Не поспевая за миром, что постоянно вращается,
Всё быстрее и быстрее, я не справляюсь самостоятельно -
Суженный на пол ставки, проблема — на полную.
(Fall Out Boy — Hold Me Like a Grudge)
Как бы тщательно ни был выстроен карточный домик, его снесло ураганом катастрофически неверных решений. Лорд Эль-Меллой II ни при каких обстоятельствах не должен был медлить с убийством Солы-Уи Нуады-Ре-Софии-Ри — для мага эта ошибка была позорным промахом как в суждениях, так и в здравом смысле. Как для человека, если он вообще ещё им был, этот выбор мог стоить ему жизни в следующее мгновение, как точно такая же нерешительность стоила жизни предыдущему лорду Эль-Меллою. Однако в тот момент, когда время застыло, жестокая ирония не занимала его мысли. Он практически забыл о Соле-Уи, с ужасом и недоверием глядя на смерть, стоявшую рядом с ней. Глаза, зеленые и холодные, как морское стекло, смотрели на Вэйвера с абсолютным безразличием: маг явно не представлял для него ни препятствия, ни угрозы. Он был ничтожен по сравнению с прославленным рыцарем, и разница в силе была как между землей и самой далекой из звезд. Его взгляд чем-то напоминал взгляд Кейнета, и именно это вывело Вэйвера из состояния шока и заставило осознать неизбежность катастрофы, в которую он сам себя загнал. Невозможно было победить противника, стоявшего перед ним. Даже думать о том, что он может сравниться с одним из величайших рыцарей в истории, было смешно, а пытаться сделать невозможное — самоубийственно. Так же самоубийственно как и не делать ничего. Так что же оставалось предпринять, имея лишь малейший процент успеха? Очевидно: то же самое, что сделал когда-то рыцарь, обязанный по чести никогда не сражаться с лордом, искавшим его смерти. С момента появления Слуги прошло всего два удара сердца, но Вэйвер точно знал, что должно произойти в следующее мгновение. Он должен был действовать первым в этом противостоянии, в которое они оказались втянуты, — и в результате то ли гневного решения, то ли удивительного везения, Сола-Уи заговорила, а не отдала мысленный приказ о смерти Вэйвера. — Есть ли у тебя последние- — Fervor mei sanguis*. Не успела она закончить фразу, как хрупкий стеклянный пузырек, спрятанный в его руке, был раздавлен в крепком захвате, и одновременно открылось потайное отделение его трости. Мгновенно ослепительный свет и сияющее серебро взорвались хаосом в комнате с вихрем движения и оглушительным звуком разбитого стекла.***
Стул грохнулся на пол, когда Сэйбер вскочил на ноги. Обычная одежда мгновенно превратилась в доспехи, и к тому времени, как он выпрямился и уставился в пустоту, он был уже полностью готов к бою. Айрисфиль отшатнулась от внезапности, чья причина ей была не ясна. Сэйбер был так напряжен, что напоминал пружину, готовую вот-вот разорваться от собственного давления, ярко-золотые глаза смотрели на врага, которого они пока не могли ни видеть, ни воспринимать — Слуга чувствовал, что его Мастеру грозит смертельная опасность. Она ясно видела конфликт, написанный на суровых чертах его лица. Долг против необходимости — легко понять, что является приоритетом, но не так просто заставить себя действовать. Чувствуя, что его Мастеру угрожает непосредственная опасность, но зная, что замок всё ещё нуждается в защите… То, что было правильно, не обязательно являлось тем, что легче всего сделать. — Мы будем в порядке, — резко сказала Айрисфиль, чтобы оборвать все враждующие мысли, запутавшиеся в голове Слуги. Прагматизм был отброшен, она не могла оставаться в стороне и позволять происходящему продолжаться, если всё можно было предотвратить. Кто-то должен был думать не только о прагматичных действиях. — Иди. Пожалуйста- «Но я не могу… вернуться назад от того, кто я есть сейчас. Даже если бы я мог, это ничего бы не изменило». —…пожалуйста, спаси моего безрассудного друга. Возможно, эти слова были расценены как негласный приказ, а может быть, это был лишь легкий толчок, необходимый для принятия решения, но в стремительном движении, слишком быстром для восприятия человеком, Сэйбер исчез в красно-золотом мареве.***
Volumen Hydrargyrum, несомненно, был великолепным образцом Мистического Кода, даже если он и был создан самим Кейнетом. Его наследник хорошо знал, что это одновременно и щит хранителя, и клинок жнеца. Оружие, не имеющее себе равных в руках искусного архимага. Вэйвер никоим образом не был искусным архимагом. Если Кейнет обладал родством с ветром и водой, позволяющим управлять движениями стихий с грацией рек и скоростью шторма, то Вэйвер не мог похвастаться ни тем, ни другим: его родство с землей было противоположностью этих двух стихий. Оно больше подходило для манипуляций с металлом, а непреклонная жёсткость делала невозможным использовать ртутное оружие так, как оно когда-то использовалось против него. Прибавить к этому его сравнительно скудные запасы магической энергии, не приспособленные для столь изысканного Мистического Кода, и в итоге получится неконтролируемое проявление бессистемной силы, не имеющее под собой никакой элегантности. Под прикрытием ослепительного света от разбившегося в его руке флакона ртуть, которая никак не могла определиться с формой, извивалась, словно многоголовая гидра, круша всё в радиусе действия с силой молота, бьющего о землю; ему показалось, что он услышал крик Солы-Уи, сопровождаемый треском, но с закрытыми от собственного яркого света глазами невозможно было узнать наверняка. Лансер- Финн, несомненно, защитил бы своего Мастера первым делом, и это давало Вэйверу достаточно времени, чтобы справиться с ограниченным контролем и направить разбушевавшийся Мистический Код в сторону, где он разбил несколько массивных окон гостиничного номера. Не было времени на размышления. Не было времени укреплять ногу или осознавать, что он на самом деле очень боится высоты. Он даже почти не ощутил своего движения, пока его нога не оттолкнулась от разбитого стекла на карнизе окна и не оказалась подвешенной в воздухе в четырехстах футах над городом Фуюки за те полсекунды, пока гравитация не догнала время. «Давай, черт тебя побери, — думал он, когда первоначальный импульс пропал и ветер пронесся мимо, начав внезапный и стремительный спуск. — Сработай для меня, только один раз-» Если уж дело дошло до выбора между смертью при попытке побега или позволению ублюдку снести свою голову, то Вэйвер тысячу раз предпочтет безумный вариант. Даже если это приведет к тому, что он стремительно упадет с высоты тридцати двух этажей на твердый бетон, совершив самый глупый поступок в своей жизни. Сосредоточься, сконцентрируйся, не думай о том, насколько болезненной будет смерть, если ты не сможешь взять всё под контроль. Серебро устремилось за ним по воздуху, одушевленный ручеек падал вместе со своим владельцем, а магические цепи, переведенные на повышенную мощность, горели, как в печи, во всем его теле; Volumen Hydragyrum извивался и дрожал в невозможных формах, словно его тянуло во все стороны сразу, растягиваясь и неохотно формируясь в некое подобие платформы под ногами на одном конце, пока остальные линии тянулись к встречной крыше, постепенно, слегка меняя угол его падения. Это было лучшее, на что Вэйвер мог надеяться: напряжение в цепях и порывистый ветер свободного падения грозили ему потерей сознания. Не сводя глаз с точки, куда устремилась ртуть, пытаясь найти опору на едва различимой платформе, он потянулся назад и резко дернул за резинку, удерживающую его волосы, освобождая последние аварийные запасы магической энергии, свойственные любому магу, носящему их подобным образом. Это могло лишь немного смягчить ситуацию, но он, по крайней мере, был в состоянии оставаться в сознании и сохранять кратковременную стабильность Volumen Hydragyrum. Это максимум, что я могу сделать. Ничего не поделаешь, либо я выживу, либо переломаю все кости в своем теле- Под ним ртутная платформа и стабилизирующие линии, ведущие к поверхности, сохраняли некое подобие формы до того момента, пока Вэйвер не коснулся поверхности, растеряв её как только маг приземлился в полукате-полускольжении, которое пронесло его, как ему показалось, через полкрыши — примерно на середине пути между верхним этажом отеля Хаятт и улицами Фуюки внизу. Он был оглушен, кашлял, покрыт синяками и царапинами, но всё ещё жив. Пока что. Вставай, вставай и убирайся отсюда, — кричали его мысли, а зрение неприятно кружилось с каждым вдохом, вырванным из зимнего воздуха, — уходи, исчезни с глаз долой, пока этот ублюдок и Сола-Уи не заметили, где ты оказался- Заставив себя подняться на ноги, Вэйвер протянул руку и с трудом заставил рассыпавшееся жидкое серебро собраться в единое целое — оно извивалось, как неуправляемый морской змей, и двигалось, словно насильно втягиваемое обратно в пузырек, спрятанный в рукоятке трости. Если он сейчас потеряет Мистический Код Эль-Меллоя, Райнес не просто убьет его, а её он боялся гораздо больше, чем Солу-Уи. Теперь оставалось только придумать, как спуститься на землю, но это было уже проще. На несколько этажей вниз вела пожарная лестница; полсекунды на то, чтобы набрать воздуха, и он произнес заклинание, которое мог контролировать. Проволока обвилась вокруг его правой руки, быстро укрепив страховочную леску, и через несколько мгновений он был уже на открытом пространстве, прислонившись к стальным перилам и пытаясь прийти в себя. Он потратил все эти годы, пытаясь улучшить свои магические способности и возможности цепей, и ради чего? Даже такая сила чуть не выбила его из колеи? Почему- Это потому, что ты планировал Лансера, а не Сэйбера, — подметил он простую логику в своих мыслях, — Лансера было несложно поддерживать даже в детстве, но Сэйбер — класс, за которым стоит наибольшая грубая сила. Он требует большего запаса магической энергии, а ты уже использовал всё, что мог выкроить для себя — ещё немного, и ты создашь проблемы для Диармайда. Если Сола-Уи призвала этого ублюдка первой, значит, она действительно тебя провела. Она обошла, перехитрила и превзошла его. Честно говоря, он был больше поражен, чем зол на неё — это было настолько неожиданно, что он никогда бы не смог этого предвидеть. Хуже того, у него не было ничего, что он мог бы противопоставить в такой ситуации. Гильгамеш был бы более чем подходящим вариантом, но меньше всего ему хотелось втягивать в это дело Рин или Илию, что исключало возможность использования и Берсеркера. И ни в коем случае он не собирался вызывать на бой Диармайда. Любой другой Слуга, любой другой герой — тогда Вэйвер уже бы призвал рыцаря на свою сторону… но не этот. Он не мог просить Диармайда сразиться с невозможным противником, с которым он так старался не скрещивать клинки в жизни. Должен был быть какой-то другой способ обойти этот потенциальный исход. Убедившись, что он может двигаться, не теряя сознания, Вэйвер опустился на землю и попытался стряхнуть с себя кричащий адреналин, от которого всё его тело трясло, а сердце колотилось в ушах. Глупо, это было глупо и безумно, и если кто-нибудь когда-нибудь узнает об этом, он обретет семь оттенков ада. Но он выжил, и на данный момент этого было достаточно. Сразу после этой мысли в темном переулке позади него подул ветерок, пахнущий речной водой, и раздался клац, с которым женщина на каблуках опустилась на ноги. Откуда-то из пустого от паники сознания пришло покорное понимание: Лансер неизменно оставался самым быстрым среди Слуг. Понимая, что он уже мертв, где бы он ни остался, Вэйвер начал поворачиваться и поднимать руку, чтобы отчаянно выстрелить Гандром- -и мир взорвался белым фейерверком перед его глазами: удар пришелся в середину тела, подбросив его в воздух и столкнув с прочной кирпичной стеной, и он мог поклясться, что почувствовал, как она треснула от удара. Либо это было так, либо несколько костей раздробились при столкновении, и, судя по тому, как воздух выбило из легких удушающим треском мгновенной и жгучей агонии, вероятнее всего, произошло второе. Ах… Гильгамеш был прав, не так ли? Нельзя было сравнивать человека со Слугой. Это всё равно, что сравнить человека с насекомым — настолько велика была пропасть в их существовании. Даже самый слабый из Героических Духов мог покончить с бесчисленным количеством жизней и даже глазом при этом не моргнуть, по крайней мере, если речь шла об абсолютной силе. А этот? Этот был далеко не самым слабым из Героических Духов. Я и правда здесь умру. — И это доблесть современного человечества? — раздался голос, который Вэйвер различал и не различал сквозь кричащую дымку, заставляющую его проклинать тот факт, что он всё ещё находится в сознании. Пытаясь сфокусироваться, он понял, что на его воротнике лежит рука, грубо удерживающая его в вертикальном положении, а холодные зеленые глаза смотрят на него с блеском, который можно было назвать едва ли не «отвращением». — Я ожидал, что те, кто командует героями, будут встречать свою судьбу, а не бежать от неё. Ты просто злишься, что кто-то ещё пытался сбежать от тебя, — хотел сказать он, но ему не хватало воздуха, чтобы попытаться. — Довольно, — вмешалась Сола-Уи, складывая руки и глядя на открывшееся ей зрелище. — Зови своего Слугу. Я хочу, чтобы всё было решено, и ты точно знал, кто тебя победил. — Г-говорил… же. Я не буду… с тобой драться, — прохрипел он, ощущая во рту вкус железа и меди. Он поднял глаза на Финна, а не на Солу-Уи, потому что если это был последний раз, когда он говорил, то будь он проклят, если не умрет как рыцарь, а не как трус. — Если ты хочешь убить меня… то просто сделай это. Смутно Слуга понял, что этот дерзкий вызов был брошен вовсе не Соле-Уи. Рыцарь, находившийся в дюйме от того, чтобы свернуть Вэйверу шею, краем глаза взглянул на своего Мастера в немом вопросе — она резко вдохнула, словно ожидала совсем другой ситуации. — Я- не смей— я восприняла тебя всерьез, и ты примешь мой вызов или… Черта с два. Если бы он хотел убить Солу-Уи, то сделал бы это ещё в отеле, избавив себя от множества ран. Если бы у него хватило наглости действительно стать бессердечным магом, он бы прямо сейчас призвал бы Диармайда и приказал ему убить короля, которому тот давал присягу. Но Вэйвер Вельвет не мог сделать ни того, ни другого. Он был неудачником во всем, за что брался, и потому, что он был неудачником, завершить поставленную перед ним задачу теперь должны были другие, а он сам должен был умереть таким же бесполезным, каким был до сих пор. — Есть кое-что… мне всегда было интересно, — он слышал, как угасает его голос, не имея ни сил, ни дыхания, чтобы уделить ему внимание, но если это была его смерть, то он не собирался позволять Соле-Уи тянуть с ней, полагая, что Вэйвер передумает. После того, как он оттолкнул от себя всех союзников, помочь было некому, так что если это действительно так… то лучше поторопиться и покончить со всем сразу, чем терпеть такую боль. «Если здесь мне суждено умереть, то я не в силах теперь этого избежать». Глаза Финна снова сфокусировались на нем, и маг собрал все остатки дыхания, чтобы спросить: — Мог ли Оскар снова смотреть на тебя после того, что ты сделал? Удар кулаком в лицо почти стоил той короткой вспышки удивления и гнева, которая ему предшествовала. Он рухнул на землю, кашляя, почти смеясь от безумной покорности, и из последних сил сотрясая изломанную форму. В следующее мгновение Финн точно разорвет его на части, и эта жалкая неудача в переговорах закончится вместе с его собственной Войной за Святой Грааль. Хорошо. Это нормально. Убей меня и покончим с этим. Он вдвое лучше рыцарь, чем ты когда-либо был, и ты это знаешь. Он… он обязательно… Боялся ли он? Трудно было сказать, когда единственная оставшаяся ниточка сознательного мышления была истерта и натянута настолько, что готова была вот-вот оборваться. С точки зрения логики, конечно, но в данный момент он просто хотел, чтобы всё прекратилось, а не делать ещё один рваный вдох, причиняющий такую же боль, как и всё остальное в данный момент. …Прости, Диармайд. Я должен был хотя бы… сказать тебе свое имя. На грани потери сознания последнее, что услышал Вэйвер, был выстрел, разорвавший ночь, как гром.***
— Илиясвиль, — позвала Айрисфиль, отчаянно пытаясь скрыть свое беспокойство. Сэйбер ушел всего несколько минут назад, но она прекрасно понимала, что нервное напряжение будет только нарастать, пока эта ночь не закончится. — Сходи за Майей и Берсеркером, мы должны начать работу над ограниченным полем, пока… пока не вернется Вэйвер, — он вернется, сказала она себе. Сэйбер позаботится об этом, он должен. Её дочь подняла голову, убирая метлу в шкаф, алые глаза пристально смотрели на старшего гомункула. Тщательно обдумывая и взвешивая варианты, или так казалось. —…Мама, я думаю, нам пока лучше оставаться внутри, — наконец сказала она с тяжелым намерением, закрывая дверь шкафа и беря мать за руку. — Так будет… безопаснее. Инстинкт подсказывал Айрисфиль, что что-то в происходящем не так. Илиясвиль вела себя чересчур настороженно, явно скрывая что-то, что они обе знали, она скрывала. Но что- — Майя всё ещё наверху? — Мм-угу, — Илия кивнула. — Мы закончили убирать стекло и пока заблокировали окна, она ищет что-то более надежное, чтобы их прикрыть. И тут всё встало на свои места: её дочь была одна в этом коридоре, и за ней не маячила веселая солнечная тень. —…Ты же не- — Да, — спокойно подтвердила она. — Сэйберу, конечно, приходится слушаться, когда его Мастер говорит ему делать глупости, но Берсеркеру нужно слушать только меня.***
Ветер потрепал алые волосы Мастера, когда что-то просвистело мимо её уха, едва не задев его меньше чем на дюйм. На мгновение забыв об окровавленном маге, Лансер развернулся и с копьем в руке направился к источнику громкого выстрела — фигуре в другом конце переулка, вышедшей из тени с кремневым пистолетом, крутящимся вокруг пальца. — О, мне очень жаль, мадам, но мой прицел уже не тот, что прежде, — медовые глаза, не тронутые приветливой улыбкой, сверкали в ночи, переходя от готового к бою Слуги к ошеломленному Мастеру. — Видите ли, я хотел попасть вам в голову. Боюсь, годы притупили мое мастерство. — Ты не его-… — начала рыжеволосая женщина, и фальшивая улыбка расширилась. Это была довольно красноречивая фраза, на которой можно было остановиться, но пока что у него была только половина картины. —…не его Слуга? — весело закончил он. — Боже, и как вы угадали? — копейщик бросил мимолетный взгляд через плечо на женщину, и перед глазами новоприбывшего начали вырисовываться кусочки очень интересной картины. — Нет, я не связан контрактом с этим магом — я лишь моряк-торговец, не более того. И хотя мне не хотелось бы прерывать то, что, я уверен, является заслуженной местью ему за ту или иную глупость… боюсь, мне приказано не дать ему умереть. Пистолет два, а затем три раза крутанулся в руке, после чего был лениво устремлен ввысь в знак ненападения. — Я тот, кто отказался от своего настоящего имени, герой, не имеющий никаких выдающихся подвигов, о которых можно было бы рассказать. Пожалуйста, можете называть меня просто «Берсеркер», — добавил он таким легким, почти мелодичным тоном. Женщина усмехнулась, подняв правую руку, отмеченную Командными Заклинаниями. — Твои параметры- какой Берсеркер может быть настолько слаб, и тем более говорить внятно? Лансер, прикончи- — Ах, признаюсь, вы правы! — весело перебил он, опуская пистолет в кобуру на поясе и поднимая обе руки в знак капитуляции. — Я слаб до невозможности, такова судьба такого Героического Духа, как я. Я, конечно, не смогу противостоять вам, добрый сэр рыцарь, кем бы вы ни были. — Тогда ты зря тратишь наше время, — ответил копьеносец, переходя в боевую стойку. Глаза Берсеркера сверкнули в темноте, как у кошки, улыбка растянулась в нечто, показывающее слишком много зубов и излучающее злобу. — Именно так, умный рыцарь. Я, по сути, тяну время. У меня нет намерения сражаться с вами — наверняка я проиграю, если осмелюсь попытаться. В этот момент один из пальцев его поднятой руки, разогнулся, указывая вверх. — Однако мне нравятся его шансы. Первым подняла голову Мастер; Берсеркер отметил, что её Слуга замешкался, словно списав всё на блеф. Но внезапное давление, наполнившее воздух, нельзя было отрицать — магическая энергия и всё такое. Берсеркеру не нужно было оглядываться, чтобы понять, что находится за его спиной: он увидел, как лицо Лансера исказилось в гримасе узнавания и неверия того, кто только что увидел призрака, и это было намного интереснее. На вершине здания, откуда открывался прекрасный вид на место встречи, стояла фигура в зелено-кобальтовых доспехах, обрамлённая серебряным светом полной луны, низко висящей в чистом небе. Звездный свет отражался от мечей, зажатых в обеих руках, каждый из которых был окутан аурой божественного и демонического цвета — Моралтаха и Бегалтаха — ярости и страсти, воплотившихся в человеке, державших их обоих. В группе рыцарей, о которой ходили легенды, он был самым сильным, самым опасным, самым умным и, что самое страшное, самым медленным на гнев. Диармайд Уа Дубне, первый из Фианны, стоял над головой, словно призрак самой смерти: медно-золотые глаза смотрели на Лансера, и в них не было ничего кроме ярости. Само его присутствие излучало чистое желание убить так, что даже Берсеркер дрожал, хотя улыбка на его лице только росла от предвкушения того, что будет происходить дальше. Он знал, что внимание Сэйбера было приковано только к светловолосому Слуге, который, казалось, застыл на месте, не в силах отступить и не зная, стоит ли атаковать — все присутствующие, несомненно, чувствовали, как мстительная ярость давит на него, словно тяжесть магии, излучаемой парными клинками. Он подумал, что всегда так приятно, когда слишком терпеливые и слишком добрые находят предел возможностей и того и другого. Берсеркер по опыту знал, что именно с такими людьми хуже всего сражаться, и это было доказано в следующее мгновение. Лансер должно быть сделал небольшое движение — что-то незаметное, чего не мог уловить Берсеркер, лишенный боевого инстинкта. Было ли это сделано для того, чтобы отступить или добить раненого Мастера, не имело значения — важна была мгновенная реакция, вызванная этим движением. Воздух задрожал от внезапного падения метеора, пронесшегося мимо Берсеркера в порыве ветра и шлейфа проклятой магии: оба клинка обрушились на копье, поднятое для защиты от натиска, слишком быстрого, чтобы рыжеволосая Мастер успела заметить. Под ними земля, казалось, содрогнулась от удара, треща под ногами Лансера, который старался не терять опору. Вслед за этим последовал удар ногой в бронированную грудь, копье было поднято слишком высоко, чтобы защититься от дальнейшего нападения. Отлетев назад в золотисто-серебристом пятне, Лансер остановился рядом со своим Мастером, сурово нахмурившись и поспешно пытаясь восстановить равновесие. Сэйбер, однако, не сделал ни малейшего движения, чтобы последовать за ним. Встав между вражеским Лансером и его собственным павшим Мастером, он заговорил на языке, которого Берсеркер с удивлением понял, что не понимает — на древнем диалекте, который, возможно, не звучал уже тысячу лет или даже больше. Слова были ему незнакомы, но смысл был ясен, как и убийственная ярость, с которой они были произнесены: Больше ты его не тронешь.