Попытайся пройти сквозь его защиту,
Игнорируя всю невинность.
Составь список того, что неправильно,
Того, что ты ему всё время говорил,
И молись богу, чтобы он всё расслышал правильно.
(The Fray — How to Save a Life)
Самый ясный курс действий был определен настолько хорошо, насколько только мог быть определен — идея разделиться и идти прямо навстречу опасности была для Вэйвера крайне неприятна, но он заставил себя принять её как необходимую и неизбежную. Он не мог в одиночку сбалансировать количество дел, требующих внимания, и мест, где нужно быть одновременно. К тому же ему пришлось смириться с тем, что он далеко не самый сильный член их группы: одна только Рин была на целую лигу выше его, не говоря уже об Илиисвиль. Если дело дойдет до прямого боя, он окажется скорее помехой, нежели кем-либо ещё, так что лучше всего было бы избежать драки. А если драка всё же состоится… тогда он станет поддержкой для тех, кто намного сильнее его, и они смогут найти выход из затруднительного положения. …О возможном будущем, которое скрывалось за медленно наступающей ночью, он не мог сейчас думать. Дюжина вариантов «что-если», нависших над его головой, словно лезвие палача, лишь отвлекали внимание; нужно было делать по одному шагу за раз. В красно-оранжевом сиянии начинающегося заката дверь, ведущая на балкон замка Айнцберн, открылась и закрылась в нескольких футах за его спиной. Вэйвер щелкнул серебряной зажигалкой, выдохнул пар и дым в холодный зимний воздух, не поворачиваясь к тому, кто, как он знал, стоял позади. — Нам надо поговорить, — прозвучал голос Шишиго, в котором слышались и грубость*, и покорность. Медленными шагами он прислонился к перилам рядом с Вэйвером, который молча протянул зажигалку некроманту, чтобы тот в свою очередь зажег свою сигарету. — Прошлый раз, когда кто-то из нас так говорил, — устало отвечал Вэйвер, глядя на лес за замком, — как я помню закончился большим количеством криков. — Да, — зажигалка вернулась в руку Вэйвера и была убрана в карман, а Шишиго нахмурился, подыскивая слова, которые не были бы ещё большими криками. —…Я не хотел, чтобы кто-то ещё пострадал, — не оставляя Шишиго в раздумьях, с чего начать, наконец честно признался Вэйвер, и, как они оба понимали, с большим опозданием. — Я думал… что было бы лучше, если бы на линии огня был только я. Если только я рискую быть убитым, я могу планировать соответствующим образом и смириться с тем, что это означает, что остальные будут в меньшей опасности. — И тебя это устраивало? — прорычал некромант, опуская зажигалку обратно в руку Вэйвера. — Тебе сказать честно? — не глядя на собеседника, Вэйвер уставился на лес и задал вопрос, на который знал ответ. Он не хотел давать честный ответ, но— — Если ты не начнешь говорить чертову правду, я тотчас застрелю тебя. —но сейчас это было оправдано и необходимо. — Тогда… да. Я был не против, — рыцарь жил, чтобы служить, помогать тем, кто в этом нуждается. Для Вэйвера действовать ради тех, кого он любил было совершенно очевидно. — Если риск или жертва моей жизни — это то, что нужно, чтобы дать всем вам преимущество и выиграть ещё немного времени? Что же ещё, кроме этого, я должен был делать? — Ты решил совсем положить на все последствия, Вельвет, — прорычал он тоном, каким объясняют очень простую концепцию полному идиоту. Резкий упрек прозвучал как ещё одна пощечина, и так же быстро заставил Вэйвера замолчать. — А как же те дети в Часовой Башне? Чертова принцесса Арчисорт? Какой у тебя был план действий на случай, если ты так и не вернешься в Лондон? Правда заключалась в том, что его не было. Ничего, кроме последней воли и завещания, в котором он оставил всё, что мог, Айрисфиль, классу Эль-Меллой и Райнес, а остальное, что удастся получить от трупа, — некроманту рядом с ним. — По крайней мере, если нам удастся остановить всё, останется Лондон. Буду ли я в нем жить или нет — дело второстепенное. …Он начал понимать, что это было более чем трагично: это лучшее, что он мог надеяться сделать для людей, которые значили для него больше всего. Но что ещё оставалось? Даже в самой жалкой ситуации, даже если человек остался ни с чем и ни с кем, пока он был жив, ничто не было кончено. Пока сам мир мог существовать, а люди в нем — жить, ничто не было безнадежным. Даже если это означало, что сам Вэйвер не доживет до того, и не увидит, что из этого всего получится. На этот раз не было резкой реакции, вызванной гневом, только рука, протянувшаяся к плечу Вэйвера и развернувшая его лицом к наемнику. Солнцезащитные очки Шишиго были надвинуты на голову, открывая нежные карие глаза, которые при грозной внешности сейчас горели огнем отчаяния и беспокойства. На его лице застыло выражение сдерживаемого гнева, хотя казалось, что от напряжения он вот-вот раскусит сигарету во рту. — Когда я дозвонился до Майи на твой телефон, я думал, что ты мертв. Я думал, что кто-то убил тебя и что последнее, что я от тебя услышал, — это чертово голосовое сообщение с извинениями и просьбой о помощи. Ты хоть блять, представляешь, каково это? …Нет. Конечно, нет. Вэйвер достаточно терял в своей жизни, но никогда с такой отрешенностью; он помнил, как видел своих родителей перед смертью, зная, что это неизбежно. Лансер умер у него на руках с улыбкой, и в обоих случаях не было места для неопределенности: суровая реальность — кто-то был рядом, а в следующий миг его не стало. Почувствовав в горле что-то острое и зазубренное, он молча покачал головой. — Когда я добрался сюда, эта женщина-Айнцберн была почти в истерике после того, как пыталась собрать тебя обратно. Я даже не видел Сэйбера до сегодня, потому что он не отходил от тебя ни на шаг. Думаешь для них или для кого-то ещё здесь имеет второстепенное значение, жив ты или нет? «Вэйвер, если со мной что-то случится, тогда я хочу, чтобы ты…» Тогда он не мог даже подумать об этом, опасаясь, что это означает. Боялся, что, планируя такой исход, он сделает его реальным и снова потеряет семью. Но… о чем она хотела попросить? Что Айрисфиль готова была доверить ему даже после всех увиливаний и полуправд, которые он оставлял при себе? «Мы четверо… — сказала она, — всё, что у нас есть — это мы друг у друга». Он почувствовал, как его плечи начинают дрожать под мозолистыми руками, открыл рот, чтобы ответить, и обнаружил лишь тишину там, где должен был быть его голос. Он был напуган до ужаса, ведь в этом замке находились все его самые близкие люди под постоянной угрозой неминуемой смерти. И он не мог сделать ничего, что могло бы абсолютно, безусловно защитить их. Он не мог предсказать и спланировать ни одного варианта действий, который гарантировал бы, что все они выберутся отсюда живыми. Фактически, было почти предрешено, что некоторые из них этого не сделают. На мгновение ему снова исполнилось шестнадцать, и он понял, что его родители не переживут эту ночь. Ещё мгновение — и ему уже девятнадцать лет, покрытых кровью и пеплом. Третье мгновение и он уже бросил зажженную сигарету на камень и на нетвердых ногах шагнул вперед, чтобы крепко обхватить мага, от которого пахло кровью и порохом. Удар несколько меньшего по размеру и гораздо более легкого человека не совсем вывел того из равновесия, но Вэйвер знал, что кратковременная потеря равновесия, когда Шишиго внезапно оступился, была вызвана скорее удивлением, нежели чем-то другим. —…Прости меня, — с трудом выдавил он, прижимаясь к плечу потрепанной и перештопанной кожаной куртки, глаза горели, когда он плотно их закрыл. — Я- я не был… хорошим другом ни для кого из вас. Я не был хорошим… кем бы мы ни были, и… — его дыхание сбилось, и он почувствовал, как руки Шишиго неловко обняли его плечи. Вэйвер никогда не был склонен к наглой привязанности, поэтому он понимал, что для того, кто знал его так хорошо, как некромант, это должно было выглядеть как неоновый знак, мигающий о том, что всё совсем не в порядке. —…Вот куда меня занесло, и мне ничего не остается, как играть с тем, что я сам себе подсунул. Я не могу исправить то, что испортил в прошлом, и я не… не знаю, есть ли у меня время на исправление того, что вообще можно исправить. — Вэйвер? У него не было времени. Ни у кого из них; сегодня ночью их война снова начнется, и очень возможно, что то, что осталось невысказанным сейчас, останется невысказанным навсегда. Поэтому слова вырывались наружу на дрожащих вдохах, настойчиво и почти неистово: — То-… когда ты признался, что эти случайные отношения переросли в нечто большее, я запаниковал. Я тоже был влюблен в тебя, но мне казалось, что я просто должен удержать себя от этих чувств. Это было страшно по… многим причинам, и ни одна из них не служит оправданием. Самое главное, что ты заслуживал кого-то лучшего, чем я. Вот почему я должен был остановиться, и я знаю, что сбегать так, как я сбежал, было неправильно. Я причинил тебе боль, и ты был бы прав, если бы никогда больше не заговорил со мной. Т-ты- — Ради бога, дыши, — руки, обнимающие его плечи, крепко сжались, возвращая Вэйвера в реальность, а не к сожалениям о прошлом или неопределенному и недостижимому будущему. —…Да, это было больно, и да, я был зол на тебя в течение долгого времени. Я и сейчас злюсь, но, как ты и сказал, нельзя починить то, что уже испорчено, — он слишком хорошо знал эту интонацию в голосе Шишиго: намеренные и четкие слова, которые звучали почти полдюжины ночей после того, как Вэйвер просыпался в холодном поту от кошмаров с огнем и кровью. Он резко давал понять, что это реальность, настоящее, это то, где ты сейчас находишься. — Ничего не остается делать кроме, как продолжать путь и прибирать по дороге всё, что можно. —… — Вэйвер медленно и с содроганием вдохнул холодный воздух и сделал небольшой шаг назад, когда руки Шишиго вернулись на его плечи. Ни один из них пока не желал полностью разделяться — один настаивал на поддержке, о которой другой всегда отказывался просить. Но так больше не могло продолжаться, не так ли? Если была хоть какая-то надежда на выживание… если был хоть какой-то шанс, что мир не закончится огнем и проклятиями, то им всем придется подбирать осколки и собирать их вместе. —…Ты знаешь, что произойдет, если Ассоциация окончательно ополчится на тебя, — продолжал Шишиго в тех же резких словах, пока меньший маг собирался с силами. — Сэйбера не будет рядом, чтобы спасти тебя, когда война закончится. — Не надо, — вмешался Вэйвер, голос его был постыдно слаб. Слуги действительно не могли существовать без поддержки Грааля. Правда и то, что он категорически отказывался признать этот факт хотя бы раз не только потому, что боялся его, но и потому, что среди сотни тысяч других была одна-единственная шелковисто-тонкая ниточка, которая вела к результату, требующему чуда. Если он сможет ухватиться за эту золотую нить, если он сможет следовать за ней, то, возможно, единственное желание, которое Вэйвер мог заявить в своем сердце, ещё не стало недосягаемым. На данный момент он вздохнул ровнее и поднял голову, чтобы встретиться с глазами Шишиго, более спокойными, хотя и глубоко усталыми, и измученными. —…Я знаю. Но этот исход ещё не определен: если я соберу всё свое влияние и правильно обрисую ситуацию, мы с Тосакой сможем уйти почти без потерь. — Но все, кто уже жаждет головы Эль-Меллоя, в любом случае ухватятся за возможность изгнать тебя, — возразил Шишиго, не скрывая своего недовольства. — И это если мы доживем до того. А пока скажи, и я последую за тобой через Фуюки прямиком в ад. Мне плевать на Ассоциацию, но этот мир гораздо интереснее, если в нем есть ты. Если ты не хочешь идти в одиночку против всех, кто желает твоего поражения, то ты должен сказать об этом, Вэйвер. «Я должен стать достойным того, чтобы за мной следовали, — сказал он Лансеру десять лет назад, — благодаря своим собственным заслугам и достижениям». — Ш-… Кайри- Если оставалась хоть какая-то надежда, он должен был оправдать эти слова и стать тем самым сияющим идеалом. Вести за собой — значит собирать тех, кто готов следовать за ним, нести ответственность, но не сгибаться под её тяжестью. Взять на плечи весь мир тех, кто сделал выбор стоять рядом с ним и нести его, а бремя облегчить доверием и преданностью. Вэйвер выпрямился, насколько это было возможно на поврежденной ноге с затянувшимися травмами, твердо и прямо поднял плечи и посмотрел некроманту прямо в глаза с острой и сосредоточенной решимостью. Задаваться вопросом о том, была ли эта преданность несомненной, было бы оскорблением для тех, кто её оказывал: от Диармайда, Кайри, Айрисфиль или десятка других имён, которые он мог вспомнить. Вместе они могли сделать то, что не под силу одному Вэйверу. Мир ещё не был потерян, а будущее ещё неизвестно. Но сначала ему нужно было произнести слова, которые дались ему труднее, чем любые другие, которые он когда-либо произносил: —…Мне нужна твоя помощь. Ответом ему была резкая и внезапная ухмылка, полная дикой несдержанности и возбуждения. Возможно, в этом было какое-то удовольствие, отметил Вэйвер, понимая, что Шишиго и остальные уже давно пытались вбить ему в голову эту мысль, но только сегодня она пустила корни. — Это уже лучше — хотя мог бы сказать об этом ещё несколько недель назад и избавить нас от лишних хлопот! — он опустил руки с плеч Вэйвера и с энтузиазмом хлопнул его по спине, что вызвало внезапный приступ кашля, когда худого и всё ещё очень травмированного мага пронзила боль от сломанных ребер. —…Черт. Прости за это. — Пошел ты, это больно… — задохнулся Вэйвер, пытаясь выпрямиться и издавая нечто среднее между кашлем и смехом над абсолютно жалким положением вещей. — Черт побери, ты, абсолютный слон в посудной лавке-* — Ладно, ладно, перестань кричать, а то ещё что-нибудь сломаешь, — рассмеялся Шишиго, снова нацепив на лицо солнцезащитные очки и отступив к двери. — Отдохни немного до прихода Тосаки, а подготовку оставь пока нам, — махнув рукой, он открыл и закрыл за собой стеклянные двери на балкон: Вэйвер наблюдал, как он, казалось, приостановился, стоя спиной к двери. Две секунды, потом пять — может, он хотел сказать что-то ещё? Если и так, то момент прошел, и Шишиго развернулся, чтобы уйти по коридорам замка, оставив Вэйвера в тишине зимних сумерек, когда небо из красно-оранжевого превратилось в малиновые и фиолетовые тона. Вэйвер медленно вздохнул, пытаясь собраться с силами и отгоняя томительную боль во всем теле, и медленными шагами направился внутрь замка. Балконные двери со щелчком закрылись за ним, и он сделал не более двух шагов, прежде чем остановиться. ...Ах. Вот что заставило Шишиго задержаться: незримое присутствие, непоколебимое и безмолвное. Вэйвер в свою очередь остановился, ничего не говоря и просто ожидая; слышал ли он весь разговор? А если и слышал, то имело ли это значение, раз Мастер и Слуга решили ничего не скрывать друг от друга? —…Нелегкую жизнь ты для себя выбрал, — раздался тихий и покорный голос Диармайда Уа Дубне, появившегося из воздуха и прислонившегося к стене у двери со сложенными руками. — Выполнить то, что считается необходимым, и получить за это клеймо беглеца. Никто на земле не понимал этого лучше, чем он сам. Что значит бежать от тысячи врагов, и Диармайд сделал это своими силами и силами оставшихся союзников. У Вэйвера сейчас было очень мало первого и совсем немного второго — исход был в лучшем случае безрадостным. Короткая жизнь, сгоревшая в служении тому, что он считал правильным. —…Я понимаю это, — ответил тихо Вэйвер, повернувшись к своему спутнику с легким постукиванием трости о пол и глубоким изнеможением, окрасившим и его голос, и выражение лица. — Но что ещё тут можно сделать? Если такое будущее наступит, вариантов будет немного. Позволить Рин взять на себя вину за то, что Вэйвер решил закончить ещё до встречи с ней? Непростительно. Принять приговор и позволить Ассоциации или Церкви убить его? Неприемлемо. — Ничего, — подтвердил Диармайд с тихим вздохом, ненадолго закрыв глаза от болезненной правды. В ситуации, когда нет выбора, ничего другого не оставалось, кроме как бежать как можно быстрее и как можно дальше. Пока Вэйвер ещё сохраняет гордость рыцаря, им придется гнаться за ним до края света и сражаться за привилегию быть теми, кто наконец избавит мир магов от его дикого революционера. — Но всю оставшуюся жизнь ты будешь бежать каждый божий миг. Постоянно оглядываясь через плечо, постоянно двигаясь и не имея возможности отдохнуть, — Диармайд оттолкнулся от стены и шагнул ближе, встретившись взглядом с глазами Вэйвера, причем ни один из них не смел моргнуть. Рыцарь выглядел куда более усталым, чем Вэйвер когда-либо видел — не телом, а душой и сердцем он был удручен перспективой, которую излагал в ясных словах. — В конце этого долгого и неустанного пути будет лежать только твой конец, и не такой, от какого я смог бы уберечь-… Нежная правая рука, отмеченная алым, провела тыльной стороной тонких пальцев по челюсти Диармайда, заставив его замолчать: удивление и замешательство вернули искру света в потемневший взгляд. — Этот исход ещё не предрешен, — ответил Вэйвер, и, несмотря на страх и усталость, поселившиеся в его груди, в его словах промелькнула уверенность в том, что это правда. Гильгамеш предсказал ему смерть, но какое это имело значение? Очевидно, что он умрет — все умрут. Царь не уточнил, когда и как, и для Вэйвера эти слова имели такую же ценность, как и мнение Гильгамеша в целом. — А если он и станет неизбежным, я смогу принять его, раз это результат выполнения того, что мы здесь задумали. Если мои друзья, мои ученики, моя семья смогут жить в мире, который будет существовать, когда всё это закончится, то пожизненный побег кажется мне ценой, которую стоит заплатить. — Вэйвер… — лицо рыцаря исказилось от удивления, и он поднял руку, чтобы схватить ладонь своего Мастера. — Я… не пожелал бы тебе такой жизни. После всего, что случилось, после того, как мы только сейчас… Ты из всех людей не заслуживаешь столь бесславного конца! …Да, естественно, он сказал бы это как тот, кто жил и умер на похожем пути. Всегда преуменьшая свою собственную несправедливую жизнь и смерть, всегда ставя Вэйвера выше себя. Но, по крайней мере, в одном он был прав: быть выслеженным и убитым Энфорсером или Экзекутором — это не то, что, по мнению Вэйвера, он заслужил в кармическом смысле. Какая бы короткая его жизнь не стала, проживать её в вечной бдительности и бесконечном беспокойстве он не хотел. Выбросить свою жизнь, когда он только сейчас начал жить заново, было нечестно и несправедливо. Но… — Это выбор, который я сделал. Или же результат множества действительно глупых и безумных решений, которые я принял, — подтвердил он, нежно сжав руку Диармайда в знак уверенности. — Я не останусь без людей, готовых прикрыть мне спину. Есть ещё Шишиго и, возможно, даже Майя, если мне удастся её уговорить. Но даже если это буду только я… ничего страшного. Это путь, по которому я хочу идти, даже если под ногами будут одни шипы. Я хочу довести дело до конца, к какому бы ужасному концу я себя ни привел, и когда придет время, я его приму. Они молча смотрели, как за окном небо стало окрашиваться в индигово-голубой цвет, и на нем начали мерцать следы первых звезд. Рин и Кастер скоро будут здесь, возможно, она уже в лесу. Но в данный момент это было неважно — важнее всего было то, что перед ним стоял он, отчаянно ищущий слова с таким страдальческим выражением лица, какого Вэйвер никогда не видел. —…Диармайд, — отложив трость в сторону и прислонив её к стене — неудобство было небольшой платой за то, чтобы убедиться, что его четко понимают, — Вэйвер осторожно поднял обе руки, чтобы взять лицо Слуги и убедиться, что никто из них не может отвести взгляд. Нечто — то ли столкновение с Финном и борьба за выживание, то ли разочарованная забота Диармайда, то ли ярость Айрисфиль, то ли настойчивость Кайри, то ли всё сразу — зажгло в его груди пылающее пламя, и всё изменилось, сжигая руины железной девы по имени Лорд Эль-Меллой II, которая грозила уничтожить всё, что было Вэйвером Вельветом. Я буду сражаться, бежать и делать всё, что в моих силах, чтобы прожить как можно дольше и увидеть, как реализуются мои амбиции, — раздался в его сердце крик непокорности. — А до тех пор разве не ты мой меч и щит? Разве я не твоя réalta eolais*, Диармайд? — Чем бы всё это ни закончилось… сейчас меня это не касается. Это всё гипотезы, то, что существует за пределами этого момента и нынешней реальности. Важно то, что происходит сейчас, и тот единственный шаг, который мы должны сделать, чтобы довести эту войну до конца. Если ты боишься за меня, то, пожалуйста, помоги мне. Защищай меня, полагайся на меня, и, клянусь каждой звездой в небе, я буду так же упорно сражаться, чтобы защитить себя с этого момента и во все следующие. Вэйвер почувствовал, что его дыхание участилось, а сердце заколотилось в груди в почти болезненном ритме. По ошеломленному выражению лица Диармайда он понял, что ему тоже необходимо резко вернуться к моменту, к обещаниям, которые они дали и скрепили всего несколько часов назад. Даже если вскоре они могли расстаться навсегда, сейчас — вот, что было главное. Сила, которой не доставало в одиночку, становилась неудержимой в тандеме: если они могли сражаться, думать и дышать как одно целое, то Слуга двойных клинков и Лорд современного магического искусства находили путь к победе. То, что было за пределами этого, не имело никакого значения, пока потенциальное будущее не превратилось в определенное настоящее. —…Да, — наконец-то ответил Диармайд, и решимость вернулась в его голос, когда он положил руку на руку Вэйвера — на правую, с тремя Командными Заклинаниями. На его лице появилась улыбка, слишком хорошо знакомая Вэйверу: теплая, как восход солнца, и опасная, как клинок, поймавший утренний свет. — Прости мою оплошность, как ужасно неловко, столкнувшись с твоим собственным храбрым сердцем. Я поклялся быть на твоей стороне в любой опасности и приветствовать тебя на своей… до самого конца. Это был тот рыцарь, в которого он верил — спокойный и готовый дать отпор даже перед лицом верной гибели. Если в его сердце были сомнения, то и пусть — Вэйвер отныне будет гореть ещё ярче и укажет ему путь вперед. …Они были очень близко, внезапно осознал он в короткой паузе, последовавшей за утверждением Диармайда. Недолго думая, Вэйвер слегка сдвинулся с места и наклонился ещё ближе — едва ли на расстоянии дыхания, и всё же остановился, ни слова не говоря, спрашивая разрешения. Приглушенный зеленый цвет слился с золотисто-медовым, они общались в полном молчании, даже не задумываясь, — Вэйвер не мог быть первым, кто так поступил, не был им ранее в тот же день и не будет сейчас. Если кто и заслуживал инициативы в этом деле, так это Диармайд Уа Дубне, у которого редко был настоящий выбор в этом вопросе. …и этот выбор был сделан в прикосновении нежных рук на спине Вэйвера и поцелуе, прижатом к его губам, осторожном, словно боящемся переступить черту. А затем, в ответ на немедленный ответ мага, ставший гораздо менее осторожным: он погрузился в прикосновение, словно это было всё, что он когда-либо знал. <Я люблю тебя.> — настойчиво повторяла мысль, которую Вэйвер так отчаянно боялся озвучить. <Доверься мне, как я доверяю тебе, и я буду поддерживать тебя до конца.> Расстояние между ними составляло считанные сантиметры, когда Диармайд отступил назад с задыхающимся смехом, почти неслышным, если бы они не были так близко. — Наконец я встречаю тебя таким, каким ты стал, сбрасываю твою глупую маску, чтобы увидеть, как я в свою очередь теряю самообладание, — заметил он нежным голосом, не предназначенным ни для кого, кроме них двоих. Поцелуй, не более чем легкое прикосновение, заставил огонь в сердце Вэйвера запылать теплом, гораздо более мягким, чем решимость. — Но, когда ты наконец говоришь о своей решимости… что мне остается делать, кроме как соответствовать ей? Что я могу сделать, кроме как полюбить того, кто и звезды повергнет в смятение? — Диармайд ненадолго прислонился лбом ко лбу Вэйвера, а затем отстранился и протянул магу его трость с улыбкой, которая начала превращаться в уверенную ухмылку. Слишком знакомое выражение лица, с которым смотрят на приближающуюся опасность, и желают бежать прямо в неё, заставляло Вэйвера чувствовать себя бесстрашным, просто наблюдая за ним. — Итак, мой лорд, не должны ли мы идти встречать наших союзников, прежде чем мы все приступим к работе? — Подожди… — рука Вэйвера обхватила холодную металлическую рукоять трости, и всего секунду он тщательно искал нужные слова в единственном темном уголке своего сознания, всё ещё остававшемся скрытым от всех, кроме него самого. Единственная нить, ведущая его к чуду, должна была где-то существовать… нужно было только найти её. Диармайд слегка наклонил голову, когда Вэйвер заколебался, и в его нежных глазах отразилась слабая растерянность. — Я не могу сказать этого прямо сейчас, но… — осторожно произнес маг, — Я хочу спросить тебя кое о чем. Прежде чем всё это закончится, если всё сложится как надо, у меня будет вопрос, на который ты должен будешь ответить. На лице Диармайда ясно читался невысказанное и очевидное: почему бы не спросить меня сейчас — но пока это было невозможно. Это был бы риск, который никто из них не мог себе позволить, и который следовало отложить до тех пор, пока опасность не станет либо минимальной, либо максимальной — никаких полумер. —…Поверь, что я не могу задать его прямо сейчас. А я поверю, что, если я смогу задать его, ты ответишь честно. Что ты скажешь мне тот ответ, который хочешь дать, а не тот, который, по твоему мнению, принесет мне пользу. Слегка вздохнув, Диармайд покачал головой и, взяв Вэйвера за руку, потянул его за собой по коридору. — А что случилось с настоящим моментом и с тем, чтобы делать шаг за шагом? — спросил он с легким раздражением. — Мы сможем решить всё, что взбредет тебе в голову, когда наступит подходящее время, Мастер. А до тех пор следуй своему совету: сосредоточься на текущей задаче, чтобы мы могли найти такой шанс. …Что ж, в его словах был смысл. Вэйверу пришлось поверить, что вопрос, который застыл в его сознании, и ответ, который он мог услышать, ещё не стали недостижимыми. Почти невозможными, но ещё не потерянными — один-единственный крошечный проблеск надежды по ту сторону бури. Но чтобы найти его, нужно было сначала преодолеть саму бурю. Бок о бок, с поддержкой Мастера и Слуги в равной степени. Если и можно было ухватиться за чудо… то упование на силу другого было лучшим шансом для каждого из них.***
Айрисфиль фон Айнцберн была, одним словом, измотана. Физически, эмоционально, магически — она устала после одного из самых тяжелых дней, которые ей довелось пережить за все свои недолгие годы. Когда Берсеркер с радостью протянул ей ключи от Мерседеса, заявив, что забрал машину с того места, где её оставил Вэйвер, она просто посмотрела на него и смирилась. —…У тебя нет навыка верховой езды, — заметила Илиясвиль, на что её Слуга лишь весело улыбнулся. Когда девушка, представившаяся как Рин Тосака, появилась со слишком знакомым светловолосым Слугой за спиной, это тоже было воспринято с болезненным знакомством в груди. Гильгамеш-… Кастер окинул её холодным взглядом, который она слишком хорошо помнила, и всё же она не могла понять, было ли в этих малиновых глазах узнавание или просто странное любопытство. Как бы то ни было, ответ не имел значения — Арчер, которого она знала, был мертв и ушел — никаких отличий от Вэйвера, мучившегося над своим Лансером. …Неудивительно, что он так запутался в этом вопросе, если результатом было такое отсутствие прежней фамильярности. Но всё это, признавала себе Айрисфиль, с таким же успехом могло происходить сейчас, учитывая, насколько странной была вся ситуация с первого дня, и четверо из них забрались в серебристую машину с одной или двумя потертостями, которых раньше не было. — Берсеркер сказал, что он пойдет с Кастером, — объявила Илиясвиль с заднего сиденья, и Айрисфиль услышала певучие нотки в голосе своей дочери, когда та добавила: — Надеюсь, твой Слуга будет не отставать~ — Твоему Берсеркеру, — фыркнула наследница Тосака, её аура превосходства была очень похожа на краткие воспоминания Айрисфиль о Токиоми, — если он вообще такого класса, следует больше беспокоиться о том, чтобы не отставать от Кастера. Я ожидала бы гораздо более сильного Слугу от отпрыска Айнцберн, особенно если ты решила сделать выбор в пользу чистой силы- — Мой Берсерк — сильнейший из всех, — вмешалась Илия, резко заявив об этом. — Не наша вина, что ему не нужно выпендриваться, как твоему Слуге. — Почему ты- — Девочки, — перебила Айрисфиль, поворачивая ключ в замке зажигания чуть сильнее, чем это было необходимо. — Пока мы работаем вместе, так что перестаньте спорить, — рядом с ней Майя слишком быстро пристегнулась ремнем безопасности и села неподвижно, словно готовясь к удару. — Конечно, мама, — последовала уступка Илии, за которой раздался неодобрительный хмф Тосаки. На данный момент этого было достаточно. Им просто нужно добраться до городского центра, проникнуть внутрь, уничтожить замковый камень и ослабить лей-линию, а затем вернуться. Просто, непринужденно, прямолинейно — если они быстро войдут и выйдут, то всё будет хорошо. —…Тебе, наверное, лучше держаться, — неслышимая никем, кроме Рин, добавила Илия вполголоса, когда рука её матери сжала рычаг переключения передач так, что побелели костяшки пальцев. — Держаться за чтоaaaAAAAAAAAAAAAAAAAAAA- Шины завизжали по земле, поднимая облако грязи и камней, двигатель взревел, как пробуждающийся дракон, и серебряная полоса пронеслась через лес, сопровождаясь криком ужаса и тревоги одного подростка и взрывом сардонического* смеха другого.