DELIVERY

«Если бы я знал, когда видел тебя в последний раз, что это последний раз, я бы постарался запомнить твое лицо, твою походку, все, связанное с тобой. И, если бы я знал, когда в последний раз тебя целовал, что это – последний раз, я бы никогда не остановился».       Сегодня Хосок с трудом разлепил глаза. В лечебнице его кормят тоннами препаратов, из-за которых вставать по утрам тяжело. Ощущение словно к ногам привязали булыжники, а голову сжали в тисках. Он находится здесь уже 63 дня. Кажется, что он сошел с ума в прямом смысле только от пребывания в закрытой клинике, а не от того, что произошло 64 дня назад. Парень застонал от бессилия и повернулся на спину. Потолок раздражающе белый, уродливые лампы напоминают глаза каких-то монстров, которые следят за каждым его движением. Стрелки настенных часов громко тикают, заставляя парня разъяренно дышать через нос. Он схватил с тумбы стакан с водой и швырнул в стену, чтобы это тиканье навсегда прекратилось. Чон Хосок ненавидит время, которое идет безжалостно медленно. Чон Хосок ненавидит жизнь, которая отняла у него близких. Ненавидит себя.       Пребывание в клинике, конечно, идет на пользу, потому что здесь за ним ухаживают лучшие врачи, которых нашел Сокджин. Но вернуть прежнего себя ему никто не поможет. Таблетки притупляют эмоции, приглушают боль, но они же оставляют чувство невосполнимой пустоты. Хосок чувствует себя тряпичной куклой. Без души, без желания жить, без надежды хоть на что-то. Живет, как в дне сурка: все события и действия повторяются, стоит только ему проснуться. Даже жизнью-то не назвать – жалкое существование, бесцельное волочение собственной туши.       Он присел на край койки и устремил взгляд в пол. Сокджин привез ему милые тапки на пятый день нахождения в своеобразной тюрьме. Они и несколько цветных кофт – единственные яркие пятна, которые немного скрашивают безликую повседневность. Обстоятельства сложились так, что бывший муж в борьбе с собственной одержимостью стал тем, кто протянул руку помощи и спас. Кто скрыл от мира, чтобы переждать шторм. Кто не позволил дойти до греха.       - Доброе утро, – раздалось тихое в дверях, и Хосок поднял стеклянный взгляд.       - Ты сегодня рано.       - Вечером важная встреча, поэтому приехал сейчас, – ответил Ким и присел на стул рядом с койкой. – Привез тебе сигареты и краску, которую ты просил.       Хосок молча кивнул и вернулся к рассматриванию тапок.       - У меня есть пару часов. Мы можем недолго погулять, и я помогу тебе покрасить волосы. Хочешь?       - Хочу.       Сокджин поднялся и прошел к шкафу за верхней одеждой.       - Послушай, он снова звонил мне. Может…       - Нет! – перебил Чон и соскочил с постели. – Не смей ему говорить, где я! Ни ему, ни кому-либо другому! Я не хочу никого видеть!       - Эй, успокойся, – ласково произнес мужчина и кинул на стул чужую куртку. – Я не принуждаю тебя.       - Тогда хватит поднимать эту тему в сотый раз. Мне достаточно твоего присутствия, чтобы не свихнуться.       Ким устало вздохнул.       - Чимин тоже мне звонил. Он догадывается, что за твоим исчезновением стою я. Просит объяснений.       - Ты сам виноват, что на тебя собак спускают, – грубым тоном ответил Хосок и одарил собеседника раздраженным взглядом. – Считай, что молчанием замаливаешь грехи.       - Хоуп, проси все, что угодно, но позволь хотя бы Чимину рассказать правду. Он искренне переживает за тебя.       - Ты забыл, чей он муж?       - Они в разводе.       - Но они общаются!       - Твою мать! Сколько ты будешь прятаться?! Просто дай людям знать, что ты жив! Юнги разве что по радио не вещает о твоем исчезновении! Пожалей его, блять!       - С каких пор ты так ему сочувствуешь? – с наглой ухмылкой спросил Чон. – Не ты ли его похоронил заживо?       Джин изменился в лице и осуждающе покачал головой. Заслуженные слова, но ненависть должна распространяться исключительно на него, но никак не на остальных, кто зла Хосоку не желал. Он ничего не ответил, помог надеть куртку, завязал шнурки на чужих ботинках и пошел в сквер при лечебнице.       Бывший муж прогуливался чуть позади, пиная что-то несуществующее. Они всегда гуляют молча, что неудивительно – пропасть между ними огромна, поэтому разговоры без повода неуместны. Джин и не рвется к общению, просто делает, что требуется: скрывает местонахождение Хосока, привозит сигареты, контролирует лечение и выслушивает в свой адрес любое дерьмо, которое парень на него извергает.       В палату они вернулись через полчаса. Свежий воздух идет пациенту на пользу – лицо румянится, глаза наполняются радостью жизни. Хоуп достал из пакета краску для волос и торжественно вручил Сокджину.       - У меня есть для тебя кое-какие новости, – аккуратно начал тот, нанося кистью приятно пахнущую смесь. – Тебя скоро выпишут.       - Ты серьезно? – удивился Чон и повернулся к нему.       - Да. Если ты не готов, скажи мне.       Хосок вернулся в исходное положение и прикусил изнутри нижнюю губу. Он готов вернуться в мир, но вот вернуться к прежней жизни – нет.       - Ты поможешь мне переехать?       - Куда? – спросил Джин, не отвлекаясь от покраски. – Назови любое место, и я все устрою. Хоть Тувалу.       - Мне достаточно Ниццы.       Ким опустил руки на колени так, чтобы не запачкаться, и ненадолго задумался.       - Повернись ко мне.       Парень заерзал на стуле и посмотрел ему в глаза.       - Я не хотел тебе рассказывать до выписки, но сейчас подходящий момент, раз ты заговорил про Ниццу, – он перевел дух и продолжил. – Давай поговорим о наследстве.       - О каком еще наследстве? – Хосок нахмурился.       - Он оставил тебе квартиру на побережье. С видом на море.       Нос зачесался, глаза защипало. Чон опустил голову, чтобы скрыть слезы, но Сокджин все прекрасно понял и подцепил чистой рукой салфетки с тумбы. Такое горе не смыть солеными ручьями. Это горе у Хосока клеймом горячего металла на сердце. До конца жизни.              

64 дня назад.

      Хосок зашел домой, но кроме Цитруса его никто не встретил. На кухне пусто, в гостиной тоже. Второй этаж еще держал в себе чужой парфюм. Парень влетел в заметно опустевшую гардеробную и с трудом подавил приступ ярости: вещей нет, ни единого намека, что когда-то здесь жили два человека. Намджуна словно никогда и не было, даже щетку и бритвенный станок из ванной забрал. Хосок психанул, швырнул в зеркало какой-то стеклянный бутылек и вернулся вниз.       В мойке стояла чашка с недопитым кофе. Чон понюхал содержимое и выругался. Намджун последнее время пьет все больше, даже в кофе коньяк добавляет. Ярость опять начала подползать к горлу. Чувство сожаления отсутствует, ведь Хосок сделал тот выбор, который сделал бы при любом другом раскладе. Он всегда выбирал Мин Юнги, выбрал сейчас и будет выбирать до конца. Это невозможно объяснить: то, что происходит между ними гораздо выше любви, агрессивнее любой страсти, сильнее привязанности. Эти чувства ни на что не похожи, они властны настолько, что связь не разорвет даже смерть. Это уже доказано. Сожаления Хосок не испытывает, только ненависть к себе. Даже телефон экраном вниз положил, чтобы не видеть собственное отражение.       Как много времени должно пройти, чтобы человек смог вступить в новые отношения? Для Хосока ответ – год. Как много времени должно пройти, чтобы скорбь покинула сердце? Для Хосока ответ – два года. Сколько времени понадобится, чтобы снова полюбить? Для Хосока ответ – нисколько. Любить равно быть с Юнги. Любовь равно Юнги. Это имя на нем, как родимое пятнышко, от него не избавиться. Где бы Хосок не был, от себя не убежать.       Он включил кофемашину и устало побрел в гостиную. Без Намджуна здесь все выглядит паршивым. Стены дома помнят все его привычки: стоять у окна со стаканом виски, курить, закинув ногу на ногу, в кресле, играть с собакой в прятки, спускаться по лестнице через одну ступень, колотить стены во время ссор, оставляя точечные пятна. Эти пятна – все, что от него осталось, помимо осадка в хосоковой душе и крошечной комнатки в сердце. Ким Намджун потрясающий. Пусть Хоупу так и не удалось пропитаться к нему возвышенными чувствами, он останется в его памяти, как один из самых правильных и честных. Намджун поддерживал жизнь в полупустой человеческой оболочке и взамен ничего не просил. Просто был. Просто жил рядом. Просто любил.       Хосок смахнул ладонью слезы и вернулся в кухню. Блядский кофе. Вкус такой, словно всю горечь расставания в него вложили. Чон брезгливо поставил кружку на стол и взял телефон.       - Да, детка. Привет, – раздалось на другом конце.       Хосок облегченно выдохнул.       - Ты ушел по-английски.       - А ты по-французски, – усмехнулся Намджун.       - Давай встретимся и поговорим.       - Я не уверен, что это такая уж необходимость. Если ты беспокоишься обо мне, спасибо. Я в порядке.       - Блять, не строй из себя благодетеля! – закричал в трубку Хосок, прижимаясь лбом к стене. – Ты в офисе?       Послышался треск. Чон уверен, что это был звук сломанного в руках Намджуна карандаша.       - Да, в офисе.       - Я скоро приеду. Никуда не уходи.       Хосок скинул вызов, поднялся в гардеробную переодеться и пулей вылетел из дома. По пути заехал в один из любимых ресторанов и взял обед для Намджуна.       С распростертыми объятиями парня никто не встретил. Помощница отказалась пропускать Хосока и даже вызвала охрану. Господин Ким так велел. Но, видимо, господину немного подтерло память, раз он забыл, что два года провел с истеричкой и скандалистом. Хосок кричал и угрожал всех засудить, уволить, а одному охраннику даже по носу съездил.       - Прекрати этот цирк, блять! – крикнул Намджун, выходя из кабинета. – Пропустите его.       Он зашел обратно, и Хосок последовал за ним, оставляя охрану и помощницу перешептываться.       - Обязательно было заходить так далеко? – спросил Хосок, падая в кресло.       - До тебя иначе информацию не донести. Ты даже таким способом нихуя не понимаешь.       - Вызвал бы полицию.       - Тебя дуло у виска не остановит.       Ким подошел к бару и достал бутылку бурбона. Хосок проводил его осуждающим взглядом до стола и наклонился вперед.       - Пьешь на работе?       - Эта компания – моя. Могу себе позволить, – ответил Намджун и плеснул напиток в красивый рельефный стакан. – Так ради чего ты устроил здесь шоу с фейерверками?       - Принес тебе обед.       Ким уставил на собеседника пытливый взгляд.       - Сколько сеансов ты пропустил?       - О чем ты?       - Не прикидывайся. Опять доктора Кана не посещаешь?       - Да с чего ты решил? – возмутился Хосок и нервно застучал ногой по полу.       - Какой нахуй обед, Хо? Мы расстались. В себя приди.       Хосок закусил губу и ненадолго задумался.       - Нам нужно поговорить.       Намджун залпом осушил стакан, не отрывая глаз от любимого, и вытер рот рукавом рубашки.       - Нам или тебе?       - Нам, – строго ответил парень и подошел к нему.       Он закатал Намджуну рукава, поправил волосы, забрал бурбон и вернулся в кресло.       - И что это значит? – спросил Джун, облокотившись на стол.       Чон внимательно повозил по собеседнику глазами, мысленно восхищаясь статностью и широкими плечами, и сделал глоток из бутылки. Для храбрости.       - Обычный жест. Проявление заботы.       - Ты ошибся адресом. Езжай к Юнги.       - Может, поговорим лучше о нас?       - Сам решай. Лично мне этот разговор не нужен.       Нужен. Еще как нужен. Но он еле сдерживает себя, чтобы не размозжить Хосоку голову этой чертовой бутылкой бурбона. Как ему только совести хватило сюда заявиться в таком потасканном виде? На шее пятна краски и засосы, где-то ниже наверняка передан привет от Мин Юнги в виде остатков спермы и слюней. Хосок в целом выглядит измотанным и не выспавшимся. Явно эти двое не картины всю ночь рисовали.       - Похвастаться пришел? – с насмешкой в голосе поинтересовался Ким, подходя к креслу.       Он наклонился, чтобы рассмотреть шею и разочарованно улыбнулся.       - Красивые отметины. Тебе идет.       Хосок не сразу сообразил, о чем речь, но через несколько секунд округлил глаза и поднял выше ворот куртки.       - Прости. Я...       - Не нужны мне твои оправдания! Ты сделал свой выбор – я его принял! Так какого хуя ты ломишься ко мне на работу и светишь телом, которое, на минуточку, еще вчера трахал я?!       - Намджун…       - Что?!       - Прости меня.       Ким просверлил его глазами и засмеялся. Сидит такой бедный и несчастный, все его обижают, а он святой. Да, Намджун собственноручно подтолкнул Хосока в чужие объятия, но он это сделал, потому что знал, с кем тот будет по-настоящему счастлив. Чон Хосок для парня на первом месте – это неизменно. Однако, если бы он не пришел, жилось бы легче. Намджуну не нужны извинения и объяснения, тем более гадкие оправдания. Тем более от человека, который даже улики со своего тела не смыл и не прикрылся. Это жалкое «прости» бьет по достоинству.       - Простить? За что именно ты просишь прощения? – спросил Джун и уперся руками в спинку кресла по обе стороны от Хосока. – За то, что переспал с Юнги? Я это еще ночью понял, поэтому необязательно было тащить ко мне в офис доказательства. Мог бы проявить уважение хотя бы в такой ситуации, но ты решил вести себя, как дрянь.       Каждое слово обжигало Хосоку лицо. Теперь он сожалеет. Сожалеет, что вот так нагло сюда пришел, думая лишь о себе. О чувствах Намджуна он не подумал, хотя обычно ставил их в приоритет своим.       - Я и есть дрянь. Мне не свойственно думать о других, – выпалил Хоуп.       - Тут ты прав. Эти другие всегда думали о тебе и за тебя.       Намджун выхватил из чужих рук бутылку и вернулся за стол. Достал из кармана брюк сигареты и закурил. Затяжка, глоток, затяжка, глоток. Больше ему сказать нечего и слышать тоже ничего не хочет. Он даже не испытывает ревности, он сломан и разбит. Его дважды променяли на другого. Внутри Намджун смеется сам над собой: эти «дважды» теперь вместе. Сначала он был отдушиной Юнги, затем Хосоку, а сам остался наедине с алкоголем. Заливать огромную, глубокую щель в груди.       Преданным он себя не считает, ведь Хосок никогда не обещал ему любовь до гроба. Эти отношения выстраивались, как деловые: ты пользуешь меня, я пользуюсь твоим желанием использовать меня и пользую тебя. С небольшой лишь поправочкой – я буду тебя еще и любить. Разве что никакого контракта они не подписывали, а ведь могли поставить подписи во время регистрации брака следующим летом. Кольцо Намджун так и не подарил, предложение не сделал. Хосок обязательно бы согласился, руководствуясь советом быть любимым, а не любить. Да только Юнги жив. А Юнги равно любовь.       Чон поднялся и снял с себя куртку, небрежно бросив ее на журнальный столик. Подошел к Намджуну и смахнул со стола лишнее, чтобы поудобнее устроиться. Ким сопротивляться сексуальному влечению не стал. Усадил парня на стол и грязно поцеловал. Никаких игр в «вопрос-ответ».       Если бы их кто-то застукал, то обязательно бы сказал, что более пошлого обращения друг с другом не видел. Хосок расстегнул чужую рубашку и принялся целовать и облизывать красивое тело. В другой ситуации Намджуну бы понравилось, но не сейчас. Сейчас у него этот процесс резко вызвал тошноту. Он сделал пару хороших глотков из бутылки и оттолкнул Хо от себя.       - В чем дело? – спросил Чон, оттягивая штаны, в которых стало тесно.       - У вас с ним один мозг на двоих?       - Блять, что ты несешь…       - Вы даже расстаетесь одинаково. Лезете ко мне в трусы, чтобы напоследок вас хорошенько выебли. Сами не справляетесь?       Хосок усмехнулся и вытер рот.       - Я сюда не благотворительностью заниматься пришел, если ты об этом.       - Вот именно. Ты сказал, что пришел поговорить. С моим членом, я так понимаю?       - Джун-и, сколько ты выпил?       - Да иди ты к черту! – крикнул Ким и швырнул бутылку в стену. – Думаешь, потрахаемся напоследок и виноватым себя чувствовать перестанешь? Это так не работает!       - Успокойся!       - И твои просьбы тоже не работают! Ты кончишь и свалишь отсюда к своему пианисту, делая вид, что на этом гребаном столе нихуя не случилось! А я буду помнить, что на этом гребаном столе ты кончал ровно 31 раз! Ровно, сука, 31 раз!       Хосоку стало не по себе. Он спрыгнул со стола и открыл окно, чтобы избавить помещение от жуткой духоты. В голове все смешалось: имена, даты, адреса. Сам не понимает, что делает.       - Хоть раз возьми себя в руки и поступи по-мужски. Не еби мне голову, детка. Забирай свои шмотки и вали отсюда.       Ким запустил в Хосока куртку и прошел к бару за новой бутылкой.       - Прошу, хватит уже пить. Ты за рулем.       - Вызову такси.       - Да ты не ездишь на такси, потому что там воняет отдушками!       Намджун схватил парня за челюсти и больно их сжал.       - Моя жизнь больше тебя не касается. Упивайся своей жалостью сам, а на меня не распыляйся, – процедил Ким и грубо толкнул Хосока в сторону.       - Мы были вместе несколько лет! Как я могу закрыть глаза на то, что ты себя травишь?!       - Ты идиот?! Я что ли колеса глотал, запивая вискарем?! По вене гонял тоже я?! Блять, убирайся, пока я тебя не прибил!       - Ты меня не тронешь. Не посме…       Щеку огрела тяжелая ладонь, и парень упал на журнальный столик. Намджун его ударил. Человек, чье терпение и милосердие были отличительной чертой, сорвался. Как же это страшно, когда люди, держащие эмоции под замком, взрываются, отбрасывая мощной волной все живое.       - Твою мать, нахуя ты пришел?! Чем тебя не устроило наше расставание?! Я все для тебя делал, даже на свои чувства хуй забил! – Ким постучал кулаком по груди и разбито засмеялся. – Блять, жизнь с тобой сделала из меня чокнутого…       Хосок проглотил ком в горле и поднялся, подхватывая куртку. Видеть Намджуна таким больнее некуда.       - Поехали домой.       - Куда?! Хо, ты себя слышишь?! С катушек что ли съехал?!       Он обхватил чужое лицо ладонями и начал всматриваться глубоко в глаза, пытаясь хоть за что-то уцепиться. Хосок и раньше был нестабилен, а сейчас пугает своим состоянием и поведением до ужаса. Он словно не понимает происходящего, словно кто-то жмет на «delete» в его голове, чтобы стирались определенные моменты.       - Я все испортил?       - Нет. Пока что.       - Не вернешься?       - Не вернусь. Какой бред, боже…       Ким попятился назад, хватаясь за голову. Сам вот-вот с катушек слетит, если этот бессмысленный разговор не прекратится.       - Я позвоню Юнги, чтобы он тебя забрал. Хорошо?       - Не надо. Я не хочу его видеть, – с горечью в голосе сообщил Хоуп. – Он женат и у него есть ребенок.       - Значит, звоню Тэхену.       Он взял телефон, но Хосок выхватил его из рук и бросил на стол. Помешательством фонило за километр, взгляд был настолько неадекватным, что Намджуну стало не по себе. Он громко сглотнул и взял чужие руки в свои.       - Детка, давай ты сейчас поедешь домой и ляжешь спать. Я приеду к тебе после работы.       - Обещаешь?       - Обещаю, – соврал Намджун.       Хосок ему мягко улыбнулся и вышел из кабинета. Но не прошло и пяти минут, как он ворвался обратно, агрессивно жестикулируя.       - Ты ведь соврал мне! Ты не приедешь! Я прав?!       - Не кричи.       - Ты меня бросаешь?!       - Клянусь, я тебя в дурку щас отвезу, если ты не остепенишься! – вскрикнул Намджун, встряхивая любимого за плечи.       - Ты бросаешь меня?! Ответь!       - Да! Бросаю! Доволен?!       Хосок врезался в его губы и крепко окольцевал шею. Сегодня он сошел с ума в прямом смысле этого выражения. Он потерял себя и потерял связь с реальностью. Ким повалил парня на небольшой диван, жадно обсасывая губы, и расстегнул ремень. Тошнота так и не отступила, осознание поедания чужого яблока дробило грудную клетку, но он хотел урвать хоть кусочек напоследок. Дальше размазывать грязь Хосок продолжил сам. Совести хватило, наглости хватило. События сменялись так быстро, что он не уловил происходящего. Он просто пришел к своему парню на работу, потому что соскучился. Ведь он всегда так делал. Кто его осудит? Он ни с кем не расставался, ни от кого не уходил, никому не изменял. Намджун не забирал вещи, Хосоку показалось. Все на своих местах. Завтра прием у психотерапевта. Послезавтра съемки рекламы. Сегодня он ужинает с Тэ. Все на своих местах. Все, кроме сердца и рассудка.       Кабинет наполнился шлепками чужих бедер о чужие ягодицы. Два тела стали чужими. Намджун последний раз в своей жизни слушал хосоковы стоны. Последний раз целовал его губы. Последний раз дарил взгляд полный любви. Его нельзя осуждать за эту слабость. Он уничтожен. Стерт с лица земли и забыт. Этот момент для него, как соломинка для утопленника. Он запомнит число 32 навсегда. Ровно 32 раза Хосок кончил в его кабинете.       Одинокие люди счастливы и несчастны одновременно. Они сторонятся людей, но отчаянно в них нуждаются. Намджун стал одиноким человеком. Его душевную боль понимает лишь тот, кто пережил подобное. Он сидит на полу, медленно попивая бурбон, и смотрит в одну точку перед собой. Это пятнышко на губе самое любимое. Эти печальные глаза самые родные. Этот портрет – все, что осталось от Хосока, помимо выжженных полей. Теперь настала очередь Намджуна волочить свое жалкое существование, прикрываясь человеческим обликом.       Он откинул в сторону опустевшую бутылку и поднялся. Внешний вид после ухода Хосока не изменился. Живой мертвец. Плюнув на все, Ким достал еще одну бутылку и пошел прочь. Желания работать нет, желания видеть перед собой лицо Хосока тоже нет.       ***       Хосок уже подъезжал к дому, когда заметил дорогой черный внедорожник. Сокджин стоял возле ворот с какой-то папкой в руках. Выглядел спокойно, никакой опасности не излучал.       - Нахуя приперся? – спросил парень, деловито складывая руки на груди. – У вас троих есть какой-то общий чат, где вы решаете, как меня уничтожить?       Ким окинул его взглядом, подмечая полнейшую отрешенность от мира, и свел брови.       - Чата нет, но кое-что общее есть. Ты.       - Ну, заходи. Только давай недолго, у меня встреча с Тэхеном.       Они прошли в гостиную, и Чон шлепнулся в кресло, закидывая ногу на ногу.       - Так нахуя ты пришел?       Сокджин присел на диван и положил на столик папку.       - И че это? – спросил Хосок, раскрывая ее.       - Здесь все, что поможет тебе упечь меня за решетку. Просто отнеси это в полицию. Я не стану откупаться.       Бывший муж нервно хохотнул и принялся изучать содержимое. Выражение его лица менялось с каждым перевернутым листом: банковские переводы, досье на каких-то людей, скрины переписок, полный бумажный перечень видео с датами и временем событий, которые скопированы на флешку. А в голове десятки вопросов.       - Что все это значит? Кто эти люди?       - Соучастники, – спокойно ответил Джин и осмотрелся. – Славный все-таки дом у тебя.       - Соучастники чего?       - Преступления. «Смерть» Мин Юнги подстроил я. И все подробно изложил на нескольких листах рукописным текстом.       Хосок отыскал их и десять минут вчитывался, пытаясь осознать содержимое. Затем сглотнул вязкую слюну с привкусом ярости. Он был растерян и разгневан одновременно. Этот ублюдок заявился к нему без приглашения и вывалил информацию, которая добивает окончательно. Парень придвинулся к краю кресла и внимательно посмотрел на бывшего. Тот не выражал никаких эмоций.       - Гандон. Какой ты гандон. Думаешь, дал мне возможность тебя закрыть на несколько лет и на этом все закончится?!       - А что я должен сделать? Моя жизнь в твоих руках. Распоряжайся.       Хосок усмехнулся.       - Как щедро, сукин ты сын. За мои страдания ты должен сдохнуть самой мучительной смертью. Я лучше разрежу твое сгнившее тело на куски, уебище.       Ким посмотрел в чужие глаза и, убедившись в искренности сказанного, пошел на поиски кухни. Вернулся с ножом и вложил его в руки Хосока.       - Режь.       - Ты превратил мою жизнь в сплошной ад, – зашептал сквозь слезы парень и поднялся. – Ты самое мерзкое чудовище. Нет! Даже чудовища лучше тебя! Ты не человек, ты сам дьявол. Низшая раса на планете. Мусор. Отброс. Ради чего? Ради чего ты так поступил со мной?!       Нож уперся Сокджину в живот, но он не сделал и шага назад. На лбу собрался холодный пот.       - Я был одержим.       - Ты изменял мне, когда я тебя любил. Безжалостно бил, ломал мои кости. Унижал, заставлял бояться. Я жил в вечном страхе и жуткой боли. Сколько еще я должен вытерпеть, чтобы ты исчез?! Ты лишил меня всего! Даже смерть для тебя – подарок! Я хочу, чтобы ты мучился всю жизнь, испытывая все, что пережил я!       Он откинул нож в сторону и заехал кулаком по смазливой роже. Затем еще раз. И еще. Повалил Сокджина на пол и бил без разбора, куда только можно было. Обхватил шею и стал душить несопротивляющегося. Когда мужчина почти закатил глаза, Хосок отпустил его и отполз подальше, испугавшись содеянного. Джин повернулся на бок, закашливаясь и хрипя.       - Почему, – прохрипел он. – Почему не закончил?       Парень вытер слезы окровавленными руками и взвыл.       - Никогда я не уподоблюсь такой мрази, как ты. Раз решил сдаться, значит, проснулась совесть. Вот она-то тебя и сожрет, падаль.       Он поднялся и пнул Джина в живот.       - Пошел нахуй отсюда, конченое животное. Никогда тебе радости жизни не ощутить.       Ким с трудом поднялся и, опираясь на стены, медленно пошел на выход. Когда рука коснулась дверной ручки, он услышал дикий рев и не на шутку испугался. Заковылял обратно и нашел Хосока в лежачем положении и царапающим свое лицо. Парень кричал так, что Джин прослезился. Никогда ранее он не видел такой боли и разбитости. Рядом валялся телефон, откуда был слышен женский голос. Он подобрал его и сбросил вызов.       - Хосок.       В ответ рыдания и вопли.       - Хосок!       Тот в исступлении мечется по полу и выкрикивает что-то неразборчивое. Сокджин притянул его к себе и встряхнул, но и это бесполезно. Он прижал бывшего мужа и терпеливо ждал, пока он прокричится и успокоится.       - Джин, – прошептал Хосок, хватаясь за чужой ворот. – Помоги…       - Что мне сделать?       - Отвези меня в больницу…       - Хорошо. Вставай.       - Джин, – снова окликнул парень, крепко сжимая предплечье. – Я ведь говорил ему, что нельзя…       - Кому?       Хосок прижался к его груди и горько заплакал.       - Намджун. Мой Намджун! Я ведь просил не ездить пьяным! Я его просил!       Ким приобнял его и похлопал по спине.       - Я тебя понял. Поехали скорее.       ***       Когда они ворвались в коридор операционной, Чонгук нервно наворачивал круги, а Тэхен истошно рыдал у Юнги на плече. Поодаль стоял Чимин и укачивал перепуганного сына. Хосок рванул к дверям, над которыми светилось «Не входить!», и начал долбить по ним кулаками.       - Хосок, прекрати! – крикнул Сокджин, отрывая его от стеклянных дверей.       - Отпусти меня! – парень вырвался и упал на колени. – Намджун! Намджун, я здесь! Слышишь?! Я пришел!       Чонгук грубо оттолкнул мужчину и присел на корточки рядом с вопящим другом.       - Хен, туда нельзя.       - Чонгук-и, почему он?! Почему не я?! Почему?!       - Он будет жить, слышишь? Обязательно будет. Верь в него.       Младший помог Хосоку подняться и усадил рядом с Юнги, который тут же оторвался от лучшего друга и прильнул к любимому. Тот уткнулся носом в шею, не прекращая рыдать, и вцепился в холодные ладони. Хотелось узнать, почему он приехал с Джином, но Юнги умерил свой пыл.       - Я рядом, душа моя. Все будет хорошо. Джун справится.       У самого ком в горле стоит. Он из последних сил держался, чтобы не поддаться истерике. До приезда своего мальчика он храбрился ради Тэ, а сейчас делает это ради любимого человека. Чонгук сморгнул подступившие слезы и присел к Тэхену, которому поддержка нужна была не меньше. Колесо Сансары дало оборот, но в этот раз все происходит с ними взаправду, а на месте Юнги – Ким Намджун. Каждый мысленно молится и посылает Вселенной просьбы о помощи. Она обязательно должна их услышать.       Чимин, успокоив малыша, подошел к Сокджину, на лице которого кровь уже запеклась. Он не сводил с него глаз все это время, переживая, что тот сильно пострадал.       - Кто тебя избил? – обеспокоенно спросил он и прижался губами к макушке сына.       - Неважно. Я поеду.       - Тебе нужна врачебная помощь, Джин.       - Сам разберусь.       Пак прикусил нижнюю губу и передал ему в руки ребенка.       - Подержи его. Я быстро.       Заметив происходящее, Юнги вскипел.       - Какого хуя ты делаешь?! – вскрикнул он и подскочил с места.       - Не сейчас! – осадил Чимин. – Потом поговорим. Вернись к Хосоку и только попробуй устроить здесь скандал. Я твои ребра пересчитаю.       Юнги окинул обоих гневным взглядом и сел обратно. Остальные перепалку не заметили.       Чимин вернулся через несколько минут с аптечкой. Пока Сокджин убаюкивал вновь разволновавшегося Минхо, который до этого с интересом разглядывал присутствующих, Пак быстро обработал ушибы и ссадины. Затем подошел к Хосоку и принялся за него. Царапины на лице были довольно глубокими. Парень шипел от неприятных ощущений, но не сопротивлялся.       - Бесёнок, – тихо позвал его Джин. – Он совсем расплакался.       - Выйди с ним на улицу. Я закончу тут и заберу его.       Мужчина молча кивнул и скрылся. Юнги схватил пока еще мужа за запястье.       - Что ты себе позволяешь, гаденыш? – процедил он сквозь зубы. – Совсем охуел?       - Рядом с ним нашему сыну грозит меньше опасности, чем рядом с тобой. Ты сейчас не в себе, поэтому не смей. Думать забудь.       Он вырвал свою руку и обхватил ладонями лицо Хосока, который уже был в полусознании.       - Принести тебе воды?       - Да.       - Я схожу, – вклинился Чонгук и побрел к кулеру.       Время текло мучительно медленно. Никто из медперсонала не выходил из операционной уже третий час. Тэхен заснул, ослабленный истерикой, на плече своего парня, который смотрел перед собой, изредка моргая. Чимин ходил по коридору туда-сюда с сыном на руках.       - Где Джин? – неожиданно спросил Хосок, устремив пустой взгляд на Пака.       Тот слегка растерялся и подошел ближе.       - В машине на парковке.       - Почему ты спрашиваешь? – влез Юнги, отстраняясь от любимого.       - У него мои вещи.       - Забрать? – уточнил Чимин, аккуратно передавая сына в руки заботливого дяди, который проснулся от разговоров.       - Только телефон. Спасибо.       Когда парень вернулся, в дверях показался врач, вытирающий лоб медицинской шапочкой. Чимин жестом показал, чтобы присутствующие не вмешивались, и отошел с ним переговорить. Юнги заметил перемены в лице мужа и отрывисто задышал, отгоняя паршивые мысли. Однако, когда парень повернулся и сочувственно посмотрел на Хосока, слезы потекли неконтролируемо. Он забрал у Тэхена сына и прижал к груди, чтобы успокоиться.       - Хосок, – тихо позвал его Пак, присаживаясь на корточки напротив. – Врачи сделали все, что могли…       - Нет, – всхлипывая, прошептал парень. – Не говори этого. Это неправда!       Чимин сглотнул и расположил свои ладони на чужих коленях.       - Тебе разрешили пройти, чтобы попрощаться.       Коридор оглушили крики и детский плач. Юнги уткнулся лицом в макушку сына и подскочил, чтобы отойти подальше, но к нему на подмогу явился Сокджин.       - Я побуду с ним. Ты нужен Хосоку. Иди.       Юнги поднял на него безразличный взгляд и согласился. Как зомби, добрел до лавки, где убивался горем его мальчик, и оглянулся. Тэхен упал на колени и сложился пополам, игнорируя Гука, который пытался его успокоить, давясь собственными слезами. Медперсонал поочередно выходил из операционной и выражал соболезнования, которые никто не слышал. Помещение пропиталось невосполнимой потерей и запахом успокоительного, которое принесли медсестры. Сегодня Ким Намджун трагически погиб.       Хосок дрожащей рукой разблокировал телефон и снова взглянул на сообщение, которое ему отправил Намджун перед аварией. Не в силах держаться, он громко зарычал и положил голову Чимину на плечо. «Я скоро буду дома, любимый». Он ехал к нему. Он плюнул на принципы и спешил к человеку, который был его смыслом жизни. Спешил, чтобы исправить ошибку. Чтобы попросить прощения за гадкие слова и больше никогда не расставаться. Намджун спешил любить, готовый спасать сколько угодно раз. Он хотел видеть Хосока каждое утро, он хотел целовать его губы и зарываться пальцами в волосы. Он должен был хотя бы попытаться выбить себе шанс на эту драгоценную любовь, но не успел. Так сильно спешил.       - Хоуп, я схожу с тобой, – измученно произнес Юнги и потянул парня за руку. – Пойдем, родной. Ты должен попрощаться с ним.       Чимин покорно отступил, вытирая слезы. Он едва ли знал, кто такой Ким Намджун, но делил горе с каждым. Сейчас нет места ревности, разборкам, выяснениям, кто прав, а кто виноват. Сейчас все они испытывают скорбь. Он повернулся к Чонгуку и предложил проводить Тэхена в пункт оказания первой помощи.       Хосок прошел в операционную, и Юнги заметил, как его плечи начали дергаться. Плакала бесшумно его душа. Тело Намджуна было прикрыто белым покрывалом. Оно было таким теплым, что поверить в его смерть было сложно.       - Прости меня, милый, – дрожащим голосом начал Хосок. – Я не смог тебя уберечь.       Юнги потер глаза и отвел взгляд. Его мальчик потерял своего человека, свое спасение, часть изничтоженного сердца, которое Намджун старательно восстанавливал несколько лет. Тяжело осознавать, что Хоуп лишился близкого человека снова. На этот раз безвозвратно.       - Зачем ты сел за руль, Джун-и? Сколько раз я тебя просил не ездить пьяным? Посмотри, что ты наделал, – с укором произнес парень и поднял голову. – Как же ты там будешь без меня?       - Хоуп.       - Подожди немного, хорошо? Я скоро к тебе приду.       - Хоуп!       - Мы обязательно будем вместе. Обещаю, я буду тебя любить. Только потерпи.       - Чон Хосок, что ты несешь?! – прикрикнул Юнги и рванул к нему. – Смотри на меня!       - Мой Намджун крепко спит. Не буди его.       - Господи… – с ужасом прошептал Мин, обхватив ладонями чужое лицо.       Его мальчик обезумел. Стоит блаженно улыбается. Глаза будто прозрачные, ни капли вразумительного в них не читается.       - Что ты такое говоришь? Куда ты собрался, сумасшедший?       Хосок скинул с себя чужие руки и грудью накрыл Намджуна, сжимая покрывало в кулаках.       - Я без тебя не смогу, – закашливаясь от слез, запричитал он. – Пожалуйста, проснись. Не оставляй меня. Умоляю, Намджун, вернись ко мне. Не уходи.       Юнги попытался его оторвать и привести в чувства, но для Хосока он сейчас лишь фантом. Тело, душа, мысли, сердце… Все с Намджуном и для него. Он начал истерично звать врачей, требуя разбудить своего парня.       - Нет! Вы не понимаете! Он просто спит! Разбудите его!       - Хосок, пошли! Прекрати!       - Не трогай меня! – крикнул тот и оттолкнул Юнги от себя. – Намджун ревнивый!       - Молодой человек, прошу Вас, не кричите, – взволнованно попросила медсестра. – Этот пациент умер. Мы не можем его разбудить.       - Где у вас одеяло? Его нужно накрыть теплым одеялом! Он замерзнет!       На шум прибежал Чимин и помог выволочь разбушевавшегося парня за дверь.       - Нет! Не забирайте его! Намджун! Намджун, помоги! Намджун!       Слезы застилали глаза пеленой. Он ничего перед собой не видел кроме образа улыбающегося Ким Намджуна, который спускается к нему из спальни на утренний кофе. Как всегда, перешагивая через ступень.       - Намджун! Они меня спрячут! Помоги мне!       Цитрус громко лает на весь дом, бегая за Ким Намджуном, пытаясь укусить за пятку. Опять он раздраконил собаку своими глупыми, но забавными играми.       - Пожалуйста, спаси меня!       Во дворе слышно шарканье. Ким Намджун подметает дорожки после опавшей листвы. Он поворачивается к окнам и машет рукой. Обед почти готов. Вечером выйдет заключительная серия дорамы, которая им понравилась. Они будут смотреть ее в обнимку, развалившись на диване.       - Забери меня, Намджун! Не отдавай им! Намджун!       Стены хозяйской спальни отражают стоны. Ким Намджун заливает потом чужое лицо и тут же покрывает его поцелуями, нашептывая признание в любви. Он говорит эти слова ежедневно, но в такие интимные моменты Хосоку кажется, что искреннее быть не может.       - Пожалуйста! Не умирай! Не умирай! Вернись!       На офисном столе опять бардак. Ким Намджун не любит уборку, поэтому Хосок закатывает глаза и идет за тряпкой, чтобы протереть хотя бы пыль. В итоге, опять все разобрал и аккуратно сложил. Через полчаса вернется с совещания его парень и будет ворчать.       - Я буду любить тебя, Намджун! Клянусь!       Очередная ссора из-за фотосъемки вывела Ким Намджуна из себя. Фотограф открыто флиртовал с Хосоком. На стенах обновленные следы от кулака. Он кричит и агрессивно расхаживает по гостиной, сокрушаясь, что не нужно было ему ехать за компанию. Хосок смотрит на него и покусывает губы. До чего сексуально тот ревнует.       - Я не хочу без тебя жить…       Вокруг слышны голоса людей, много голосов. Но Чон Хосок слышит лишь один и в своей голове. Низкий, чувственный, родной. Перед собой ничего не может рассмотреть. Лица и предметы плывут. Чувствует острую боль в районе локтевого сгиба и постепенно проваливается в сон. Сознание покинуло его, но это ерунда. Пусть и душа уходит. Собирает свои манатки и валит ко всем чертям. Без Ким Намджуна жизнь не имеет смысла. Хосок понял это слишком поздно. Нужно было не пропускать сеансы у доктора Кана. Нужно было уйти с выставки вслед за Джуном. Нужно было ему соврать, что любит. Тогда ничего бы не произошло. Хосок себя проклинал. Он должен был беречь свое счастье, а не размениваться. Любовь? Сегодня она есть, а завтра ее может не стать. Эту потерю можно пережить, когда рядом тот, кто поможет. Потерю родного человека пережить практически невозможно. Чон Хосок однажды с этим столкнулся.       - Забери меня к себе… Я буду тебя любить…       Кончики пальцев онемели. Парень не чувствует своего тела, которое стало невесомым. Но он чувствует прикосновения чужих теплых рук и крепкие объятия, которые согревали его бесконечное количество раз. Завтра Хосок проснется и обязательно найдет способ отправиться к Намджуну. А пока… Пусть он немного подождет. Пусть приснится. Пусть позовет с собой.