Последний вдох

      «За эти несколько коротких мгновений мы преодолели расстояние, превосходящее числа» © Дэйв Сенкер. Второй шанс.       Казалось, время остановилось.       Сейчас вся злость, что разгоралась внутри, потухла словно её засыпали песком.       — Тайлер!!! Уэнсдэй! Она умирает!!! — эхом разносилось по черепной коробке.       Больше не имели значения ни предательство, ни ложь, что раскрылись перед ним, имела значение только она. Если бы её не стало, он бы и сам перестал дышать, и даже монстр в нём понимал это. Желание растерзать и отомстить ушло куда-то в пятки, оставляя на поверхности только счёт на минуты. Это выглядело ужасно странно, но, поборов в себе эту агрессию, он склонился над ней, быстро и аккуратно притянув её на руки. Тело было без сознания, холодное и неподвижное. Франсуа указала пальцем нужное направление. Секунда. И они уже потеряли их из виду.       Уилл тут же начал перевоплощаться обратно.       Он очень хорошо управлял монстром внутри себя, различал врагов и друзей.       Франсуа сразу достала ему какие-то вещи из багажника, но не могла произнести и слова.       Для них это было вновинку.       Они мгновенно уселись по машинам, Галпин старший знал — дай Франсуа шанс, и она тут же улизнет прочь, именно поэтому он приказал Ксавье ехать с ней, а сам посадил Уилла в свою машину.       Дорога занимала около двадцати пяти минут.       Когда они приехали туда, в регистратуре им сообщили о том, что девушка уже находится на операции.       — Парень, что принес её, ничего не говорил? — взволнованно спросил мистер Галпин, выискивая Тайлера глазами.       — Мы не видели никакого парня, она оказалась прямо на входе с этим ранением, шериф, — пояснил клерк за стойкой.       Франсуа опечаленно смотрела на Донована, слегка приобняв Уилла.       А шериф метался по коридору в сомнениях и тревоге.       Примерно через полчаса к ним вышел доктор, Донован тут же вздрогнул, теперь он переживал за неё, как за свою собственную дочь. Это было так странно.       — Она будет жить. Состояние средней тяжести, но стабильное. Операция прошла успешно, её зашили. Из реанимации перевели в палату. Но пока она без сознания. Кажется, ей что-то снится, потому что её потряхивает, — объяснил доктор, — Ранение было бы больше, если бы не эта вещица в её пиджаке.       Донован истерично рассмеялся, а в уголках глаз появились слезы.       Ксавье выдохнул, присев прямо на пол в коридоре от напряжения.       Бьянка тоже волновалась, но молчала.       Доктор передал шерифу смятую коробочку с тем талисманом, что он подарил ей буквально позавчера.       — Значит, всё-таки работает, — пробубнил он себе под нос, думая о своей матери.       — Когда к ней можно будет зайти? — волнительно спросил Ксавье.       — Позже, точно не могу сказать, — ответил врач.       — Извините, Вас к телефону, это срочно, — произнес парень, что сидел за стойкой, и доктор живо удалился.       — Слава Богу, — произнес шериф вслух, — Значит ты — Уилл?       — Да, — ответил мальчишка, — Это был Тайлер, тот Тайлер, да, мама?       Донован смотрел на неё и не понимал, что происходит.       — Да, милый, это был твой брат, — подтвердила Франсуа, сжимая его руку.       — Он вернётся? Я не хотел драться с ним, — продолжал объяснять Уилл.       — Вернется, родной, у него ведь есть мама и папа, он обязательно вернётся, — убеждала его Франсуа.       — Можно тебя на секунду? — отвлек её Донован.       Она тут же прошла за ним в сторону, оставив Уилла подождать в сторонке.       — Мне нужны материалы, — резко сказал он, — пока ты снова не сбежала.       Её рука тут же потянулась во внутренний карман и достала оттуда флэшку.       — Я и не планировала убегать, я хочу видеть Тайлера, хочу поговорить с ним, хочу, чтобы дети общались, если они захотят. Уилл очень хотел этого. Он хотел и с тобой познакомиться, но немного напуган.       — Со мной?! — внезапно спросил Донован.       Франсуа замялась, нервно перебирая пальцы на руках.       — Он не знает, что тот мужчина, который постоянно обижал его и удерживал — его отец, он думал, что это ты, я рассказывала про тебя, — тревожно произнесла она трясущимся голосом.       Её слова повергли его в шок, но не потому что он злился на очередную ложь, а потому что действительно видел в этом мальчишке копию Тайлера.       — Франсуа, я надеюсь, ты понимаешь, что не уйдешь отсюда, пока я не проверю материалы, — всё же произнес шериф, так как не доверял ей.       — Понимаю, — согласилась она, и Галпин старший хотел направиться за планшетом, что видел в машине Хейза.       Как вдруг перед ними снова возник её лечащий врач.       — Извините, мы не договорили, как раз звонили насчет этой девушки, — прервал их разговор он.       — Что?! Кто?! — возмущенно спросил Галпин старший.       — Молодой парень, сказал, что она его девушка, спросил про её состояние, я сказал, что операция удалась, он поблагодарил и сбросил трубку, — удивленно, но скованно разъяснил доктор, — А что? Что-то случилось?       Донован разнервничался.       Франсуа, кажется, начала догадываться, что происходит.       — Нет, он не мог, — сказала она.       — Зная, чей он сын, очень даже мог, — рявкул Донован себе под нос и достал из кармана последнюю сигарету, которая валялась там уже очень давно.       Руки тряслись, он сам не помнил, когда курил в последний раз.       Стоило ему выйти на крыльцо, как какой-то парень протянул ему два небольших листка.       — Вам просили передать, — разбавил голос гул в ушах.       — Кто?! — он не знал, зачем спросил, ведь всё понимал и без этого.       — Какой-то парень, — испуганно объяснял прохожий.       На одном из листов было имя отца, на другом, разумеется, её.       И Донован слишком уважал Аддамс, чтобы лезть в их личное.       Поэтому сразу убрал второй листок в карман.       Стоило ему приоткрыть свой, как сердце вновь сжалось в беспокойстве.       — Папа. Много писать я не буду. Спасибо тебе. Я уеду, ведь ничего не могу исправить. Буду звонить, хочу приглушить этот гнев внутри. Я натворил самое ужасное, что только могло случиться. И не знаю, как с этим жить. Я очень люблю тебя. И мне жаль, что я такой. Твой Тайлер. P.S. Помоги ей раскрыть всё, пусть она не встаёт сама, она должна поправиться. И я не злюсь на тебя. Я знаю, ты не мог рассказать.       Донован выдохнул, проводя кончиком большого пальца по строчкам, и расстроено покачал головой.       — Сын…       Около десяти минут он приходил в себя, но потом всё же пошёл в машину проверять документы. Там было много всего, видеозаписи, скрытая документация о препаратах и опытах, документы о радиочастотах и их влиянии, статистика, аудиоматериалы с конгрессом и министерством обороны, просто мрак, она собирала это долгие годы. Кроме того, там были формулы всех разработанных препаратов. И Донован хоть немного успокоился. __________________________________________       Уэнсдэй бежала во сне и всё время падала, спотыкаясь о сухие ветки, она бесконечно пыталась догнать его, но у неё не получалось, его образ ускользал, как фантом. За него невозможно было уцепиться, но это было просто необходимо. И когда сил не оставалось, он, наконец, протянул ей руку, вытягивая из тьмы…       Аддамс пришла в себя только к вечеру и ей действительно было больно. Физически. Словно она чувствовала иголки, которые зашивали её нутро. Будто они всё ещё находились в ней. Во рту торчала трубка, в руках катетеры, всё пересохло, тошнило. Пальчик еле дотянулся до кнопки, и туда тут же прибежала медсестра.       — Милая, не шевелись, тебе нужно отдыхать, — промолвила она нежным голосом.       — Та… — трубки мешали говорить.       — Сейчас, там сидит твой парень и отец, они остались на ночь, — объяснила она, аккуратно вытаскивая её изо рта, — вот так, вынем её, она уже не нужна, дыши, девочка.       Сердце Уэнсдэй тут же успокоилось. Внутри вновь растекалось тепло. Все живы, и Тайлер рядом, чего еще можно было желать, верно?       И всё бы ничего, пока дверь её палаты не открылась и туда не зашли Ксавье и Донован.       На её лице было столько боли, волнения и тревоги, что невозможно было дышать.       Она считывала информацию с лица его отца, теперь это стало для неё доступной опцией.       И она сразу всё поняла. Он присел к ней на кровать, прикоснувшись ладонью к её руке.       — Аддамс, он вернётся, я знаю, ему нужно немного времени. Он написал тебе это, мне передали на улице, — объяснил он, положив письмо у изголовья кровати.       Уэнсдэй болезненно молчала, закрыв свои глаза, чтобы никто не увидел её слёз и раненого взгляда. Хоть Ксавье и заметил, что её грудная клетка трясется, сдавливая позывы к истерике. Её вид говорил сам за себя. Он отвёл свой взгляд чтобы не травмировать её ещё сильнее. Ведь меньше всего ей сейчас нужна была его жалость.       И Донован знал, что единственный способ вернуть её в чувства, рассказать о флэшке.       — Материалы у меня, завтра с утра мы с тобой зальём их в сеть, прямо отсюда, с планшета, — предложил он, — Ты — молодец, Аддамс.       Она лишь слегка кивнула головой, и к ним вновь забежала медсестра.       — Ну всё, ложитесь спать, завтра посещение с 9 утра, мы и так сделали исключение для Вас, шериф, — промолвила она, слегка улыбнувшись, — Я позабочусь о мисс Аддамс.       Она заботливо поправила ей подушку.       Ксавье дотронулся до её руки и прошептал:       — Я буду в коридоре, если что зови на помощь, — улыбнулся он, чем заставил её обратить на себя внимание.       Но боль внутри не прекращалась.       Когда все вышли, Уэнсдэй потянула свою затянутую трубками и проводами ручку к изголовью.       Десять минут она боялась его открывать, нервно перебирая листок из руки в руку.       Глаза неестественно блестели. А рана болела и пульсировала всё сильнее.       — Любимая. Бесконечно моя Уэнсдэй Аддамс. Я буду звонить и писать каждый день, как только обзаведусь телефоном. И не волнуйся, я помню твой номер. Мне нужно немного побыть в одиночестве, я хочу исправить эту боль внутри, чтобы она не привела к подобному исходу. Я счастлив, что ты жива, но могло быть иначе. Я безумно испугался за тебя. Я виноват. Прости меня. Прости. Прости. Я никогда и никого так не любил. Ты — вся моя жизнь. Я вернусь к тебе, я обещаю.       Сжав его в руке, она всё же выплакала остатки своего мертвого сердца. На этот раз ей казалось, будто ничего вокруг не имеет значения. У неё была цель — встать на ноги, раскрыть тайны института, подобраться как можно ближе к Торпу старшему, закончить чертов Невермор и уехать из этого забытого Богом городка куда подальше.       Ведь несмотря на то, что они с Тайлером пережили, он бросил её. Просто уехал, оставив клочок бумаги, что по его мнению должен был забрать её боль. По всей видимости, он думал, она есть только у него, и чувства есть только у него. Тайлер настолько погряз в своей болезни, что перестал думать о том, что другие тоже умеют страдать. Но это так не работало. Боли стало ещё больше, ей можно было умыться с ног до головы. Она ненавидела его. За то, что он заставлял её это чувствовать. Общаться с ним по телефону, словно это какая-то игра, будто они не живые люди, а симы. За это она и презирала гаджеты, они позволяли обманывать, скрывать истинные мотивы, настоящую сущность человека. Это было лишь подделкой эмоций. Если бы можно было вручать кубки за эгоизм или возводить памятники, Уэнсдэй бы несомненно сделала это для Тайлера.       Всю ночь она не могла сомкнуть глаз, думая о нём. Человек, что провёл пальцем по ей судьбе, стерев все грани и пределы, сидел глубоко внутри неё. И она понимала, что своей болезнью он сделал и её ещё более сумасшедшей, потерянной и зависимой. От его присутствия в её жизни думать о себе становилось каким-то квестом. Именно поэтому каждая минута без него, в осознании его исчезновения мучала настолько, что ей хотелось спрыгнуть из окна этой проклятой больницы. Лучше бы она умерла прямо там. Она думала о всех проблемах, что выпали на их путь, будь Тайлер хоть на секунду таким же стойким, как Алекс, он бы ни за что не бросил её одну на этой ледяной койке. И ей не хватало этого. Ощущения, что он всегда будет рядом, что бы ни случилось. Что его импульсивность и чувства к ней переборют страх за то, что он сделал с ней. Необходимость в нём прожигала нутро, но она чётко знала, что теперь нужно быть сильной и терпеть ради них обоих, учить его принимать свои поступки… _________________________________________       Ранним утром шериф зашёл в палату.       — Я достал все электронные адреса репортеров, Белого дома, конгресса, полиции и других, но право нажать на кнопку отправки за тобой, Аддамс, — улыбнулся он, протягивая ей планшет.       Он видел, что она в буквальном смысле слова отвратительно выглядит. Если обычно она была бледной, то сейчас просто зелёной, безликой и потерянной. Словно она вообще не слышала его слов, уткнувшись взглядом в холодную стену.       — Аддамс… — он сжал её руку, — Черт, если бы я знал, я бы выбил из него эту идею, я клянусь, он любит тебя, и поступил глупо.       Конечно, Тайлер и сам метался прежде, чем сделать это. Но уйти куда проще, чем взглянуть проблеме в глаза. Сложнее было только самой Уэнсдэй.       Говорят, что дома даже стены лечат, но, когда твой дом там, где любимый человек, именно он должен стать твоим спасением, твоим лекарством. Которого сейчас была острая нехватка.       — Всё нормально, — начала она приподниматься, стиснув зубы.       Рука потянулась к планшету, всё уже было прикреплено, ящики были вбиты, осталось сделать один клик. И она сделала это. С победоносным видом.       Буквально через пять минут Ксавье забежал внутрь.       — Началось!       Они включили телевизор в её палате, по всем новостям трубили о случившемся, полиция незамедлительно выехала на проверку, задержание подставных лиц и освобождение изгоев, даже неподалеку они слышали звук раздающихся сирен.       Аддамс чувствовала ложное освобождение. Наконец, она добилась этой правды, от которой, как она думала должно стать легче, но, напряженно, выдохнув, она поняла, что внутри было как в пустой банке. И Донован видел это.       — Я хочу немного поспать, проинформируете меня, как начнется что-то очень интересное, — спросила она у него и слегка отвернулась, даже не дождавшись ответа.       Всё, что он мог это приглядывать за ней, пока Тайлер был неизвестно где. _________________________________________       Первую ночь он совсем не спал, стащив из ближайшего пустующего дома вещи и приняв душ. Он скитался по лесу и думал о том, что натворил. Вспоминая взгляд своей матери, обездвиженное тело Уэнсдэй. Он прекрасно понимал, что Алекс сделал бы всё совсем иначе. И не простил бы его за эту слабину. В голове пульсировало. Жизнь казалась сложной, запутанной и бессмысленной. Но стоило задуматься о словах Хейза, всё нутро медленно начинало собирать внутреннюю крепость из маленьких кирпичиков.       — Значит, ты всё же понравился ей? Или она доверилась тебе. Дела не меняет…       Она доверилась ему, снова. А он обидел её и исчез, скрываясь за маской боли. Его мучали эти мысли, он не понимал, как действовать правильно. Но точно знал, что Уэнсдэй Аддамс сильнее его.       Лицо того мальчика никак не выходило из головы. Это был всего лишь ребенок, который заступался за свою мать, несмотря на то, что у него была жизнь намного сложнее, чем у самого Тайлера. Над ним четыре года ставили какие-то опыты. Он не знал собственного отца, видел мать только на бумаге в последнее время, да и те редкие встречи, что были ранее не имели четкого образа в голове… Тайлер жалел. Младший брат, о котором он всегда мечтал был совсем близко. Ведь всё, что ему было необходимо — это забота о ком-то, чтобы морально вырасти из этого образа несчастного, сломленного и брошенного подростка. Ночь прошла прямо в лесу в сомнениях и мучительных коротких снах. Наступало время, когда нужно было брать жизнь в свои руки.       Ранним утром он вышел в соседний город и решил позвонить ей с ближайшего таксофона.       Увидев неизвестный номер на экране, она всё же взяла трубку, потому что предполагала, что это может быть полиция, но услышав его голос на том конце провода, она тут же её сбросила и отключила телефон. Последующие его звонки не доходили, заканчиваясь короткими гудками. И конечно она готова была раскричаться на него, сказать, что он необходим ей как воздух, но он сам должен был сделать это. Она достаточно бегала за ним всё это время, спасала и оказывала помощь. На этот раз карт-бланш был в его руках.       Он догадывался, что она сердится на него, но думал, что это связано с его поступком, вспышкой агрессии, поскольку вообще не понимал психологию восприятия. Оценка собственного поведения давалась тяжело, ведь нужно было читать чужие эмоции и извлекать мораль, что он почти не умел делать. Обычно он совершал какой-то поступок и разделял его в своей голове на что-то плохое и хорошее, правильное и неправильное. Именно поэтому он помнил, что совершил в большинстве случаев, когда была какая-то приятная или просто понятная причина сделать это и ничего не помнил, когда причины не было как таковой. Как в случае с мальчишкой в детском саду и карандашом, что он воткнул в его руку. Это он с легкостью выбросил из головы, как и убийство тёти Норы. Но в случае с Уэнсдэй было много положительного, приятного, запоминающегося, именно поэтому воспоминания о предательстве поделились. Сейчас же он вспоминал наплывами ту их связь в пещере, первый их секс с той личностью на столе, и буквально хватался за голову от всего этого хаоса в своих мыслях. Единственный человек, что помог бы ему справиться с этим была она. И опять он хотел её помощи, не понимая, что ей самой нужна помощь. Его поддержка, хотя бы там в той одинокой палате с невыносимой болью в брюшной полости. Он не понимал этого, но надо было когда-то начинать, и тогда мозг подтолкнул его к единственному правильному решению позвонить отцу. Кроме того, он знал только два номера наизусть.       — Пап, привет…       Вопросы посыпались сразу, и отец не мог перестать читать ему нотации.       — Тайлер, она чуть не умерла, а ты просто бросил её, ты выше всего этого, лучше и чище. Она ждала тебя, когда пришла в сознание. Зачем ты так с ней? Я понимаю, есть проблемы с твоим состоянием, но ты не единственный, кому нужна помощь. Ты бы видел её, она мертвее всех мёртвых. Нельзя так поступать, сын, мы оба знаем, что бывает, когда люди, хоть и во благо, уходят в забвение, словно их и не было. Приезжай обратно, так нельзя, — слова шерифа были непривычны даже ему самому, он никогда бы не подумал, что будет учить Тайлера любви, а тем более, любви к той самой Аддамс, — Иногда нужно делать что-то вопреки тому, что тебя не простят или осудят. Делать, потому что должен и нести ответственность. Даже если бы она не простила тебя за тот поступок, ты бы знал, что пытался.       Разговор, что хоть как-то помог ему собрать мысли в кучу. Ему нужен был этот пинок, это маленькое осуждение. И он знал, что отец прав. Но нервно ковырял провод от трубки, облокотившись на стенку в телефонной кабинке…