На веки вечные

— …Ты нужна нам. Наш сын жив, и ему нужна мать. Жить ты не хотела, но обстоятельства изменились. Глеб был рядом, чувствовала она, но рядом был и другой… — Она снова умерла? Я убил ее? — доносились голоса сквозь затуманенное сознание. — Я опять убил ее?! — Нет, она в обмороке и скоро очнется, — ответил мужчина. — Неужели ты не ощущаешь жизнь? — Ощущаю. Я просто испугался… — Когда она очнется? — Скоро. Теперь — скоро. — Да что ей сделается?! Ее Чума из года в год хреначила, а тут обычное воскрешение. Не дрейфь, как говорит молодежь. Я что, свою внучку не знаю?! Мужчины ее семьи препирались в три голоса еще какое-то время, но дальнейшее содержание разговора Таня не запомнила. — Значит, ты превратил меня в некромага, — произнесла она, очнувшись посреди ночи. Бейбарсов сидел рядом; мальчика, который, как оказалось, был ее выжившим сыном, рядом не наблюдалось — вероятно, ушел спать. Наверное, так было лучше; слишком много пищи для размышлений она получила за последние несколько часов… Сразу и не переварить. — В его подобие. Ты нужна сыну и мне. Некромаги эгоисты, подумала Таня. Она искренне хотела умереть, а ей и этого не дали. Что ж, видимо, она теперь тоже эгоист — вернее, его подобие. — Почему же ты вернул меня только сейчас? Сколько прошло? Десять лет, больше? Бейбарсов покосился в сторону зеркала. Выглядел он теперь немногим старше своего истинного возраста, лет на тридцать пять, но, с учетом потраченного резерва это было копейками… А резерв восстановится, вообще не беда. Даже если б не восстановился, велика ль печаль… Что же, Таня теперь вечно молодая. — Твои ненаглядные друзья детства скрыли, что наш ребёнок выжил и воспитывали его в лесной чаще. Надев блокиратор от магии и некромантии в частности. Если бы не случайность, я бы его и не засек. — Ванька, — мрачно произнесла Таня. — Он самый, — подтвердили ее опасения. — Жив? — равнодушно поинтересовалась девушка, наблюдая, как в черных очах разгорается кровожадный огонь. — Временно, — пообещал Бейбарсов. — То, что осталось от него — расскажу как-нибудь потом — ходит по земле только по той причине, что сейчас его активно пытаются вылечить в Тибидохсе, куда мне выбираться откровенно влом. Но я обязательно сожгу эти останки за все хорошее. — А встать на истинный путь, отказаться от магии и вернуться в чащобу он случайно не призывал? — Нет, всего лишь хотел сжечь твое тело, чтобы не позволять мне совершать с ним всякие мерзости. Глеб откинулся в кресло и отрешенно уставился за окно. — А ты совершал? — моментально оживилась Таня. — Я некромаг, а не некрофил, — огрызнулся тот. — И трахать мертвое тело возлюбленной в стазисе слишком даже для меня. — Что, даже желания не возникало? В некогда зеленых очах плясало лукавство. — Возникало, — неожиданно для себя признался мужчина. — Так и воспользовался бы ситуацией, — равнодушно пожала плечами Таня. — Я все равно была мертва. Глеб хмыкнул. Он бился над возвращением Тани больше десяти лет. Порой он размышлял о том, как много скажет ей при их встрече — а теперь вот они беседовали о какой-то ерунде… — Я слышала деда, — заметила рыжая, и губы мужчины тронула слабая усмешка. — Я снял блок на разговорную магию, так что теперь он ворчит всегда, когда хочет. Несомненный плюс — Ант у него учится. Твой перстень я отдал ему; он имел право. — И правильно сделал. — Он был отличным ученым. Один я бы не справился с ритуалами. Гроттер кивнула, не принимая эту реплику всерьез. Зная упорность некромага и его упоротость в некоторых вещах, она отлично понимала, что если Глеб что-то решил, то остается только смириться. Не окажись мальчик живым, она бы, наверное, иначе себя вела, но… Интересно, что на нее так сильно повлияло? Десять лет в забвении или то, во что ее прератили? — Я все равно не могу понять, как можно было сказать тебе, что ребенок умер, — призналась девушка после нескольких минут молчания. — Он родился мертвым, но некромаг мертв всегда. Ожил, — усмехнулся Глеб. — Я влез в воспоминания Лизы. Знаешь, раньше ее терпеть не мог, но то, что наш сын вырос нормальным, исключительно ее заслуга. При всех ее недостатках. — Ты так и не сказал его имени, — пробормотала Гроттер. — Тантал. — Странно, что Иван не назвал его каким-нибудь Сашей или Васей. — Исполнил волю покойной, — прозвучал после долгой паузы ответ мужчины. Ночь сегодня была… ясной. Лунный свет заливал спальню, прохлада приятно поглаживала кожу, а запах… — Почему не спишь? — только и спросила девушка. Несмотря на полумрак, она отчетливо видела синяки под глазами мужчины. Некромагия, к которой ее приобщили, давала новые возможности — и видение в темноте, наверное, относилось к числу достоинств... — Я столько времени просидел у гроба с твоим телом, что теперь готов сидеть ночами у твоей постели. Ты что-нибудь хочешь? — Да. Глеб, я хочу есть, — хихикнула рыжая. — Только что поняла, что не ела десять лет! Хочу мяса… Жареного. С овощами. И бульона. Много-много бульона, куриного, и чтоб укроп… И пирожное, с кремом и безе… — Я помню, — усмехнулся некромаг. — Но… прости, кроме бульона тебе ничего не светит. Тяжелую пищу тебе пока не стоит. Он вернулся всего через две минуты, с полным подносом снеди — кроме пресловутого бульона девушка отметила наличие мяса, черного хлеба и овощей. — Я столько не смогу, — пробормотала Таня. — Я взял и на себя. Не ел трое суток и столько же не спал. Не десять лет, но… — Это поэтому ты все еще не привязал меня к кровати, как в старые добрые? — хмыкнула рыжая и быстро, пока Глеб не успел отодвинуть поднос, ухватила запретный стейк. — Да брось ты, не каждый же день воскресаешь! — В том числе. Но я обязательно привяжу тебя к кровати, как только ты наберешься сил, — пообещал некромаг. Ели они молча; каждый думал о чем-то своем. — Иди спать, Глеб. Вместе мы спокойно спать не сможем, а обоим нужны силы, — достаточно мягко произнесла Таня и откинулась на подушку. — У меня все точно одеревенело. И все болит. Твоя некромагия не очень-то и работает. — Ты не совсем некромаг, поэтому регенерация работает медленно. Но я сварю исцеляющее зелье, — пообещал он. — Завтра. Сегодня — сон. Спать Бейбарсов остался в кресле, отметила Гроттер, но сил протестовать у нее не осталось. Утром она кое-как доползла до душа и уборной, а потом тело вновь потребовало отдых. Глеб поднялся к ней с завтраком примерно через два часа после того, как она легла — разбудил и буквально влил новую порцию бульона, а потом напичкал какой-то горькой гадостью. Ближе к обеду, нерешительно топчась на пороге, появился Ант. — Мама? — вопросил он и с недоверием повторил это слово. Они с Таней какое-то время молча рассматривали друг друга, а потом мальчик нерешительно приблизился. — Последнее, что я помню, это как ты появлялся на свет, — призналась оная. — Я хотела умереть, потому что ты родился мертвым. Лиза и Иван хорошо тебя растили? — Они любили меня, — подумав, ответил Ант. — По-своему. Лиза особенно, хотя и психовала часто, когда я косячил. А вот Иван, пока не «потерялся», был слишком… правильный, что ли. С ним было тяжелее: Лиз поорет и успокоится, а он не предъявляет, но смотрит… Укоризною и презрением. — А Глеб?.. — Папа очешуенный! — воскликнул Тантал. — Мы почти каждый день летали на ступах. Я учился, чтобы мы могли летать все вместе, ты же великая драконболистка! Еще папа учит меня некромагии. Он сказал, что у тебя некромагия другая, и тебе будет проще, потому что ты знаешь основы колдовства, но мне придется учиться более тщательно, как ему в детстве… — Полежи со мной, — тяжело вздохнув, перебила Таня и указала на место рядом. — У меня снова глаза слипаются. Ты рассказывай, все о тебе, а я буду слушать. Но если я в один момент усну, запомни, о чем говорил… Нет, она не все запомнила — больше нюхала черные волосы мальчика и гладила его по плечам, пока тот вещал про тайгу, животных, Лизон и «мелких», блокиратор магии, визит Ягуна… — Я сама убью этого подселенца, — пообещала девушка и провалилась в сон. — Я убью тебя, Бейбарсов!!! — разбудил ее вопль ворвавшейся в комнату Лены. — Ты обещал, что мы сделаем это вместе!!! — Кому он обещал, он все простил, — недовольно и сонно прокомментировала Гроттер и перевернулась на другой бок. — Где эта сволочь?! — возопила ученая. — Я ему все скажу, что думаю! — Отец в лаборатории убирается. Ему все, что с маминой смертью связано, поперек горла, только он в этом никогда не признается, — сдал папашу Ант. — Я его точно убью, — пообещала Свеколт и помчалась спасать записи. В последние дни Лена намного сильнее чувствовала Глеба, и не сделать выводы о внезапных вспышках счастья она не могла. Жанна свою «чувствительность» глушила — ее и спрашивать было бесполезно… Одним выжившим больше, одним воскрешенным меньше — Лена все остальное восприняла относительно нормально... — Я понимаю, почему ты решил сделать все сам, — только и заметила она, оказавшись в его мастерской. — Но все равно обижена, Глеб. Мужчина собирал в коробки свитки, записи, ингредиенты… Все, что они когда-то притащили для своих экспериментов. — Заберу, — буркнула Лена. — Когда в себя придешь, расскажешь, что и как сделал. — Расскажу, — прозвучал равнодушный ответ. — Но не думаю, что эти знания окажутся полезными. Другого носителя сил Чумы-дель-Торт на этом свете нет. Окончательно оправилась Таня через несколько дней, но на дальнейшем времяпровождении ее выздоровление мало сказалось — рыжая все также предпочитала беседы с Антом, неспешные прогулки по саду вокруг особняка и молчаливое присутствие брюнета. Что-то в ней, наверное, и правда умерло — иначе откуда такое равнодушие ко всему?.. Нет, ей пора с этим завязывать. Взгляды Глеба — задумчивые, темные, бесстрастные, становились все более долгими; он на нее, казалось, теперь и смотреть боялся, а когда смотрел, насмотреться не мог. Он все также ночевал в кресле у их огромного ложа, держа ее за руку и считая пульс. Отлично понимая, что мужчина ее почти что похоронил, Гроттер его не подталкивала ни к чему, только… Только им обоим требовалось поскорее просыпаться. Ей — из ленивой апатии, ему — из затянувшегося кошмара. — Знаешь, Глеб, мне даже немного страшно, — протянула Таня однажды и многозначительно посмотрела на ложе. — Сколько у тебя там не было женщины? — Больше десяти лет, — голос его прозвучал как-то иначе: хрипло, недоверчиво. — Если продолжишь стоять и пялиться, я подумаю, что ты уже забыл, что с ней надо делать… — в голове мелькнула мысль, что в контексте произошедшего эта фраза звучит довольно грубо, но ее рот тут же заткнули куда более грубым поцелуем. В его страсти, приправленной отчаянием и нетерпением, ощущался горьковатый привкус счастья и долгожданного торжества. Позже, многими часами позже она распробовала и другие привкусы — нежность, недоверие, страх потери, любовь…

***

Гости в период уборки, видимо, становятся традицией, подумала Таня, но барьер разблокировала. В этот раз Глеб ушел в ее бывший «склеп» — после начисто вынесенной лаборатории девушка лишь настойчиво попросила его оставить хотя бы пещеру. Аргументировала тем, что к этому месту она успела привыкнуть: все же, десять лет там провела, и плевать, что в стазисе. Бейбарсов, конечно, обещал подумать, только внутренние опасения все равно оставались… — Бейбарсов! Бейбарсов, чтоб тебя! Голос Слеповой раздавался все ближе и ближе, и рыжая, вздохнув, поправила одеяло на ногах. Пока Ант чертил в своей черной папке ее очередной портрет — наткнулся он недавно на старые отцовские рисунки, решил «взять пример и попрактиковать портрет», она прекрасно проводила время с книгой. — Бейбарсов, к нам тут то, что было Валялкиным, завалилось, снова сбежало от Ягге… Так эта паскуда на всю студию заявила, что ты уже десять лет как сношашься с мертвым телом Гроттерши! Не, мы это и так давно подозревали, но публика оголодала, так что… А почему меня заклинание пропустило так легко?! Ее ж возмущенные фанаты и правда придут сжигать! — Привет, Склеп, — прозвучал грустный голос вполне живой Тани. — Давно не виделись. Для тебя — давно, для меня около трех месяцев. Оглянувшись, телеведущая икнула и медленно осела прямо на пол. — А… — Ротик закрой, а то муха залетит, — заботливо посоветовала рыжая и зевнула. — Я тоже не брезглива, но трупных мух тут раньше было предостаточно. Глеб, конечно, убрал свой филиал морга, но чем черт не шутит. Кстати, отлично выглядишь, я бы тоже черного прикупила, положение обязывает… Шатаясь, Гробыня доползла до кресла с Таней и осторожно потыкала в руку, оказавшуюся на удивление теплой. Глаза. Черные. Некромажьи. — Гроттерша, — очумело констатировала телеведущая. — Живая. Некромаг. Но живая. Мать вашу. Таня вновь подоткнула одеяло. — МАТЬ ВАШУ!!! Склепова разразилась отборным лысегорским матом — ее бывшая соседка даже заслушалась. — А что значит последнее выражение? — полюбопытствовал из дальнего угла Ант. Узрев мелкого Бейбарсова, Гробыня выругалась повторно и уже более экспрессивно. — Общий смысл я понял, — пробормотал мальчик, приняв ее реакцию за пояснение. — Надо записать и посмотреть в словаре, как прадеда учит. Приятно было познакомиться, тетя Анна, отец с прадедом о тебе рассказывали. Я Ант. — А его тоже воскресили и вырастили, да? — осторожно поинтересовалась Гробыня. Гроттер тем временем отложила книгу и принялась изучать потрясенное лицо подруги. Годы прошли, а Склепова все та же Склепова… Только морщинок у глаз чуть побольше стало... — У него другая история, — наконец, ответила она. — Если принесешь вина с кухни, я даже расскажу. — Да, без вина тут никак… Некоторое время спустя, когда самобранка организовала винишко, сыр и салат, а Тантал деликатно удалился, телеведущая приступила к расспросам. — С позвоночником проблемы? А регенерация… Вам же, некромагам. положено, типа заводские настройки… — Нет, все в порядке. Мне просто лень вставать, — лукаво улыбнулась рыжая. — Ах ты!!! Телеведущая бесцеремонно сдернула главную врагиню молодости с кресла и крепко обняла. Если бы Склепова могла плакать, она, наверное, и разрыдалась бы, но непрекращающийся мат отлично заменял рыдания. — Сколько жива? — Гробыня залпом осушила бокал вина, порозовела и смахнула запоздалую слезу. — Две недели. — И молчали, заразы! Таня перевела взгляд на окно. — Склеп, когда приходишь в сознание и узнаешь, что прошло десять лет… Однокурсницы молчали. — А мы в свое время из-за тебя так… — Склепова вновь наполнила бокал и попыталась отогнать рой неприятных воспоминаний. Грязные сплетни о Бейбарсове, которые она не допустила к публикации только посредством своего влияния, открытие памятника, падение Тибидохской команды… — Расскажи, как было, — попросила рыжая. — Глеб всегда уходит от ответа. Склепова рассказала. — Как ты тут? Поднимаешь зомбаков… — Я не полноценный некромаг, — призналась Таня. — И уже не буду им. Не то обучение, не то воспитание. Не прошла все те ритуалы, что нужны, чтобы стать такими, как… они. Я уже умерла однажды, мне поздно, и невозможно. Долголетие, регенерация, проклятие, синие искры — это при мне. Колдовать, опять же, можно стихийно, без заклинаний. Мне достаточно. — Тебе к лучшему, — подумав, ответила Гробыня. — Не представляю тебя в качестве повелителей трупаков, уж прости. — Да, совершенно не мое. — И какие у тебя планы, подруга? Склепова навещала ее, год назад; регулярно навещала — некромаг всегда пропускал, как и Ягуна. Навещала, надеялась на Бейбарсова, но верила ли? — Надо воскресать, — пожала плечами Таня. — Только пока не знаю, как. Телеведущая вскочила на ноги и принялась носиться по комнате, и эта внезапная активность несколько напрягала «онекромагившуюся» рыжую. — Кто еще в курсе, что ты восстала из мертвых?.. — внезапно остановившись, Аннушка нависла над ее креслом. — Никто, кроме Лены, но та не станет трепаться. Я не выходила из особняка. И мы ни с кем не контактируем. — Что у тебя со здоровьем? — продолжила допрос Гробыня. — На контрабас сесть сможешь? — Я некромаг теперь, — повторила Таня. — Его подобие. Конечно, смогу. Аннушка воспряла духом и радостно хлопнула в ладоши. — Отлично, Танька. Через две недели у нас матч со сборной Вечности. И вы с Давибукашкиным в нем сыграете, со стороны Тибидохса. В команде недобор как раз на двух игроков. Соловей уже отчаялся. — Мы больше не имеем отношения к Тибидохсу. — Как легионеры и выпускники сыграете, — только и пожала плечами Склепова. — Я скажу Соловью, что Бейбарсов согласился. Насчет второго игрока наплету, что сама сыграю. Там такая задница, что он всю старую команду собрал, даже Лизон при деле. Эффект будет, обещаю. В гостиной возник Бейбарсов. — Что?.. — поинтересовался он, наблюдая череду эмоций на лице однокурсницы. — Иди сюда, я тебя обниму!!!