Последний вдох

      «Это была не совсем любовь с первого взгляда, но она была глубже. Чувство принадлежности к месту, о котором я никогда не знал, что хочу, но почему-то всегда нуждался в нем. Это был дом, в котором билось сердце» © Никки Роу.       Слова отца приводили его в чувства.       Теперь к страху о её состоянии добавился ещё и страх, что она подумала, будто ему совсем не важна. Но это была настолько не правда, ведь всё было совсем наоборот.       — Я понял, — коротко согласился он с отцом и повесил трубку.       Ему так надоело пресмыкаться перед своим внутренним страхом, что в мгновении в его голове возникла мысль, что поступать нужно по совести, по желанию, а не так, как кажется правильным, по стандарту или учебнику. И всё, чего он хотел сейчас это быть там рядом с ней, целовать её и жалеть, гладя рукой по её черным как смоль волосам.       Всё-таки послушав отца, он остановил попутку на дороге, ехать было всего пару часов, но за них он уже успел разнервничаться настолько, что мысленно представил, будто Уэнсдэй завела другого парня, хоть и знал, что это вряд ли возможно, пока она лежит в больнице. Всё было совершенно глупо, как-то по-подростковому глупо, ведь они любили друг друга как взрослые, но постоянно попадали в какие-то неправильные ситуации. Однако, думая о своих отце и матери, он понимал, что от возраста глупые поступки абсолютно не зависят. Видимо, когда любовь велика — в мыслях сплошной дурман. ________________________________________       У Ксавье был уже миллиард пропущенных звонков от отца, гневные сообщения, которые он даже не хотел открывать.       Шумиха, что поднялась вокруг, отвлекала даже местный персонал.       Режим дня немного съехал из-за того, что происходило вокруг, поэтому ранним утром пациентов никто не будил.       Уэнсдэй снова снились сны, сил было мало, поэтому она очень много спала. Донован и Ксавье то и дело заглядывали и проверяли её. Медсестра уже всерьез верила, что парень с хвостиком никто иной, как её жених, а шериф — отец, ведь других взрослых рядом не было. Видения были пугающими, потому что Тайлер всё время был по локоть в крови, как в том видении при их первом поцелуе, словно этот образ навсегда впечатался в её мозг. Но она знала его настоящего. Такого, каким он стал рядом с ней. Поэтому видеть это снова было мучительно и жестоко.       Туман перед глазами начал рассеиваться. Ей всё еще кололи обезболивающие, поэтому сознание было немного спутанным, а голос уставшим. И лишь полностью раскрыв свои глаза через силу она увидела его странный образ перед собой.       Вид был и впрямь непривычный, просто ужасно обтягивающие, черные, зауженные джинсы и белая футболка, что, кажется, выделяла своей теснотой каждый мускул на его теле. Уэнсдэй на секунду показалось, что ей это мерещится. Она потрясла головой и закрыла глаза, но открыв их вновь, поняла, что он всё же настоящий. Вид его рук притягивал взгляд похлеще магнита, от переживаний на его шее нервно гуляла выступающая жилка.       — Прости, я не должен был уезжать, — посмотрел он виноватым взглядом.       — Какого хипстера ты ограбил? — приподняла Уэнсдэй бровь, озадаченно разглядывая его с ног до головы.       Тайлер засмеялся.       — Шутишь, я рад, что ты идёшь на поправку, — промолвил он.       Уэнсдэй молчала. Внутри было больно. И внешний вид полностью этому соответствовал.       От его походки замирало сердце. Если он ходил в этом по городу, она представляла, сколько девушек мысленно раздевали его догола. Но ей нельзя было об этом думать. Ведь она злилась.       Он присел рядом с ней, пытаясь взять её за руку, но она вдруг одернула её, глядя на него как на заклятого врага.       — Уэнсдэй, я правда прошу прощения за свой поступок, что бы я не сказал сейчас, это меня не оправдает, — тон его голоса был таким хриплым и уставшим, что от него бежали мурашки по коже.       И она непроизвольно вспомнила их разговор на Вороньем балу.       — Я могу дать тебе миллион оправданий, но по правде я еще пытаюсь это понять. Я ужасно поступил, но клянусь, я не ужасный человек…       Только в этот раз текст напрямую касался её.       Она смотрела на него своим испепеляющим взглядом и боялась промолвить хоть слово, чтобы вновь не сдаться ему за считанные секунды. Даже её лицо ожило, стоило ей увидеть его. И театральный вид ненавидящей спутницы становился каким-то неправдоподобным и даже фальшивым.       — Уходи, — прозвучал ледяной, убивающий тон и она немного отвернулась к стенке, глядя на скомканное письмо возле изголовья, которое она перечитывала уже три раза.       Он наклонился к её уху, слегка убрав за него выпутавшиеся из косички пряди волос.       — Я никуда не уйду, — раздался шёпот, что отдавал в районе её живота.       Всё неприятно ёрзало внутри, хотелось обнять его, элементарно вдохнуть его запах, как бы жутко странно это не звучало.       Голос собственного разума возродил внутри личного Люцифера, что подталкивал её к нему прямо в руки, но она отчаянно сопротивлялась этому.       — Ксавье! — крикнула она, вопреки своим желаниям, и взволнованные оливковые глаза выглянули из-за двери.       — Звала? Что случилось?! — тревожно спросил он.       — Уведи его отсюда, пожалуйста, — просила она гнетущим тишину голосом.       Ксавье растерянно стоял и понимал, что его вновь втягивают в чужие разборки.       Хуже этого просто не могло быть.       Ведь он понимал, что это спектакль, их чувства были у всех на ладони. Кажется, только они сами в упор этого не замечали, мучая друг друга и сводя с ума бесконечными противоречиями и конфликтами. Вроде бы ничего необычного в их возрасте, но нервы щекотало до каких-то вселенских масштабов.       — Ей надо отдыхать, Тайлер, — сказал он, стиснув зубы.       — Торп, выйди, закрой дверь! — настаивал Галпин, хоть и помнил, что для реальной ненависти именно к нему нет причин. Но почему-то его кулаки постоянно чесались, стоило ему увидеть его возле неё. Какая-то нездоровая, патологическая ревность.       — Почему вы такие невыносимые, — промолвил Ксавье и психованно вышел, хлопнув дверью.       Уэнсдэй приподняла брови и покачала головой. Её раздражали эти разборки, она бы предпочла сидеть в гордом одиночестве, нервничая и пожирая себя своими предположениями.       — Простишь меня? — вновь мучал он её своими вопросами.       — Я уже сказала — нет, — скупо выдала Уэнсдэй, рассматривая катеторы, торчащие из её руки. Притворяться хладнокровной сукой у неё получалось на генетическом уровне. Словно она родилась с этим выражением лица — безучастным, отстраненным и жестоким.       — Как я обожаю это, — нервно произнес он, скрестив пальцы на своих руках.       Она даже повернула свою голову от этого странного выражения.       Его манипуляторская улыбка смотрела на неё в ответ. Глаза горели подозрительным неестественным блеском. Буквально на секунду к ней подкралось опоясывающее нутро чувство, что в нём промелькнул он. Но она тут же выбросила это из головы.       — Чего ты хочешь, Уэнсдэй? — задал он вполне резонный вопрос, но всё, что она могла произнести касалось его ухода, — Я виноват. Когда мне нужна была твоя помощь, ты всегда была рядом, даже тогда в том бункере, ты порезала свою руку, лишь бы только я попытался выйти на связь. Когда я ушел к Джефу, ты нашла меня там. Когда ты назвала меня моим вторым именем я взбесился и переключился, лишь бы только не видеть тебя, чёрт, ты всегда была рядом, а я ушёл. Я знаю, что не должен был делать так, я снова оставил тебя одну. Я — кретин.       — Что ты сказал? — спросила она дрожащим тоном. Он несколько секунд не мог понять почему она занервничала.       — Ты про Алекса? Да, я почти всё вспомнил, — сказал он, и у Уэнсдэй случилось какое-то внутреннее землетрясение. Он так спокойно об этом говорил, а её бросало в жар от этих мыслей.       Тайлер понимал, о чём она думает.       — Расслабься, я воспринимаю это иначе, — объяснил он, — сейчас я словно был там сам.       Уэнсдэй тяжело вздохнула, её утомило это эмоциональное напряжение, и всё чего она хотела — это снова уснуть, не ощущая это давящее на грудную клетку чувство. Хоть её сны в последнее время и отличались какими-то неприятными воспоминаниями, но даже это было лучше реальности.       — Я очень тебя прошу, уйди, — промолвила она холодным, но молящим тоном.       — Уэнсдэй Аддамс, ты ведь не хочешь этого, — произнес он следом.       — Откуда тебе знать, чего я хочу, а чего нет?! — нервно рявкнула она, уже словно съехав с катушек от его назойливости.       — Потому что я знаю тебя. Вижу, как твои губы пересохли в ожидании моих, слышу, как громко стучит твоё сердце, и я уверен, что если сделаю так, — его рука залезла под тонкую простыню, которой она укрывалась, будучи в одном больничном халате. Она тут же вздрогнула и была совершенно растеряна, ведь он вёл себя так, будто в нём вновь говорил Алекс, — то ты вся вытянешься как струна на твоей виолончели.       Её брови недоверчиво и испуганно дернулись наверх, лицо накрыло какое-то жалостливое выражение. Нога слегка соскользнула от напряжения, и Тайлер ухмыльнулся.       В нём с самого начала был весь этот кодекс манипулятора, который он знал наизусть. И она уже по уши погрязла в этом.       Его шершавые пальцы навязчиво гуляли по её бедрам, отчего взгляд устремлялся будто куда-то сквозь белоснежную, больничную простыню. Она не могла пошевелить ни языком, ни руками, проваливаясь в ощущении его контроля над её телом.       Ноги дрожали, пока он лишь слегка касался их кончиками пальцев. Но внутри уже разгоралось целое пламя.       Одно маленькое движение, и баланс Уэнсдэй Аддамс уже был нарушен.       — Я помню, что ты любишь, — уверенно сказал он, — это ощущение… будто ты моя.       — Прекрати делать это со мной, — её голос казался обманкой даже ей самой.       Мечтавши пробудить в нём сожаление о том, что он ушел, она вызвала какой-то сумасшедший поток похоти, что лился из них обоих. Его руки так давно её не касались.       А их души были на болезненном расстоянии друг от друга.       Он и не собирался убирать оттуда свою руку. Казалось, он пришел сюда для этого.       Ей на секунду показалось, что это дразнящий, невыносимый, но очень реалистичный сон, в котором все её желания всплыли на поверхность.       Она всё также вздрагивала, пытаясь выдавить его из своего пространства.       И всё, что разделяло её от глотка свободы — это кнопка возле её ладони, но она предательски не хотела её нажимать.       Он делал это так бесцеремонно, нагло заглядывая в её глаза, как тогда в том самом склепе Крэкстоуна, и его улыбка сверкала своей ангельской чистотой, за которой скрывался настоящий дьявол.       — Тайлер, — собравшись с силами промолвила она возмущенным тоном, что выглядело довольно смешно, ведь голос почти перешел на возбужденный вздох.       От этого в палате стало ещё жарче.       Его пальцы уже готовы были приступить к мучительным пыткам, она чувствовала, как нахально и томяще они двигаются выше, глаза непроизвольно закрылись в этом первом касании, а руки вцепились в простынь, напрягая вены, из которых торчали иголки.       Не было ничего приятнее этого. Даже боль от ранения растворилась в воздухе, когда он вырисовывал между её ног какие-то неизвестные ей символы.       Она была помешана. Его движения ускорялись, а улыбка сменилась каким-то убийственным, беспощадным взглядом. Всё же в Тайлере было много всего неизведанного. А чего именно, ей только предстояло узнать.       За невозможностью полностью молчать, она всё же периодически издавала какие-то нечленораздельные фразы себе под нос, больше похожие на простые звуки. Она вновь ощущала себя исследовательским проектом перед ним. Он будто проверял насколько она зависима и готова ко всем этим выходкам. Его возбуждение сводило его с ума. Это было что-то животное, но трогать её сейчас было бы преступлением, хоть он и представлял, как обволакивает её горло своими руками, как проталкивает свои пальцы ей в рот, и как глубоко двигается в ней резкими, жадными движениями. Отчего в штанах происходил апокалипсис.       — Если бы ты только знала, как я хочу тебя, — простонал он ей в унисон, доводя её до критической отметки.       Ведь совокупность его слов и движений могла заставить её дергаться в конвульсиях.       Её ноги окончательно разошлись в стороны, а его пальцы то проникали внутрь, то танцевали на её коже, заставляя тело напрягаться, пока бедра двигались навстречу этим касаниям. Из-за всего этого она забыла про свои швы, про боль, что была постоянным спутником уже почти целые сутки, ей нужна была эта разрядка.       Его вторая рука остановила её сумасшедшие движения бедрами.       — Я сам, не двигайся, — продолжал он шептать, нависая над ней.       И, наклонившись прямо к её уху, слушая её тяжелое дыхание и дикий стук сердца, он понимал, что она вот-вот достигнет кульминации.       — Простишь меня? — гадкий вопрос, что застревал в её ушах, пока она молчала.       Пальцы вдруг предательски остановились, отчего она почти взвизгнула в негодовании и неудовлетворении. Он ждал её ответа с безобразно довольным выражением лица.       — Я сделаю с тобой тоже самое, Галпин, — процедила она суровым тоном, будучи в двадцати сантиметрах от его лица.       — Скажи — да, — его руки вернулись обратно, а язык коварно скользил по её шее. Всё тело изнемогало и пульсировало. Она смотрела на этот возмутительно сексуальный вид его тела в этой одежде, которую хотелось сорвать прямо здесь и сейчас. Но она даже не могла встать с этой койки, пока фантазия в голове никак не унималась.       Он чувствовал, что апогей близок, всё было таким чувствительным, напряженным и изнемогающим. В её глазах загорались огни. Она выглядела как лисица на охоте. Дикая, заведенная, опасная. Его пальцы уже утопали в ней. Секунда. И её окутало волной послушания.       — Да, — промолвила она на выдохе, сжимая собой его пальцы внутри. Это было нечто невероятное.       То, что соединяло их какими-то узами подчинения и принадлежности друг другу.       — Я больше никогда тебя не оставлю, клянусь, — сказал он, сжимая своей рукой её, — Пожалуйста, прости меня.       У Уэнсдэй внутри было такое чувство, будто её обвесили гирляндами, чтобы она казалась менее мрачной и безликой, но стоило их снять, как она вновь становилась самой собой.       И как им повезло, что никто не застал их в таком виде, ведь буквально через пять минут в дверь постучал Донован. И, не дождавшись разрешения зайти, схватил пульт и включил телевизор.       — Слушайте, — промолвил Донован, прибавив звук, пока они молча сидели в каком-то стеснении, что окутало их с головой.       — Владельцем сети исследовательских центров является Дэйв Сазерленд, как сообщают в пресс-службе Fox News. Он уже признал вину в совершенных преступлениях против людей, изгоев и государства. Кадры с задержания, комментарии представителя Министерства обороны дальше в прямом эфире. Расскажет Ларс Фендер. Ларс?       — Да, Нэнси, полиция близко не подпускает, но нам удалось взять интервью у Говарда Хелли — представителя нац. безопасности.       — Дэйв Сазерленд, конечно, — рявкнул шериф, усмехаясь.       — В настоящее время мы можем прокомментировать лишь то, что ведется проверка, все виновные лица будут установлены и понесут наказание в соответствии с законом, — холодным тоном произнес мужчина в деловом костюме и поспешил удалиться в машину.       — Аддамс, будет интервью, если ты, конечно, хочешь, — произнёс шериф Галпин, — Кроме того, мне звонил твой отец, ты выключила телефон, и они переживают, дорога долгая, твой брат тоже едет.       — Этого ещё не хватало, — Аддамс вздохнула и закрыла глаза от напряжения.       Донован поспешил выйти, слегка улыбнувшись, чувствуя искры, что метались по комнате.       Тайлер ждал, что она скажет ему хоть слово после этого, но она держалась как кремень. Хоть он и чувствовал, что она любит его.       Его взгляд сверлил в ней дыру.       — Это ничего не меняет. — сказала она убийственным голосом.       — Я всё равно буду рядом, — настойчиво выпалил он.       — Как знаешь. Можешь таскаться за мной как потерянный щенок. Я не изменю мнения, — стреляли её слова ему в сердце.       Но они так противоречили её внутреннему миру.       Ведь пока он стоял перед ней такой красивый, под кожей бегали маленькие паучки.       И если бы он не знал её, то поверил бы в этот пустой, равнодушный взгляд, но глубина её глаз как всегда говорила обратное.       — Я знаю, но это не меняет того факта, что я тебя люблю, — он смотрел уже изученным ей пронзающим внутренности взглядом.       Внезапно в палату прибежала та самая медсестра, что была довольно милой, но чересчур вежливой, чем неимоверно раздражала. Хоть сейчас это и было неким спасением от тяжёлого разговора.       — Сегодня из-за этих новостей мы опоздали с завтраком, да, красавица? — промолвила она тонким голоском, расставляя тарелки с подноса и оглядывая Тайлера с ног до головы каким-то заинтересованным, оценивающим взглядом, и Уэнсдэй хотелось сжечь её дотла, облив бензином.       Кажется, их ревность работала в обе стороны.       — Я буду в коридоре, покушай и отдохни, — будто приказным тоном прозвучало из его рта, и он вышел.       Торп также сидел в каком-то нервном состоянии.       Два парня, что любили одну девушку, вынуждены были почти всё время взаимодействовать.       — Выходит, у нас теперь есть брат, — сказал Ксавье.       — И не говори, — Тайлер перебирал рукой кудрявые волосы.       — Безумие, — промолвил Торп.       — Еще какое, — согласился Галпин и, выдавливая из себя нужные слова, всё-таки произнес, — Прости, что я вёл себя, как идиот. За твою фреску, и за эту сцену. Просто я люблю её, ты знаешь, иногда это заставляет мозг отключаться.       — Да, с тобой это часто случается, — издевался Ксавье, но Тайлер лишь промолчал.       — Не обижайся, просто вы иногда ведете себя, как дети, — добавил он нравоучительным тоном.       — Я знаю, — ответил Тайлер, и приподнял уголок губы вверх.       Спустя пятнадцать минут он хотел проверить, как она себя чувствует, но когда зашёл вновь, она уже мирно и тихо спала, даже не прикоснувшись к завтраку…