***
Минхо направляется в ванную, чтобы принять душ перед сном, надеясь смыть с себя горячее, липкое чувство, которое он всегда испытывает после интенсивных танцев, а также блеск, который сумел мигрировать с его лица и покрыть остальную часть тела. Он всегда чувствует себя незащищенным, раздеваясь на вилле, хотя знает, что в ванных комнатах нет камер. Тем не менее, он быстро кладет одежду, которая была на нем, в корзину для белья и входит в одну из кабинок, закрывая за собой дверь из матового стекла. Он моет волосы шампунем, а затем наносит на них кондиционер. Затем он намыливается густой мыльной пеной причудливого геля для душа, который им предоставили, вдыхая сладкий аромат фиников и ванили. Когда он умывается, его начинает настигать сонливость, а его мысли бесцельно блуждают, пока приятное чувство расслабления пробегает по его конечностям. В какой-то момент он осознает, что думает о шоу талантов, а затем о выступлении Джисона, а потом он просто думает о Джисоне. Мыльные пузыри стекают по его груди и ногам и исчезают в стоке. Его кончики пальцев скользят по груди и нижней части живота. Он мечтательно мычит, представляя, как рот Джисона прижимается к микрофону, его зубы обнажаются, а губы изгибаются. Эта мысль - сводящее с ума напоминание о том, что эти губы были на его губах не так давно, и Минхо стонет при воспоминании об этом, а его рука наконец скользит и обвивается вокруг его члена. Дело в том, что Минхо не прикасался к себе уже несколько недель. Он сильно возбудился и стал таким чувствительным, что даже самое легкое прикосновение заставляет его плакать. Итак, он прячет рот в сгибе другой руки, чтобы заставить себя замолчать, прижимаясь лбом к мокрой плитке, когда его рука ускоряется. Его воображение действительно разыгралось. Он и Джисон снова целуются, на этот раз в каком-то уединенном месте, Хан лежит на нем сверху, прижимаясь к нему, и на нем эти дурацкие рваные джинсы, а воротник футболки достаточно свободный, чтобы показать Минхо каждый дюйм его груди. Он дразнит его, держит над ним контроль, называет Минхо малышом, говорит, что сделает ему приятно, говорит, что собирается сделать самое грязное дерьмо, какое только можно себе вообразить, а потом он накидывается на него, он везде, а Минхо задыхается, задыхается и дрожит ... И он выключает воду с дрожью, легко вздохнув, чувствуя себя сытым до костей. Может быть, думает он, это всё, что ему было нужно. Его обретенное влечение глубоко укоренилось в организме, как какой-то непреодолимый зуд, и ему нужно было почесать его. Может быть, он надеется, что теперь избавится от него. Он вытирается, неуклюже застегивает пижаму и направляется в спальню. Подходя к своей кровати, он видит что-то: конверт, красиво лежащий на его подушке. Он так измотан, что думает о том, чтобы бросить его на пол и открыть утром, но в конце концов любопытство берет над ним верх. Он ложится на бок и подносит конверт к прикроватной лампе. Гладкая, бледно-карамельного цвета бумага светится чем-то вроде обещания. Он расклеивает конверт и достает бумагу, которая была внутри, а его взгляд сосредотачивается на имени, которое там написано под его собственным. Ли Феликс. Минхо кивает сам себе и кладет приглашение с конвертом на стол, прежде чем выключить лампу и зарыться под одеяло. Минхо любит Феликса, и он уверен, что они хорошо проведут время вместе, но он не может не чувствовать разочарование. Это небольшое разочарование, крошечное, как камешек гравия, который попал в ваш ботинок, но такое же ерундовое. Смотрите: Феликс уже нашел свою вторую половинку. Минхо нет. Вопрос только в том, чье имя он надеялся увидеть вместо этого?***
Свидание Минхо и Феликса назначено на пляже, поэтому они идут по знакомой тропе к одному из своих любимых мест. Продюсеры организовали для них серфинг в океане, поэтому они встречаются с инструктором, который показывает им основы, прежде чем оставить их наедине. Пара действительно старается изо всех сил, но они едва могут стоять на своих досках, не говоря уже о том, чтобы кататься на волне, поэтому они просто сидят на них, покачиваясь на волнах, пока болтают. — Я знаю, что это свидание и всё такое, - говорит Феликс в какой-то момент, — но просто чтобы ты знал, Чонинни - моя родственная душа. Я чувствую это. Минхо закатывает глаза и ложится на живот, проводя пальцами по морской воде, скапливающейся на его доске. — Я знаю об этом, - говорит он Феликсу. — Ребята, вы буквально носите медальоны с фотографиями друг друга внутри. Феликс дуется, возясь со своим медальоном, двигая его вверх и вниз по цепочке. Минхо смеется и брызгает на него, заставляя парня визжать, но пока дразнит Феликса, он думает, что это действительно мило. — Кстати, думаешь, поэтому они устроили нам такое дешевое свидание? - спрашивает Минхо. — Приберегают всё хорошее для оставшихся родственных душ? — Хм, не знаю? - отвечает Феликс, наклоняясь, обхватив подбородок руками, и говорит торопливым шепотом, как будто они с Минхо сговорились. — Например, пляж? Мы приходим сюда каждый день. К тому же, не лучше ли было бы, если бы кто-то пошел с Крисом, чтобы попробовать заняться серфингом? — Может быть, они хотят, чтобы мы потерпели неудачу, - размышляет Минхо. — Смешнее для зрителей, если мы постоянно падаем на задницу. — Верно, - отвечает Феликс. — Но знаешь, это не обязательно должно быть совершенно бесполезное свидание. Мы могли бы выяснить, кто твоя родственная душа, хён. Минхо смотрит на него и поднимает бровь. — Хорошо, - медленно, неуверенно говорит он. — Как мы это сделаем? — Ну, ты сделаешь это, будучи очень, очень честным с самим собой, конечно, - говорит Феликс, сияя и поднимая палец, как будто он только что сказал самое превосходное в мире замечание. Минхо корчит лицо, как будто только что проглотил что-то действительно противное. — Фу, - говорит он. — Давай, - поет Феликс, покачиваясь на своей доске для серфинга. — Есть кто-нибудь, кто тебе нравится? Кого ты хочешь поцеловать? Как бы Минхо не хотел этого разговора, он знает, что, вероятно, должен. Единственный человек, с которым он разговаривает по душам - это Джисон, и быть на сто процентов честным в отношении того, что он чувствует к Джисону, в последнее время стало сложно. Итак, Минхо подыгрывает, вздыхая и прокручивая в голове варианты. Очевидно, он всегда считал Чанбина привлекательным, а затем у него случился этот кризис, когда он обнаружил, что считает Джисона тоже привлекательным, но он не чувствует себя готовым признать это вслух, особенно в последней части, поэтому он пытается ответить на вопросы Феликса по-другому. — Ну, ты, Чонин, Чан и Хёнджин уже мимо, - осторожно говорит он. — И я определенно не хочу целовать Сынминни. Феликс понимает, что на самом деле говорит Минхо. — О, так это только Джисони и Чанбинни-хен заводят тебя, а? - он спрашивает. Минхо издает жалобный звук. — Не говори так … — Почему нет? Я был там, когда ты целовался с Джисони, помнишь? И это было «иу», ты в курсе? - он имитирует, будто обмахивает себя веером, а Минхо недоуменно смотрит на него. — Нет, я не в курсе, - лжет он. — Пожалуйста, остановись. Феликс разочарованно свистит. — Хорошо, - говорит он. — Больше никаких разговоров о соулмейтах. Понял. Минхо мычит, и их разговор замолкает. Океанские волны шелестят вокруг них, как складки большого голубого одеяла, а морские птицы кричат над ними. Феликс зевает и потягивается странно по-кошачьи. Соленая вода стекает по его веснушчатому носу и с зачесанных назад волос. Выбеленные пряди мерцают на, казалось бы, бесконечном солнце, приобретая цвет пуха одуванчика. Минхо садится на свою доску для серфинга, когда под ними проносится особенно головокружительная волна, заставляя их раскачиваться, как куски белья на веревке в особенно ветреный день. — Хочешь попробовать серфить ещё раз? - спрашивает Минхо. — Не совсем, - отвечает Феликс. — Мы могли бы пойти поиграть в мяч или что-то в этом роде? Минхо издает уклончивый звук. — Или, ох! - глаза Феликса загораются. — Я знаю, что мы могли бы сделать. — Что? — Почему бы нам не разыграть всех? Минхо недоверчиво смеется. — Здесь больше никого нет. Феликс не выглядит обеспокоенным. — О, мы можем составить план, а затем вернуться на виллу. Продюсеры знают, что это свидание - полный провал, и, держу пари, им в любом случае понравится какой-нибудь шуточный контент. Минхо все еще сомневается. — Что же нам делать? Феликс задумчиво мычит. — Что-то вроде кражи всей обуви? - он предлагает. — Или положить мармеладки всем в обувь? — Что это между тобой и обувью? - спрашивает Минхо, искренне обеспокоенный идеями друга. — Ой! Нет… Забудь об этом, - взволнованно говорит Феликс, игнорируя его. — У меня есть идея получше. Лучшая идея. Вместо того, чтобы на самом деле рассказать Минхо о своей удивительной идее, Феликс начинает грести обратно к берегу, прижавшись к доске, пока его руки прячутся в волнах. Минхо фыркает и следует за ним, солнечный свет паутиной плетется по поверхности воды, пока он неуклюже плывет по ней. Они прячутся за огромными пляжными полотенцами, выскальзывая из гидрокостюмов в обычную одежду. Феликс натягивает джинсы с вышитыми крылатыми бабочками, а затем надевает кроссовки с нарисованными смайликами-солнцами. Пока Минхо вытирает волосы полотенцем, Феликс объясняет ему свой план. Честно говоря, Минхо не уверен, что у них это получится, но, по его мнению, это довольно забавная идея, и, по крайней мере, она не вращается вокруг их общей коллекции обуви. — Итак, - заканчивает Феликс, затаив дыхание. — Что ты думаешь? — Давай сделаем это, - отвечает Минхо, легонько стукнув Феликса кулаком, прежде чем они начинают возвращаться к машине.***
Когда они возвращаются домой, присутствуют все кроме Чанбина и Джисона. Чонин и Сынмин играют в какую-то карточную игру, а Чан с Хёнджином обнимаются на диване. Хёнджин возится с изношенными фестивальными браслетами, украшающими запястье Чана, в то время как Чан практически кусает мочку уха Хёнджина и фу. Минхо понятия не имеет, когда они стали такими отвратительными. — Ребята, - говорит Феликс, уже играя, его брови нахмурены, а глаза широко раскрыты, когда он делает неуверенный шаг к центру комнаты, сложив руки в замок, чтобы создать идеальную картину серьезности. Минхо рассмеялся бы, если бы не изо всех сил старался вжиться в роль, стоя позади Феликса с опущенной головой. — Нам есть, что вам сказать, - продолжает Феликс. Сынмин и Чонин оба опускают свои карты и начинают обращать внимание, но Хёнджин и Чан едва слушают, Хёнджин откидывает голову назад, чтобы Чан мог прижаться губами к его шее. — Не могли бы вы послушать, пожалуйста? - спрашивает их Феликс, звуча так обеспокоенно, что они наконец смотрят на него, а капля настороженности пробивается сквозь их смутную похоть. — Что такое? - спрашивает Чонин, и в его голосе звучит такая искренняя обеспокоенность, что Минхо почти начинает чувствовать себя плохо. — Эм, я думаю, все должны быть здесь, чтобы это услышать, - торжественно продолжает Феликс. — Где Чанбинни-хён и Джисони? — О, на самом деле они сейчас на свидании, - говорит ему Чан. Голова Минхо поднимается вверх. — На свидании? Чан кивает. — Но… но мы с Феликсом были на свидании, - говорит Минхо раздраженно и он ненавидит это. — Я имею в виду, я думал, что должно быть только одно свидание в день? — Думаю, церемония выбора подкрадывается к нам, - говорит Хёнджин, пожимая плечами, и Минхо полагает, что он прав. В конце концов, они должны сделать свое первое и последнее предположение на следующей неделе, а впереди ещё довольно много свиданий. Самому Минхо всё ещё нужно сходить на свидания с Чанбином и Джисоном. Феликс издает болезненный звук. — Что ж, думаю, нам просто придется рассказать им позже, - говорит он, глядя на Минхо. — Сказать им? - повторяет Чонин. — Сказать им что? Феликс глубоко вдыхает. — Ну, когда мы с Минхо-хёном сегодня занимались серфингом, - начинает он, — мы потеряли наши нарукавные повязки в море. Он говорит эту последнюю часть так серьезно, и за ней следует такая ошеломленная тишина, что это заставляет смех вспыхивать в груди Минхо. Он кашляет, сжимая губы, чтобы не начать улыбаться. — Мы видели метки друг друга, - продолжает Феликс, — и они совпадают. У всех отвисают челюсти. — Мы родственные души, - драматично шепчет Феликс на случай, если кто-то не понял это. Еще один момент испуганной тишины. Затем Хёнджин кричит: — Что? — Мы родственные души, - повторяет Феликс, прежде чем толкнуть Минхо под ребра. — Верно, хён? — Да, - отвечает Минхо. — Мы родственные души. Взгляд Сынмина встречается с взглядом Минхо, и он подозрительно щурится на него, как будто не верит ни единому их слову. Минхо тут же отводит взгляд, но затем смотрит на Чонина, который смотрит на Феликса так, будто Феликс только что вылил на него ведро ледяной воды. Его глаза наполняются слезами, а губы начинает дрожать, и о нет, думает Минхо. Они расстроили ребенка. — Ага, - торопливо повторяет он, шагая вперед. — Большая волна сбила меня с доски для серфинга, а затем приплыла акула и сорвала ленту с моей руки, прежде чем уплыть с ней. Это было безумно. — Вы все выдумали, - говорит Чан, хмурясь. — Ну да, - отвечает Минхо. — Как будто мы оба потеряем свои нарукавные повязки. Эти вещи нерушимы. Он закатывает рукав своей толстовки и машет рукой, словно подтверждая свою точку зрения. — Значит, вы не родственные души? - спрашивает Хёнджин. — Нет, - отвечает Феликс, давая пять Минхо, прежде чем подбежать к Чонину, обнять его сзади и чмокнуть в щеку. — Но разыграли вас всех неплохо. Чонин облегченно смеется, когда его руки поднимаются, чтобы схватить руки Феликса, в то время как Сынмин что-то бормочет себе под нос и начинает тасовать карты. Феликс садится рядом с ними, и они втроем начинают играть в другую игру. Тем временем Чан целует раздраженную гримасу Хёнджина, его руки извиваются под майкой Хёнджина, чтобы прижаться его к бокам - что Минхо воспринимает как сигнал уйти. Он пробирается на кухню и пьет немного воды, пока размышляет о приготовлении ужина. Затем, пока ополаскивал стакан, он услышал голоса из сада. Выглянув в окно, он видит Чанбина и Джисона, идущих по траве, по-видимому, вернувшихся со свидания. Они идут близко друг к другу, их голые плечи трясутся, когда они громко спорят по пустякам и оба смеются, игриво толкая друг друга, направляясь ко входу на виллу. Внутри Минхо вспыхивает зависть, острая и внезапная, и кажется будто сами шипы проходят сквозь него. Он сжимает челюсти и отходит от окна так быстро, как только может, прежде чем кто-либо из них заметит его там, прежде чем любой из них увидит боль, которая, как он знает, будет так унизительно очевидна на его лице. Хуже всего то, что он даже не уверен, чему завидует . Может быть, он завидует тому, что они выглядят такими счастливыми вместе, пока он ходит на безрезультатные свидания одно за другим. Может быть, стоит копать глубже. Если брать глубже, то завидует ли он тому, что Джисон выглядит таким влюбленным с Чанбином, или что Чанбин выглядит таким влюбленным с Джисоном? Он не уверен, что может сказать больше, и от этого чувствует себя еще более дерьмово, чем когда-либо. Потому что вся эта история с родственной душой должна была быть легкой. Это не должно было быть сложно и запутанно, как и многое другое. Судьба должна была быть на его стороне; она не должна была делать из него дурака. Взгляд Минхо скользит по камере, стоящей в углу потолка кухни, а затем он делает долгий успокаивающий вдох, упираясь ладонями в край раковины. Он не хочет, чтобы мир видел, как он грустит по этому поводу - он отказывается - и поэтому он идет к холодильнику и вытаскивает ингредиенты наугад, выстраивая их в ряд на столешнице, а затем произвольно переставляет их, пока не чувствует себя менее склонным портить себе жизнь. Он начинает чистить имбирь, прежде чем нарезать его тонкими ароматными полосками. Затем он начинает давить чеснок, сдирая кожицу, прежде чем выбросить расколотые зубчики в миску. Он настолько сосредоточен, что едва замечает, как Джисон подкрадывается к нему. — Привет, детка, - говорит Джисон, обвивая рукой талию Минхо. — Мы можем поболтать? Хочешь выйти? Минхо просто кивает, его хватка ослабевает и нож с грохотом падает на разделочную доску. Он моет руки и снимает фартук, прежде чем следовать за Джисоном в сад. Не говоря ни слова, они удаляются от задней двери, идут сквозь лужи желтого света под окном кухни и направляются к участку в тени, где растут лотосы. Минхо приседает, чтобы коснуться их мягких, широко раскрытых лепестков - таких ярко-розовых даже в темноте. — Итак, - начинает Джисон, прислонившись к стене виллы, скрестив ноги и засунув руки в карманы спортивных штанов. — Как прошло твое свидание с Феликсом? Минхо смотрит на него через плечо, прежде чем вернуться к цветам. — Полный провал, очевидно же, - отвечает он. Джисон мычит, не удивившись, и Минхо рискует ещё раз взглянуть на него. Минхо отводит взгляд. — А вы? - спрашивает он с напускной небрежностью. — Ваше свидание прошло успешно? Джисон переминается, а затем снова скрещивает ноги. — Зависит от того, что ты подразумеваешь под «успехом». Минхо зажимает лепесток между пальцами, делая глубокий вдох богатого, головокружительного аромата цветка. — Как ты думаешь, что я имею в виду? Позади него Джисон громко сглатывает. — Ты имеешь в виду... Думаю ли я, что он моя родственная душа? Верно? — Ну, да. Джисон вздыхает, как будто Минхо намеренно ведет себя сложно. — Мы с Чанбином очень хорошо ладим, - наконец говорит он, очень тщательно взвешивая слова. — Тогда ладно. Это- — Но я бы не сказал, что это было удачное свидание, - прерывает Джисон. — Это не было похоже на внезапную романтическую химию или что-то ещё, что, по твоему мнению, я должен искать. Минхо чувствует, как волосы на его руках вздымаются от раздражения. Он не понимает, почему Джисон вдруг решил нажать на его кнопки. Он вздыхает, вставая перед ним. — Никакой романтики? - он сдерживается, а та ревность, что была раньше, снова покалывает его кожу, ее шипы жалят, — Ты сказал, что он в твоем вкусе, верно? В первый день. — Ты тоже, - кисло бормочет Джисон, глядя в землю. Минхо недоверчиво смеется. — Это потому что так и есть. Глаза Джисона метнулись вверх, в его взгляде потрескивал огонь. Он долго смотрит на Минхо, а крошечная морщинка нахмурила его лоб. — Это здорово, хён, - сухо говорит он. Минхо сглатывает. Такое ощущение, что они каким-то образом спорят, и он ненавидит это. Он хочет стереть последние десять минут их разговора, начать его заново. Он хочет вернуть их естественную теплоту, их легкое веселье. Он хочет, чтобы всё было просто. Он предлагает Джисону раздраженную улыбку в знак мира. — Извини, если я кажусь расстроенным. Просто мы должны во всем этом разобраться, - говорит он. — И мы разберемся, - уверенно отвечает Джисон. — Хорошо, итак... если Феликс и Чонин действительно родственные души, а Хёнджин действительно родственная душа Чана… — Которыми они, вероятно, и являются, - вмешивается Джисон. — Которыми они, вероятно, и являются, - повторяет Минхо, соглашаясь с ним. — Тогда это означает, что моя родственная душа... один из оставшихся участников. — Верно, - говорит Джисон, и он говорит это так, как будто уже знает решение головоломки, которую пытается решить Минхо, как будто он пытается побудить его сложить последний кусок. Минхо просто смотрит на него, чувствуя себя беспомощным. — Хён, - говорит Джисон, а на его лице появляется что-то вроде жалости. — А Сынминни? Минхо фыркает. — Это не может быть Сынминни. — Почему нет? — Потому что это буквально не имеет смысла. — Значит, это автоматически Чанбин? - спрашивает Джисон, выглядя разочарованным. — Почему? Потому что ты думаешь, что он горячий? — Не знаю, - признается Минхо. — Честно говоря, я… я не знаю. Джисон смягчается. Он выдыхает и ждет, пока Минхо продолжит. Минхо моргает и смотрит вниз, уклоняясь от такого доброго, такого нежного взгляда. Он проводит рукой по лотосам и ловит тонкий стебель, сжимая его. — А как насчет… - начинает он. Джисон отрывается от стены и делает небольшой шаг к Минхо. — Ты о чем, хён? - он спрашивает. Минхо качает головой. — Ничего, - выдыхает он, отпуская лотос и наблюдая, как он возвращается на место. — Ничего. — Хён- — Давай оставим это на сегодня, Джисон-а, - говорит он. — Хорошо, но… — Мне нужно закончить приготовление ужина. Губы Джисона изгибаются; они такие же упрямо-розовые, как цветы в ночной тени. Затем он кивает, протягивая руку к задней двери, как бы говоря, «после тебя». Минхо идет впереди него, ничего не говоря, но когда они достигают двери, он останавливается, на мгновение обиженно глядя на нее, прежде чем развернуться на каблуках, чтобы посмотреть на Джисона. Джисон, кажется, понимает, о чем думает Минхо, раньше, чем он сам, раскрывая руки, чтобы Минхо упал в них. Они обнимаются так какое-то время, оба с каждым вдохом всё больше и больше погружаются в него, совершенно неподвижные, если не считать их пальцев, которые чертят безумные, бессмысленные завихрения на спинах друг друга. В конце концов, Минхо отрывается от Джисона и заходит внутрь виллы, возвращаясь к приготовлению ужина, пока Джисон ныряет в гостиную. Весь вечер Минхо колеблется между разочарованием и облегчением, легкостью и тяжестью, и в конце концов ложится спать, мечтая о столь необходимой перезагрузке системы. Его ждет свежий, неподписанный конверт. Минхо вздыхает, садясь на кровать, открывает конверт и вытаскивает спрятанный внутри клочок бумаги. Он гласит:Ли Минхо Завтра в 8 вечера ты пойдешь на свидание с Со Чанбином В кемпинг «Потрескивающий костер» (Наблюдение за звездами и кемпинг) Пожалуйста, приготовьтесь к ночной поездке.
Минхо дергает уголки приглашения, пока читает его, морщась при этом бумаге. Он знает, что должен быть взволнован. Наконец-то он идет на свидание с Чанбином. Чанбин - человек, которым он интересуется с первого дня. Но, если бы он позволил себе быть честным, он бы признал свое разочарование. Он бы признался себе, что хотел бы, чтобы на приглашении было имя Джисона. Потому что он больше всего хотел бы провести день рядом с Джисоном. Если бы он мог, он позволил бы себе осознать, что это было правдой какое-то время. Что это, возможно, всегда было правдой. Но пока он не может противостоять этому. Потому что есть одна последняя вещь, которую он должен узнать.***
Минхо смотрит на себя в зеркало в ванной. Ты должен дать этому свиданию шанс, говорит он себе. Это единственный способ исключить Чанбина. Да и вообще, кто знает, что будет? Я имею в виду, у тебя отличные инстинкты, и ты что-то почувствовал с самого первого момента, как увидел его. Ты ещё ни в чем не уверен. Ты должен сосредоточиться на призе. Он указывает на себя пальцем и сужает глаза, словно предупреждая. Затем он решительно выдыхает и выходит из ванной. Он бредет в спальню, чтобы перепроверить, упаковал ли всё необходимое для ночной поездки с Чанбином. Пока он это делает, эффект напутствия, который он буквально только что устроил себе, начинает спадать. Это была хорошая ободряющая речь, правдивая ободряющая речь, но дело в том, что даже если он заставляет себя настроиться на позитивный лад, его сердце не так легко убедить, и, к сожалению, в эти дни именно его сердце правит балом. Тем не менее, надо сходить на свидание, поэтому Минхо перекидывает сумку через плечо и направляется вниз. Чанбин ждет его в гостиной, и оттуда они вместе направляются на улицу, садясь в машину, которая ждет их возле виллы. Ещё светло, небо бледно-голубое и безоблачное. В маленьком пространстве в задней части машины Минхо улавливает чистый, свежий запах мыла Чанбина, словно мята, смешанная с чем-то острым и травяным. Чанбин, должно быть, только что принял душ, предполагает Минхо. Его всё ещё влажные волосы убраны с лица, обнажая мягкие темные волосы на его бритых висках и серебряные серёжки, усеивающие ушной хрящ. На нем большие очки в круглой оправе, черная флисовая куртка с неоновыми вставками в стиле ретро и темно-серые джинсы, заправленные в армейские ботинки. В общем, он выглядит как живое, дышащее воплощение парня мечты Минхо, и Минхо проклинает себя за полное отсутствие бабочек в животе. Они добираются до лагеря как раз в тот момент, когда солнце садится, а первые осколки звезд вспыхивают на сапфирово-голубом небе, и они обнаруживают, что место уже хорошо подготовлено для них. Костер трещит и шипит возле их палатки, и на земле расстелено большое клетчатое одеяло для пикника, его поверхность усеяна бархатными подушками, а по краям раставленны разные фонари, отбрасывающие нечеткое оранжевое свечение. В маленькой корзинке они находят зефир, шпажки и бутылку красного вина. Следующий час или около того они проводят, пытаясь созерцать звезды, указывая на звезды и громко споря о том, как называются созвездия, передавая вино туда-сюда, пачкая губы алым напитком. — Это отстой, - объявляет Минхо сразу после того, как Чанбин неправильно находит созвездие Близнецов в третий раз подряд. — Я собираюсь съесть зефир. Хочешь один? Чанбин кивает, и они оба садятся. Минхо протыкает два зефира двумя длинными металлическими шпажками, а затем передает одну шпажку Чанбину, пока они приседают у костра. Несколько минут они сидят в тишине, наблюдая, как языки пламени танцуют вокруг их подрумяненных зефирок. Затем Чанбин спрашивает: — Если бы ты мог пережить один день своей жизни, то какой и что бы ты сделал по-другому? Минхо смеется, ошеломленный. — С чего это вдруг? Чанбин пожимает плечами. Он снимает с зефира обугленный слой и ест его, прежде чем вернуть зефир в огонь. — Побалуй меня. Минхо мычит. — Я бы пережил этот день, - говорит он. — Я бы притворился больным, чтобы мне не пришлось идти с тобой на это свидание. — Хён, - укоризненно говорит Чанбин. — Будь серьезен. — Я родился серьезным, - невозмутимо говорит Минхо, размахивая зефиром. Чанбин вздыхает. — Я хочу узнать тебя. — Ты меня знаешь. — Но я хочу узнать тебя, как бы, близко. Минхо ухмыляется ему. — Не так, - уточняет Чанбин, выглядя смущенным. — Да что тут знать, в самом деле? - спрашивает его Минхо. — Ну, ты знаешь, совпадают ли наши принципы. Наши идеалы. Наши цели. Наши интересы. Поверхность зефира Минхо начала пузыриться. Он дует на него, а затем откусывает крошечный кусочек. — Кого это всё волнует? — Меня, - говорит Чанбин. — Я хочу знать, как ты проводишь свое свободное время, и что тебе больше всего нравится в себе, и когда ты чувствуешь себя самым любимым, и где ты видишь себя через пять лет. Минхо фыркает. — Что это, собеседование при приеме на работу? Чанбин хмурится. Пламя мелькает в его глазах. — В каком-то смысле да. — Ну что ж. У меня уже есть работа, - беззаботно отвечает Минхо, пожимая плечами и снова откусывая от зефира. — Очень жаль. Чанбин качает головой. — Хён, смысл этих свиданий в том, чтобы выяснить, является ли другой человек твоей родственной душой или нет. Если вы не задавали все важные вопросы, вы зря тратили время друг друга. — Я не согласен, - возражает Минхо. — Мне не нужно знать твой пятилетний план, чтобы понять, моя родственная душа ты или нет. — Тогда на чем ты делаешь выводы? - спрашивает Чанбин. — О, ты знаешь, — легкомысленно говорит Минхо. — Чувствуешь ты это или нет. — Что чувствуешь? - Чанбин кажется потерянным. — Это, - повторяет Минхо. — Химия. Искра. Притяжение. Чанбин не выглядит таким уверенным. — Значит, ты только... общаешься со всеми? Минхо смеется. — Ага, — отвечает он. Чанбин в замешательстве издает звук. — Я тебя совсем не понимаю. — Ты не можешь понять любовь только с помощью логики, Чанбин-а. — Кто сказал что-нибудь о любви? - спрашивает Чанбин. — Отношения с родственной душой могут быть… — Платоническими, я знаю, - прерывает Минхо, закатывая глаза. — Моя точка зрения остается в силе. — Но это всё игра, верно? - Чанбин закатывает рукав и проводит пальцем по нарукавной повязке. — Мы прикрываем наши метки. Мы ходим на наши свидания. Это загадка, которую нужно решить, хён, а загадки решаются с помощью логики. — Просто держись за свои способы, Чанбин-а, - говорит ему Минхо. — А я останусь со своими. Чанбин сокрушенно вздыхает. — Хорошо, - ворчит он. — Хорошо, - повторяет Минхо, улыбаясь ему. — Ещё зефир?***
В какой-то момент Чанбин вытаскивает фляжку с виски из своей спортивной сумки, и они с Минхо переходят от легкого опьянения к счастливому пьянству. Они вдвоем бегают кругами по лагерю, поют, танцуют и смеются. В какой-то момент Минхо заползает в палатку и ложится на спину, чувствуя головокружение и одышку. Затем, вскоре после этого, Чанбин оказывается рядом с ним, и их конечности внезапно переплетаются, а затем их губы сталкиваются в темноте, и в их дыхании чувствуется смешанный вкус вина и виски, пока они целуются. Чанбин отстраняется, чтобы лизнуть шею Минхо, и Минхо прерывисто скулит, извиваясь. Он лежит на своем плюшевом спальном мешке, а его ноги поднимаются, чтобы обвиться вокруг талии Чанбина. Чанбин ухмыляется в его кожу. Оттягивает её зубами. Он трижды стучит пальцами по предплечью Минхо, прямо напротив того места, где прячется его метка. — Думаешь, ты мой, детка? - дразняще спрашивает он, и это сексуально. Это так сексуально. Волнение проносится через Минхо, как ракета. Но... нет. Он не думает, что принадлежит Чанбину. Чанбин горячий. Он заставляет жар разливаться по животу Минхо. Жар густой, как патока, и такой же сладкий. Но это всё, что он делает. Он не заставляет сердце Минхо трепетать в груди. Теперь Минхо знает, что это может сделать только Хан Джисон. Он действительно это знает. Итак, он качает головой. И он тянется, чтобы обхватить щеку лица Чанбина. — Мы можем проверить это, Чанбин-а? - он спрашивает. Чанбин замирает, его глаза на мгновение вспыхивают от удивления. Затем он начинает кивать. — Конечно, хён, - говорит он, пытаясь слезть с Минхо. — Конечно. Он плюхается рядом с Минхо на его собственный спальный мешок, и они вместе лежат в палатке, пока их дыхание замедляется и выравнивается. — Знаешь, - говорит Чанбин, — хоть ты и не ответил ни на один из моих вопросов, я чувствую, что узнал тебя лучше, хён. — Как? - недоверчиво спрашивает Минхо. — Потому что мы целовались? Чанбин смеется. — Нет нет. Я просто… я чувствую, что многое узнал о тебе. — Например? - с сомнением спрашивает Минхо. — Ты романтик, да? - говорит Чанбин, поворачиваясь на бок и улыбаясь Минхо. — Ты не хочешь, чтобы кто-нибудь знал об этом. Минхо издает протестующий звук. — Это смешно, - говорит он, но Чанбин, конечно, прав. Поиск родственной души никогда не был для Минхо делом просто для галочки. Он всегда мечтал о той первой встрече, где всё встанет на свои места, всегда мечтал построить совместную жизнь со своей второй половинкой, человеком, которого он любит и который дорожит им в ответ. Но он всегда заворачивал свои мечты в пузырчатую пленку. Ходил, крепко прижимая их к груди. Он никого не подпускал близко, не позволял никому их видеть. Они хрупкие, личные, секретные. — Конечно, хён, - сонно бормочет Чанбин. Минхо издает ещё один недовольный звук, но затем дыхание Чанбина выравнивается. Когда Минхо поворачивается, чтобы посмотреть на него, он крепко спит.***
Феликс и Чан готовят завтрак, когда на следующее утро Минхо и Чанбин возвращаются на виллу. Они толпятся вокруг плиты, Феликс разогревает остатки вчерашнего жареного риса с кимчи в одной сковороде, а Чан жарит яйца в другой. Остальные, как сказали Минхо, в гостиной. Когда он проходит туда, он обнаруживает, что все сидят за обеденным столом и болтают. Когда Минхо подходит к столу, он практически падает на свое место от усталости. Он плохо спал ночью в палатке, и он уверен, что выглядит ужасно с темными синяками-полумесяцами под глазами и волосами, которые похожи на гнездо. Ссутулившись на своем стуле, он как будто медленно сдувается. Однако, когда Джисон видит Минхо, его глаза загораются, и даже в его измученном, похмельном состоянии это заставляет Минхо чувствовать тепло и светиться всем телом. — Ты вернулся, - говорит Джисон, улыбаясь Минхо. — Я вернулся, - тихо соглашается Минхо. Джисон тянется через стол, чтобы взять его за руку. — Я скучал по тебе, хён, - говорит он ему одними губами. Минхо чувствует это глубокое чувство удовлетворения, потому что возвращение домой к Джисону кажется таким правильным, каким-то образом, как будто всё в мире находится на своих законных местах. Он удовлетворенно мычит, опуская голову на согнутую руку. Он позволяет Джисону оставить другую руку, мечтательно напевая, когда Хан начинает массировать его ладонь. Его пальцы скользят по костяшкам пальцев Минхо, мимо его запястья, а затем скользят вверх по внутренней стороне его руки. Глаза Минхо следуют за руками Джисона, когда они блуждают по нарукавной повязке, закрывающей метку Минхо, а затем он смотрит на идентичную повязку, закрывающую метку Джисона, и задается вопросом, действительно задается вопросом, это ты? Может быть, это ты? Потому что, какой бы неожиданной ни была любовь к Джисону, Минхо искал именно это, верно? Это его оно. Чувство. — Закрой глаза, хён, - шепчет Джисон, переплетая их пальцы и сжимая их. — Отдохни. Минхо моргает, закрывая глаза, и Джисон продолжает держать его за руку, а затем, прямо перед тем, как он заснет, Минхо думает, что он настолько близок к уверенности, насколько это возможно.