Трудные времена,
Я зажат между смутой и страданьем.
Пока дистанция в твоих глазах,
Обесценивает наши обещанья.
(Journey — Separate Ways)
Айрисфиль фон Айнцберн уже не в первый раз оказалась в полной прострации. Она не умела и редко когда могла сформулировать четкий план действий: чаще всего это делала Майя, а теперь и Вэйвер. Что казалось сейчас до боли несправедливым. «Ты думаешь, я в обиде на тебя за это?» — спросил он тогда так легко, будто лишь сделал вдох, и Айрисфиль, признаться, была удивлена, что это не так. Это был странный отголосок прошлых дней, когда гомункул Айнцбернов работала в тандеме с «чужаком-магом», как злобно выразилась Майя. Она задавалась вопросом: не считает ли он себя заменой и никем более, а теперь, когда Кирицугу был… …Нет, напомнила она себе. Он не был, не мог им быть, несомненно, это не тот мужчина, которого она любила. Он был чем-то другим, и это что-то другое ставило всё под угрозу. Хотя она и хотела возразить, что уничтожение Малого Грааля может быть приемлемым решением… в общем, было совершенно ясно, что её не поддержат в этом отношении, да и Великий Грааль всё равно останется проблемой даже при таком исходе. — Мама, — прервал её голос, представшей перед ней Илиисвиль с Берсеркером, терпеливо стоящим на страже сбоку от неё, — тебе нужно отдохнуть. Майя поможет нам заделать окна, а потом нам нужно будет пойти поработать над ограниченным полем. Они обе были на одном уровне глаз: Илия, любимая Илия, выросшая, чтобы нести самые незначительные отклонения от шаблона гомункулов Айнцбернов. У неё был острый взгляд и твердая решимость отца, упрямое неповиновение, которым, пожалуй, обладают все обычные подростки, и сильная воля, способная выстоять даже тогда, когда сама Айрисфиль поддавалась панике и отчаянию. Как мать, она не могла не гордиться и не бояться за то, что с ней может случиться. — Моя госпожа Айрисфиль, — заговорил Берсеркер, медовые глаза следили за женщиной в её задумчивом молчании, — как вы себя чувствуете- Все трое разом остановились, почувствовав вмешательство четвертого присутствия, внезапно появившегося в комнате. Берсеркер и Илия в тревоге посмотрели мимо неё, а Айрисфиль обернулась к- —…Сэйбер? Рыцарь выглядел таким же потерянным, как и сама Айрисфиль, глаза были опущены, а в его позе чувствовалось странное опустошение. Гордость, с которой он, казалось, нес себя, померкла, и даже слова, похоже, подвели его. А может он лишь казался меньше из-за того, что рядом с ним не было кого-то ещё? Он был один, и от этого осознания по позвоночнику Айрисфиль пробежал холодок. — Он ушел сам, не так ли? — тихо спросила она, встретившись взглядом с пораженным рыцарем в поисках подтверждения того, что она уже и так знала. — Мне… велели помогать охранять замок на случай, если Арчер вернется, — прозвучал беспокойный ответ. Позади Айрисфиль её дочь повернулась к своему Слуге с чем-то сосредоточенным в алых глазах. —…Берсеркер. Иди и принеси метлу из кладовой наверху, чтобы убрать стекло. А я пока найду несколько запасных одеял, чтобы завесить окна, — незаметно для Айрисфиль и Сэйбера, двое обменялись острым и сосредоточенным взглядом, прежде чем Слуга кивнул с тонкой улыбкой и повернулся, чтобы уйти, а Илия последовала за ним, отставая всего на несколько шагов. Тем временем Айрисфиль терялась в мыслях о том, что же он творит, и почему он не сказал ничего Сэйберу — эти две мысли сплелись в очень пугающее беспокойство, которое уже разъедало задворки её сознания. Кирицугу много чего не рассказывал ей о своих действиях, которые он совершал как Убийца Магов, но всё равно многое было понятно и без слов. Но это было другое. Вэйвер не был Кирицугу, но он, казалось, был полон решимости погубить себя, пытаясь так же сильно отстраниться от собственной человечности. «Слишком большая любовь может убить тебя так же, как и её отсутствие». —…пойдем со мной, — наконец сказала она с тихим вздохом, обхватив рукой запястье Сэйбера. — Я сделаю чай, и мы подождем его возвращения. И, добавила она про себя, когда он вернется, его ждет адская расплата.***
Сэйбер едва ли мог усидеть на месте, пока Айрисфиль вводила его в курс дела в общих чертах: истинная личность Арчера — профессиональный убийца, одновременно её муж и отец Илиисвиль. Хуже того, он действовал как агент самого мира и боролся с потенциальной угрозой дальнейшему существованию человечества. Уже одно это было немалым испытанием, но в его сознании слова Убийца Магов звучали словно дурное предзнаменование. Слуга, Хранитель Баланса, нацелившийся на Мастеров, а не на их защитников. Если рана, нанесенная Арчеру, была не столь тяжелой, как надеялся Сэйбер, что тогда помешает ему в один миг расправиться с беззащитным магом? Он не беззащитен, — вторила ему одна мысль, пока другая кричала: — он может быть в опасности, что ты делаешь, пошли к черту то, что он сказал, и иди за ним- Нежная рука легонько коснулась его плеча, выбивая рыцаря из колеи мыслей, и он попытался снова сосредоточиться на обеспокоенном лице Айрисфиль. — Может, присядешь хотя бы на минутку? Ты топчешься на месте. — Ах… конечно, простите меня, — слово его Мастера было абсолютным: настойчивость в его речи не оставляла места для недопонимания. Приоритетом Сэйбера было оставаться начеку и защищать дорогих союзников мага — конечно, ведь этот приказ не был бы отдан, если бы он не знал, что именно они находятся в большей опасности. Он наверняка видел какие-то аспекты, которых не видел Сэйбер, и всё же рыцарь оставался поглощен беспокойством и растерянностью в равной степени. — Он ничего не говорил о Кирицугу? — спросила Айрисфиль, наливая две чашки чая руками, двигающимися чересчур быстро от нервной энергии. — Или может что-нибудь о том, куда он собирался? — Сэйбер покачал головой и сел напротив Айрисфиль, когда она опустилась на стул. — Ничего. Он сказал только, что вернется к утру, и попросил меня защищать вас троих, — Айрисфиль нахмурилась, не обращая внимания ни на что конкретное, пока размешивала свой чай с двумя сахарными кубиками, лежащими рядом. Сначала Сэйбер не решался заговорить снова, но его мысли вернулись к теме профессора, находящегося где-то под прицелом врага — его Мастера со скрытным сердцем, яростно защищающим других, прячущим страх и искреннюю заботу за темными линзами. Чья рука так неуверенно и боязливо касалась руки Сэйбера, кто был так близок к тому, чтобы доверить своему рыцарю нечто жизненно важное, пока момент не ускользнул от него. —…До того, как вы позвонили сегодня, — осторожно начал он, делая шаги, которые казались ему не совсем уместными. Ещё один маленький бунт, но на этот раз уже по отношению к тому, кто так настойчиво требовал, чтобы Слуга расспрашивал его, когда это необходимо. И если сейчас в этом не было необходимости, то когда же она ещё наступит? — Мой господин сказал, что ему нужно поговорить со мной, но у нас не было возможности. Он хотел мне что-то сказать, леди Айрисфиль. Вы… не знаете, о чём могла идти речь? Алые глаза беспокойно заметались по комнате, её рука замерла с тихим звоном серебра о керамику. В каком-то смысле это было облегчением. Если бы Айрисфиль лучше скрывала то, что ей что-то известно, это могло бы довести его до невообразимого бешенства. — Я… не могу быть точно уверена, — ответила она с запинкой, из которой было ясно, что она очень даже уверена. — В- твой Мастер — мой друг. Я не могу говорить о том, о чём он просил меня не говорить. — Нет, и я бы не стал просить вас об этом, — выпытывать ответы у неё не входило в его планы, он просто должен был привести свои мысли в порядок, не более. Если его собственный Мастер не желает выслушивать его опасений, то кто ещё кроме неё его выслушает? — Я лишь… хочу понять, что заставляет его скрывать от меня то, что он делает, и в то же время заявлять о своем абсолютном доверии. Её брови сошлись в недовольном смятении от слов Сэйбера: что-то в том, что он сказал, казалось, почти рассердило её. Словно желая удержать себя от того, чтобы не сказать больше, чем хотелось, Айрисфиль положила в рот кусочек сахара с громким и резким хрустом, оттененным раздражением. Этот странный жест заполнил несколько секунд тишины, в течение которых она пыталась собраться с мыслями, прежде чем полностью сосредоточиться на Слуге. — Есть… кое-что, что я поняла со временем, — начала она, медленно подыскивая слова, чтобы выразить мысль, которая, возможно, никогда не была озвучена раннее. — У некоторых есть… особое предназначение. Роль, которую они рождены или созданы исполнить, личность, которой они должны стать, — она постучала кончиком тонкого пальца по оставшемуся на столе кубику сахара, а затем поставила рядом ещё один. — Но ещё есть и то, что они хотят сделать. Кем они хотят стать. — Разве это не одно и то же? — спросил Сэйбер, внимательно наблюдая за тем, как она пытается собрать воедино мысли. Айрисфиль казалась самым близким человеком для его Мастера, настолько, что он уже однажды обращался к ней, объясняя, что произошло с Ассасином. Наверняка она сможет что-то понять в этом вопросе, даже если многое и не скажет прямо. —…возможно, иногда, — признала она. — Но я думаю, что для большинства вхождение в предназначенную им роль — это просто. Это приходит с уверенностью и убежденностью в том, что «я делаю именно то, что должен», без малейших сомнений. Я функционировала как сосуд для Грааля без малейших колебаний, потому что это было то, для чего я была создана, а Майя сражалась как правая рука Кирицугу, потому что именно в этом она находила своё удовлетворение. — Клятвы Фианны священны, — ответил Сэйбер как бы в подтверждение. И хотя он ещё не мог увидеть вывод в конце этой линии размышлений, направление, в котором двигались слова Айрисфиль, он мог проследить. — Хранить честь рыцаря — величайшая цель, которую каждый из нас мог бы пожелать исполнить. — Но… — осторожно продолжила Айрисфиль, её слова были медленными и мягкими. — Что, если человек, которому ты приносил эти клятвы, совершил ошибку? Что, если он сделал нечто, что, как ты знаешь, опасно? Она тоже это видела — видела, что что-то изменилось в поведении и взглядах его Мастера, и по настойчивости в её голосе становилось совершенно ясно, что Айрисфиль обеспокоена не меньше. На вопрос, сформулированный столь просто, ответ был таким же лаконичным: — Я бы попросил моего господина образумиться, но не стал бы бросать вызов в этом вопросе. Это- —…но разве это не роль рыцаря? — вклинился вопросительный голос Айрисфиль. Когда Сэйбер встретился с ней взглядом в изумленном молчании, женщина перед ним кивнула один раз и продолжила. — Именно это я и имею в виду. Это твоя роль как Сэйбера, точно так же, как и роль Майи сражаться на стороне Кирицугу, а моя — служить живым сосудом для Грааля. Беспрекословно следовать за своим господином — значит поступать именно так, как должен поступать рыцарь и Слуга. Сэйбер почувствовал странное напряжение под ровным взглядом Айрисфиль, зная, что она нашла путь к концу своих размышлений, и сам тоже увидел его. Он не выбрал бы этот путь по своей воле: как она и сказала, в этом действии имелась уверенность. Уверенность в том, что поступать как рыцарь без вопросов — «правильно», и подвергать это сомнению сейчас было… слово «страшно» мелькнуло у него в голове, однако он ничего не сказал, чтобы прервать её. В глубине души он понимал, что это нужно понять. Он должен был разобраться в этой безумной двойственности, которую пыталась показать Айрисфиль, если у него оставалась хоть какая-то надежда выяснить, кем был его Мастер, и кем он пытался быть. — Однажды мой дорогой друг задал мне важный вопрос, — продолжила она, — в то время он поставил меня в тупик. Поэтому я хочу задать его тебе: «что ты за личность, и чего ты хочешь?» Знал ли он ответ на этот вопрос? Естественно. Проблема заключалась в том, мог ли он выразить это чувство словами. Сможет ли он озвучить это ощущение — это ещё одно препятствие, с которым предстояло справиться. Но Айрисфиль ждала, не давя на него и не упуская тему. Вопрос просто повис в воздухе, женщина перед ним давала бурным мыслям перестроиться, независимо от того, будут ли они признаны или нет. —…Если я и питаю эгоистичное желание, неподобающее моей роли… то заключается оно в том, чтобы услышать, что он так отказывается признать. Я хочу, чтобы он своими словами рассказал мне то, что вы все уже знаете. Я хочу понять, чего он боится так сильно, что скрывает это даже от своих союзников. Алые глаза переместились на стол между ними — Сэйберу показалось, что она взвешивает, что можно, а что нельзя говорить. — Я думаю… он боится тебя, — протяжно сказала она, и Слуга почувствовал, как в груди перехватило дыхание. — Меня-? Это невозможно, я бы никогда- какая причина должна быть у моего Мастера, чтобы бояться мен- — Не так, как ты подумал, — покачала головой Айрисфиль, безупречные ногти слегка постукивали по столу, пока она мягко корректировала курс. — Дело не в том, что ты представляешь угрозу — это было бы абсурдно. Но я подозреваю, что… — она задумчиво хмыкнула, нерешительность отразилась на её бледном лице в виде неуверенной озабоченности. — Я подозреваю, что он боится… что ты можешь увидеть его таким, каким он сам видит себя. Как бы Сэйбер не желал возразить, он обнаружил, что слова не идут к нему в голову. Ведь это было вполне логично, не так ли? Его Мастер, носивший маску изо льда, боролся и спотыкался о собственную искренность и скрывал честные глаза за темными очками… он не просто прятался от других — он прятался от самого себя. Что-то в этом зажгло в сознании Сэйбера постоянно тлеющие угли недовольства: ещё не гнева, если выражаться словами, но раздражения от того, что он столкнулся с действительно глупой и легко решаемой проблемой. Неужели всё было так просто? Неужели он был полным дураком, раз не понял этого раньше? Сэйбер закрыл глаза, перебирая в памяти всё то, что видел, как сейчас, так и в воспоминаниях, не принадлежавших ему. Женщина, не сумевшая внушить ребенку, что он идет прямо в мир, который может его погубить. Невыразимые ужасы в мастерской, пропахшей кровью и гниющей рыбой. Крылья из светящейся проволоки, пронзающие чудовищных мерзостей. И самое тревожное из всего этого — краткие вспышки самого ада, пылающего на земле и искривленные небеса, со всем парализующим, подразумеваемым страхом. — Ты-… возможно, не совсем понимаешь, зачем я это говорю, — начала Айрисфиль с запинки. — Но я… он не хочет слушать ни меня, ни кого-либо ещё. Ты единственный, кто может остановить его. Пожалуйста, пока он не превратился в того, кем не является, или не убил себя в попытке, даже если это означает бросить вызов своему Мастеру… Он встретился взглядом с Айрисфиль, как только она произнесла эти слова, прижал руку к сердцу и с полной убежденностью произнес в ответ: —…Всё, что я делаю, и всё, чем я являюсь, все без исключения мои поступки — действия рыцаря. Не имеет значения, что за человек мой господин, кем он себя считает, или что он совершил. Нет ничего, что он мог бы сказать или сделать, что стоило бы ему моей лояльности. Даже если бы это и имело для меня значение, это совершенно неважно. Я знаю, что он обладает неравнодушным сердцем. Вам не нужно просить меня об этом, Айрисфиль. Я отдал бы всё, что у меня есть, чтобы защитить его — даже от самого себя, если это необходимо. Так же, как я и поступил в прошлый раз, когда ответил на его зов. Её глаза расширились, и это было железным подтверждением того, что Сэйбер уже знал как факт. Он уже был здесь раньше, рядом с этим человеком. И теперь он понял… не Слуга потерпел неудачу, а его Мастер. К такому немыслимому выводу он пришел сейчас, с такой точки зрения, с какой Сэйбер даже не мог начать смотреть на это дело. В его глазах Мастер был таким, каким и должен был быть. Заботливым, но не отказывающимся от борьбы. Быстрым на гнев, но не жестоким. Гордым, но не высокомерным. Способным противостоять даже собственным страхам, человеком, твердо и решительно отстаивающим свои принципы будучи грозной силой противостоящей тем, кто их нарушал. Ему и в голову не могло прийти, что человек, чьи воспоминания кричали о том, что он прошел через ад и по-прежнему стоит по ту сторону, мог поверить, что Сэйбер посмотрит на него и увидит кого-то недостойного. — Даже если это означает бросить вызов воле моего господина, я… должен сделать то, что необходимо. Возможно, даже это входит в роль рыцаря и само по себе является действием, которое следует предпринять, чтобы защитить того, кто в этом нуждается. Я скорее спасу его таким, каким, я знаю, он является, чем буду пассивно стоять в стороне, пока он уничтожает самого себя. Всё, довольно. Он был бесконечно терпелив, бесконечно доверчив, причем именно потому, что Сэйбер так доверял своему Мастеру, ему и предстояло совершить немыслимое — пойти против него. Поверить, что есть кто-то, кто хотел бы спастись, а не позволять идти дальше по подобному пути, и верить, что его ещё можно спасти, и не допустить, чтобы катастрофа навсегда лишила его такого заботливого сердца.***
События, развернувшиеся в ближайшем будущем, должны были быть выстроены в точно правильной конфигурации, каждый аспект — очередная карта, из которой складывался сложный и хрупкий домик. Теперь, когда в уравнение был включен невозможный враг, эти карты нужно было раскладывать с особой тщательностью. Первое условие: замок и те, кто в нем находятся, должны быть защищены настолько хорошо, насколько они только могли себе позволить. Второе условие: никто другой не мог быть вовлечен в конфликт, который он сам же и вызвал. Третье, и это условие напрямую связано с предыдущим: он ни при каких обстоятельствах не мог предстать с невысказанной угрозой присутствия Слуги на своей стороне, чтобы его настойчивое требование о ненападении не было расценено как ложь. Это нужно было решить в одиночку. Неосторожные ошибки Вэйвера Вельвета должны были быть исправлены лордом Эль-Меллоем II, так или иначе. Если для этого ему придется вырвать собственное сердце и встретиться с Солой-Уи там, где она обитала в роли мага, то так тому и быть. Всё должно быть улажено, и сделать это нужно сейчас, пока она не попала в ещё большие неприятности, о которых даже не подозревала. Если бы он мог убедить её в правде каким-то образом, то ни одному из них не пришлось бы убивать друг друга. Такую же ошибку ты совершил с Галлиастой, — усмехнулись ему собственные мысли, — Но ты сжег все свои мосты, и теперь, если всё полетит к чертям, тебя некому будет спасать. Верно. Он правда был один, и так и должно было быть. Если ситуация станет безнадежной, то ему придется спасаться любыми средствами. Убить или быть убитым — истина известная любому настоящему магу. За пределами его собственных ненавистных мыслей было так мучительно тихо. Ни с кем нельзя было связаться, потому что свой единственный запасной план он доверил лишь Майе. Не было постоянного присутствия рядом, молчаливо поддерживающего его, потому что он холодно оттолкнул даже Диармайда. Это было необходимо, говорил он себе. Необходимо, потому что если бы его верный защитник знал правду, он наверняка настоял бы на своём присутствии. Если бы он узнал, кто такая Сола-Уи и почему она ненавидит его Мастера, вся эта история в одно мгновение развалилась бы по швам, а вместе с ней и все иллюзии о том, что Вэйвер достоин уважения. Даже несмотря на то, как сильно он хотел признаться во всём, и как близок он был к этому… это был слишком большой риск. То, чего он хотел, уже не имело значения и даже рядом не стояло с тем, что нужно было сделать. Медленно, он разжал руль, в который вцепился железной хваткой, как только остановился у отеля. Сделал медленный вдох раз, затем ещё. Всё должно быть разложено точно по местам, чтобы была хоть какая-то надежда на то, что всё сработает. Каждая карта шатко балансировала, и каждый отдельный аспект того, кто их размещал, держался под жестким контролем. Если карточный домик рухнет, ему придется убить Солу-Уи собственными руками или умереть в попытке это сделать до окончания ночи.