Бал на лезвии ножа

Жизнь Хейдзо всегда была странной. Лично он так считал, потому что осознание своего существования пришло к нему довольно рано и многие вещи, которые не следовало знать этому ребёнку, он понял уже тогда. Первые воспоминания, как и у многих других, были связаны с родителями, а точнее с одной только матерью, ибо отец Хейдзо являлся человеком, к которому его мать приходила всего лишь на одну ночь. Как ребёнок, он не мог до конца понять суть работы собственной матери, но всегда ощущал что-то нехорошее. Не то, чтобы он осуждал или хотя-бы мог испытывать такие чувства в столь раннем возрасте, единственное, что он знал, так это то, что явно ощущалась обида. Ему казалось, что его просто бросали каждый раз, когда мать или уезжала по работе, или её «клиенты» заявлялись в их квартире самостоятельно. Последнее было куда хуже, потому что Хейдзо часто приходилось заставать мать в таких моментах, которые ему бы хотелось напрочь стереть из своей памяти, выскрести ногтями, не оставив ничего. Но что мог сделать четырехлетний мальчик? Обычно он отсиживался в своей комнате, которая, о счастье, у него была. После определённого времени, когда «клиент» уходил, мать могла зайти, заглянуть через дверь и что-то сказать, но чаще всего она просто забывала о нем, а ему приходилось самому узнавать, когда всё заканчивалось. — Ну, ты можешь пойти погулять? — раньше звучали такие вопросы, когда она хотела отгородить своего сына от себя самой, одновременно понимая, что отпускает на улицу всего лишь младенца. Потом это почему-то прекратилось. То-ли ей стало плевать на то, что подумает о ней её собственный ребёнок, то-ли она просто сама уже устала. Сам Хейдзо никогда не мог понять свою мать. Единственное, в чем она преуспела — день его рождения. Кто бы мог подумать, но она всегда помнила дату и каждый год посвящала этот день исключительно сыну, забывая про свою работу на все двадцать четыре часа. Хейдзо любил свой день рождение. Тогда его мать вдруг становилась мамой. Она водила его за мороженым, иногда что-то дарила и все время была рядом. Ему хватало этого дня, чтобы продолжать её любить всё остальное время. Он никогда её не винил. Даже если им не хватало денег, даже если она на него срывалась, даже тогда, когда она болела и ему приходилось за ней ухаживать. Хейдзо всегда относился к своей матери, как к человеку, всегда желая почувствовать любовь в ответ. — А ты чего здесь делаешь? — послышалось над ухом, когда он однажды валялся на диване в гостиной. Это был какой-то новый голос, мужской и хриплый. Хейдзо резко обернулся, чтобы столкнуться глазами с лицом человека, вдруг появившегося в их квартире. Он не заметил, как тот вошёл, поэтому так удивился. Мужчина выглядел обычно, бородатый и усатый. — Ты вообще кем будешь, мальчик? Хейдзо вылупился на него, не совсем понимая, что должен ответить, когда его, жильца этой квартиры, спрашивают, что он тут делает. Ну, живёт. Но мужчину всё никак не покидал какой-то свой интерес, потому что он продолжил стоять рядом и вглядываться в его глаза, терпеливо ожидая ответ на свой вопрос. Тогда Хейдзо решил, что, наверное, стоит представиться? — Я Сиканоин Хейдзо, живу здесь, — проговорил он, вскидывая подбородок, на что брови мужчины в ответ приподнялись. — Живёшь здесь? — озадачился мужчина, нервно хохотнув. — Н-да... Он провел ладонью, приглаживая волосы на затылке, а потом оглянулся. — И что, тебя ничего не смущает? — О чём вы? — хмыкнул Хейдзо, хмуря брови. — Я имею ввиду... — тот запнулся, будто подбирая слова, а потом громко вздохнул. — Боже, неужели она живёт с мелким сыном... Под вопросительным взглядом Хейдзо, мужчина всего мгновение потоптался на месте, чтобы после резко двинуться к выходу из квартиры, сталкиваясь там с его матерью, которая, являясь не менее удивлённой, взмахнула ресницами, распахивая глаза. — Вы куда? — спросила она, чтобы потом заглянуть за его спину, посылая немой вопрос сыну, который в ответ только моргнул. — Я не... — мужчина понизил голос, хотя Хейдзо его всё равно слышал. — Я не собираюсь заниматься сексом с женщиной, которая воспитывает ребёнка, который также всё это видит. Извините меня. Мать ошарашенно отскочила в сторону, когда тот пихнул её, выскакивая в коридор. По воспоминаниям Хейдзо, она тогда пыталась догнать своего «клиента», вроде даже громко поругалась с ним прямо в подъезде, но в конечном итоге всё равно вернулась домой одна, устало упав на диван рядом с сыном. Тогда она ничего ему не сказала, только грустно посмотрела прямо в глаза и также печально, но глубоко вздохнула. Свою маму большую часть времени Хейдзо помнил как раз таки печальной. Жалкой, отчаявшейся женщиной, которую просто не любила жизнь. Но именно она сама не хотела её даже пробовать полюбить. Она редко пила и часто курила, Хейдзо помнил, как от неё пахло табаком. Мать запомнилась ему спокойным человеком, который искренне раскаивался, что дал ему такую жизнь. И Хейдзо бы мог простить ей всё, кроме одного случая, который навсегда перевернул это всё на триста шестьдесят градусов. Он родился двадцать четвёртого июля. До этой даты оставалось не долго, всего каких-то пару недель, когда это случилось. В тот день он, валяясь на кровати, обдумывал, чем бы хотел заняться. Он часто так делал, когда хотел успеть выполнить большое количество дел, которых почему-то в его возрасте было навалом. Мальчик-то рос занятой. Главным пунктом, который уже давно крутился в его голове, было простое хвастовство, но Хейдзо без никогда не назвал это таким словом, никогда бы не признался. Он ещё давно пообещал мальчишкам во дворе показать свою деревянную игрушечную винтовку, которую он сделал собственными руками. С самого утра его самодовольство и отсутствие выдержки всё норовили вырваться наружу, но он терпеливо ждал, понимая, что гулять все выйдут только через пару часов. Солнце припекало так, словно можно было в любой момент получить солнечный удар и проваляться в кровати всё оставшееся лето. Двор. Это место было отдельной частью в его жизни, но он бы не сказал, что главной. Хейдзо всегда был мальчиком, которого можно было описать фразой: «в меру хороший». Не был он ангелочком, которого бы ставили в пример всем детям. Определённо нет. Не был и хулиганом, которого никто не любил. Хейдзо был раздолбаем, которого любили все. Поэтому во дворе уже к почти восьми годам(а почти, потому что день рождения было не за горами) у него сформировалась компания, где каждый по своему его ценил. В основном он общался с людьми постарше, потому что с ними было интереснее, да и те вроде были не против его присутствия. Никогда не было чего-то подобного, чтобы кто-то из старших его унижал или считал «мелким». Всегда была какая-то своя весёлая гармония в их своеобразной дружбе. Они делились с ним едой, когда его мать забывала его накормить. Не всегда полезной едой, но всегда вкусной и своей. Катали на своих велосипедах, когда теплело. Закидывали снежками, когда сыпался снег. Двор был смешным и солнечным даже зимой. Именно сегодня он должен был показать им вещь, которой хвастался постоянно, но не выносил, говоря, что интригу стоит сохранять. Где он такое услышал, оставалось только додумываться, возможно, разве что в телевизоре. Чистые вещи, в которых Хейдзо собирался сегодня идти гулять, он выложил на стульчике, аккуратно пригладив сверху ладонью. К одежде он всегда относился бережно, из-за чего, по его словам, был самым модным во дворе. Но модником он был исключительно самопровозглашенным. Мать уехала по работе и он остался один, понимая, что до её приезда у него есть ещё около пяти часов, поэтому детское веселье ожидало, чтобы накрыть его полностью. Часы пробили четыре часа дня, когда он подорвался на ноги. Быстро оказавшись у окна, Хейдзо прищурился яркому солнцу, пытаясь разглядеть людей на улице. Вроде бы там кто-то был, а вроде... Хотя это было не так важно, потому что вскоре все бы начали выходить, ему просто стоило быть первым. Он переоделся быстро, натянув на себя любимую футболку с какой-то надписью и залез под кровать, разыскивая свою винтовку. Пальцы ухватились за деревянную поверхность и потянули игрушку на себя, прижимая для удобства к груди. Во время того, как он собрался подняться на ноги и двинуться в коридор, прозвучал щелчок, оповещающий открытие входной двери. Мама не могла вернуться так рано, в чем проблема? Но прежде чем он успел что-то предпринять, голос матери эхом раздался где-то из коридора, заставляя его только повернуть голову, ища глазами хоть кого-то. — Он должен быть где-то в квартире, — заговорила она, будто давая кому-то указания? Но об этом Хейдзо думать не успевал, потому что на пороге его спальни уже появился какой-то мужчина, кидая на него безмолвный взгляд и кивая будто самому себе. Он был неприятным. Это Хейдзо сразу понял, взглянув на его засаленные волосы. Он был пухленьким, но не толстым, одет был средненько, а его руки... Хейдзо широко распахнул глаза, когда его самого резко схватили за локоть и потянули на себя, почти не давая возможности упираться, заставив встать ровно. — Что вы!... — начал было он, но мужчина перехватил вторую руку и буквально выпихнул мальчика из комнаты, а его игрушечная винтовка выпала из-под мышки, где она всё это время находилась, и громко стукнулась о пол. Хейдзо успел обернуться, чтобы бросить на неё последний взгляд, надеясь, что может захватить её с собой, но снова почувствовал, как его дернули и двинулись к входной двери. Его глаза широко расширились, когда он осознал, что впадает в панику и не понимает, что происходит. И единственное, что приходило ему на мысль — начать вырываться. Он попытался ударить мужчину ногами, наступить ему на пальцы и укусить за руки, но тому, казалось, просто было наплевать, ибо он всё продолжал крепко сжимать его за руки, двигаясь к выходу. Когда мальчик понял, что его выпихивают в коридор, что-то сверкнуло в его голове и он резко поднял голову, фокусируясь на всем вокруг, пока его глаза не зацепились за фигуру в коридоре. Мама стояла, опустив взгляд. — Мама, что происходит?! — выкрикнул он, замечая, что она только сильнее напряглась в плечах. — Что это!... Мужчина громко выругался, когда Хейдзо всё таки удалось врезать ему локтем. Но не успел последний порадоваться своему успеху, как почувствовал, что его руки освободили от хватки, а волосы сильно оттянули назад. — Ай, отпусти, сука! — закричал он, хватаясь ладонями за запястье у его головы. — Отпусти, иначе я!... — Хейдзо, успокойся! — выкрикнула мать, привлекая свое внимание, из-за чего мальчик резко затих, разыскивая её глаза, но она так и не подняла их, чтобы посмотреть на него. — Мам! Что это такое?! Почему ты просто!... — Хейдзо почувствовал, как они уже оказались на лестничной площадке и мужчина собрался спускаться. Мама продолжала стоять молча. И тогда страх накрыл с головой, абсолютно подавляя гнев и непонимание, которые всё это время яростно бушевали в его крови. Сил даже вроде стало меньше, а отбиваться стало труднее, Хейдзо в панике метнул глаза в сторону матери, продолжая упираться хотя-бы ногами, чтобы удержать ту в поле зрения. Горло словно пересохло, разжигая желание закашлять, но вместо этого он закричал. Дрожащим и громким голосом, зная, что соседям будет полностью наплевать. Надеясь, что его слова долетят до ушей его матери. Мамы. — Мама! Почему ты молчишь?! — глаза резко стали влажными, что-то солёное потекло по его щекам, попадая в рот. — Мама! Помоги мне, ты же!... — Хватит! — рыкнул мужчина, перехватывая его плечи, чтобы приподнять над землёй и двинуться вниз по лестнице, оставляя сгорбленную женщину на этаже. Когда мама пропала, когда Хейдзо перестал её видеть, он всё ещё надеялся, что она его слышит, что сейчас она подорвется, вырвет его из рук этого мужчины и отведет домой, но она не появлялась. — Мама! Спаси меня! — отчаянно закричал он, в истерике глотая слезы. Тогда перед глазами проносилось почти всё, хотя в реальности их накрывала мокрая пелена. Где-то мелькнула мысль, что сейчас бы он уже выходил на улицу, что сейчас бы уже кто-то его заметил и тоже бы вышел, что сейчас бы кто-то восхищался, сверкающими глазами разглядывая его винтовку, а он бы самодовольно улыбался, говоря, что такая винтовка существует только одна единственная во всем мире и... Почему-то именно эта мысль была самой горькой и самой обидной. Что он просто не успел похвастаться. А мама? Последний раз взглянув в ее сторону, он так и не посмотрел ей в глаза, и она так ничего и не сказала, никак не помогла и не объяснила. Голос сорвался, когда он закричал в последний раз, звуча сдавлено и ужасно. — Ну пожалуйста, ты же моя мама! Несмотря на все крики, он вдруг почувствовал дикую усталость, смешанную с отчаянием, заставляющим предпринимать попытки вырываться, хотя шансы он уже все растерял, почти обессиленно повиснув в чужих руках, полузакрытыми глазами щурясь, понимая, что они выходят на улицу. А потом его просто запихнули на заднее сиденье какого-то автомобиля.

* * *

Хейдзо не думал о своей жизни в той квартире, где они жили вместе с матерью, как о чем-то хорошем. Он всегда воспринимал это как что-то обыденное, что всегда будет с ним, по крайней мере до момента его совершеннолетия. Но, как известно, мы начинаем ценить, когда теряем, поэтому стоя сейчас в каком-то темном коридоре, полностью запачканным, Хейдзо мог только хмуриться, понимая, что попал в какой-то сущий ад. Слезы давно высохли, но так и остались на щеках, застывшими. Истерика словно резко утихла, как только они оказались здесь, будто это место просто подавляло такие чувства, оставляя только злость и раздражение, что Хейдзо сейчас испытывал. Мужчина оставил его здесь, зная, что убежать он никуда не сможет, и приказал ждать. Не то, чтобы Хейдзо попробовал сбежать. Сейчас его ничто и никто не удерживали в прошлой жизни. Желание возвращаться домой пропало в тот момент, когда в ответ на крики о помощи он услышал тишину. Поэтому сейчас он покорно стоял в этом коридоре, который освещался одной лишь тусклой лампой, и думал о своём, разглядывая пол под ногами. Слишком много мыслей посещали его голову, из-за чего она начинала болеть. Хейдзо чувствовал себя грязным, разглядывая свои ладони и чувствуя, что лицо было заплаканным. Противно. — Идём, — чья-то тяжёлая рука опустилась на его плечо. Это был совершенно другой человек, не тот, кто привёз его сюда. Он был куда спокойнее и казался до жути уставшим, словно до Хейдзо ему не было никакого дела(видимо, так и было). Хейдзо не был уверен, может ли идти с ним, ибо ему никто не сказал, что его может забрать кто-то другой, но всё равно двинулся, не желая злить этого уставшего мужчину, чтобы не получить что-то в ответ. — Поторопись, ты отнимаешь время. Они молча двинулись вперёд. Хоть Хейдзо и пялился всё это время себе под ноги, а растрепанные волосы закрывали ему обзор, он смог заметить, что они оказались возле лифта. Мужчина вошёл первым, ведя его за собой. На какой этаж он нажал, Хейдзо не видел, да и не интересовался особо, только понял, что ехали они недолго. Но выйдя из лифта, ему в глаза, пробиваясь через мятые волосы, ударили солнечные лучи, своеобразно грея макушку. Он решился поднять голову. Этаж, на котором они вышли, полностью отличался от того «подавала», куда его привели изначально. Здесь было множество окон, из которых падал свет на стены, такие же светлые, из-за чего казалось, что в мире резко включили лампочку. Мужчина поторопил его, пихая в плечо. Через несколько поворотов они оказались перед какой-то дверью, которая не отличалась от других дверей на этом этаже абсолютно ничем. Мужчина пару раз постучал, а позже вошёл, впуская Хейдзо первым. Кабинет тоже был светлым, только какая-то часть окон оказалась зашторена. За столом сидела женщина. Она бросила на них взгляд, чтобы задержаться и не отвести до момента, пока они не окажутся прямо перед ней. Женщина показалась Хейдзо суровой, хоть и выглядела обычно. У неё уже были морщинки возле глаз, а темных волос коснулась седина. — Добрый вечер, госпожа, позвольте представить вам этого ребёнка, который был продан в нашу организацию, — заговорил мужчина и Хейдзо понял, как напряглись его собственные плечи. «Продан»?... — Вы уже получили по нему документы, как желаете им распорядиться? Хейдзо замер, даже, казалось, задержал дыхание, из-за чего мужчина сжал его плечо сильнее, будто давая понять, чтобы тот перестал паниковать. Но женщина продолжала молчать ещё какое-то время, словно обдумывая, что ей следует сказать. — И так, Сиканоин Хейдзо, — начала она с его имени, вертя в пальцах какие-то бумажки, в которые вчитывалась. — Тебе полных семь лет. Не скажу, что ты уж совсем бесполезен, но я также не думаю, что стоит тратить на тебя силы организации, поэтому... что же нам с тобой сделать? — она замолкла, оставляя за собой только тишину и громкое, испуганное дыхание маленького мальчика. — Послушай, ты хоть понимаешь, что с тобой происходит? Я вот не думаю. Позволь я объясню. И потом она начала объяснять, вызывая в его глазах новую порцию слез, которые он стыдливо пытался контролировать с каждым сказанным словом. — Я не собираюсь быть мягкой, я считаю, что ты должен знать правду, как попал в эту организацию, потому что несмотря на то, что ты ребёнок, ты заслуживаешь объяснений, — её голос был твёрдым, но не громким, а глаза смотрели без какого-либо интереса. — Твоя мать, работая проституткой, влезла в долги к одному человеку из нашей организации, поэтому, чтобы её не убили, она заключила договор, что выплатит долг, продав тебя. Ясно? Теперь ты полностью и абсолютно принадлежишь нам. Возможно, в будущем ты сможешь выкупить себя отсюда, поднакопив денег, но я могу пожелать тебе разве что удачи. Лично я никогда не понимала эту замену денег на людей, как будто люди равноценны деньгам. — она устало вздохнула, хотя вряд-ли она чувствовала себя более вымотаной, чем Хейдзо, стоящий перед ней. — Деньги всегда были и будут важнее грязного человека. Он даже не пытался вытирать свои слезы, когда где-то глубоко в его душе начинало зарождаться чувство, схожее чем-то со смирением. Видимо, такова была его жалкая судьба, оказаться здесь. С самого рождения у него просто не было выбора, не было и шанса на хорошую и счастливую жизнь, возможно, он просто... — Ладно, достаточно, — мужчина заговорил громче и даже бодрее обычного, а в его тоне Хейдзо расслышал нотки злости. Естественно, тот злился на то, что ему приходилось со всем этим разбираться, да и вообще, кому будет нужен такой мальчишка, как... — Я бы хотел взять его под свою опеку, я буду ответственен за все его ошибки и действия. Удивленная женщина слегка запнулась, резко глянув тому в глаза, а потом снова вздохнула, опуская бумаги на стол перед собой. — Дорогой Жак, я знаю, что ты искренне и всецело за справедливость, но ты посмотри на этого мальчишку, — она взмахнула рукой, указывая на Хейдзо. — Смотрю, насмотрелся уже, — отрезал Жак. — И я принял решение, что беру над ним ответственность. — Хорошо, — внезапно отмахнулась та, будто от назойливой мухи. — Делай, что хочешь, меня его судьба волнует также, как судьба букашки, на которую я сегодня наступила. Хейдзо выходил из её кабинета с напряжением в плечах и удивлением в собственных влажных глазах. А потом мужчина опустился перед ним, чтобы заглянуть ему в лицо, кладя ладони на оба плеча. Тогда он впервые смог его разглядеть. Мешки под глазами, небольшие морщинки на лбу и у глаз, волосы тёмные тёмные, прямо ночь, и глаза такие серые и уставшие, словно он прямо здесь был готов уснуть, просто не мог. Голос его был тихим, но чётким, хоть он и говорил так хрипло, будто никогда не разговаривал до этого. — Сейчас ты находишься в двенадцатой части составляющей организаци, — сказал мужчина. — Всю нашу политику ты сможешь понять со временем, но пока просто следуй моим указаниям, хорошо? Ответом послужил обычный кивок. — Отлично, тогда нам стоит привести тебя в порядок и дать отдохнуть, завтра уже сможем поговорить, ладно? — Хейдзо ничего ему не сказал. Казалось, после тех криков он разучился разговаривать, поэтому просто делал то, что ему говорили, шёл там, куда ему указывали, слушал то, что ему рассказывали. Его привели в какую-то маленькую комнату. Она не была плохой, походила на очень крошечный номер в отеле. Тут стояла только кровать и комод. Окно было зашторено чёрными занавесками, поэтому было темно. — Здесь ты будешь жить, я об этом позабочусь, а сейчас я покажу, где ты можешь умыться и принять душ. Следующим пунктом был как раз этот душ. Дорогу Хейдзо даже не пытался запоминать, в его голове сейчас было пусто, абсолютно, и за это он был благодарен своей усталости. Оказавшись под горячими струями воды, он резко почувствовал себя в тысячу раз легче, выдыхая тёплый воздух из уст. С мокрой головой и в новой одежде, которая не была такой уж и новой, её точно кто-то носил до него, он ввалился в свою новообретенную спальню, чтобы упасть на кровать и не вставать ближайшие несколько часов, зная, что теперь его никто тревожить не будет, потому что этот мужчина... Жак заставлял себе верить. Уже следующее утро встречало его пасмурной погодой, но почему-то сегодня было спокойней. Он как будто окончательно смирился, хотя и чувствовал, что для этого у него в будущем уйдёт несколько недель. Всё было слишком внезапно. Мужчина встречал его в коридоре. Даже сегодня тот выглядел сонным, что Хейдзо уже принял за что-то нормальное. Вчерашний день был каким-то страшным сном, поэтому некоторые моменты, на которые бы стоило обращать внимания, просто вылетали из головы. Теперь он разглядывал всё вокруг словно впервые тут был, словно сделал новый глоток воздуха и мир прояснился, будто кто-то включил свет. Хейдзо остановился перед мужчиной и заглянул ему в лицо. — И так, думаю, стоит познакомиться, — тот попытался улыбнуться мальчику, но глаза оставались такими же бесстрастными, из-за чего показалось, что тот просто поджал губы, но Хейдзо никак на это не отреагировал, просто продолжая слушать. — Меня зовут Жак Миллер и я занимаюсь организацией внутренних дел этой части организации, то-есть двенадцатой, о которой я сказал тебе вчера. Со вчерашнего дня ты находишься под моей опекой, поэтому должен меня слушаться, ясно? — Ясно, — откликнулся Хейдзо, терпеливо слушая и вникая в суть. Жак Миллер казался ему очень закрытым человеком, но почему-то слушать его было довольно не... занудно? Все те объяснения по поводу организации, которые сейчас рассказывал ему Жак, звучали даже интересно и, действительно, полезно, хотя тогда Хейдзо этого и не понимал. Когда тот попросил его представиться в ответ, видимо, чисто для вежливости, ибо Хейдзо был уверен, что о нём уже знали больше него самого, он всё таки заговорил, пытаясь выглядеть серьёзно. — Сиканоин Хейдзо, мне почти восемь лет, я не умею читать, но могу считать, просто в школу не ходил, а так бы всё мог. Жак какое-то время молча за ним наблюдал, чтобы потом коротко усмехнуться и похлопать его по спине, развернувшись, чтобы двинуться вперёд. — Хорошо, идём, мы научим тебя и читать, и всему, что захочешь. Читать его Жак, действительно, научил. Это всё таки было первым, а после последовало немного другое. Наверное, когда Хейдзо впервые увидел какое-либо оружие, его глаза были похожи на две огромные копейки, потому что о своей деревянной винтовке он и думать забыл в тот момент. — И что, вы меня научите стрелять? Типа по крутому? Да, господин Жак?! Конечно, Жак не объяснял Хейдзо многих других вещей, выжидая для этого, чтобы мальчик подрос, но учил его всему, что считал нужным для того, чтобы выжить в этом месте. Через год перебывания в организации он умел владеть пистолетом и оружием ближнего боя, умел драться, хоть пока и не особо хорошо, а самое главное для него самого — научился читать. Хейдзо всё своё свободное время засиживался за чтением, потому что после тренировок ему заняться было попросту нечем. В организации работали в основном взрослые люди и никто не интересовался мальчишкой, который приставал к каждому с глупыми вопросами и фразами, лишь бы поговорить. Жак, конечно, сопереживал ему в этом и жалел, что не может уделять больше внимания на обычное общение, чтобы мальчику не было так одиноко. Хейдзо хоть и оказался довольно весёлым и общительным после всего, что с ним тогда случилось, всё равно оставался очень одиноким. Жак замечал, что пока никто не смотрит, тот позволял себе затихать, утопая в каких-то своих мыслях. На самом деле Жак заметил множество мелочей, связанных с этим мальчиком, которые каждый раз вспоминал, когда в этом была нужда. Он знал, что тот не любит кетчуп, поэтому покупая иногда хотдоги, он приносил тому один только с горчицей. Или же Хейдзо больше нравилась солнечная погода, поэтому в такие дни они обычно занимались на улице. Даже так Жаку казалось, что для возраста Хейдзо нужен был человек, с которым бы тому было интересно. Его самого это, действительно, волновало, что мальчишка не сможет адаптироваться в обществе, потому что хотя-бы в школу отдать он его не мог. Но какого же было его удивление, когда Хейдзо на одной из тренировок поделился с ним тем, что познакомился с одним мальчишкой абсолютно случайно. Но Хейдзо сумел ошарашить его ещё больше, объявив, что этим мальчиком оказался сын госпожи Костелло, прибывшей в организацию относительно недавно. А потом Жак понял, что эти двое стали проводить вместе куда больше времени, занимаясь всякими дурацкими детскими делишками, даже если тот мальчик был на три года младше. Тогда в жизни Хейдзо появился Итэр, его первый и самый важный друг, который у него когда-либо был и будет. Но об этом пока оба даже и не догадывались.

* * *

В Итэре было много плюсов, как про себя считал Хейдзо. Во-первых, тот всегда соглашался на все глупые идеи, которые он ему предлагал. Хейдзо и дальше думал, что Итэр всегда за, несмотря на то, что всё выглядело слегка иначе... — И так, помнишь я рассказывал тебе о сигах? — интригующим голосом произнёс Хейдзо, хитро лыбясь, пока мелкий Итэр как-то устало, но с интересом вылупился на него, ожидая, что же тот скажет. — Так вот, я их купил. Хейдзо нравилось видеть, как глаза Итэра загораются восхищением каждый раз, когда он объявляет ему что-то подобное, но почему-то сегодня тот скривил брови и вдруг выдал: — Фу, моя мама сказала, что если ты ещё раз об этом заговоришь, я должен буду рассказать ей. Хейдзо остолбенел, нервно усмехнувшись, пока Итэр продолжал сверлить его глазами. Конечно, у Итэра также были минусы и этот был один из них. Он не хотел делать что-то против воли матери. Да, Хейдзо понимал, что тому ещё даже не исполнилось десять, но всё равно иногда хотелось, чтоб тот перестал во всём слушать свою маму и... — Послушай, ты один раз попробуй и всё, не думаю, что тебя за это поругают, тем более если ты не расскажешь, — заговорщески улыбнувшись, он заметил, как Итэр задумался. — Один раз, давай. Боже, твоя мама... — Если она узнает, то запретит мне с тобой общаться, — недоверчиво хмыкнул тот, складывая руки на груди и продолжая хмуриться. — Блять, вы живёте в этой организации и твоя мать боится, что ты попробуешь сигареты? — Хейдзо закатил глаза, надеясь вызвать этим какие-то эмоции, но ему ничего не ответили. — Господи, кто не курил тот лох. — Почему это? — возмутился Итэр, вдруг начиная сомневаться в своих взглядах на этот жалкий мир. — Потому это, — фыркнул Хейдзо, резко развернувшись. — Или счас идёшь со мной, или ты не мужик. Как итог они оба стояли на заднем дворе здания, давились дымом и ругались, надеясь, что сейчас не появится госпожа Костелло. Вернёмся к плюсам. Во-вторых, примерно до десяти лет Итэр верил во всю дичь, которую ему вкидывал Хейдзо, доказывая, что является прав. Они, конечно, часто ругались на тупые темы, которые даже не должны были подниматься. Например, наверное, самый глупый диалог, который у них случился, звучал следующим образом... Они сидели в общей столовой, где обычно обедали работники, ковыряя свои порции картошки с мясом, которые им обоим купила мама Итэра, с какого-то момента смирившись с тем, что Хейдзо стал неотъемлемой частью их жизни. Сегодня был дождь и гулять не особо хотелось, Жак обучал только Хейдзо, когда у Итэра были немного другие уроки, поэтому после обеда оба собирались разделиться на неопределённое время до вечера. — Смотри, если курица сносит яйца, то из них появляются её дети, — скучающе начал Хейдзо, замечая, как Итэр уже закатывает глаза. — Эти дети потом тоже сносят яйца, тоже плодясь. Тогда вопрос, что появилось первым: яйцо или курица? — Боже, ты совсем дурак? — фыркнул Итэр, откусывая кусок свой курицы на тарелке. — Где ты такое вообще услышал? — Да мне интересно просто, — протянул тот в ответ, театрально поджимая губы и вздыхая. — Мне сказали, что первым было яйцо, ибо курица должна была откуда-то появиться. — Ну, возможно, откуда ж мне знать. — И у тебя нет никаких других вариантов? — Боже, отстань, я верю тебе и точка, дай доесть спокойно, — злостно бросил Итэр, заставляя Хейдзо недовольно цокнуть. — Да и вообще, спроси у господина Жака, он по умнее будет. — Ой, больно надо. Вряд-ли бы у господина Жака нашлись ответы на большинство вопросов Хейдзо, хотя он и старался отвечать на все. Этого ребёнка интересовало абсолютно всё, что было не так уж и удивительно в его возрасте. Жак Миллер являлся для него фигурой взрослого человека, который мог объяснить строение всего мира, если спросить, хотя вряд-ли тот рассказывал ему больше, чем Хейдзо сам находил в книгах. В глазах Жака мальчик рос добрым и здоровым несмотря на всё, что случилось с ним. Хейдзо казался очень эмоциональным человеком, которого могла заставить плакать дешёвая мелодрама, но на самом деле тот никогда бы не стал рыдать, когда ситуация оказывалась серьёзной. На тренировках он всегда выкладывался на полную, никогда не жаловался и всегда благодарил за каждый урок, который Жак ему давал. Это был очень вежливый мальчишка, он мог обворожить каждого взрослого своими манерами и словами, хоть и не упускал возможности пристать к прохожему с глупыми вопросами или замечаниями по поводу вкуса в одежде или книгах. — Хватит доставать бедную женщину, идём, — фыркнул Жак, хватая его за локоть, чтобы кратким кивком извиниться перед работницей, которая уже минут пятнадцать вела дискуссию с двенадцатилетним мальчишкой по поводу её цвета волос. — Тебе стоит быть более терпеливым к тому, как самовыражаются другие люди. — Но ведь её цвет волос просто ужасный! — Хейдзо смолкнул, получив подзатыльник, сопровождаемый шиком со стороны мужчины. — Но вы же согласны! — Достаточно, это не вежливо, Хейдзо, — отмахнулся Жак, ведя мальчишку за собой. — Ты опаздываешь на нашу тренировку. — Вы тоже! — Так, Хейдзо! — Ладно-ладно, молчу... Наверное, чем старше становился этот ребёнок, тем тяжелее было его воспитывать. Жак иногда задумывался, почему взял ответственность над этим чудом, ведь мог просто про него забыть ровно в тот день, как впервые встретил. Но после таких мыслей перед глазами всплывал образ мальчика, заплаканного, с пустым взглядом, который стоял перед управляющей и выслушивал то, что возможно ему никогда не добиться хорошей жизни, потому что его собственная мать продала его криминальной организации, чтобы избежать смерти. Если быть искренним и честным, то Жак Миллер никогда не пожалел, что связался с этим маленьким глупцом. Самое страшное начиналось в тот момент, когда возраст мальчика коснулся цифры тринадцать, впуская его жизнь в период подростка, необдуманных решений и желаний, новых интересов и появления вопросов, которые требовали отдельных диалогов. Таким образом их первый серьёзный диалог состоялся довольно скоро. Оба в итоге оказались в кабинете господина Жака, коснувшись темы половых отношений, где Хейдзо впервые стыдливо смотрел в пол, выслушивая некоторые объяснения своего учителя, изредка кивая и хмыкая. Самое ужасное было тогда, как Жак попросил повторить всё, что он запомнил, на что Хейдзо только каким-то бормотанием смог наскоро пересказать некоторые моменты, которые не казались ему настолько стыдными, чтобы о них говорить. Конечно, после всей этой стыдобы он всё таки фуфырился перед Итэром, ничего тому не объясняя, а только вставляя фразы о том, что теперь он знает куда больше о «взрослом», но поделиться, к сожалению, не сможет, потому что Итэр ещё слишком мал. А если что-то подобное и всплывало, то Хейдзо чаще всего просто получал выговор от матери Итэра или же её простой предупреждающий взгляд. — Ещё раз услышу такое, расскажу господину Жаку, — говорила она, поднимая указательный палец, на что в ответ получала фразу о том, что господин Жак и так сам ему об этом рассказал. Конечно, подростковый период время очень важное, поэтому Хейдзо твердо решил провести его с весельем. Но, по-моему, он решил провести абсолютно всю свою жизнь с весельем в тот момент, как только родился. Что в его понимании означало слово «веселье» никто так и не понял. Но с этим можно было связать несколько понятий, таких как употребление энергетиков, явно запрещённых господином Жаком, курение дешёвых сигарет и по сути своей нарушение того, что запрещал ему хоть какой-либо взрослый. В глазах матери Итэра Хейдзо был другом, которого можно было описать словами «плохое влияние», хотя она бы не сказала, что была против его общения с её сыном. По правде говоря, хоть именно от Хейдзо Итэр нахватался всех этих грязных слов, его друг был тем, кто никогда бы не бросил и не предал. Если же госпожа Костелло узнавала о том, что эти двое творили, перед её глазами всегда представала картина того, как Хейдзо приходил со словами, что виноват не только Итэр, но и он(что она, конечно же, знала и без его помощи). Хейдзо умел общаться с людьми так, что каждый запоминал его ещё надолго, поэтому именно он был тем человеком, который здоровался с каждым прохожим, словно со своим старым другом, когда они с Итэром куда-то собирались идти, на что последний только закатывал глаза. Каждый в организации хотя-бы раз слышал про этого мальчишку, потому что не знать его уже казалось грехом. Жизнь Хейдзо в организации не всегда была радужной и смешной, большую часть времени всё это было несколько труднее, потому что к своей работе он приступил как раз таки в возрасте тринадцати лет. Хейдзо знал, что перед этим господин Жак провел около получаса в кабинете управляющей, заставляя ту поменять задание, что ему успешно удалось. Он не знал, что именно было не так с его изначальной версией поручения, но в итоге ему следовало только проникнуть в кабинет замдиректора определённой строительной фирмы и выкрасть документы, что он выполнил, конечно, не совсем идеально. — То-есть тебя заметила охрана? — переспросил господин Жак, наблюдая за мальчиком из-под каких-то бумаг. — Да, но они не поняли, что я сделал, поэтому всё под... — Нет, Хейдзо, послушай, — Жак прервал его, опуская документы на стол, чтобы обратить всё свое внимание на мальчика. — Ничего не может быть под контролем, если оно не выполнено идеально, запомни. Раз это твоё первое задание, то я просто закрою на это глаза, но ты должен понять, что твоя работа должна быть выполнена идеально и не оставлять за собой ни единого следа. Повисшая тишина, а потом краткое «ясно», чтобы позже Хейдзо выходил в коридор, хмурясь и бормоча что-то вроде того, что для первого раза можно было и похвалить. Проходило время и чем старше Хейдзо становился, тем больше людей появлялось в его жизни. Господин Жак, не считая матери, был первым взрослым человеком в его жизни, который заставил Хейдзо поверить ему. За ним появлялись другие. Потом нарисовался Итэр, а дальше и его мать, но с возрастом всё больше хотелось нового. Конечно, Хейдзо никогда не планировал того, с кем бы хотел познакомиться, он всегда плыл по течению своей жизни, встречая всех с улыбкой на лице. Но в тот период, когда он начал преображаться из мальчишку в подростка, а дальше в юношу, когда он достиг возраста пятнадцати лет, внутри проснулось нечто такое, как гормоны. Хейдзо никто не говорил, что что-то является неправильным или же тем, что общество может не принять, поэтому к своим пятнадцати он не мог сказать, что бывают традиционные отношения, которых стоит придерживаться. На тот момент в его голове залегла одна единственная мысль о том, что в его возрасте люди начинают встречаться. Откуда он это взял, было неизвестно, но почему-то ему казалось, что как только ему стукнула эта цифра, стоило начинать что-то делать со своей личной жизнью. Естественно, это не было чем-то лёгким, чем казалось ему на тот момент. Он был без понятия, как нужно было искать эту настоящую любовь, а консультироваться с кем-то на такую тему вдруг совершенно не хотелось. С Итэром он не собирался говорить об отношениях, а с господином Жаком почему-то снова было стыдно. В книгах не было определённого ответа на вопросы, поэтому ему оставалось только смириться, надеясь, что судьба всё решит за него. Но чем больше проходило дней, а потом месяцев, Хейдзо всё больше начинал отчаиваться. Ему казалось, что уже в пятнадцать жизнь решила за него. Быть ему одиноким всё время, такова была его судьба. Но откуда ж ему было знать, что судьба просто выжидала, потому что спустя какое-то время в его жизни появился человек, при взгляде на которого казалось, что он готов провести с ним все свои оставшиеся дни. Хейдзо встретил его случайно, совершенно не зная, к чему приведёт это знакомство и как оно изменит всю его жизнь, в который раз переворачивая её с ног на голову.