Второй пилот

      Рутинные тренировочные дни между заездами обычно начинались около 6 утра, и летом они давались Мише значительно легче и даже приятно, ведь за окном действительно было утро, а не кромешная туманная темнота. Впрочем, август уже перекатился за свой экватор, и в утренней влажной прохладе приближение осени было особенно ощутимо. Выстроенный ими с Айрой график делил рабочие дни на те, которые начинались с плаванья, с бега или игры в сквош.       Утро последнего понедельника лета выпадало на пробежку. Для Миши это, пожалуй, было лучшим началом дня. Она любила бегать, но особенно любила утренний Лондон. Тот в будние дни был удивительным сочетанием пустоты и людей, выскакивающих из станций метро вдогонку автобусам; тишины и трезвона сигнализаций магазинов и кафе, когда первые сонные сотрудники открывали их посетителям. Пробегать по улицам такого Лондона ощущалось уединением с городом. И по мере того, как улицы просыпались, наводняясь людьми, машинами, а в зимнюю пору — и светом, это чувство рассеивалось, оставляя какую-то неуловимую грусть. Впрочем, с Айрой эти пробежки стали особенно занимательными. Они сдружились, Айра вносил систематичность и эффективность, а кроме того постоянно — помимо программ тренировок — будто гид готовил новые маршруты. Миша и Айра пробегали большие круги длительностью в 45 минут, а порой и полтора часа, возвращаясь в стартовую точку — квартиру Кёйпер, и там завтракали. У них синхронизировался юмор, возникли их общие темы, тяжелел запас общих воспоминаний. Впервые за очень долгое время — наверное, впервые в жизни вообще — Миша ощущала, что приобретала настоящего друга. Кого-то кроме сестры. Кого-то, кто понимал её мир. Кто жил по её графику.       — Утречко! — Сообщил он, поднявшись в квартиру и привычным движением распахнув дверь, оставленную для него незапертой.       — Привет, — очень хрипло ответила Миша, растерла кулаком заспанные глаза и отвернулась к крану, из которого наполняла бутылку воды.       — Как выходные?       Айра исключительно всегда был бодрым, и в такие ранние часы Мишу это порой бесило. Такой жизнерадостно громкий голос до наступления как минимум восьми часов утра должен был быть незаконным. Она скривилась и отмахнулась, лишь невнятно прокряхтев что-то в ответ.       — Нет, ну серьезно! — Завалившись в кресло через невысокую спинку и уже на сидении разворачиваясь, не унимался Айра. — Давай какие-нибудь детали. Говорят, Хэмилтон закатывает лучшие вечеринки в этом городе. Меня туда никогда не пригласят, но мне очень любопытно. Так что рассказывай.       — Ай, — Миша стряхнула с пальцев холодные ручейки воды, когда бутылка переполнилась, закрутила кран и парировала: — Можно подумать, если бы тебя пригласили, ты бы пошел.       — Ну… — Айра притворился, что задумался. — Где-то между тем, как уложил детей спать, и лег сам у меня есть часика полтора. Так что…       Миша сделала жадный глоток, холодный настолько, что болезненно заныли зубы, утерлась ладонью и сдалась:       — Там не было Риккардо, так что на мне не испытывали жуткие рецепты коктейлей.       — Хорошее начало.       Они любили сплетни. Безобидные. Вообще, всё за пределами трассы в Формуле-1 держалось на сплетнях: про напряженность между пилотами, про не разглашаемые соглашения, про не соответствующие правилам модификации в болидах. Так что Миша хохотнула и продолжила:       — Оказывается, у Льюиса есть собака.       Айра кивнул.       — Ага, бульдог. Он иногда берет его с собой на гонки.       — А ты знаешь, что он — веган?       — Хэмилтон?       — Его пёс!       На мгновенье замешательства Айра замолчал, беззвучно открыв и закрыв рот. А затем всё же выдавил:       — Что?       Миша закрутила крышку бутылки, перевернула и поболтала ею, проверяя, не проливается ли вода.       — Я неправильно произношу слово «веган»?       — Нет… Но… Собака? Не ест мяса? Настоящий живой собака?       — Ага.       — А на чем ездит кукуха Хэмилтона? Что-то она очень оторвалась от его «Мерседеса».       Они рассмеялись. Миша надела и плотно затянула узел свои кроссовок. Сунула в карман ветровки телефон, в тесный кармашек на леггинсах — ключ.       Они сдружились, но ещё не перешагнули черты откровенности — настоящей, личной, волнующей. Кёйпер не стала рассказывать о том, как полвечера выпивала с близким другом Льюиса, какой грустной у того была история жизни — детства, взаимоотношений с мамой, строгости отца. Никогда не рассказывала о таких глубинах самой себя. Не стала рассказывать о том, что в «Ред Булл Рейсинг» ей оставалось несколько месяцев. Никогда сама не заговаривала о Тибо Бастьене, лишь отвечала, если его упоминал Айра. И не собиралась говорить о приглашении на свидание. Но всё же — очень осторожно — хотела узнать его мнение.       Ранее утро после выходных всегда можно было определить по мусору, тянущемуся вслед за ветром по тротуарам и обочинам дорог. Миша и Айра начали разминку под ритмичное шуршание метлы дворника ниже по улице.       — Чисто гипотетически, — начала Кёйпер, широко расставив ноги и медленно перенося свой вес, приседая то на одну, то другую. — Если у меня будет роман с… кем-то в Формуле-1, то… как это вообще может работать?       — Я тебя предупреждал, — вскинув вверх руки, ответил Айра. — Я женат. Ничего не знаю.       А тогда рассмеялся, но, когда Миша лишь слабо улыбнулась вместо привычного взрыва хохота, посерьезнел.       — Чисто гипотетически, — продолжил он. — Роман с кем?       За углом, сдавая назад, запищал грузовик. Айра наклонился к Мише, прислушиваясь.       — Серьезно, — сказал он, когда так и не получил ответа, и подступил ближе. — Ты кого-то встретила на вечеринке?       — Нет.       — Я его знаю? Это вообще — он?       — Он. Я гетеросексуалка. И да, ты его знаешь. — Очень неосторожно она добавила: — Конечно, знаешь. Нас не так много.       Айра вмиг за это ухватился:       — Он — пилот? Это Бастьен?       Забыв вдохнуть, она едва не задохнулась на выдохе:       — Что? — И неубедительно попыталась выдать это за смех.       Айра повел плечами.       — Ну, это точно не Риккардо. Если бы вы хотели, то уже давно бы… ну ты поняла. С остальными ты не особо водишься. Остается Бастьен. Неочевидный вариант, конечно. Но я ставлю на него.       В ответ Миша лишь повела плечами. Для неё это тоже был неочевидный вариант. Настолько, что она всё ещё не дала Тибо ответа.       Немного остынув и решив обратиться к вежливости, Кёйпер подловила его в Милтон-Кинс.       — Нам действительно нужно поговорить, — сказала она, и он кивнул. Миша хотела обсудить их возможное сотрудничество, а не соперничество. Разобраться с Баку. Поблагодарить за Венгрию. Спросить совета насчет Хорнера, возможно. Вспоминать о Монако она не насмеливалась.       — Давай, — согласился Тибо и оглянулся через плечо. — Только не здесь. Может, на выходных? Встретимся в каком-то отвлеченном месте. Может, это будет свидание?       Это застало Мишу врасплох. Растерявшись, она протянула:       — А-а-а… — Пытаясь заполнить паузу в поисках имени. — А как же… Авани?       В его лице не было подсказок, густой черноты глаза будто пронизывали насквозь.       — Мы расстались, — ответил Бастьен равнодушно.       — Давно?       Будто это имело какое-либо значение.       — В вечер стендапа.       И эти слова почему-то спугнули сердце Миши, заставив его, будто птицу, упорхнуть куда-то в горло и забиться там. В голове заметались, отталкиваясь друг от друга, будто заряженные частицы, догадки: может, она была настоящей причиной; может, она оказалась просто поводом.       — Мне жаль, — на автомате проговорила она.       Бастьен повел широкими плечами.       — Не стоит. Это всё равно никогда не работало.       — Я… подумаю, ладно?       — Подумай. У тебя есть мой номер телефона? Дай знать, когда что-нибудь решишь.       Это было в среду. Выходные, о которых говорил Тибо, пришли и закончились. Она всё ещё думала. Простым ответом было — да. Честным ответом было: она не понимала, чем руководствовалась; не понимала, чем рисковала; не понимала, чего в конечном итоге хотела.       Миша спросила у Айры про роман, но правда состояла в том, что она не знала, приведет ли это свидание к роману. И если да, то зачем? Это была искренняя симпатия, настоящий интерес, или тянущееся годами желание определенности — наконец понять в их качелях взаимоотношений, какая точка была основой, а какие — отклонениями. Да и задумываться об этом так далеко наперед было нелепо. У Миши никогда не было полноценных романов. Одиночные свидания, настораживающий интерес старших мужчин, безразличные ей сверстники, но бушующие гормоны и любопытство — да, но отношения не выстраивались никогда. В некотором роде, их своеобразные дружба-соперничество-игнорирование-заступничество с Тибо Бастьеном были самыми долгими взаимоотношениями с противоположным полом в сознательной жизни Миши. Их секс в Монте-Карло был самым спонтанным, непонятным и самым надолго застрявшим в голове Кёйпер. Простым ответом было — да. Но это было не только про неё, и её желания, и Бастьена. В этом уравнении были такие неизвестные, как продолжение её карьеры в Формуле-1, «Ред Булл», пресса. И их нужно было принимать во внимание, будет у первого свидания продолжение или нет.       — Это он, да? — Нахмурившись её выражению лица, прорвался в мысли Миши Айра. — Ох, что понесется.       — Ты не помогаешь, — в натяжку хохотнула она. Тренер развел руками.       — Извини. Я знаю, ты спрашиваешь про мой опыт работы в Формуле-1. Но такого раньше не было, — он почесал лоб. — Тебе придется узнать первой. А теперь погнали.       И, подмигнув, Айра побежал.