Второй пилот

      Миша приземлилась в Лондоне на следующий день, с ещё бродящим между висками похмельем. После гонок пилотам выпадали несколько выходных дней, чтобы прийти в себя, отдохнуть, собраться с силами для нового рывка в следующем гран-при. Но Кёйпер с марта взяла в привычку возвращаться на базу уже через сутки и погружаться в тренировки. Очень часто она встречала в Милтон-Кинс Тибо Бастьена, он тоже предпочитал работать на износ. Потому в этот раз Кёйпер написала Бесси и тренеру Айре, что в ближайшие несколько дней не появится.       Она не хотела видеться с Тибо, до конца не понимала, как могла на него отреагировать, а кроме того, не хотела видеть его реакции на неё. Пусть даже сама не знала, какое его поведение хотела увидеть.       Дома в своей небольшой квартирке в районе Боро, между прежде уютных кирпичных стен, необычайно больших для старой застройки Лондона окон с белыми ставнями и аскетичной мебели, Миша ощущала себя неспокойно. На следующее же утро она набрала сестру.       — Я знаю, что ты недавно брала отпуск и… Ты могла бы прилететь в Лондон? Может, мама отпустит с тобой Йоанну? Побудем втроем немного.       Аннелен в трубке на короткое мгновенье замешательства замолчала, потому что за четыре года жизни в Англии привыкшая к одиночеству Миша крайне редко вот так просто приглашала их к себе. Всё чаще Мишель нужно было напоминать о том, что они давно не виделись и что скоро её собственный день рождения или рождество, или что она не звонила маме три недели.       Вкрадчиво Аннелен спросила:       — Что-то случилось?       Миша не знала честного ответа. Что-то случилось — да, но что именно, она не могла понять. Она чувствовала, что её взъебали — фигурально и буквально. Изворотливой змеей в голову пробиралась мысль, что это Хорнер подговорил Бастьена, что директор испытывал все возможные тактики, чтобы вынудить Кёйпер втянуть когти. Но Тибо так бы не поступил. Миша хотела верить, что знала его, и что он не повел бы себя так. Что им двигало что-то другое, пусть всего лишь опьянение и привычное взбудораженное поднесение, возбуждение после удачной гонки.       — Я просто хочу побыть с вами, — ответила Миша, и что-то в звучании её голоса настолько не понравилось старшей сестре, что Аннелен прилетела тем же вечером.       Они заказали доставку половины позиций меню облюбованного ими итальянского ресторанчика, развалились на черном кожаном диване в пижамах, опустили экран и включили проектор, впрочем, полностью игнорируя фильм. Наматывая на вилку спагетти, Аннелен выстрелила прицельно точно:       — А что там Бастьен?       Спазм сжал горло Миши, и она негромко ответила:       — Не хочу о нём говорить.       — Снова поцапались?       Миша мотнула головой и с напором повторила:       — Аннелен, я не хочу.       — Ладно. Тогда расскажи мне про Риккардо.       Быстрым прокручиванием калейдоскопа её собственная погруженная в полумрак, пропитавшаяся пряным запахом томатного соуса и бальзамической кислотой салатной заправки гостиная сменилась горечью её собственных сигарет в клубе «Твига». Она ощутила в своей руке холодное стекло бокала, на коже стягивающую липкость, саднящее давление на бедрах, клубок жара между ног, и снова потрясла головой.       — О нём я тоже не хочу говорить.       Аннелен притворно нахмурилась:       — Ты что, и с этим милахой умудрилась поцапаться?!       — Нет, напротив. Мы… постепенно становимся друзьями, — она попыталась согнать с себя лавиной наползшее оцепенение, поковырялась в тарелке и наколола креветку. — Скоро даже будет съемка нашего совместного интервью.       — Ухты! А меня с собой возьмешь?       Миша засмеялась:       — А тебя не уволят за постоянные отлучки?       — Та зачем мне будет нужна та работа, если мне удастся заполучить Риккардо?!       На следующий день они спонтанно купили последние билеты на стендап-концерт, хотя Аннелен довольно плохо знала английский и едва разбирала шутки на отдельные слова. Но это была её идея, лишь бы не заплывать дома. Они просто вбили в поисковик сайта продажи билетов дату мероприятия и ограничили зону проведения до нескольких районов Лондона, совершенно проигнорировав фильтр предпочитаемых жанров. И оплатили первый же вариант.       До бара «Угольный сарай» сразу возле съезда с моста Тауэр-Бридж от квартиры Миши было пятнадцать минут неспешной ходьбы. Майский вечер был ещё прохладным и доносящим влажные дуновения приближающегося дождя, но оранжевая яркость отражающегося в стеклах заката была уже летней, обещающей скорое тепло, дразнящей еще со школьных времен засевшей надеждой на что-то захватывающее.       Настроение Миши улучшилось. Они с Аннелен договорились, что, если стендап им не зайдет, они перейдут Темзу по Тауэр-Бриджу и нагрянут в какой-нибудь ночной клуб. Но девушка, десять минут выступавшая на разогреве, им понравилась, так что они решили остаться и на основного комика. Парень пакистанского происхождения сначала тяжело заходил публике, но сама Миша обнаружила, что хохотала над его острыми шутками. Аннелен, которая больше обращала внимание на официантов, чем на выступление, в какой-то момент наклонилась к Мише и проговорила не к месту:       — Бастьен.       Она обернулась к сестре, хмурясь.       — Что?!       — Там сидит Бастьен, — и кивком Аннелен указала направление.       Что-то грузной твердостью обвалилось в живот, и когда Миша оглянулась, её вдруг начало подташнивать. Она рассмотрела его через несколько столиков, сидящим вполоборота от сцены, со скучающим видом уткнувшимся в телефон. Холодное свечение экрана подсвечивало его длинное лицо, западало тенями под скулами, придавало опасного блеска темным глазам.       Оставшиеся полчаса, как ни силилась обратить всё свое внимание на комика, Кёйпер ловила собственный взгляд скользящим в сторону, хватающимся за силуэт мощной шеи и покатых плеч. В какой-то момент, когда унять неспокойное подергивание ноги ей так и не удалось, Миша толкнула сестру локтем и прошептала:       — Давай уйдем.       — Тебе же нравится.       — Уже нет.       — Ну давай хоть останемся, чтобы поздороваться с Бастьеном!       — Обойдется.       — Миша, он твой товарищ!       Она едва сдержалась, чтобы ляпнуть в ответ, что Бастьен был ей кем угодно, но не товарищем, но промолчала. И сдалась. А после окончания выступления послушно поднялась и двинулась за сестрой, пересекающей зал.       — Тибо! — По-французски окликнула она, и Бастьен удивленно вскинул брови, обернувшись на голос.       — Аннелен? — Вопросительно произнес он, и затем вмиг осипшим голосом добавил, встретившись с ней взглядом: — Миша.       — Привет, — выдохнула она.       — Ты что тут делаешь?       — Я… — Он растерянно оглянулся и, когда из-за его спины вышла красотка оливковой кожи и лоснящихся иссиня-черных волос, кивнул на неё: — Я тут с девушкой. Она любит… — Он неопределенно махнул в сторону сцены. — Этого стендапера.       Пересилив себя, Кёйпер попробовала включиться:       — Действительно. С чего бы Тибо Бастьена интересовал юмор, — и, широко улыбнувшись, обратилась к девушке: — Рада встрече. Я — Миша. А…       Тибо упер в Мишу тяжелый взгляд и прервал по-английски:       — Авани не говорит по-французски, — затем посмотрел на Авани и представил: — Это Миша. Моя… напарница. И её сестра, Аннелен.       Сухое:       — Привет, — и острый взгляд, которыми Авани одарила её, выбили из Миши предохранители. Она вскинула на Бастьена взгляд и снова перешла на французский:       — Ты что, сказал ей?       Снова под кожей заиграли желваки, и с усилием, будто ему свело челюсти, Тибо процедил:       — Нет.       — Почему она так на меня реагирует?       — Потому что мы в одной команде, и ты — девушка. Этого достаточно.       Краем глаза Миша заметила, как переменилась в лице Аннелен, и уже собиралась к ней повернуться и уйти, когда к ним подскочил с телефоном в руках какой-то парень.       — О Боже, Боже! — Почти задыхаясь, проговорил он. — Бастьен! Кёйпер! Ребята, можно с вами двумя фото?       Когда они поравнялись с фанатом и занесли руки ему за спину, улыбаясь для кадра, Миша ощутила короткое прикосновение. Тибо сжал её кисть, скользнул пальцами по тыльной стороне ладони и, как только полыхнула вспышка, поспешил отойти.       Аннелен взяла на себя вежливость прощания и «приятно было познакомиться» в наэлектризовавшейся атмосфере, а когда они вышли из «Угольного сарая», свернули за угол и немного молча прошли, до боли ухватила Мишу за локоть.       — Ану колись!       Кёйпер слабо попыталась вырваться и продолжить идти:       — Та ничего…       Но сестра одернула её:       — Ми-ша!       Она воровато оглянулась.       — Я не… Мы… — Затем шумно выдохнула, шагнула к Аннелен впритык и призналась: — Мы трахались в Монако.       — Вы… — Сестра медленно растерянно моргнула. — Три дня назад?!       — Ага.       — Но… у него есть девушка.       Надтреснуто Миша согласилась:       — Оказывается.       — Какого хрена?!       — Я не знаю, — голос Миши ослаб.       — Ты потому… такая?       Миша промолчала, потупив взгляд. Аннелен какое-то время смотрела на неё, а тогда притянула к себе и крепко обняла. Шумно выдохнув в плечо сестры, будто вытолкнув оцепенение, она к собственному удивлению распознала обиду. Горькую, саднящую в переносице обиду.       Уже следующим утром она вернулась в Милтон-Кинс и засела там, где, надеялась, Бастьен её найдет — в конструкторском крыле. Изучая трассу предстоящей гонки в Канаде, она вертела в руках свой домашний тренировочный руль; всматривалась в записи гран-при прошлых лет и отмечала себе тактику других пилотов, особенно Даниэля Риккардо — он, как и она сама, предпочитал тормозить в последний допустимый момент, в мгновенье, когда болид уже почти не был способен попасть в поворот. Она исписала несколько страниц блокнота пометками о том, на что обращать внимание на трассе в Монреале во время прохождения его пешком перед тестовыми заездами. Миша как раз искала среди всех открытых окон запись гонки в дождливый день, когда стул под ней пошатнулся.       Тибо Бастьен уперся руками в спинку, наклонился над Кёйпер и тихо сказал:       — Нам нужно поговорить.       — О чем? — Не оборачиваясь, парировала она. — О том, какой ты козлина?       Он молча ушел, и следующие несколько недель они старательно избегали всех возможных пересечений.