Второй пилот

      Скоро, о котором говорил Хорнер, наступило 13 февраля. Оно не дало шанса сесть за руль — это была лишь презентация болида нетерпеливой прессе и ещё более нетерпеливым Тибо и Мише. Но это событие ознаменовало очень близкое начало сезона. Тестовые заезды начинались уже через несколько недель. И воздух начинал вибрировать. Миша ощущала отголоски волнения.       — Какие планы на предстоящий сезон у команды «Ред Булл Рейсинг» и персонально у Вас, Тибо?       Презентация проходила в большом конференц-зале в Милтон-Кинс. Почти весь амфитеатр сидений был занят прессой, под задней стенкой толпились сотрудники команды. На сцене перед свеженьким болидом, натертым до зеркального блеска карбонового фюзеляжа и гладких резин, сидели пилоты. Бастьен и Кёйпер только что сдернули с машины накидку, оголяя её перед оглушительной волной вспышек фотокамер, а теперь с микрофонами в руках ерзали на стульях, то оглядываясь на болид, то поворачиваясь к репортерам.       — Прервать серию беспрерывного мирового чемпионства Льюиса Хэмилтона, не меньше, — ответил Бастьен.       — Точно! — Выкрикнул сбоку от сцены Кристиан Хорнер, и несколько журналистов засмеялись. Со своего места поднялся Уилл Бакстон.       — Во-первых, поздравляю с переходом в Формулу-1, — начал он, и на мгновенье зал заполнился очень густыми аплодисментами. Когда те поредели, Бакстон продолжил: — Уже два сезона Тибо уверенно держит позицию первого пилота команды. Даниэль Риккардо не справился с этой конкуренцией и ролью второго пилота. Какой будет твоя позиция?       — Очень простой, — Миша бросила взгляд на директора команды. Хорнер скрестил руки на груди, широкая улыбка на его лице сморщилась до выражения плохо скрываемого недовольства и настороженности. Во многих командах, вращающихся вокруг первой тройки, были любимые и второстепенные пилоты. Никто никогда этого вслух не признавал. — Тибо придется отстаивать своё место «первого» пилота в честном бою.       Краем глаза она заметила, как Бастьен вскинул брови и качнул головой.       — На место второго пилота ты не согласна? — Уточнил Бакстон, обворожительно улыбаясь.       — С чего бы? — Парировала Миша.       — Вот именно! — Воскликнула Аннелен и отвернулась от телевизора.       Запись презентации крутилась на повторе фоном и причиной их небольшого семейного празднования. Под невысоким потолком повисли золотые воздушные шары, складываясь в немного покосившееся слово — «ПОЗДРАВЛЯЕМ». На полу рассыпалось разноцветное конфетти; мама и сестры встретили Мишу нацеленными в неё хлопушками. На журнальный столик — квадрат крепкого стекла, положенного на четыре стопки кирпичей — облокачивалась картонная фигура самой Миши в полный рост, её свежее промо-фото для «Ред Булл Рейсинг». Рассмотрев себя в гоночном комбинезоне, деловито сложившей руки на груди и смотрящей решительно исподлобья, Кёйпер рассмеялась.       Теперь они сидели за столом. Мама наготовила их любимой еды и разлила всем, даже пятнадцатилетней Йоанне, вино. Та старательно делала вид, что это ей в новинку, и потягивала его маленькими глотками.       — Как родители Бастьена? — Спросила мама, возвращаясь от духовки к столу. По кухне и прилегающей гостиной начинал растягиваться густой карамельный запах её медово-яблочного пирога.       Миша отправила в рот комок остывшего пюре и пожала плечами.       — Не знаю. Не пересекались. Я и с самим Бастьеном редко сталкиваюсь.       За два с половиной месяца с перехода Миши в «Ред Булл Рейсинг» они с Тибо несколько раз оказывались по разные стороны стола на созванных конструкторской командой совещаниях, пару раз виделись в тренажерном зале и однажды разминулись в коридоре административного этажа. Каждый раз они едва заговаривали друг с другом, предпочитая ограничиваться приветствиями. Как-то противоречиво это ощущалось нелепым в виду их давнего знакомства и в то же время весьма закономерным его продолжением. Кёйпер никогда не удавалось однозначно определить характер их взаимоотношений. Те редкие моменты, когда она почти начинала считать Бастьена своим другом, обрывались его внезапной отстраненностью и резкостью.       Его родителей Миша, напротив, трепетно любила и была очень благодарна. Как спорт картинг был дорогим удовольствием, обеспечить его своим детям могли преимущественно зажиточные семьи. Но семья Бастьена была настолько богатой, что его мать могла позволить себе быть на каждом соревновании Тибо и нередко возить с собой водителя и персонального репетитора сына; отец присутствовал на большинстве важных гонок. В то время как мама Миши лет с двенадцати — когда начались первые большие международные чемпионаты — вынуждена была доверять дочери самой садиться на автобусы и поезда, скрупулезно рассчитывать свой бюджет на пропитание и почти никогда не останавливаться на ночлег в отелях, а дожидаться первого транспорта на вокзалах и станциях. Мама просто не могла себе позволить выходной. С тех пор как отец умер, и до совершеннолетия двух старших дочерей она была вынуждена совмещать две или три работы. А так, Миша Кёйпер почти всегда была без сопровождения взрослых, в лучшем случае — вместе со старшей на два года сестрой Аннелен. Родители Бастьена о ней заботились, болели за неё.       Она удивительно точно даже по истечении стольких лет помнила, как однажды они подвезли её на своей машине. В 2010-м юниорский чемпионат проходил в немецком Штутгарте. Оттуда до Парижа лежала почти прямая трасса, но месье и мадам Бастьен, не принимая слабых попыток Миши отказаться, построили свой маршрут через Бельгию, сделав значительный крюк через городок Валькур, чтобы отвезти Мишу прямо домой. Кёйпер хранила ту поездку в сердце с особым теплом, хотя сам Тибо все пять часов просидел, спрятавшись за наушниками и отодвинувшись на заднем сидении от Миши так далеко, что почти вжимался в дверцу. Его родители были для неё чем-то надежным и уютным. В их последнюю совместную гонку с Тибо перед его переходом в Формулу-1, его мать подошла к Мише, обняла и говорила, что очень гордится ею и как однажды она сама добьется своей мечты.       Забавно, но мечта эта зародилась в Кёйпер волей случая.       Отца не стало, когда Аннелен было почти 11, Мишель — 9, а Йоанне едва исполнилось 2. Достаточного заработка в небольшом Валькуре мама найти не могла, а потому устроилась на несколько работ в близлежащем городе Шарлеруа. Там же она пристроила двух старших дочерей в школу, а младшую — в детский сад. После занятий Аннелен и Мишель отправлялись к маме на работу, оттуда все вместе забирали Йоанну и садились на последний вечерний поезд до Валькура. Чуть больше года мама проработала на картодроме, и когда там собралось минимально достаточное количество младших школьников, желающих дважды в неделю посещать занятия, мама пристроила туда и Мишель. Так она села за руль карта лишь потому что просто сидеть и ждать было скучно. И уже от других детей она узнала про болиды, Формулу-1 и легенд вроде Фернандо Алонсо, Шумахера и Кими Райкконена. Миша часто шутила, что своей мечтой заразилась, будто простудой.       Она не помнила, был ли какой-то определенный момент, когда картинг из случайного хобби превратился в трепетно любимый спорт. Пока мама работала на трассе, Миша занималась бесплатно, а всё бесплатное и недорогое она очень быстро привыкла принимать и ценить. Наверное, больше из одолжения и благодарности собственнику картодрома, чем искреннего желания Миша согласилась принять участие в гонках в Антверпене. За ними последовали ещё несколько чемпионатов в родной Бельгии и даже один во французском Лилле. И неожиданно для себя Кёйпер занимала призовые места в каждом. За неимением других тем в небольшом Валькуре, их местная газета написала о юной Мишель Кёйпер несколько статей, проиллюстрировав их фотографией самой Миши и картодрома в Шарлеруа. Детей, желающих заниматься постоянно, а не разово проводить дни рождения на трассе, значительно привалило. И когда мама уволилась, самой Мише разрешили продолжать бесплатно заниматься в обмен на такую действенную рекламу.       Ей было 14, когда на Кубке Европы в Бриджстоуне она стала чемпионкой, и просто с подиума её сдернул представитель команды «Карлин Моторспорт», предложив спонсорский юниорский контракт. И тогда у неё уже не было ни малейших сомнений, что именно этого она и хотела — однажды стать профессионалом. В 18 она перезаключила с ними полноценный контракт и переехала в Англию, а полтора года назад её контракт выкупил Хорнер в команду «Арден».       Миша отложила вилку, оглянулась на свою картонную фигуру и улыбнулась мысли, что она десятилетняя ни за что бы не поверила этому.       — А этот… — прорвался к её вниманию голос старшей сестры. — Риккардо, так его зовут? Он кто — итальянец?       — Австралиец.       — А он… одинок?       — Аннелен! — Окликнула её Миша с притворно возмущенным выражением, и все вчетвером они рассмеялись.       — Но серьезно. Ты с ним знакома?       — Ещё нет.       — А меня познакомишь?       — Если будешь себя хорошо вести.       — Я помою посуду!       — Замётано, — Миша подмигнула сестре и поискала в кармане толстовки сигареты, а затем оглянулась в поисках зажигалки. Её набор для японской чайной церемонии на расписном подносе, где возле лампадки для поддержания температуры воды всегда лежала зажигалка, со стола вытеснил праздничный обед. И Кёйпер принялась оглядываться.       — Что ты ищешь? — Спросила мама, и вместо ответа Миша лишь подняла руку с зажатой между пальцев сигаретой. Мама неодобрительно вздохнула.       — На журнальном столике, — ответила она нехотя. И строже добавила: — Но не вздумай курить тут!       — Я у себя дома!       Мама выразительно скосила глаза на Йоанну. Та как раз сгребала себе в тарелку добавку тушеного мяса. Она подняла вопросительный взгляд.       — Она не младенец!       — Ми-ша, — тихо, утробно, по слогам проговорила мама, и Миша повиновалась. Она вышла из-за стола, подхватила брошенную на кресло косуху с байкерской защитой и вышла из квартиры.       Аннелен и сама Миша значительную — определяющую их — часть жизни росли и формировались самостоятельно. Не по собственному желанию мама давала им ничем не ограниченную свободу, но с Йоанной — будто компенсируя — бывала очень строгой, многое запрещающей. Старшие дочери сами покупали себе одежду и обувь, под свою ответственность учились и справлялись с трудностями в школе, гуляли допоздна и не всегда звонили маме. Чтобы получить разрешение покрасить волосы в ядовито-красный цвет и отстричь челку, Йоанне нужно было отучиться целый семестр на отлично. Аннелен и Миша меняли прически и цвет волос постоянно, о чем мама узнавала уже после и лишь коротко говорила:       — Тебе идет. Глаза становятся ярче.       Порой Миша жалела Йоанну за эти удушающие тиски маминой опеки, порой грустила, что она сама и Аннелен недополучали её любви. Порой она злилась на отца, и не столько из-за того, что его не стало, а потому что совсем его не помнила.       Спустившись по узкой, гулко поскрипывающей лестнице, Миша шагнула на крыльцо и закурила. Провожая взглядом потянувшуюся вверх струйку дыма, она запрокинула голову, закрыла глаза и негромко сказала:       — Пап, это я, Мишель. Представляешь, я — пилот Формулы-1.       Пока ей самой ещё не очень верилось, но начало сезона неизбежно приближалось. Сразу после презентации болида прессе Бесси отвела Мишу в сторонку, чтобы уточнить: после тест-сессий в Испании Кёйпер собиралась вернуться в Лондон, слетать домой в Бельгию или планировала отправиться прямиком в Австралию, чтобы заранее подготовиться к первому гран-при. Миша не сразу ответила, растерявшись. И не потому что не знала своих планов, сколько потому что ощущала себя неудобно, почти готовой извиниться перед Бесси за её беспокойство. Идея персональной ассистентки пока отторгалась разумом Миши.       Как и мысль о том, что десятилетнюю девочку в затертом, неприятно пахнущем комбинезоне, годами без стирки выдаваемом на картинге в Шарлеруа, ждал её персональный болид.