Chamomile/Ромашка

А теперь вернемся немного назад во времени. Выйдя на улицу из караоке-бара, вслед за Хваном, Феликс ёжится. Прилично похолодало что-то. Или просто с непривычки, покинув тёплое помещение, в котором провёл последние часы, так тело среагировало на более прохладный воздух? Парень оглянулся — придурка и след простыл (и слава богам!), зато на улице стояли Чанбин-хён с Чаном около машины последнего. — Я думал вы уже давно ушли. — подходит к ним Ликс. — Бинни такси ждёт. — пояснил Чан. Феликс внимательно смотрит на машину брата, к которой тот прислонился. — А что, Чани настолько плох в вождении? — спрашивает он, обращаясь к Со. Бинни рассмеялся. Обычно у него только одна причина была не залезать в машину друга — его девушка. А сейчас казалось бы ничего не мешало… — Да, нет вроде. Я сам отказался. Кое-кому рано вставать завтра. — имеет в виду он Кристофера, конечно. — Ты и по воскресениям уроки проводишь? — удивляется Ликси, — Вот заняться тебе нечем. — Ага! От кого я это слышу? — восклицает возмущённо Чан и слегка даёт подзатыльник брату. — Мне Хани жаловался на тебя! Ты опять кушать забываешь из-за своей учебы! Снова в обморок хочешь грохнуться? Феликс обиженно поджимает губы. Вот не умеет его друг держать язык за зубами, всё-то ему надо доложить Крису! — Такого больше не повторится! — оправдывается Ликс. — В обморок? — переспрашивает удивленно Бинни. — Я что-то пропустил? — В прошлом году, помнишь? Перед экзаменами. — Чан был удивлён не меньше. Ему казалось, что он рассказывал об этом Чанбину. — Ааааааа… — кивает Бинни, до которого, наконец, дошло. — Тот случай? Крис кивнул, а Феликс закатил глаза. Они всё никак забыть не могут. Ну, подумаешь, он был настолько увлечён подготовкой к экзаменам, что просто не успевал нормально кушать и спать. Даже ночью, вместо сна, он выходил в комнату самоподготовки в общежитии, чтобы не мешать Хани, и зубрил всю ночь напролёт. И вот так однажды после бессонной ночи, утром он шёл по коридору университета, и, кажется, если память ему не изменяла, случайно столкнулся тогда с Хваном. — Ты, блин, смотришь куда идёшь, мелочь? — выругался тогда придурок на него. Сказал возможно не это конкретно, и скорее всего менее цензурно выражался — Ли плохо помнил, но смысл точно был таким. Феликс ему ничего не ответил — у него просто сил не было ругаться и он всё ещё находился в режиме зубрёжки, поэтому он, молча собрал рассыпавшиеся вещи с пола, и даже не боднув плечом старшего на прощание, что уже было нонсенсом, пошёл дальше своей дорогой. И если честно, это его последние воспоминания в тот день. Очнулся он уже в больничной палате, с подключенной капельницей. Как он там очутился — не знал никто. Друзья узнали о случившемся, когда им позвонил Чан, которому позвонили уже из больницы. Опять же — кто дал номер брата медперсоналу, оставалось загадкой по сей день. Доктора сказали, что случившиеся с Феликсом — было просто переутомлением вкупе с голодным желудком и недостатком сна. Вот давление и скакнуло. А вместе с ним и гемоглобин понизился и другие малоприятные вещи вылезли. Чан, как и Джисон, сильно на него тогда ругались. Они так были чертовски напуганы! Это ж всё не шутки! Как можно было так организм свой напрячь, что он просто отключился средь бела дня? Потом они рассказали о произошедшем Бинни и тот тоже ругался, не меньше этих двоих. Так вот теперь они вспоминают тот обморок по сей день, а ещё и один друг, и второй, и третий неустанно опекают и следят, чтобы во время сессий Ликс себя не нагружал и нормально питался. Мамочки-наседки какие-то, ей богу. Феликс и сам уже сделал работу над ошибками, не надо за ним так пристально приглядывать. — Да нормально со мной всё! Я даже еду с собой ношу! — оправдывался Ликси, чтобы успокоить старших и показать, что Джисон всё преувеличивает, как обычно. Старшие не выглядели убежденными, скорее скептичными. — Мы едем ко мне сегодня, ты в курсе? — поставил перед фактом Чан. Не верил он братишке. То, что еду с собой таскает уже хорошо, но вот отдыхать… Не забывает ли? Тем более сегодня Хани уехал с Минхо к нему домой, следовательно братишка будет весь выходной предоставлен сам себе, а значит опять забудет поесть или поспать или всё вместе. — Что? Зачем? — не понял Феликс. Ему готовиться надо. Сегодня еле вырвался на празднование. Так что в планах посещать квартиру брата не было. К тому же он завтра записался в парикмахерскую рядом со своей общагой, а квартира Чана далековато находилась. — Проведём чисто «братишкинские» выходные! — Чан приобнял младшенького за плечи и запустил руки ему в волосы под громкие возмущения. — Нет! — Дааааа… — пропел Чан, пока Бинни, наблюдающий за картиной, громко смеялся и умилялся одновременно. — Короче, ты меня домой не отпустишь? — заключил Ликс. — Именно. — кивает Чан. — Чанбин-хён! Ты записал это на камеру? Это противозаконное удержание! Отец Минхо-хёна будет заинтересован в этом деле. — Мы ему расскажем, что ты плохо ешь и спишь и тогда он выпишет разрешение на опеку. — отвечает Бинни. Ликс открыл рот от возмущения. Все настроились против него! — Я могу хоть в магазин сходить? — буркнул он, пальцем указав на супермаркет напротив. — Эээээ… — протянул неуверенно Бинни, но заметил какой-то странный сигнал со стороны Чана и кивнул. — Да, конечно. Иди. Феликс смотрел на одного и второго и, не понимая в чём дело, пошёл к пешеходному переходу, который находился чуть дальше, чем сам караоке-бар и супермаркет. Когда младший удалился, Со спросил: — Это же туда минут десять назад пошёл Джинни? — Ага. — кивает довольный Чан. — Это опасно. — Да брось! — отмахивается Крис. — Они полчаса где-то вдвоём зависали, пока мы в караоке пели. И ты же видел, как они стали общаться? Со посмеялся и покачал головой. Только слепой не заметит, что их отношения с Джинни стали явно лучше. Парень заметил подъезжающую машину: — О, такси. — говорит Со. Машина останавливается, и он открывает дверь, но садиться не спешит. Оборачивается к другу и спрашивает. — Ты же малого дожидаться тут будешь? — Ну да. — отвечает Крис. — Отлично. — подмигивает Бинни и как-то хитренько ухмыляясь, закрывает за собой дверь. Так и оставив недоуменного Чана смотреть вслед отъезжающей машины.

***

Феликс не часто посещал супермаркеты ночью, поэтому ему было непривычно, что вокруг было относительно тихо. Только работники зала мельтешили вокруг: кто разгружал товары, кто ходил с каким-то аппаратом, печатающим ценники, а кто убирался после целого рабочего дня. Ликси, раз уж его насильно тащат в гости, с утра хотел испечь свой фирменный брауни и был уверен, что у Чани дома не найдётся нужных ингредиентов, поэтому решил закупиться в магазине сейчас, чтобы завтра не пришлось выходить за продуктами. Он долго и придирчиво разглядывал полку с какао. Какао должно быть качественным, чтобы у шоколадного кекса был потрясный аромат и вкус, а ещё необходимо было найти свежайший шоколад. И, конечно, не забыть про воздушную муку самого высшего сорта и яйца. Парень заметил заинтересовавшую его плитку темного шоколада и потянулся к ней рукой, но кто-то успел схватить её первее. Двое воззрились друг на друга. — Это какой-то пиздец. — сказали оба в унисон. Теперь до Феликса дошло, что это такое было на улице, когда старшие хитро переглядывались. И ни один, ни второй, гады такие, не сказали, что сюда же пошёл Хван! — Ты, блин за мной в туалеты ходишь, теперь и в магазинах будешь преследовать? Давно в сталкеры подался? — возмутился Джинни и убрал шоколад в корзину. Сестре решил взять. — Я не хожу за тобой в туалеты! — отвечает Феликс. — А, ну да. — саркастично бросил Хёнджин. Значит, сегодня, это ему показалось. Он сам себя запер там. — И вообще ты первый начал! — припомнил ему Ликс. Он тоже всё ещё помнил, как неделями ранее, Джинни преследовал его с требованием показать метку. И даже в туалете подловил! Хёнджин на это заявление ухмыльнулся и поднял одну бровь. — А что это у нас за детский сад? — пролепетал он издевательским тоном. Это же его Феликс всё время обвинял за выпадки по типу: «ты первый — нет, ты второй»! Ликс почувствовал себя в своей же ловушке. Ну да, когда-то он возмущался, а теперь сам же на эти грабли наступает. Но признавать поражение? Нет, увольте. — Так я младше. — улыбнулся он Хвану, похлопав глазками. — У нас год разницы. — полностью спародировав младшего, напомнил ему Джинни. — А, да? Ну, раз он ничего не значит, то быть тебе просто «Хваном» по сей день. Никогда. Никогда Ликс не будет его хёном звать. Ха! Один-один! Хёнджин фыркает на это заявление. Да он уже как-то смирился с этим фактом. С фактом отсутствия воспитания у кое-кого. Они оба закатывают глаза и расходятся по разные стороны. Но как говорится — куда они денутся с подводной лодки? Они вновь встречаются около очередного отдела. Феликс ищет муку, а Джинни рассматривает полки с лапшой быстрого приготовления. Хван парочку пачек сразу же бросает в корзину, особо сильно не разглядывая, в которую, любопытство заставляет заглянуть Феликса. Он усмехается. Да так громко, чтобы старший услышал. Хван оборачивается и смотрит. И что же в этот раз это умное величество не устроило в его корзине? — Что? — задает вопрос он, вопреки разуму, который советовал ему не обращать внимания на всяких умников и просто уйти в другой отдел. Тем более, что хотел взять — он уже взял. — Ты составы этой херни, которую накидал в свою корзину, читаешь вообще? — спрашивает Ликс как бы между прочим, изучая этикетку на муке. — Еду кушать надо, а не читать. — язвит Джинни в ответ. — Умение читать ещё никому вреда не приносило. А вот неумение… — и Феликс придирчиво осматривает старшего. — Ну, в общем, по тебе уже всё видно. — заключает он. Джинни усмехается. И на что это мелкий намекает сейчас? Это нарушение договора? — И что же по мне видно? — Ну не знаю даже… У тебя, вон, волосы неестественного химозного оттенка уже. — смеётся Ликс, довольный своим подколом. Джинни закатывает глаза: — И от кого я это слышу? От выкрашенного блондина! — и удаляется, громко бурча себе что-то ругательное под нос. Он и так весь вечер еле терпел эту козявку, которая пялилась и пялилась, пялилась и пялилась… Но, не пройдя и пару метров, останавливается, заглядывает в свою корзину и, убедившись, что Ликс из поля зрения пропал, всё-таки вытаскивает из неё выбранные пакетики с лапшой и кладёт на случайную полку. Ладно, он присмотрит другие. В последнее время его питание и правда оставляет желать лучшего. Тем более сестра сейчас часто навещает и готовит ему еду на ближайшую неделю, а значит надобность во вредной еде отпадает. Снова они встречаются в отделе с яйцами. И тут уже от смешка не может удержаться Хёнджин. «Иди ты к чёрту!» — думает устало про себя Феликс, а внешне старается не подавать виду. Это, конечно же, не нравится Джинни, и он подливает масла в огонь, наклоняясь к голове младшего: — Кря-кря! — говорит прямо в ухо, на что Ликс отпрыгивает в сторону, чуть не выронив из рук пачку с яйцами. Он смотрит ошарашено на старшего, всем своим видом как бы говоря: «ты что, совсем уже башкой тронулся?». — Какое ещё «кря-кря»? При чём тут утиная речь? Какая связь между уткой и цыплёнком? — Ой, прости. — наигранно виноватым тоном говорит Хёнджин. — Я просто плохо ещё говорю на цыплячьем диалекте. Блять, ну это уже клиника. «Зато идиотский диалект у тебя очень хорошо получается!» — думается младшему. — Да, да! Офигеть, как смешно! — закатывает глаза Феликс под громкий смех красноголового придурка и идёт в направлении овощного-фруктового отдела. Там должны быть орешки и Феликс планировал ими украсить кекс. Он останавливается около фруктов и в голову приходит просто потрясающая идея! Он берёт парочку определённых фруктовых плодов, затем находит последний, завершающий «штрих» и с этим «уловом» спешит обратно к старшему. — На, лови! А то ты сам с покупками не справляешься! — суёт он в руки Хёнджину фрукты. — Тут витаминов полно! — поясняет Ли, тыкая в два яблока. — А здесь много калия! Тоже полезно. — и указывает на банан. И затем с довольной ухмылкой ускакивает обратно, оставив Джинни офигевать от происходящего. Это что ещё за жест невиданной ранее заботы? Джинни смотрит на фрукты в своих руках. Два яблока и посередине банан. Погодите-ка. Это что ещё за завуалированный посыл нахер?! — Это что? Нарушение? — кричит ему Джинни, двигаясь за мелким. — Не понимаю о чём ты. — качает головой Ликс. — Ах, не понимаешь, да? Два яблока и банан! Это ты меня так нахер послал только что? — Фу, — морщится младший, — ты чего такой извращуга? — Ладно… — тянет Хёнджин. Будем по его правилам играть тогда. — Я тебе яйца разобью. — выпаливает он. Услышав прямую угрозу, Феликс оборачивается, уверенный, что ему точно не послышалось и видит Хвана, поглядывающего в его корзину. Там лежала пачка яиц. Два-два! — думается Хёнджину. Он показывает язык недовольному Ликсу и уходит восвояси. Они ещё несколько раз встречаются в магазине. Ликс пытается пропихнуть старшему правила здорового питания, что неимоверно бесит Джинни, а сам Хван то курицу найдёт и предложит почтить память светлейшей, то цыплёнка-бройлера и намекнуть: «вон видишь, Феликс, не всё у тебя потеряно, ты ещё можешь вырасти. Твой собрат смог, и ты сможешь.» К кассе они подошли тоже вместе, и там Ликс не удержался и посоветовал продавщице (очень тихо посоветовал): «следить за красноголовым внимательно, а то ему показалось, будто бы он подворовывает». Тетушка за прилавком послушала его совета и даже попросила охранника встать с ней рядом, на что Феликс жутко довольный своим розыгрышем, в припрыжку поспешил на выход. Укладывая покупки, и краем глаза наблюдая, как Хёнджин не понимает откуда к нему столь пристальное внимание со стороны персонала этого магазина, младший слышит где-то сбоку, тихое: — Ёнбок~и? Парень вздрагивает и оборачивается на голос, встречается взглядом со своим прошлым, которое похоронил уже лет десять назад. Сердце ухает куда-то вниз. Он поджимает губы и отворачивается, так ничего женщине и не ответив. Он собирался уйти отсюда и как можно побыстрее. — Мы… Можем поговорить? — просит тихо она. — Пожалуйста? Ю Хёджин, мать Феликса, подходит чуть ближе, пытается заглянуть в лицо сыну, которого так давно не видела вживую. — Нам не о чем говорить. Уйди. — отрезает грубо парень. Покупки никак не желали складываться в пакет из-за дрожащих рук. Он слишком нервничал. — Ты так вырос. — улыбается она, хотя на глазах наворачивались слёзы. То ли от радости, потому что сына увидела наконец вживую, а не на фото, то ли от печали, что он отворачивается от неё. Она делает шаг вперед, на что Ликс отпрянул моментально. — Не подходи ко мне! Не смей, блять, подходить ко мне! — вопит он. Испуганная такой резкой реакцией женщина сразу же отходит. Губы её дрожат, а по щекам текут слёзы. Но она уже пришла сюда. И она должна попытаться, объясниться хотя бы, поэтому она сделает это. — Я не прошу простить меня. — начинает тихо она, дрожащим голосом. — Я понимаю, что ты злишься. И ты злишься заслуженно. Я пыталась тебе звонить, но ты так ни разу и не поднял трубку… Феликс замирает: — Что ты делала? — полушёпотом спрашивает он, ушам своим не веря. Те звонки… Выходит всё это время ему названивала она? Он ловил панические атаки, плохо спал, рыдал в туалетах, а всё это время это была она?! — Откуда у тебя мой номер? Ю Хёджин замирает и ничего не отвечает. — Как ты узнала, что я буду здесь? — спрашивает он у неё. Ликс уже и сам знал ответы на все озвученые вопросы. Но он просто не мог поверить в происходящее. Его предал тот, кому он так сильно верил. Он бросает всё, что купил, не успел уложить в сумку, и спешит на выход, толкая женщину плечом. По глазам стекают слёзы, и Ли терпеть не мог показываться людям в таком состоянии. Истерики должны быть за закрытыми дверьми — считал он. — Просто послушай меня, Ббоки… — умоляет женщина, пытаясь поспеть за убегающим сыном. Она пытается ухватиться за край рукава, но Ли вырывает свою руку. — Не смей меня звать этим именем! — кричит парень, резко развернувшись к ней. Его обида была слишком сильной, и душевные раны слишком глубокими. Он не мог даже смотреть на свою мать, не то, что говорить, поэтому он не удерживается от ещё более жестоких слов. — Он сдох, ясно?! Ты оставила его там, и он сдох! Ёнбок умер! Забудь о нём и живи себе дальше! Исчезни, слышишь?! — он хотел, чтобы она прочувствовала всю его боль, чтобы узнала, что он пережил. — И тебя я не знаю! Ты мне — никто! Уйди и никогда не появляйся больше в моей жизни! — Я… Прости меня… — рыдает Хёджин. — Мне твоё «прости» никуда не далось! — вопит Ликс. — Почему ты решила, что я хуже сестёр?! Чем я был хуже?! Почему ты их с собой взяла, а меня там оставила?! И у тебя хватает наглости приходить сюда и говорить «прости»? Он меня чуть не убил! Ты слышишь?! Ты… — у него закончились любые слова и эмоции. Он стоит посреди темной улицы и изо рта более не может вылететь ни слова. Он захлебывается слезами и болью. Его просто трясёт, он не знает куда себя деть, поэтому он убегает, оставив женщину одну. Хёджин не бежит вслед за ним, она садится на корточки и, закрыв руками лицо, громко рыдает. Она это заслужила, она знает, она готовилась к этому. Но всё равно от родного сына слышать столько ужасных слов в свой адрес — это было слишком больно и ни один человек к этому никогда не будет готов полностью. Как ей исправить? Что же ещё ей сделать, чтобы сын хотя бы захотел её выслушать? Не принять, не простить, просто выслушать? — Вы в порядке? — слышит она тихий голос прямо над собой. Женщина отнимает от лица руки и смотрит наверх. Нет, конечно. Она не была в порядке, но она кивает и поднимается. Парень протянул ей салфетки бумажные, полагая, что женщина захочет ими воспользоваться и она с благодарностью их принимает. Вытирает лицо, постепенно успокаивается, что видно по хрупким плечам, которые прекратили содрогаться, и смотрит на парня. Присматривается внимательней, не веря своим глазам. — Ты… Ты ведь Хёнджин? Хван Хёнджин, да? — робко интересуется она. Джинни немного оторопел. Он совершенно точно видел эту женщину впервые. Гением быть не нужно, конечно, чтобы понять, кто она такая. Как только персонал магазина его отпустил, он застал эту сцену. Он прекрасно всё видел и слышал, что тут происходило, слышал, как кричал Ликс. Это была его мать. Хотя, даже не слыша разговора, он бы и так это понял. Феликс был весь в неё. Такой же маленький и миниатюрный, как мать, хоть и явно выше женщины, черты лица, эти губы бантиком. Единственное, что их отличало — веснушки. В отличии от сына она их не прятала под слоями тональных средств. Но вот откуда эта женщина знала его, Хёнджина, да ещё и по имени? Он неуверенно кивает, подтверждая, что это он. — Я так хотела с тобой встретиться! — восклицает вдруг она, и глаза её снова увлажняются. Вот только в этот раз от радости. Ему было неловко. Он не знал её лично и ответных эмоций радости точно не испытывал. — Ой, что это я? Прости. Я иногда такая невоспитанная бываю. Я мама… — она замолкает, снова, видимо возвращаясь на минут пять назад, к «разговору» со своим сыном, и срывающимся голосом договаривает фразу. — Мама Феликса. — Да. — кивает парень. Он и так это понял, но ситуация всё равно не прояснилась ну ни капли. — Мне Чани про тебя рассказывал! — улыбается она, поясняя, и пытается рукой слегка потрогать предплечье парня, но вовремя себя одёргивает. Хвана прошибает: «Стоп. Что? Чан-хён? Что он ей рассказывал?» — Да, здорово. — нервно посмеивается Хёнджин, всё ещё не понимающий как разговаривать с мамой своего «благоверного». — Я ведь не ошиблась? Ты ведь его «родственная душа», правда? У тебя и метка там же, только на другой руке... — говорит женщина, слегка касаясь напульсника на левой руке. И тут до парня доходит. Господи! Чан-хён! Он, похоже, действительно сливал ей жизнь Феликса! И видимо сливал всё! В том числе рассказал и про соула. Вот только, судя по радостному выражению лица этой женщины, хён умолчал о том, какие они соулмейты! О боже! Во что Джинни опять влип? — Позаботься о Ббоки, хорошо? — просит его женщина, совершенно по виду парня видимо не считывая настроение и недоумение. — Он хороший мальчик! Хёнджин только и может обалдевать, да как болванчик, глупо кивать. А что ему остается? Она и так пережила столько горя, рыдала только что сильно, и тут он такой ей заявит: «я ненавижу вашего сына, мэм»? Или «мы парой неделей назад дрались, мэм!»? Или ещё лучше: «он, ваш сынуля, противный и мелкий засранец, мэм!»? Это он должен ей сказать? Да не сможет он. Она так радуется и светится, когда глядит на Хёнджина, на «родственную душу» своего сына. Уверенная видимо, что они вместе, что защищают друг друга и, скорее всего, прости господи, любят, что у парня нет сил на то, чтобы открыть ей всю правду, и он кивает в ответ. — Да, я обязательно о нём позабочусь. Не беспокойтесь. — обещает он, тепло улыбаясь, и женщина наконец отпускает себя и делает то, что хотела сделать, как только поняла кто именно подошел к ней. Она крепко обнимает парня, как будто родного сына. А Джинни думает только об одном: во что он, мать вашу, снова влип?