Простить — звучит хорошо,
Но забудь, я не уверен, что смогу.
Все говорят, что время лечит,
Только вот я всё еще этого жду.
(The Chicks — Not Ready to Make Nice)
Для такого человека, как Берсеркер, не имеющего за плечами ни великих доблестных подвигов, ни схваток с богами, ни давно забытого имени, зрелище, представшее перед ним, действительно случалось раз в две жизни. Дитя темного бога пронеслось мимо него в порыве ветра, подобно сильнейшему океанскому водовороту, и парные клинки врезались в поднятое для защиты копье сияющего серебром и золотом рыцаря, излучавшего благородство и божественность. Схватка закончилась так же быстро, как и началась: Сэйбер заставил Лансера отступить назад, нанеся сокрушительный удар в грудь. Он подумал, что это странно. После того как Сэйбер, не колеблясь, почти разрубил Арчера пополам, почему бы ему не воспользоваться своим преимуществом сейчас? Вместо этого рыцарь встал между Лансером и своим тяжелораненым Мастером, прорычав слова с ясным смыслом на совершенно незнакомом языке-... Медовые глаза переметнулись на Лансера, который, казалось, был не менее ошеломлен открывшимся ему зрелищем, хотя на лице, обрамленном льняными золотистыми волосами, проступило ясное понимание. Он ответил на том же древнем и непонятном наречии, в его голосе прозвучали насмешка и осуждение. Но всё равно Сэйбер ничего не сделал. Руки белыми костяшками сжимали рукояти обоих мечей, напряженные и готовые атаковать при малейшем движении, но неспособные сделать первый шаг. Или не желающие. «О, уж точно, нет», — подумал Берсеркер, лишь с некоторым усилием скрывая нотки восторга. Это было действительно самое интересное развитие событий, на которое он только мог надеяться, и довести его до конца оказалось действительно стоящим делом. Подойдя к лежащему без сознания магу, моряк опустился на колени и взял его запястье, чтобы проверить пульс. Он был жив, и это было бы откровенно удивительно, если бы его Слуга не стоял здесь же, явно не собираясь исчезать. — Сэйбер, ты же не хочешь сказать, что он… — Заткнись, Берсеркер, — прозвучало в ответ, что подтвердило сразу несколько фактов. Не последнюю роль в этом играло то, что Сэйбер быстро просчитывал варианты действий в безвыходной ситуации. Если остаться сражаться с Лансером, то его Мастер может просто умереть от столь серьезных ранений. Конечно, пара могла бы его отогнать, но это оставляло тот же риск, да ещё и перекрестный огонь. Нужно было избавиться от противостоящей им пары Мастера и Слуги сейчас, иначе он рискует потерять исход, который обещал Илиисвиль. — Если бы ты только охранял своего короля хотя бы с половиной этой свирепости, — насмешливо хмыкнул Лансер, и если его личность до этого ещё вызывала сомнения, то это предложение очень быстро их развеяло. — Король, которому я служил, никогда не поступил бы так! — прокричал Сэйбер, гнев и отвращение эхом разносились по переулку и разжигали ауру демонических мечей, как золу, брошенную в огонь. — Мы верили в доблестного лорда, а не в человека, рубящего тех, у кого нет сил дать отпор! — Да, это так, — в противовес в крови Лансера застыл лед, холодящий сами его слова. — Но иногда верность должна превалировать над личной гордостью. Я не жду, что ты поймешь это, Диармайд. Рыцари действительно не обладали талантом к коварным тонкостям. Досадно, но его собственные навыки были необходимы, чтобы конфликт не превратился в конфронтацию, на которую у них не было времени. Судя по выражению лица, Сэйбер не собирался долго медлить, прежде чем преодолеть то, что мешало ему нанести первый удар. Берсеркер посмотрел между ними, затем на красноволосую женщину, с разочарованием наблюдавшую за происходящим. …С разочарованием, а не удивлением. Она выглядела как человек предвидевший, что два тесно связанных героя вновь пересекутся в Войне за Святой Грааль, несмотря на то, что вероятность подобного ничтожно мала. Сам Лансер был поражен, пусть и на мгновение, но это было совершенно очевидно. Так почему же не его Мастер? Это небольшое противоречие было именно тем, что ему нужно, чтобы всего несколькими словами вонзить когти и пустить кровь: — Неужели, мадам, вы могли это предвидеть? — спросил он легким и мелодичным тоном, словно очарованный её находчивостью. — Я, конечно, никогда не ожидал увидеть двух Героических Духов из одной страны, не говоря уже об одном и том же периоде времени. И уж тем более, знакомых друг с другом. Вероятность этого просто астрономическая, не так ли? Разве что… возможно, столь умный маг с самого начала знала истинное имя этого Сэйбера? Глаза Лансера метнули критический взгляд на женщину рядом с ним, и это было то, что ему было необходимо для убийственного выстрела с медовым сочувствием, сочащимся с отравленной стали: —…Ох… вы не сказал ему, не так ли? Глаза Лансера и Берсеркера были прикованы к пораженной женщине, а Сэйбер с яростью смотрел на другого рыцаря, словно не видя больше ничего другого. — Мастер, — с почти подозрительным видом серебряный рыцарь повернулся к ней, его взгляд сделался таким же острым, как и лезвие его копья. — Вы знали об этом? — Я- это не- разве имеет значение? Мы- — Мы уходим, — резко отрезал он, с презрением глядя на неё холодными зелеными глазами, когда копье в его руке исчезло. Взмахнув золотыми волосами, Финн Маккул повернулся к ним спиной и зашагал прочь. «Какое ужасное оскорбление, — размышлял Берсеркер с праздным интересом, — он знает, что на него не нападут — сейчас он даже не считает Сэйбера угрозой». — Чт- Лансер, подожди… — она быстро перевела взгляд с уходящего Слуги на пару напротив себя, затем бросила короткий взгляд на лежащего на земле профессора, истекающего кровью, сломанного. Видя то, что так отчаянно желала, она нахмурилась с видом, который Берсеркеру был глубоко понятен: жажда мести и осознание того, что она находится совсем рядом, но за пределами досягаемости кончиков пальцев. Не имея других вариантов действий, она повернулась и быстрыми, яростными шагами последовала за уходящим рыцарем. — Хорошо, что ты пришел вовремя, — заметил Берсеркер, отрывая полоску от нижней части своей рубашки, чтобы обвязать кровоточащую рану на руке профессора. — Сомневаюсь, что я смог бы продержаться дольше. Тишина. Сэйбер не сдвинулся с места, уставившись в пустое пространство, где стояли двое ушедших, его мечи исчезли, а руки вместо хвата сжались в дрожащие кулаки. —…Сэйбер. Был ли это шок, раскаленная ярость, ненависть или всё вышеперечисленное? Берсеркер не мог отделаться от мысли, что ему отчаянно хотелось бы узнать ответ на это. Если даже не обещание Илиисвиль, то знание ответа на этот вопрос было достаточным стимулом для того, чтобы убедиться, что таинственный и скрытный Мастер действительно выживет. — Он умрет, если ты не будешь действовать быстро, Диармайд. Ещё мгновение тишины, и духовное давление в воздухе ослабло, как от дуновения ветерка. Сэйбер повернулся и быстро опустился на колени перед Берсеркером, острыми и яркими от сдерживаемой паники глазами оглядывая своего Мастера. — Почему- что случилось?! Что ты здесь делаешь-? — Неважно, — Берсеркер покачал головой, не в силах сдержать улыбку. Сегодняшняя ночь действительно оказалась увлекательной: Слуга, которого он часто считал не более чем мышью, наконец-то доказал, что он сокол. — Как раз когда я начал думать, что ты мне не нравишься… ладно, забудь об этом. Полагаю, ты не обладаешь способностью к исцелению? Сэйбер бросил короткий и язвительный взгляд через плечо — не нужно было быть ученым, чтобы понять его мысли по этому вопросу. — Нет. Что скажешь о себе? — Ничего, чем бы я мог бы воспользоваться прямо сейчас, — не обращая внимания на тяжелый намек, он поднял упавшую трость с серебряной рукояткой и покрутил её, словно проверяя вес. — Я свяжусь с Мастером и сообщу ей, чего ожидать — отнеси его в замок. Я пойду следом, как только буду уверен, что принцесса и её рыцарь нас не выслеживают. — Берсеркер… — конфликт и боль исказили лицо, которое всего несколько секунд назад было окрашено убийственной злобой, и было в этом что-то… досадное. Трость уперлась в плечо, и он, обдумав открывшееся ему зрелище, издал тихий вздох легкого неудобства. —…Запомни это чувство. Берегите его как священный талисман, ибо оно даст тебе то, что нужно, если не для себя, то для изломанного дурака в твоих руках. В твоем сердце поселилось чувство, коего раньше не было- Не то чтобы он ожидал, что Сэйбер поймет смысл этих слов, а если бы и понял, то проклял бы саму идею как нерыцарскую. Такие люди всегда находили подобные мысли отвратительными, но разве необходимое зло становится менее необходимым из-за его холодного отсутствия чести? — месть.***
«Шок» — слишком легкое слово для того, что Сэйбер испытал, разыскав своего Мастера сразу после ухода из замка. Это заняло всего несколько секунд, но, судя по тому, что он обнаружил, это были драгоценные мгновения. Сэйбер ожидал увидеть Арчера в малиновом плаще, надеялся увидеть своего Мастера в бою не более чем с вражеским магом, но что он обнаружил? Ситуация, представшая перед ним, была в разы хуже, чем он мог себе представить, по всем возможным направлениям, но… На мгновение ему было всё равно. В его сердце вспыхнула не ненависть, а ярость и отвращение. Отвращение к тому, что тот, кому он посвятил свою жизнь, в кого верил как в образец чести, напал на того, кто не имел ни малейшего шанса защититься от всей силы рода Нуада. Ярость вещала, что уже не важно, кто будет стоять над поверженным Мастером, потому что это была последняя капля для того, кто и так терпел слишком много промахов в жизни мага. Война за Святой Грааль ничего не значила. Уничтожение Грааля было совершенно бессмысленным. Ничего не существовало, кроме врага перед ним — и это был враг, независимо от того, что логика кричала о том, как он не хотел, чтобы это было так. «Ты больше не тронешь его», — бросил он ему угрозу на древнем языке. «Даже сейчас ты предашь меня?» — прозвучал насмешливый ответ, и эти слова, произнесенные слишком хорошо знакомым ему голосом, резким всплеском реальности остудили ярость в его сердце. Сэйбер стоял напротив Слуги, тяжело ранившего его Мастера, и в ответ на это, естественно, должен был разнести его на части, чтобы рана Арчера выглядела едва заметной царапиной. Утверждать, что он этого не хотел, было бы ложью — это было бы оправдано. Для любого рыцаря так пренебречь своей честью было более чем непростительно, и отплатить за жестокость чем-то подобным было бы правильно. Однако, как бы ни был оправдан, как бы ни был праведен гнев, как бы ни хотелось уничтожить стоящего перед ним противника, рыцарь меча застыл на месте в состоянии повышенной готовности, ожидая малейшего признака атаки и одновременно молясь всему пантеону богов, чтобы схватка не состоялась. «Диармайд» не решался сделать то, что, как знал «Сэйбер», было необходимо, потому что в тот момент, как только он разгневается ещё сильнее, чем прежде, он предаст клятвы, которые определяли всю его жизнь. «Мы верили в доблестного лорда…» И что из этого вышло, — прошептала горькая мысль, когда от крика гнева задрожал воздух, — Куда кого это привело? Что стало со всей Фианной, которая верила в него и в тебя? «В твоем сердце поселилось чувство, коего раньше не было — месть». Диармайд мог сказать, что не испытывает никакой обиды на то, как всё сложилось, и это не обязательно было бы ложью. Финн был прав, что стал презирать его после того, что случилось с Граинне, как бы непредвиденно и непредотвратимо это ни было. Он заслужил свой гнев и обиду, но значит ли это, что вина лежит на мужчине, несущем проклятие, или на женщине, на которую оно пало? Виноваты ли те, кто побудил его уйти, или те, кто назвал его предателем? Виноват ли хоть кто-то, или же всё это было лишь диким, не поддающимся никакому предвидению и досаде витком прихоти судьбы и обстоятельств? Если Финн так сильно ненавидел его, то почему он не нанес удар, когда знал — сердце его противника дрогнуло? И если ни Финн, ни Диармайд действительно не виноваты, то как он мог заставить себя сражаться с человеком, который не был и никогда не должен был быть его врагом? Ты ошибаешься, — хотел сказать он Берсеркеру. Но эти острые желтые глаза не лгали, они видели сквозь рыцарские доспехи и болезненное противоречие, тлеющий под ними гнев. Гнев на себя за проклятие, не поддающееся его контролю, гнев на обстоятельства, выходящие за рамки его возможностей, гнев на то, что ситуация толкает его на конфронтацию, которой он никогда не хотел. Сломленный маг в его руках содрогнулся от вздоха, кровь брызнула на синие доспехи. Он уже полдюжины раз проносил профессора по городскому пейзажу, перелетая через высокие крыши в холодном зимнем воздухе, как сейчас, и, хотя он был худым и легким, словно перышко… он никогда не ощущался таким хрупким. Его Мастер был гордым и смелым, не поддающимся даже собственному страху. Это казалось в корне неправильным: он не должен был быть таким израненным, таким ужасающе смертным, таким-… «Личность, которой они должны стать» — сказала она, одновременно переплетая и противопоставляя: «кем они хотят стать». В этот миг он наконец понял, что ускользало от него всё это время. Вот что, как боялась Айрисфиль, погубит его: отчаянная потребность казаться каким угодно, но не слабым, которая заставляла его взваливать всё на свои плечи. Пока он окончательно не рухнул под непосильным бременем. «Диармайд» ощутил при виде своего короля, как нерешительность и противоречия опутали его сердце, словно терновые колючки. Чувствовал холодный и сокрушительный страх, что любой вздох станет последним для его Мастера, если рыцарь меча хоть на полсекунды замедлится — тревога и беспокойство заставляли его ускорять шаги, прижимая бессознательного мага ближе к груди, словно бесценное сокровище. Сэйбер же не желал ничего иного, кроме как разорвать на части врагов, против которых они выступили. Он хотел уничтожить и Арчера, и Лансера за непростительный поступок — за то, что они сразили тех, кто слабее их самих, за то, что они покусились на его Мастера — Слуга не мог ответить ничем иным, кроме как кровавым сокрушением. Маска «долга» скрывала «слабость», мешающую сделать то, что нужно, и вот, наконец, всё это зазвучало с кристальной ясностью. Я такой же, как ты, не так ли?***
— Лансер- — Я хотел бы услышать объяснения, Мастер, — резко оборвал её рыцарь. Поскольку Слуга сменил доспехи на элегантный серо-голубой костюм, контрастирующий с красным нарядом его госпожи, на первый взгляд они могли показаться ссорящейся парой, идущей вместе по улице. Но для Берсеркера, скрывавшегося в тени, конфликт был гораздо глубже. — Не мне судить о вашей вражде с этим человеком: если он ваш враг, я его прикончу. Но мне хотелось бы знать, что произошло. Он сразу узнал меня, не считаясь с атрибутами класса Слуг. Должен ли я полагать, что и вы узнали его Слугу таким же образом? Лицо женщины исказилось в гримасе, не подходящей для её тонких черт — но очень подходящей для того, что скрывалось за ними, подумал Берсеркер. —…Ты сам его слышал. Этот маг — мой враг, он украл наш катализатор и призвал Слугу десять лет назад. Очевидно, я знала, что он сделает то же самое снова, и Ланселота было недостаточно. Мне нужен был кто-то сильнее его — нужен был кто-то сильнее могущественного Слуги, на которого мы изначально рассчитывали, и ты был очевидным ответом на этот вопрос. Не имея шанса узнать о том, о чём шла напряженная дискуссия в гостинице, Берсеркер спокойно прокрутил в голове это резкое объяснение. Действительно, сильная обида, чтобы быть такой яростной даже спустя десятилетие. Она точила глаза, сверкавшие, как свет с острия бритвы, ковала железо в своей осанке, останавливаясь на ходу, чтобы встретить великого героя решительно и вызывающе. — С тобой я смогу победить и забрать Грааль. Ты более чем достаточно силен, чтобы прикончить Диармайда. Элегантная принцесса с огнем в сердце и ядом в крови… какое чудо для созерцания. Финн окинул её критическим взглядом, который трудно было прочесть: океанско-зеленые глаза молча смотрели на неё, а рот сжался в тонкую и строгую линию. Сначала он молчал, и Берсеркер, скрытый тенью, почувствовал, как улыбка потянулась к уголкам его рта. Так ли это, — прозвучал немой вопрос в голове безумного Слуги. Алая Мастер считала победу само собой разумеющейся, но серебряный Слуга просчитывал шансы, которые, судя по всему, были не в его пользу. Если бы он знал, что сильнее Сэйбера, рассуждал Берсеркер, он бы нанес ответный удар, а не отступил, несмотря на то, что был в меньшинстве. Если бы Финн знал, что он сильнее Диармайда, разве он не убил бы его сейчас, или ещё давным-давно? Ситуация с каждой секундой становилась всё более захватывающей. В резких словах и настойчивых заявлениях мага сквозила потребность в возмездии за какую-то мнимую обиду. Возможно, это была заслуженная месть — не Берсеркеру об этом судить. Но стоящий перед ней рыцарь, казалось, почти осуждал это желание, молча взвешивая его, с пеленой неприязни, омрачающей его взгляд. Ах- ты понимаешь, к чему это ведет, не так ли? — Моя леди, — наконец начал он, слова его были холодны, как зимняя река, — Я ваш Слуга, и как таковой, я, без сомнения, буду действовать как ваш клинок. Ваши стремления — мои стремления, и вместе мы одержим победу в этой войне. Из моих рук вы заберете Святой Грааль. «Однако?» — подумал Берсеркер с немалой долей веселья. — Однако я хотел бы предостеречь вас, чтобы вы были осторожны на своем пути, — его спокойные и колкие слова охладили пылающий от ярости взгляд Мастера заставив его сменится легким раздражением. — Стремитесь к своим амбициям, требуйте престижа, в котором вам было несправедливо отказано, но не позволяйте своим обидам ослепить вас на дальнейшей дороге. Прежде чем совершать необдуманные поступки, подумайте о возможных последствиях, чтобы не разбросать на пути лишние преграды. —…Пока мы достигаем Грааля, это не имеет значения, — согласилась она, ярость и напряжение на её лице ослабли, словно она была бомбой замедленного действия, которую Слуга мастерски обезвредил. — Если это предполагает сражение с Сэйбером, я ожидаю от тебя мастерства, подобающего настоящему магу. Мы не можем позволить себе зацикливаться на том, что ниже нас. А пока нам нужно найти другое место для базы — этот идиот испортил отличный номер в гостинице. Принцесса с ядом в сердце и рыцарь, прекрасно понимающий, что этот яд погубит не только её одну. Какая парочка, — ситуация заставила Берсеркера скривить уголки рта — пока он смотрел, как они продолжают идти по улице, горечь превратила улыбку в пустоту… но искра веселья зажгла в тени желтые глаза. Сквозь тонкий туман безумия и мстительного веселья он почти расслышал слова, сказанные ему когда-то в другой жизни: «Тот, кто изливает месть, рискует вкусить горький напиток».