Выбора нет

Ева неторопливо шагала по затуманенной улице, смотря исключительно прямо. Позади неё находились магазины, пятиэтажные дома, какие-то лавки с сувенирами и родной дом. Боковым зрением она заметила заброшенное здание, в которое часто ходила гулять вместе со своей школьной компанией. Именно там девчонка выкурила первый косяк. Терпкий сладко-тошнотворный аромат жженой травы или тканевой веревки чётко пробился в самую глубь ноздрей. Он был как железные монетки, оставленные людьми на дне глубокого фонтана. Каждый человек, проживающий свою судьбу, кидал деньги в воду, загадывая желание. Возможно у кого-то они сбывались, а у кого-то наоборот, переворачивались вверх дном, делая только хуже. Горячевой казалось, будто именно в этом недостроенном ДК, она тоже оставила частичку своих материальных средств. Ева втаптывала остатки самокрутки, перетирая её вместе с кусками кирпичей и другими строительными материалами, которые отваливались со стен. Возможно даже с потолка, но это уже неизвестно. Даже ей самой. — Давай-давай, жирная тварь, — послышалось со стороны заброшенного здания. — Прыгай! Девчонка повернулась к нему, замечая четырех людей, стоявших на краю последнего этажа: два мальчика и две девочки, возраста младшей сестры. Ева подняла руки к лицу, пытаясь рассмотреть лица, но выходило плохо. Туман заполнял собой всю видимость, намекая Горячевой о том, что она должна сама туда пойти, разбираясь с глупыми детьми. — Отстаньте! — крикнул чей-то голос. Он звучал настолько знакомо, что брюнетке хотелось ещё сильнее напрячь барабанные перепонки, впитывая в них самые главные качества голоса. Такой… Бархатный, вызывающий только успокоение. Слегка подрагивающий, будто человек чего-то боится. — Уйдите, я хочу сделать это сама! — снова крикнул этот голос. Горячева перестала стоять на месте, понимая, что ей хочется помочь. Она буквально рванула с пустого места, раздвигая плотное, низменное облако руками. Крошечные капельки воды оставались на коже, моментально скатываясь вниз. Тонкие листики травы сразу же падали, перекатывая влажность к земле. До неё дошло. — Варя, — шептала девчонка, перепрыгивая каждую вторую ступеньку лестницы, чтобы точно успеть. — Варенька, нет, прошу. Смесь четырех голосов соединились в один ватный звук, заглушая абсолютно всё. Ева слышала свое сердце. Оно будто хотело выпрыгнуть из груди, отдавая звуковыми импульсами по всему телу. Было так некомфортно, но Горячева оставила это на втором плане, оставаясь исключительно на первом, где главной целью была сестра. — Съебались отсюда все, живо! — крикнула запыхавшаяся брюнетка, цепляясь руками за арку, предназначенную для двери. Пухлые губы сомкнулись воедино, глаза бегали в разные стороны, ища тех, кто издевался над сестрой. Но… Тут никого не было. Посередине последнего этажа стояла одинокая скамейка. На гладкой деревяшке сидела девочка девяти лет. Ева побежала к ней, вставая прямо перед лицом, которое было опущено к земле. Под её ногами находилась кровавая лужа огромных размеров. Именно в тот момент, когда Горячева стояла перед Варей, с потолка упала ещё одна алая капля, перемешиваясь в одно целое. — Милая моя, почему ты здесь одна? — спросила Горячева, наступая белыми кроссовками в лужу. Ткань пропиталась красным цветом, не оставляя ни единого пустого места. — Где те, кто тебя обижал? — Ев, я сама себя обижала, — ответила зеленоглазая, шмыгая носом. — Мама зря тебя во всем обвиняет. Я сама себя убила и тут нет ничьей вины. Брюнетка подняла голову к потолку, замечая на нем абсолютную пустоту. Там не было ничего кроме бетонной плиты с нацарапанными надписями. Вернув голову в исходное состояние, девчонка лицезрела перед собой пустую скамейку с маленьким листком. Надпись была написана корявым почерком, но вполне разборчивым: «Выход есть, но я не знаю где мне выйти. Прости». Дальше послышался резкий хлопок. Будто, что-то тяжелое упало вниз. Горячева побежала в сторону звука, оставаясь на конце этажа и посмотрев вниз, она увидела тело ребёнка. Девочка лежала в неестественной позе. Тягучая и вязкая кровь аккуратно текла изо рта, впитываясь в землю как те самые капли облака. Нет никакого выхода, блять! Из этого точно. Ева открыла глаза, подскакивая с пуховой подушки. По двери тарабанили кулаком, заставляя чувствовать страх ещё раз. Сон… Он не значил ничего важного, но оставил после себя тяжелый осадок в груди, из которой так тщательно пыталось выбраться сердце. — Солнышко! — сказала Анна Витальевна с той стороны. Её голос резанул по ушам, отдавая какой-то лицемерной милостью, которой, естественно не было. — Там пришла твоя подруга со школы, говорит, что вы договаривались погулять. Девчонка встала с кровати, стряхивая ладонью весь пот, скопившийся за несколько часов «приятного» сна. Мамино «Солнышко» до сих пор прыгало из стороны в сторону, расшатывая пространство черепной коробки. Оно неплохо так било по вискам, заставляя сжимать зубы до состояния скрипа, чтобы точно не сойти с ума. Горячева ушла из школы после пятого урока, потому что, ей было противно находиться в стенах храма науки. Одноклассники начали считать Еву каким-то идолом, приставая каждые две минуты. Это слегка подзаебало, поэтому брюнетка сходила на перемене к медсестре, говоря о головных болях. Вселенная, естественно не смогла оставить бедную девчонку в покое, поэтому подарила чудесные сновидения, отмаливая таким образом все грешки. Ватные ноги волочились по холодному полу, но получалось плохо, поэтому Ева сильнее напрягла икры, выдавливая из себя всю силу. Как в тот день, когда она первый раз увидела знакомую всем четверку. — Извини, мамуль, я просто заснула и не слышала твоих стуков, — ответила Ева, поднимая уголки губ. Горячева впила ногти в тонкий участок кожи на ноге, пытаясь перекрыть весь лицемерный парад собственной силой воли. Анна Витальевна не просто так устроила этот цирк. При людях она всегда миловидная женщина сорока лет, воспитывающая дочь-подростка. Если бы брюнетка ответила по-другому, то вечером её в стопроцентном случае ждал бы скандал. И разбитые фарфоровые тарелки. В очередной раз. — Рит, проходи ко мне в комнату, — сказала девчонка, провожая мать взглядом. Блондинка в один миг сняла свои кроссовки, и прошла по коридору, попадая в темное помещение. Оно освещалось лишь одним окном. Лучи уличных фонарей слабо попадали сюда, за то хорошо попадали в родительскую комнату, которая чаще всего пустовала. — Блин, у тебя такая мама классная! — радостно проговорила Маргарита, садясь на кровать. — Жаль, что моя не такая современная. Твоя, вон юбку мою оценила и сказала, что это последний писк моды в вашем старом городе. — Да нихуя, — усмехнувшись ответила Ева, вытаскивая из шкафа постиранные вещи. — Керчь такая же дыра. Ничем не отличается. Тонкие пальцы захватили какую-то однотонную кофту и спортивные штаны. Пляжная тусовка будет находиться рядом с морем, а там, конечно же будет холодно. Морской ветер ещё никого не щадил. — Блин, а ты чего так скучно одеваешься? — поинтересовалась Рита, рассматривая каждую деталь комнаты. — Заболеть не хочу, — ответила девчонка, поправляя капюшон. Фиолетовый цвет толстовки красиво подходил под её глаза, выражая их на фоне. Ева никогда не отличалась от своих сверстниц. Разве что… У многих есть хорошие родители, любовь, множество знакомств и интересов. А у брюнетки этого не было. Ей не надо. Наверное.

***

На краю рыбацкой бухты находилось около тридцати людей разных возрастов: кого-то Ева узнавала со школы, кого-то видела первый раз. Половина людей сидела вокруг импровизированного костра, а другая разбрелась по самому пляжу, распределяясь либо на компании, либо на парочки. Девчонка отпивала пивной напиток из стеклянной бутылки. Оно пахло хлебом вперемешку со спиртом, заполняя желудок алкоголем, который попадал прямо в кровь. Рита ускакала от Горячевой сразу же, как они пришли, цепляясь за разных парней. В принципе, так было всегда. Блондинка росла без отца, поэтому вполне логично. Половина России страдает от недостатка любви. Ева тоже, но у неё хотя бы есть отец. Лучше бы не было. Она ощущала от Антона Владимировича ту атмосферу, которая происходила в дневном сне: туман, заброшенное здание, несколько голосов и кровь, капающая с потолка. Туман — это закрытость от других, ему хотелось плотнее загородить все живое в попытке найти то самое личное пространство. Заброшенное здание — это он сам. Мама давно его не любит, но они продолжают быть вместе, смотря на внутреннюю разруху. Голоса — это единственный, живой ребенок, который изо дня в день кричит громче всех, умоляя о помощи. Только… Её нет. Кровь — это что-то живое. Она помогает ему существовать, регулярно снабжая каждый участок тела. Но, пока рядом с ним находиться настоящий вампир, то смысла дорожить ей нет. Всё равно выпьют. — Чудо природы! — громко воскликнул Киса, подходя к девчонке. Ева улыбнулась, протягивая бутылку ко рту, а после наверх, приветствуя знакомого. Ваня выглядел очень расслабленно, будто в нем была какая-то искра, которую Горячева не замечала раньше. Или это алкоголь так действует? Скорее всего. — Как делишки у малышки? — спросила брюнетка, чокаясь стеклом с Кисловым. Оно забавно прозвенело, доставляя ещё большее расслабление. — Заеби-и-и-ись, — сладко протянул парень, закидывая свою руку на плечо Евы. — Волшебные таблеточки творят чудеса. Девчонка затаилась, сдерживая внутри себя все эмоции. Упоминание седативных вернуло во вчерашний день, когда было очень плохо. «Нет, Ева, только трава», — умоляло собственное сердце, прижимая верхнюю и нижнюю полую вену, складывая в единый знак «пожалуйста». Оно отсоединило вены, махая красным флажком. Ткань красиво развивалась, цепляя ребра. Стало очень щекотно, поэтому Горячева усмехнулась, отпивая ещё глоток. — Ева, Киса, вы идете сосиски жарить? — спросил Хенкин, подходя к этим двоим. В руках он держал плотные деревянные палочки, которые вероятнее всего оторвал с ближайшего дерева. Кислов опустил конечность с плеча девчонки, идя навстречу Боре. Кудрявый забрал у него один самодельный «шампур», отправляясь к костру. Хенк продолжал стоять на месте, смотря на брюнетку. — Не, Борь, спасибо, — ответила Горячева, пожимая плечами. — Я пивом поужинаю. — Только не налегай, а то потом плохо будет, — заботливо сказал парень и развернулся в обратную сторону, идя к Ване. Если Мел ассоциировался у неё с Валерой Филатовым, то Боря скорее был похож на Космоса. Холмогоров дружелюбный, вспыльчивый и в целом приятный парень, уважающий своих друзей. В Хенкине ощущалось точно такое же. С ним хотелось сесть за круглый стол, обсуждая всё на свете. Но, чаще всего, такие как он, глубоко несчастливы. Общение и люди — единственное спасение от самого себя. Я видел сон, где на пути домов Синяя ночь бросила в нас звездой Небо зажглось, будто бы в ясный день Ева вышла из своих мыслей, как только услышала чей-то меланхоличный голос вперемешку с гитарным звучанием. Колонка с каким-то рейвом перебивал строчки песни. Брюнетка поднялась с картонки, лежавшей на песке и пошла туда, откуда исходил звук. Я проснулся и видел в окне Как сдаётся осень Ускользает Я не знаю, где искать Он приближался всё ближе и ближе, заставляя Горячеву расслабиться ещё больше. Какого было её удивление, увидев Зуева в полном одиночестве. Эти двое договорились встретиться в начале локации ещё полчаса назад. Именно поэтому Ева и сидела одна, грустно глотая пиво. Где среди домов в холоде Где горит твоя молодость — Красиво, ещё и Стрыкало, — перебила девчонка, зажав бутылку под подмышкой, а после похлопала в ладоши. — Ставлю десять из десяти. — Вот Киса сука, а сказал, что ты ушла, — цокнул Гена, кладя гитару справа от себя. Брюнетка снова усмехнулась, смотря вниз. Горячева опустилась на корточки, оценивая влажность песка. Он оказался сухим. Ева приземлилась рядом с кареглазым, протягивая ему пиво. На этой позиции колонки слышались в два раза меньше из-за того, что их перебивало море. Оно красиво перекатывало волны, заставляя равномерно распределятся на берегу. — Мне Хенк рассказал про извинения Пановой, — Гена отпил два глотка, возвращая бутылку хозяину. — Она же сука редкостная, как ты её вообще уговорила? — Это не я её уговорила, а пистолеты твоего отца, — ответила Ева, принимая в свой рот последние капельки спиртного. Черт, на душе стало как-то грустно от того, что ничего питьевого кроме соленой воды рядом нет. А ещё упоминание Инны слегка разозлило, хотя до этого было наплевать. Месть до сих пор давила на мозг, пытаясь выдавить из него парочку идей. Больше всего хотелось ударить её в нос, заставляя страдать. Но нет. Нужно остановиться, чтобы не стать такой же. — Давай я за пивом схожу, а ты пока косяки закрутишь? — предложил Зуев, поднимаясь с песка. Он взял чехол от гитары, доставая из маленького кармашка небольшой пакетик с курительным наркотиком. Ева кивнула, принимая марихуану в свои руки. Содержимое тянуло на грамм, а это значило лишь одно: удачный вечер с возможным продолжением в виде утра. Всё равно дома родители, которых видеть ну вообще не хочется.