Бал на лезвии ножа

Тихий шум стоял вокруг, погружая спешку в нечто спокойное, позволяя успевать. Автомобиль пронёсся по дороге на жёлтый свет и светофор загорелся зелёным, чтобы пешеходы ступили на горячий от колёс асфальт, пересекая улицу. Солнце коснулось макушки его волос, когда он, огибая прохожих, вынырнул на повороте, сразу влетая в цветочный магазин, который открылся буквально несколько минут назад. Он поспешно кинул взгляд на наручные часы, цокая себе под нос. Утро уже наступило, он должен был успеть. Девушка за прилавком пристально в него вгляделась, чтобы прочитать всё по глазам. — Вам нужна гортензия, — заявила она, подзывая его к себе. — Белая, — в её руках уже оказалось несколько бутонов. — Красная, которую можно разбавить оттенками такого вот светло розового, что скажете? — Да, пожалуйста, — растерянно кивнул он, провожая каждый цветок отдельным взглядом, пока девушка укладывала их во что-то одно, что-то красивое и так подходящее ему. — Надо было вчера приходить, у меня ещё упаковка была, она бы идеально подошла, но увы. — заметила девушка, двинувшись с уже собранным чудом к прилавку. — Но ничего, сейчас что-нибудь найдём. Он с замиранием сердца наблюдал, как цветы оборачивались в светлую бумагу, перевязывались цветными лентами и подрезались аккуратными садовыми ножницами. Довольная собой, девушка впихнула ему букет, похлопывая ладонями, якобы струшивая собственную работу. Он протянул обозначенную сумму в купюрах и развернулся, в два шага оказываясь у двери. — Хорошо вам провести день! — бросила она в след и он ей улыбнулся. Его глаза снова метнулись к часам, следуя за секундной стрелкой, которая, казалось, норовила раскрутиться так, словно могла догнать свет. Он затормозил перед тем же светофором, нервно постукивая ботинком по тротуару, слушая равномерный писк, обозначающий, что красный цвет ещё не закончился. А потом писк сменил темп и он рванул раньше всех, врезаясь в пешеходов и таких же спешащих, занятых своим будущим. Парадное предстало перед глазами на следующем повороте и он вбежал внутрь, одним движением открывая двери и уже оказываясь у лифта, который, — слава всем богам! — ждал его на первом этаже, сразу открываясь и впуская внутрь. Быстрей. Быстрей. Быстрей. Этаж клацнул, а его ключи от квартиры уже оказались в дверном замке, тихо прокручиваясь, чтобы он смог потянуть ручку на себя, ступая на порог. Прислушался. Тишина. Успел? Он молча скинул обувь и прямо в пальто отправился на кухню к подготовленной вазе с водой, вставляя туда букет. Успел. Всё таки Скарамучча успел. Пальто оказалось на предназначенной вешалке и он беззвучными шагами в белых носках, которые Кадзуха купил ему совсем недавно, двинулся в их спальню, щелкая дверью, чтобы она открылась. Его глаза мгновенно зацепились за макушку взъерошенных мягких волос, спрятанных в воздушных одеялах и подушках. Взгляд потеплел, а кончики губ приподнялись. Ровно девять утра, говорили часы на запястье и он выдохнул. Он сделал пару шагов, чтобы резко завалиться рядом в уличной одежде, в водолазке и джинсах, находя ладонями во всех этих складках родные щеки, которые уже давно вынырнули наружу, а яркие глаза усмехнулись, встречаясь с его. Скарамучча прищурился, задумываясь на долю секунды, чтобы резко притянуть Кадзуху к себе и коротко чмокнуть в губы. — Доброе утро, — сказал он, наблюдая, как сонные глаза то закрываются, то снова смотрят прямо на него. — Как спалось? — Ты почему это в джинсах в кровать залез? — первое, что фыркнул Кадзуха, окидывая его подозрительным взглядом, вот только подозрение было тёплое. — А я не могу? — деланно удивился Скарамучча и, чтобы тот не успел возмутиться повторно, чмокнул Кадзуху ещё раз, теперь уже в нос. Тот снова открыл было рот, но его чмокнули в лоб, потом в уголки глаз, потом в подбородок и макушку, а потом поцеловали в губы, сразу отстраняясь, пока он не успел прийти в себя. Скарамучча, довольный собой, нахально ухмыльнулся, вскакивая с кровати, чтобы пролепетать. — Вставай давай, тебя ждёт сюрприз. Не задерживайся, не время спать. — Только девять утра! — обреченно бросил ему в спину Кадзуха, но уже начинал вылазить из-под одеяла в холодную, зимнюю реальность. Он смог вывалиться из спальни только через несколько минут. Скарамучча всё это время терпеливо ждал, успев поставить чайник и написать Сяо, что сегодня они берут выходной и чтобы тот не завидовал. При звуке шагов, он во взволнованном ожидании замер возле холодильника, а когда Кадзуха появился на кухне, и вовсе расплылся в самодовольной лыбе, наблюдая за тем, как его любимое лицо светится от неожиданного восхищения, разглядывая букет. Пусть Скарамучча и не знал, что Кадзуха прекрасно слышал, как он уходил этим утром, но точно понимал, что восхищение было чистым и настоящим. — Господи, какая прелесть, — выдавил из себя тот, наклоняясь, чтобы зарыться носом в мягкие лепестки гортензий, вдыхая их запах и улыбаясь себе под нос, а потом направляя эту улыбку прямиком Скарамучче, от которой он так и таял. — Спасибо огромное, я тебя безумно люблю, правда. — Кадзуха в пару шагов оказался рядом, чтобы прижать его к себе, касаясь своими губами его шеи, а потом в неё же прошептать. — У меня вообще-то тоже подарок имеется, но ты получишь его чуть позже. Договорились? Кивок, кипяток, который полился в кружки и они, сидящие за столом с цветами, ранним чаем, разбавленным холодной водой, чтобы не спалить языки, и сердцами, умеющими любить. Время, действительно, тикало с невозможной скоростью, обгоняя саму концепцию секунд, минут и часов. Скарамучча вдруг заглянул в их комнату, когда это время перевалило за полдень, и замер, не смея оторвать взгляд от него. Кадзуха продел руки и шею в кофту, которую они покупали вместе совсем недавно, но Скарамучча и подумать не мог, что она так шикарно будет смотреться на его парне. Молочный оттенок ткани и наполовину открытая спина, которую на самом деле нужно было застегнуть молнией, ещё эти чёртовы! воздушные! рукава! Скарамучча понял, что пялиться, но прекращать не собирался. Выжидал момент, когда Кадзуха самостоятельно обернулся, насмешливо улыбаясь, чтобы подозвать его к себе с просьбой помочь застегнуть молнию, которую он поспешил выполнить. Только в прихожей Скарамучче пришлось оторвать от него взгляд, чтобы достать своё пальто и обуться. Они вывалились на улицу, чтобы сесть в уже подъехавшее такси, располагаясь на задних сидениях. Скарамучча быстро перекинулся парочкой слов с водителем, уже чувствуя, что его руки коснулась чужая родная, переплетая их пальцы между собой. Кадзуха усмехнулся ему в плечо, позволяя таксисту везти их туда, куда им было нужно, а Скарамучче вздрагивать при каждом случайном касании его шеи губами. Все типичные свидания по типу кинотеатра или посещения парка развлечений были уж слишком типичны. А они были слишком типичной парочкой, которая собиралась следовать всем самым типичным свиданиям в мире. Они глупо хихикали на задних рядах во время фильма, совершенно не следя за сюжетом, кушали карамельный попкорн, который закончился также быстро, как и сам сеанс, по-дурацки держались за руки и целовались в сладкие губы. Они тратили деньги на дешёвые билеты в парк, чтобы вместе продуть в какой-то детской игре с дротиками, прокатиться на плавающих лебедях вместе с десятилетними школьниками и проехаться на самой высокой горке среди здешних аттракционов, чтобы в итоге выиграть в тире два брелочка, которые оказались потом парными. Они нагло бегали по картинной галерее, стуча ботинками по ламинату, веселясь с произведений искусства, которые между их тихих фраз назывались обычными рисунками. Они ели мороженое в холодный месяц зимы и пили горячее какао сразу же следом. Они гуляли, смеялись, говорили и целовались, зная значение слово «любовь». Часы пробили восемь вечера, но ничего ещё не закончилось, потому что они никуда не спешили. Они не были в сказке о Золушке, всего лишь в реальной жизни, которая сейчас казалась в несколько сотен и тысяч раз лучше самой настоящей сказки. На очередном такси они ехали по улицам их города, разглядывая огни высоток и зданий, свет магазинов и других машин. Их последней на сегодня остановкой стал ресторан, столик в котором оба бронировали ещё задолго до сегодняшнего дня. Они оставили верхнюю одежду в гардеробной и спустя несколько мгновений уже делали заказ у официанта, который быстро записывал их пожелания ручкой в своём блокноте. Кадзуха заговорил первым, когда они наконец остались наедине, постукивая пальцами по гладкой скатерти стола. — Что планируешь делать, когда это всё закончится? — поинтересовался он и Скарамучча вопросительно приподнял бровь, молча не понимая, к чему тот клонит. — Я просто спрашиваю. — Не задумывался особо, — признался он, разглядывая содержимое своего бокала — вино, которое им успели принести и открыть. — Наверное, дальше работать в агентстве, меня всё устраивает. Это Итэру нужно о будущем думать, а с Хейдзо мы сейчас разбираемся. Думаю, всё будет хорошо. — Всё устраивает, — повторно промычал Кадзуха, упираясь подбородком себе в ладонь, чтобы проследить глазами за официантом. Скарамучча хмыкнул, не вникая и тоже замолчал, с приятной усталостью разглядывая ресторан. Их заказ прибыл спустя какие-то полчаса, хоть они и заказывали лишь салаты, потому что оба уже успели хорошенько поесть за весь день. Секунды тикали, а Кадзуха только и делал, что нервно постукивал вилкой по тарелке, пока Скарамучча напрямую не поинтересовался, что происходит. Тот лишь пожал плечами, наконец глубоко вздохнув и уставившись ему прямо в глаза, цепляясь за них, чтобы что-то для себя успокоить. — Скарамучча, я знаю, что ты не любишь длинных речей, — начал он, заставляя своим серьёзным тоном сосредоточиться, из-за чего Скарамучча выпрямился и сцепил руки вместе, давая понять, что слушает. Кадзуха опять втянул воздух через нос и медленно моргнул, продолжая. — Я не собираюсь тянуть, потому что ты уже знаешь, как я тебя люблю и понимаешь это. Правда ведь? — он аккуратно кивнул, настороженно внимая каждому слову. — Знаешь, такие моменты обычно ощущаются, как нечто волшебное, но сейчас я только ожидающе боюсь. Боюсь услышать нечто другое от тебя. Нечто... Помнишь, я сказал, что подарок ты получишь позже? — Да. — Пришло время, поэтому, пожалуйста, можешь закрыть глаза? — попросил Кадзуха и Скарамучча послушался, погружаясь в темноту, чтобы прислушиваться только к шуршанию, движениям, из которых он понял, что Кадзуха встал, и отдалённым вздохам каких-то людей со стороны. Он терпеливо ждал, глаз не открывал до того момента, когда наконец не услышал его голос где-то совсем рядом. — Можешь открыть. И он открыл. Открыл и весь его мир перевернулся в следующее же мгновение, сотрясаясь, крушась и строясь заново, когда его глаза безумно тихо коснулись Кадзухи рядом. Кадзухи, который прямо сейчас стоял на одном колене, а в его протянутых ладонях аккуратно лежала открытая коробочка с помолвочным кольцом, которое никак не выделялось, но в глазах Скарамуччи сейчас светилось ярче всего когда-либо существовавшего. Единственным, что могло сейчас гореть ещё ярче, были его собственные глаза, вспыхнувшие сразу же. Но, конечно, он не мог их видеть, только ощущать, перемещая медленный взгляд на молчаливого Кадзуху перед ним, который, как и он, неподвижно застыл, будто статуя, ожидавшая слов. Слов, которых не было. Слов не осталось, остались только чувства, перекрывшие их, бурлящие в крови и звенящие в ушах. — Скарамучча, — позвал Кадзуха, возвращая его в реальность, а потом сказал эти до жути типичные слова, которые были предназначены для их типичной парочки, которые прямо сейчас звучали как самая настоящая дефиниция счастья. — Ты выйдешь за меня? — Да, — слетело с губ. — Да я выйду, — выдохнул он, вставая со стула, чтобы поднять Кадзуху за собой. — Конечно, Господи, ты ещё спрашиваешь. — и поцеловал. Поцелуй, в котором кричал восторг, в котором зарождался покой и равномерно утихал страх, в котором они проживали всё, что хотели сказать друг другу, в котором слышали всё, на что не хватало слов, в котором они видели будущее и ощущали счастье, в котором были уверены. Поцелуй с кольцом на пальце, надетым в процессе. Поцелуй, с вином на губах и волнением на языке. Поцелуй двух человек, которые были готовы прожить друг с другом всю свою жизнь, насладиться ею вместе, наконец полюбить её вместе, как они любили друг друга и жить долго и счастливо, как это бывает в самых типичных сказках. А они были жутко типичной парочкой в их жутко типичной жизни, которая ощущалась самой типичной сказкой на свете, где главные герои обязательно остаются счастливы. Они были счастливы, глупы и молоды. И будут такими ещё долгое-долгое время.