Наше обоюдное безмолвие

Если Гермиона считала, что Малфой просто возьмёт и начнёт ей открываться, то она ошибалась. Но, по крайней мере, он больше не запирается в своей комнате. На следующее утро он бежит так быстро и так яростно, что ей приходится стараться изо всех сил, чтобы не отставать. Затем он следует их установившимся правилам, но почти не разговаривает с ней. Но Гермиона ждёт. Лишь тот факт, что он выходит к ней, а не избегает, означает, что он прислушался к её словам. Хотя бы отчасти. Поэтому она ждёт. А через два дня его броня даёт трещину. И полностью рушится. Они, как обычно, сидят в гостиной Слизерина: Гермиона читает книгу, а Малфой, расположившись на диване, задумчиво смотрит на огонь. А потом вдруг начинает говорить: — Не дав мне прыгнуть, ты только отсрочила неизбежное, — тихо сообщает он, всё ещё глядя на пламя. Гермиона терпеливо ждёт, когда он продолжит. — Первое и самое важное правило, которое мы никогда не должны нарушать. О семье… Из-за этого меня и убьют. Медленно, потому что не может подобрать слов, она поднимается и пересаживается поближе к нему. Она смотрит на него, освещённого пламенем камина, и не находит в нём и следа от школьного хулигана, которого столько лет знала. Она видит лишь одинокого, сломленного юношу. Ей хочется его утешить. Но в то же время она боится разрушить момент. Боится, что, если она что-нибудь скажет, он перестанет говорить и снова замкнётся. Минуты тянутся, и чем дольше она ждёт, тем сильнее холод сжимает ей сердце. Потому что чем больше она об этом размышляет, тем яснее ей становится, что Гарри с самого начала был прав. Спустя несколько минут, которые скорее кажутся часами, Гермиона кладёт руку ему на предплечье. Туда, где, как она почти уверена, скрывается тайна, которая медленно разъедает его изнутри. Он вздрагивает, но не отдёргивает руку. — Что именно ты должен сделать? — шепчет она. Малфой наконец поворачивается и смотрит на неё. И у него точно такой же взгляд, как был у Гарри, когда тот думал, что настал день его смерти. — Починить шкаф? — Гермиона всё ещё сжимает его руку. Он медленно кивает: — И это тоже. — А что ещё? — её голос не должен звучать так отчаянно. Когда она слышит свой писк, ей хочется себя пнуть. Он опускает взгляд. И поскольку она боится, что он больше ничего не скажет, Гермиона отпускает его руку и, обхватив его лицо ладонями, заставляет его поднять голову и посмотреть на неё. Это момент её храбрости! И неважно, как сильно она боится услышать его ответ, пересиливая себя, она просит: — Скажи мне! В ответ он лишь невнятно бормочет кое-что, но с тем же успехом мог бы выкрикнуть это ей прямо в лицо. Потому что всё оказывается намного хуже, чем она предполагала: — Убить Дамблдора. Мир вокруг замирает. Как будто приветливое зеленоватое сияние вокруг них превращается в лёд. Она была права: это не тот секрет, который она могла бы сохранить в тайне, если они когда-нибудь вернутся обратно. Но она обещала ему! Вот почему он вообще заговорил с ней об этом. Гермиона убирает руки с его лица и делает единственное, что приходит ей в голову: обнимает его, прижимая к себе. Она чувствует, как он дрожит, и не знает, сковывает ли его тот же лёд, что и её, или он действительно плачет. У неё нет слов. Ей совершенно нечего сказать, чтобы утешить его. Нечего… Но, следуя его собственному правилу, она как-то сказала ему, что семья едина. И он — единственная семья, которая у неё здесь есть. Поэтому она обнимает его. Долго и крепко. И они так и сидят, молча, и он продолжает прижиматься к её плечу. Каких-то несколько недель или месяцев назад, до всего этого, она бы решила, что Малфой принял метку из-за своего эго. Ради власти или влиятельности… Но теперь, зная его гораздо лучше, она не верит, что эти мотивы имеют к нему хоть какое-то отношение. Когда он отстраняется, она серьёзно на него смотрит. — Нам нужно кое-что прояснить, — говорит Гермиона. Если они будут на одной стороне, если она действительно собирается ему помочь, ей нужно кое-что узнать. Она берёт его за руку и закатывает рукав. Тёмная и уродливая метка смотрит на неё почти с упрёком. Словно бы крича ей: «Грязнокровка!» Драко пытается спрятать её, но Гермиона не позволяет. — Ты принял метку, потому что веришь в то, что она означает? Если ты убьёшь Дамблдора, то потому, что хочешь победы Волдеморта? — Нет! — перебивая, выкрикивает он. — Ты не представляешь, каково это! Она, — он указывает на Тёмную метку, — это наказание за промах моего отца. Как и всё остальное! Он и не ждёт, что я добьюсь успеха. Он хочет посмотреть на то, как я потерплю неудачу. Чтобы потом убить меня… и её… — его голос срывается, и последних слов не слышно. Гермиона переспрашивает, чтобы знать наверняка: — Кого? — Мать. Такой боли в глазах она никогда не видела. И теперь ей кажется, что она ничего не знает о жизненных трудностях. Ничего о том, как принимать решения, когда приходится выбирать между плохим и худшим. Но есть ещё кое-что, о чём она должна спросить: — А что насчёт маглорождённых? Таких, как я? Неужели ты считаешь, что я ниже тебя? Что я недостойна магии? — Я шесть лет с тобой учился. Конечно, я знаю, что ты достойна всей своей магии! Насчёт крови… Я не знаю. Раньше я никогда об этом не думал. По крайней мере, он честен. А в данный момент ей большего и не нужно. Поэтому она берёт его руку и прикрывает метку рукавом. Затем касается его щеки: — Драко, не всё потеряно. Мы что-нибудь придумаем. Он слегка качает головой: — Это невозможно. Я… — Мы найдём способ! И мне не важно, что ты считаешь, что продумал уже все варианты. Так было до того, как я встала на твою сторону. А я не привыкла сдаваться! Когда он встречается с ней взглядом, Гермиона понимает, что уже дважды солгала ему. Неважно, что ещё может здесь случиться; после того, как они вернутся, ничего уже никогда не будет так, как прежде. Никогда не будет так, словно ничего этого не было.

***

В ту ночь она ложится спать в комнатах Слизерина. В кровать, которая могла принадлежать Пэнси Паркинсон, или Миллисенте Булстроуд и её кошке, или любой другой слизеринке. Гермионе не очень нравится спать в чужой постели, но она не может оставить его одного. Даже если он, кажется, взял себя в руки, будет лучше, если она останется поблизости. Не слишком близко, но в одной из соседних комнат. Но Гермионе не удаётся заснуть. Её преследует его взгляд, полный отчаянья. И размышления о собственных предрассудках. Они просто привыкли винить его во всём подряд. Считать его мерзким и отвратительным. И с чего бы им думать по-другому? Он ведь был таким надменным задирой! Но в то же время он был всего лишь мальчишкой. Мальчишкой, который попал в безвыходную ситуацию и которому никто не может помочь. Она и сама понятия не имеет, как же ему можно помочь. Как им стоит действовать дальше? В течение следующих дней они ведут себя так, словно ничего не произошло. Хотя она замечает перемену в нём. Словно маска, которую он так усердно пытался поддерживать, понемногу сползает. Во время утренней пробежки они начинают бегать наперегонки: несутся по коридорам, пока не выбьются из сил. И когда Малфой первым достигает подножия последней лестницы, он поворачивается к ней, победно вскидывая руки. — Я выиграл! Гермиона запыхалась и вспотела, но не может сдержать улыбки, глядя на него. — Я просто не хотела весь день смотреть на то, как ты дуешься из-за проигрыша! — со смехом отвечает она. Он смотрит на неё, его глаза светятся, и сейчас он совсем не похож на того Драко Малфоя, которого, как ей казалось, она всегда знала. Он роняет руку ей на плечо и начинает громко хохотать. Его прикосновение вызывает необъяснимый трепет и посылает волну мурашек по всему телу. Гермиона замирает. Их глаза встречаются, и смех замирает на его губах. Проходят секунды, а возможно, лишь один миг, но кажется, что время останавливается. Они стоят, слегка запыхавшиеся, и глядят друг на друга. Его смех всё ещё эхом отражается от стен. Словно кто-то нажал на паузу, и остались только его глаза, направленные на неё… Гермионе кажется, что ей не хватает кислорода, а в животе порхает стая бабочек. «Это Драко Малфой», — пытается образумить себя Гермиона. Но эти слова не дают нужного результата. И именно он разрушает чары: — Я умираю с голоду, идём! И когда он разворачивается в сторону Большого зала, Гермиона разражается смехом. Она знает только одного человека, который может прервать момент подобным образом, и это определённо не Драко Малфой. — Ты даже не представляешь, насколько сейчас был похож на Рона, — не в силах сдержаться, смеётся она. — Чёрт! — повернувшись к ней, отзывается Малфой. Она начинает смеяться ещё громче. — Это ты во всём виновата! — пожимает он плечами и направляется в зал. — Кто ты и что сделал с Драко Малфоем? — кричит ему вслед Гермиона. — Он бы уже заколдовал меня на месте! Затем она отправляется вслед за ним. Приподнятое настроение сохраняется до конца дня. Однако она старается больше не смотреть ему в глаза. Гермиона не готова разбираться с чувствами, которые его взгляд пробудил в ней утром.

***

— Ну же, Грейнджер! Поживей, не будь как мёртвая рыба! — поддразнивая, говорит он. А Гермиона смотрит на него, уперев руки в бёдра, и старается не улыбаться. За эти несколько недель с ним происходит невероятное преображение. Они больше не говорили о его метке или задании с той ночи, когда она обо всём узнала. Но, похоже, тот факт, что она знает его тайну и не презирает его за это, позволил ему расслабиться рядом с ней. Или, может быть, всё из-за времени, которое они проводят вместе. Невозможно находиться с кем-то рядом круглые сутки и не привыкнуть к нему. И этот более лёгкий и более расслабленный Драко Малфой, честно говоря, оказывается неплохой компанией. А теперь он предлагает вместе поплавать в ванне старост. — Ты же уже ходил туда! Зачем я тебе понадобилась? — закатывая глаза, спрашивает Гермиона. Почему-то мысль о том, чтобы оказаться рядом с ним полуобнажённой, вызывает в ней неловкость и заставляет нервничать. — Я хочу посмотреть, что вода сотворит с твоими ужасными волосами! Гермиона закатывает глаза: — Ну, конечно. Но вот она всё же здесь и входит в купальнике в ванну. Драко уже в воде, запускает розовые пузырьки из одного из кранов. «Не смотри! — убеждает она себя. — И, ради всего святого, только не пялься!» Гермиона пытается смотреть куда угодно, только не на его голый торс. И ведёт себя так, словно никогда не видела ничего более увлекательного, чем пустая картинная рама на стене, надеясь, что он напустит столько пены, что та полностью покроет их с головой. — Грейнджер, лови! Он бросает ей мяч. Гермионе приходится повернуться, чтобы тот не угодил ей прямо по голове. А ещё всё же приходится посмотреть на Драко. Как она и предполагала, он в отличной форме. Что неудивительно: он играл в квиддич, а теперь бегает с ней по утрам. Но, боже, у него безупречное тело! Стройный, сильный и белый, как мраморная статуя. Мяч всё равно попадает ей по голове. Как же она попала! Гермиона изо всех сил старается не думать об этом. Под водой легче, по крайней мере, ей теперь не нужно смотреть, как напрягаются его мышцы! Перебрасываясь с ним мячом, Гермиона немного расслабляется. И очень зря! Он окатывает её водой так, что Гермиона оказывается полностью мокрой. — Я хотел увидеть волосы! — смеётся он. — Сволочь! — кричит она, пытаясь убрать с лица мокрые волосы. Она делает выпад и посылает в его сторону большую волну, которая разлетается каскадом брызг. Но спустя некоторое время, пока они плещутся и смеются так громко, что могут захлебнуться, кое-что происходит. Гермиона оказывается в западне между стеной ванны и его руками. Она смотрит ему в глаза, и он вмиг становится серьёзным, парализуя её своим взглядом. Он слишком близко. Его обнажённая грудь так близко к ней, что она почти чувствует её кожей. Гермиона думает, что никогда ещё не видела, чтобы кто-то выглядел так безупречно красиво. Его радужки потемнели, зрачки расширились, а губы слегка приоткрыты. Гермиона скользит по нему взглядом и видит, как дёргается его кадык, когда он сглатывает. Вода и воздух между ними словно наэлектризовались и теперь потрескивают от напряжения. Как будто его тело примагничивает её к себе, и с этой силой она не может бороться. Она забывает, как дышать! Никогда в своей жизни она не оказывалась в настолько напряжённой ситуации, как сейчас. Поэтому она делает единственное, что ей удаётся придумать, чтобы не случилось того, о чём они оба пожалеют. Она сбегает. Ныряет ему под мышку и пулей выскакивает из ванны. — Думаю, что уже наплавалась, — говорит она, заворачиваясь в полотенце, и выбегает за дверь. — Гермиона! Она слышит, как он кричит ей вслед, пока дверь не захлопывается. Но она уже уходит или, скорее, бежит. Босиком, оставляя за собой мокрые следы. Ей нужно как можно скорее убраться отсюда! Чтобы оказаться как можно дальше от него! На полпути к башне она понимает, что совершенно запыхалась, и ей приходится замедлиться. Как только она достигает пустой рамы, где раньше стояла Полная дама, он её догоняет. Хватает за руку и разворачивает к себе. Он бежал, это заметно. Полотенце перекинуто через плечо, и он, ещё мокрый, с порозовевшими от погони щеками, взволновано глядит на неё. — Гермиона… — снова говорит он. И то, как он произносит её имя, пробуждает что-то внутри неё. «Всё это просто от одиночества», — пытается она унять свои чувства, избегая его взгляда. Они всего лишь жертвы обстоятельств. Поэтому она качает головой и тихо шепчет: — Не надо, — это звучит так, словно она умоляет его. Но его тело… Его крепкое, совершенное тело прижимается к ней, а потом его губы оказываются на её губах. Он целует её. И её мозг не может найти причину, по которой она должна бороться с происходящим. Её тело откликается на его прикосновения, однозначно и незамедлительно. Он стонет ей в рот и прижимает спиной к стене. Если она когда-нибудь и думала, каково это — целоваться с Драко Малфоем, то такого она никак не ожидала. Он лёд и пламя, горячий и холодный, мягкий и неистовый. Она поглощена и полностью им окутана. До этого она целовалась лишь с несколькими парнями, но ни один из тех поцелуев невозможно сравнить с тем, каково это — целоваться с ним. Она забыла, как дышать, забыла, как думать, и оказалась полностью в его распоряжении, абсолютно беспомощной. И это нисколько её не беспокоит. Он целует её шею, скользит руками по обнажённой талии, поджигая тело прикосновениями. Он прикусывает местечко прямо под подбородком, и она стонет. Тихий протяжный звук слетает с её губ. Произойди это в какой-нибудь другой обстановке, она могла бы смутиться, услышав от себя подобный стон, но сейчас ей всё равно. Гермиона поднимает руку и проводит по мышцам его пресса, желая чувствовать его подушечками пальцев. Затем она запускает другую руку ему в волосы и притягивает его ближе. Мир вокруг них растворяется. Но всё слишком быстро заканчивается. Он делает шаг назад и некоторое время изучающе смотрит на неё. Она пытается отдышаться и понять, что происходит. Он ухмыляется. Он в самом деле ухмыляется! Его фирменная ухмылка, которую, как ей кажется, она не видела уже целую вечность. — Спокойной ночи, Грейнджер, — говорит он и небрежной походкой удаляется, оставляя её в полнейшем замешательстве стоять у стены, всё ещё ощущая, как его губы обжигают кожу. — Спокойной ночи?! — Гермиона кричит ему вслед, когда к ней наконец возвращается голос, хотя он к тому времени уже наверняка находится вне пределов слышимости. — Спокойной ночи?! После такого? Серьёзно?! Но она определённо не собирается за ним бегать! Поэтому Гермиона поднимает полотенце, которое в какой-то момент уронила, но как и когда, не помнит, и входит в гостиную Гриффиндора, кипя от злости и досады. И пребывая в полнейшем недоумении.