниющих персиков. С улицы доносится раскат грома. Грядет катастрофа.