Мужчина заводит Чонина в довольно тёмное помещение. Точнее оно сначала таковым кажется, пока они идут по длинному проходу, но затем, как только он заканчивается, парня сразу же ослепляет со всех сторон вспышками камер. Он слегка морщится, а когда глаза привыкают к яркому свету, то может позволить себе оглядеться.
Вокруг творилась самая настоящая суета: все куда-то бегают, куда-то торопятся, что-то делают и всё это сопровождается громким гулом голосов. Неподалеку мнутся ещё не готовые для съёмок девушки и парни: дожидаются своей очереди к костюмеру для создания образа и к визажисту для нанесения мейк-апа. Последние, в свою очередь, бегают от одного туалетного столика к другому, успевая наводить марафет одновременно сразу нескольким моделям. Фотограф, как самый главный на площадке, громко вещает о том, как по его мнению должно быть выставлено освещение, в то время, как операторы не совсем согласные с ним, громко оспаривают это. Из-за чего настройщикам этого самого света приходится бегать туда-сюда, не понимая, что же им по итогу делать и куда направить прожектор.
Модели — и девушки, и парни, те, что подготовлены для съёмок полностью: начиная от образа, заканчивая причёсками и макияжем, красуются перед зеркалами, принимая различные позы. Репетируют, чтобы на площадке не тратить зря ни своего времени, ни времени фотографа. Остальные, те, что дожидаются очереди к визажисту, просто обсуждают то, как на них будет выглядеть та или иная одежда с мейк-апом и как лучше её подать. Ну, и конечно же обсуждают конкурентов, которых уже отсняли. Ведь со стороны они лучше видели, где те или иные молодые люди накосячили и где могли принять позу получше по их мнению, чтобы в более выгодном свете преподать одежду, которую собираются рекламировать.
Мужчина просит Яна подождать тут, сам же уходит куда-то в толпу людей. Чонин как-то неуверенно ёжится и пытается немного уйти в сторонку, чтобы снующим туда-сюда работникам не мешаться уж слишком сильно.
В принципе, думается ему, ещё не поздно сбежать. Выход позади, буквально в паре метров, никто за ним не последует, его просто потеряют из виду, но что-то всё же останавливает. Возможно, обещанный гонорар. Но это не точно.
Парень решает понаблюдать за снимающимися моделями. Чтобы, если он всё же решит остаться на съёмочной площадке, самому потом лицом в грязь не ударить и отработать, как можно лучше. Судя по его наблюдениям — то была реклама какого-то бренда одежды. Вполне возможно, одного из тех, что был представлен в каком-то магазине этого торгового центра.
Девушек-моделей на площадке, как заметил парень, по количеству явно было больше, чем тех же парней. Но Чонин всё же больше внимания старался уделять именно им. И нет, не из-за ориентации. А потому что именно у них можно было набраться опыта для предстоящей съёмки. Если это вообще реально было сделать за такой короткий промежуток времени. Ян пробует повторить то, что он увидел только что, покривлявшись перед зеркалом и, по тому, что получалось у него так себе, понимает, что как бы просто позирование перед камерой со стороны не выглядело, на деле же — это совсем не легко.
Парень слишком увлекается позированием и не замечает, как вышел немного в проход, где ожидаемо случилось неловкое столкновение. Некто, пройдя рядом с ним, задел его плечом. Очнувшись от наваждения, парень шугается в сторону, хочет уже извиниться, как встречается взглядом с жутко знакомой барышней. Не может только вспомнить, где конкретно он её видел.
Она же узнаёт его сразу:
— А ты что тут делаешь? — шипит девушка с рыжими волосами сквозь зубы.
Парень сначала от шока округляет глаза, так как не ожидал нападения, а затем хмурится. Определённо — где-то он её видел.
Он хочет ей уже что-то ответить, как девушку окликают:
— Сана! Дорогая, подойди сюда пожалуйста!
Девушка теряет на время интерес к собеседнику и оборачивается на голос, чтобы ответить:
— Да! Сейчас! Одну минутку! — а затем поворачивается к застывшему парню. Долго сверлит недовольным взглядом, потом подходит ближе, чтобы встать на носочки и прошипеть ему прямо в лицо:
— Тебе здесь не место. Будь добр. Уйди.
И громко хмыкнув, да задрав горделиво носик, исчезает в толпе, оставив младшего в самых обескураженных чувствах. Он только и может, что покачать головой на это, да руками всплеснуть.
Что за наглость и невоспитанность?
Он видит эту барышню первый раз в жизни (а может и не первый), а она умудрилась его сначала толкнуть, потом не извиниться за это, да ещё и прогонять? На каких таких основаниях? Ведь, скорее всего, она — самая обычная модель. Не режиссёр съёмки, не фотограф, не арт-директор, не кто-либо ещё из вышки! Она — простая модель! Так что она себе позволяет? И если до этого парень сильно сомневался, а стоит ли ему вообще тут оставаться, то теперь был полон решимости показать выскочке где раки зимуют. В качестве отместки!
— Ну, что? Ты решил? Останешься? — раздаётся сзади знакомый голос и Ян оборачивается. Видит всё того же мужчину, агента, что привёл его сюда и уверенно положительно кивает ему в ответ.
Теперь он точно тут останется! Просто хотя бы из вредности!
Первокурсника проводят до гримёрки, где заботливо отдают в руки одного из визажистов. Парень, лет 25 на вид, не старше, с немного хитрым лисьим прищуром и пухлыми губами. Он осматривает Яна с головы до ног, прежде чем усадить на одно из кресел перед большим зеркалом. Чонин старается лишний раз не дышать. А визажист, вместо того, чтобы начать приводить младшекурсника в надлежащий для съёмок вид, отходит немного назад: хочет разглядеть фронт работы издалека. Долго ходит вокруг да около, внимательно изучает, над чем-то сильно раздумывает, потом кивает сам себе и возвращается к парню. Берёт его лицо за подбородок, слегка приподнимает и вертит им в стороны:
— В кои-то веки откопали настоящий алмаз. — выносит вердикт он.
Чонин стойко терпит все странные манипуляции и сильно удивляется услышанному. Это о нём сейчас речь шла?
— А то надоели эти слегка скучные идеальные лица. — добавляет парень с лисьим прищуром.
Теперь Ян совсем в ступор впадает. Так ему всё-таки комплимент чуть ранее сделали или оскорбили?
— Терпеть не могу эти «ровные» лица. На них нельзя экспериментировать. — вновь произносит парень, отворачиваясь, и на нижней полке стеллажа находит некую сумку. Скорее всего рабочую, косметическую. Он начинает в ней копаться, перебирая всякие средства и кисти.
— Я подопытный кролик? — нервно интересуется Ян.
Визажист поворачивается к нему всем корпусом и совершенно серьёзно произносит:
— Конечно. А тебе что, не сказали? — поднимает он одну бровь, — Мне обычно не доверяют хорошеньких.
У Яна от таких заявлений глаза на лоб лезут. Ну, нет! На это он не подписывался! Он быстро соскакивает с кресла и собирается уже бежать отсюда, как чужие руки удерживают его на месте и усаживают обратно. А затем первокурсник слышит смех:
— Ты всегда такой нервный? — смеётся парень, — Я же пошутил.
— Ну, у вас и шутки… — произносит на выдохе Ян.
— Можно на «ты» и можно без всяких «хёнов». — даёт добро парень. — Люблю с восемнадцатилетними быть на одной волне.
Ян сначала некоторое время молчит, переваривая информацию, а потом выдаёт:
— Ты звучал, как старик сейчас.
— Так я — он и есть. — парень извлекает из сумки некое средство и крутит им напоказ в воздухе, — Всё благодаря этой сыворотке. По мне не скажешь ведь, что мне 40 с небольшим, да? — и бровями ещё поиграл.
Чонин долго думает над ответом. Вроде бы стоило принять правила игры и ответить тем же, а вроде он плохо знает человека и не будет ли это слишком грубым? Но всё же решает, что раз сам парень на приколе, то и он не будет сдерживаться.
— Я бы дал тебе лет 35, не больше. — кивает Чонин и наступает пауза. А затем визажист расходится смехом.
— Я тебя недооценил, оказывается. — смеётся он, — С чувством юмора у тебя всё в порядке.
Ян расслабляется и улыбается. Он всегда умел подстраиваться под собеседников. Это его особый дар, которым он безмерно гордился.
— Ян Чонин. Первый курс факультета журналистики Сеульского университета. — представляется Айенни.
— Чхве Ёнджун. Твой визажист на этих съёмках. — отвечает ему парень, до сих пор с усердием копаясь в своей сумке, — Я, кстати, тоже там учился. На каком-то супер-серьёзном факультете. Закончил и забыл, как страшный сон.
Спустя несколько нецензурных слов себе под нос, старший всё же находит среди кучи всего, что в косметической сумочке было, необходимый ему объект. Чонину безумно интересно, что же такое ему хотят нанести на лицо, а потому он с любопытством заглядывает в руки парня и видит небольшую бутылочку. На ней надпись «Мицеллярная вода». Ясно. Ёнджун решил его лицо очистить для начала, перед нанесением косметики.
— А зачем же поступил тогда на этот факультет? — интересуется у него Ян, подставляя лицо под руки мастера. Ведь судя по немного сомнительному отзыву и тому, что старший даже не помнит название факультета, на котором учился, то поступил Ёнджун явно не по своей прихоти.
— Чтобы мать успокоилась. — пожимает плечами Чхве, — Ей чертовски важна была сама мысль о том, что сын у неё доучился и если вдруг случится так, что он потеряет работу, то ему было бы куда пойти.
Чонин про себя думает о том, что это здорово, наверное, когда есть хоть какая-то вовлечённость родителей в твою жизнь. Ведь его самого замечали только… Никогда.
Было время, когда будучи в средней школе, Ян бунтовал, как самый настоящий подросток. Он плохо себя вёл, плохо учился. Привлекал ненужными и сомнительными действиями внимание к своей персоне. А что по итогу? Да ничего! Так и остался ни с чем, полностью игнорируемый собственными родителями. Потому что брат, в отличии от него, закончил школу просто блестяще и поступил в шикарный университет.
Тогда Чонин, наблюдая за тем, как около его старшего брата родители отплясывают танец радости и восхищённо рассказывают о нём направо и налево обо всех его успехах, решил сменить тактику. Он вмиг стал послушным и идеальным. Выправил свои оценки, своё поведение и круг общения. И уже готов был принимать восхищённые возгласы и похвалу, однако опять остался где-то на задворках родительского внимания, потому что брат к тому времени с успехом окончил университет и открыл свой бизнес.
Видимо судьба у Яна такая — быть в тени брата. Он даже немного завидовал тому же Хёнджин-хёну, от которого родители не отстают со своей гипер-опекой и по сей день, и постоянно пытаются его контролировать. Хотя всё же головой младший понимал, что глава семейства Хван явно перегибает палку и уж слишком третирует своего сына, буквально лишая его воздуха и уверенности в собственном выборе жизненного пути.
— А ты как? По своей воле учиться пошел? — ответно интересуется Ёнджун, заканчивая очищать лицо и, вытащив из сумки довольно большую и пушистую кисть, приступил к выравниванию тона лица.
— Да, конечно. — уверенно отвечает первокурсник. Пойти в журналисты полностью было его идеей. Айенни был контактным, легко заводил общение с незнакомцами и любил много писать. А ещё ему нравилось собирать информацию и анализировать её. Всё это — отличные качества и навыки для начинающего журналиста. Хотя и эту идею родители приняли… Никак. Они не были особо воодушевлёнными, но и против ничего не имели, так что Ян решил пойти именно туда. С надеждой стать известным, а, следовательно, и быть, наконец, замеченным.
— Здорово. А я тыкнул в самое простое и незапарное. — сообщил Чхве, а потом хохотнул, — А сейчас даже не вспомню, на каком конкретно факультете учился. Кажется что-то с финансами связанное…
— Ты болтаешь или работаешь? — раздался мужской голос позади и Ёнджун, заслышав его, прекращает наносить тон на кожу Чонина и медленно так поворачивается. Медленно и довольно угрожающе.
— Я услышал голос с помойной ямы? — уточнил он.
Парень, что и обратился ранее к визажисту, совсем не обиделся на подколку и довольно быстро нашёлся с ответом.
— Так, а зачем ты туда залез-то? — усмехнулся он и плюхнулся на соседнее кресло. Сложив ногу на ногу и сомкнув ладони вместе, довольно уставился на работающего Ёнджуна. Чонин про себя отметил, что этот незнакомец был примерно того же возраста, что и Чхве. И они явно с последним состояли в довольно близких отношениях, раз могли позволить себе такое общение.
— Так тебя ведь искал. — отвечает визажист и Чонин не сдерживается, чтобы не хохотнуть. Теперь он точно был уверен, что эти двое, как минимум, хорошие друзья. Парочка никак не обратила внимания на смешок, продолжив свой, поносящий второго, диалог. (кого-то они даже Яну напомнили)
— А нашёл там только свою самооценку? — улыбается брюнет, на что Ёнджун усмехается и качает головой.
— Ах, ты ж собака сутулая! — ворчит он, давая понять, что в этот раз проиграл и с честью принял поражение. В это время он уже закончил с тоном и схватился за одну из палеток. Не забыв сменить кисть на более тонкую.
— 2:2! — победно объявляет брюнет, вскинув руки вверх, и прокручивается в кресле. Чхве только громко и шутливо-раздражённо цокает себе под нос, пробурчав что-то вроде «я ещё отыграюсь, паршивец!» и, сделав последние штрихи кистью, отклоняется чуть назад, чтобы оценить результат своих трудов на лице у Чонина. Удовлетворительно кивнув самому себе (видимо это некий способ самого себя похвалить), откладывает одну палетку и достаёт следующую. Чонин думает лишь о том, что никогда ранее его лицо ещё не видело столько штукатурки. Он настолько страшный?
Длинноволосый брюнет прекращает крутиться в кресле и произносит:
— А если серьёзно... То, правда, поторопись.
— И куда же мы торопимся?
— Нууууу… Тебе ещё богиню красить. — отвечает брюнет и веселья на лице Ёнджуна не остаётся совсем, а кисть в его руках застывает.
— Кто сказал? — спрашивает он.
Брюнет, вытянув губки, невинно так пальчиком указал куда-то в сторону. Ёнджун повернулся и посмотрел в том направлении. Там стояла вся «вышка». Все: от спонсоров до директоров. Они что-то громко обсуждали между собой. Цокнув и вздохнув, парень продолжил работу.
— Я думал, что ещё в прошлый раз, когда по съёмочной студии летали палетки, кисти и посуда с креслами, стало ясно, что с этой стервой я работать больше не буду. — произнёс спокойным тоном Чхве. У Яна глаза расширились от услышанного, а визажист продолжал спокойно себе работать, как будто ничего такого не сказал.
— Ну, если они так решили, то выбора у тебя, в любом случае, нет. — развёл руки в стороны брюнет, — Просто её личный визажист заболел, а остальные, сам ведь знаешь, не дотягиваются до её «короны».
— Так давайте я собью её? Остальные покрасят и нахлобучим обратно. Как будто так и было. — снова спокойно ответил визажист. Может, по выражению лица этого было и не заметно, но по ставшим внезапно рваным движениям руки, Чонин понял, что как бы Чхве сейчас не отшучивался, но отношения с этой «богиней» были у него тяжёлые и очень натянутые. И это ещё мягко сказано.
Брюнет елозить на кресле прекращает. Видимо тоже считывает напряжённое настроение у собеседника. Поднимается с места, подходит к нему и слегка хлопает по плечу:
— Я поговорю насчёт этого, хорошо? Но ничего не гарантирую.
Ёнджун слабо кивает и отшучивается:
— Отличная идея. Не хочу потом работать с хладным трупом.
Брюнет, слегка рассмеявшись и ещё парочку раз похлопав ободряюще по плечу, отчаливает в сторону высшего руководства. Видимо и, правда, собирался поговорить с ними. Чонину стало интересно, кто же он такой? Явно же не просто с улицы человек, раз проблему с «богиней» собрался решать диалогом с высшим руководством. И судя по немного успокоившемуся визажисту (движения кистью стали вновь размеренными, а не рваными), слово этого брюнета имело на этой съёмочной площадке какой-то ощутимый вес. Но поинтересоваться младшекурсник решает о кое-чём другом.
— Богиня? — переспрашивает Ян, прежде чем его мозг запоздало успевает подумать о том, что он сейчас суёт нос, куда не следует. Вот вечно его язык действует сам по себе.
— Да, так, — вздыхает старший, — Работает тут одна… Рыжая бестия. Возомнила себя пупом земли. Все молчат, побаиваются. А я ей ответил однажды. Воюем до сих пор. — пояснил парень, колдуя над лицом Яна.
У Чонина появилось какое-то смутное ощущение, что он знал, о ком могла идти речь. На этой съёмочной площадке лишь одна особа подходила под такое описание. Однако, настаивать на продолжении болезненной для визажиста темы, он не стал. Не хотелось оставлять о себе впечатление бестактного человека.
***
Хёнликсы, сильно нехотя, входят в помещение вслед за мужчиной. Тот, остановившись посередине кабинета, поворачивается к ним и хлопает в ладоши. А затем улыбается и разводит руки в стороны. Вся его поза так и говорит, мол, «вот, ребят, ознакомьтесь с фронтом работы!».
Те, без особого энтузиазма оглядываются вокруг. Хотя этого и не требуется. Они за одну ночь «испытания храбростью» каждый уголок этого кабинета выучили. Вдоль и поперек. У обоих это помещение вызывало дрожь и неприятные воспоминания о призраках.
Кстати, а что тут убирать-то? На первый взгляд тут вполне себе чистенько. О чём торопится сообщить преподавателю Хван.
— Тут же чисто. — произносит он и Феликс медленно переводит на него яростный, испепеляющий взгляд. Про себя ругается:
«Кто придурка за язык тянет вечно? Наслаждаться надо тем, что тут чисто! Желательно молча! Посидели бы спокойно, да домой ушли. Но нет! Пасть Хвана, как обычно открыта там, где не надо!»
— Что-то я не уверен в этом. — качает головой Пак Джинён, — Моя коллега, открыв один из шкафчиков, чуть не была погребена заживо хламом, что выпал оттуда.
— Ну, так не собирала бы хлам, он бы и не выпал. — бурчит Хван.
Феликс закрывает глаза, чертыхается про себя и считает до десяти, чтобы успокоиться. Понимает, что этот придурок сейчас точно договорится!
Преподаватель же, к счастью Ликса, не обращает внимание на ворчание третьекурсника и лишь усмехается на эту реплику, а затем обводит рукой всё помещение по периметру:
— Ну, вперёд мальчики! Швабры вон там, тряпки тоже, ведро найдёте в одном из шкафчиков… А я буду вас морально поддерживать! — пообещал от всей души Пак.
— Что? Тряпки?! Ведро?! — восклицает красноволосый, — Но мы ничего не пачкали!
— Ну, так вы же отрабатываете. Дружбу вашу закрепляете... — пожимает плечами мужчина.
— И как же это поможет укрепить её? — скептически поднимает одну бровь Хван.
— Говорят, что общая беда сближает. — отвечает с улыбкой Джинён.
— А вы в курсе, что рабство давно отменили? — находится с ещё одним аргументом Хёнджин.
— Ну, ну, ну… — качает головой преподаватель, — Не надо так тучи сгущать. Никто ещё от уборки не умирал. И от ухаживания за растениями, растущими на четвёртом этаже тоже. Особо провинившихся мы часто так наказываем. Как раз ваш случай.
— Что?! — возмущённый до предела Хёнджин аж на писк перешёл, — А растениям-то мы что сделали?
— Ничего. — пожимает плечами мужчина, — Но надеюсь, что сделаете. — и улыбнулся им, — И только всё самое хорошее. Например, протрёте им листочки и польёте.
— Но… — начал было Джинни…
— ХВАН, ЗАТКНИСЬ, ТВОЮ МАТЬ! — как был прерван громким возгласом, не выдержавшего Феликса.
Оба спорщика, и мужчина, и Джинни, в шоке уставились на маленького блондина. Тот буквально дышал огнём и испускал молнии из глаз от злости. А всё из-за одного придурка, что не может рот закрыть свой и из-за которого на них навесили ещё больше обязанностей, помимо уборки.
Однако, сразу же до блондина доходит, что он прокололся только что. Ли с опозданием вспоминает, что они с Хваном, вроде как, «друзьяшки» и он не должен так выражаться на своего «друга». Понимает он это по поднятым в недоумении бровям преподавателя и по обвинительному взгляду третьекурсника.
— Друг. — пищит Ли, исправляясь, — Мой любимый друг, заткнись. Пожалуйста?
И осторожно так, очень неловко, подходит поближе к Хвану и берёт его под руку, расплываясь в самой неестественной улыбке, на которую только был способен. И глазками ещё хлопает. Невинно так.
Хёнджин тяжко вздыхает. Актёр из мелкого всё ещё такой себе. Если препод не идиот, а он не идиот, то давно уже раскусил, что никакой дружбой между ним и Феликсом и близко не пахнет, и, что они всё в тех же хреновых отношениях. Но поглумиться над накосячившим мелким… Почему бы и нет?
— У него некоторая степень инвалидности, — кивает Хван в сторону блондина, что стоит рядом и держится за его руку, — Периодически забывает, что он меня любит.
Феликс, заслышав такое в свой адрес, и, продолжая давить из себя улыбку, да держаться за чужой локоть, сдерживается от адского желания от всей души, прямо сейчас, врезать придурку по первое число. Ещё разок считает до десяти дабы эти опасные желания в жизнь не воплотить случайным образом.
— Оу. — произносит с сочувствием мужчина, — Тяжко, наверное, приходится?
Конечно, он не поверил ни единому слову этих парней о великой дружбе. Но мальчики так старались изображать её, что он решил немного им подыграть.
— Угу. — печально кивает Джинни, — Каждый раз больно бьёт по сердечку.
— Что ж… Надеюсь, что такая страшная болезнь, портящая чужие отношения, надолго не затянется. — кивает сочувствующе Пак, — Ладненько! Мне по делам бежать пора. А вы, вперёд за работу!
И с этими словами он направился на выход с кабинета. Двое его провожали взглядом, пока мужчина не остановился в дверном проёме и не схватился на ручку, чтобы прикрыть за собой дверь. У «бракованных» тут же пронеслись перед глазами неприятные вьетнамские флешбеки.
— НЕ ЗАКРЫВАЙТЕ! — в унисон кричат оба, из-за чего мужчина от неожиданности дёргается в испуге. Смотрит на них во все глаза и поднимает руки наверх, как бы показывая, что ничего не собирается делать с дверью и как бы капитулируя, выходит с кабинета.
Как только преподаватель окончательно исчезает из поля виденья, Феликс сообщает:
— Надо выставить туда стул!
Он отпускает чужую руку, хватает первый же попавшийся предмет мебели и выставляет его в дверной проём, чем блокирует возможность закрыть их тут ещё раз.
Хван это решение и действия мелкого одобряет кивком, а затем оглядывает фронт работы и тяжко вздыхает. Он так задолбался за этот день, если честно. Ночь не спал, потом гонялся за сталкерами, а теперь еще и парты драить, да флористом подрабатывать за бесплатно. Просто потрясно!
— Почему мы вообще должны этим заниматься? — спрашивает он больше для галочки, нежели и правда хочет знать ответ.
— А ты иди и у Пак Джинёна уточни. — саркастично бросает Феликс, — Нам же мало работы поручили твоими стараниями!
Джинни смотрит на него исподлобья.
— «Ням зе мялё ряботы порючили тваими старяниями!» — передразнивает он Феликса в своей излюбленной манере, на что тот глаза закатывает и про себя думает:
«Это у кого ещё из нас инвалидность? И в какой степени она выражена?»
Кстати об этом. Цыплячья душа требует отмщения.
— Я за водой схожу, а ты… Шкафы открой. — даёт указания Ликс и, слабо ухмыльнувшись, чтобы старший не заметил, хватает ведро и выходит с кабинета. И пары минут не проходит, как слышится грохот, а затем и громкий возглас на весь четвёртый этаж:
— Твою мать!!! Цыплёнок!!!
Ликс довольно усмехается себе под нос. Он отлично постарался неделями ранее пихнуть в шкафы всё так, чтобы при открытии всё вывалилось на посмевшую сунуть нос, куда не надо, жертву.
Сонный Хван — немного глупый Хван. Так что пусть получает фашист гранату!
***
Феликс притащил из туалета огромное ведро, полное воды и с грохотом опустил его на пол. Часть расплескалась в округе, лишь чудом не задев штаны блондина. Он обращает внимание на несчастного сгорбившегося Хвана, сидящего на полу в куче хлама, который ранее атаковал его, выпав из шкафчика. Джинни без особого энтузиазма перебирал в руках всё это, как-то не особо торопясь покончить с работой.
— Почему тут лежит мягкая игрушка тигра? — спрашивает он у мелкого, демонстрируя находку. В ответ Ли только плечами пожимает: ему-то откуда знать. Он же тут не учится.
— Ещё тут бумажные звёзды всюду разбросаны… Это точно кабинет факультета журналистики? — уточняет Джинни.
— Будущие журналюги, наверное, на тигров напяливают звездочки и берут у них интервью, представляя, что с айдолами общаются. — отвечает Ликс и оба слегка усмехаются, представив в голове такую глупую картинку. Джинни думает, что надо бы спросить про это у Чонина.
Феликс смачивает тряпку в воде и решает начать с протирания подоконников и цветов на них, как слышит позади себя довольное:
— Хах!
Затем Хван резко подскакивает на месте и подбегает к младшему поближе. Лицо его при этом такое довольное-довольное. В ладони что-то зажато. И Феликс уверен, что там ничего хорошего. Старший вытягивает руку вперёд и раскрывает её.
Там горстка семечек.
Феликс долго смотрит на мелкие зёрна, потом на Хвана, снова на зёрна и снова на придурка. Тот лыбиться во все 32 зуба и ожидает какой-то реакции.
— Ты серьёзно? — устало спрашивает младший.
Тот в ответ кивает. Куда уж серьёзнее?
Феликс обречённо вздыхает. Понимает, что пока жив он и жив Хван — эти около-цыплячьи шутки с ним навсегда. До самой смерти, видимо.
— Я на диете. Употребляю исключительно нешлифованные, высшей пробы, S-класса гранд люкс, рисовые зёрна. — цедит младший сквозь зубы.
Заслышав это, Хван не выдерживает и начинает громко смеяться, в то время как Ликс молча сверлит его уставшим взглядом. Когда через некоторое время Джинни осознаёт, что весело, похоже, только ему одному, то появляется вдруг некое странное желание. И кто он такой будет, если не повинуется ему?
Он слабо щёлкает по носу мелкого и просит:
— Да улыбнись ты хоть чуть-чуть! Чего такой напряжённый постоянно?
Где-то глубоко в душе расцветала странная обида: тому старшему в коридоре мелкий улыбался во все тридцать два зуба. При том, что тот парень как-то особо и не старался рассмешить Ликса. А Джинни… Что бы он не говорил, как бы не старался вызвать улыбку, всё, на что максимум хватало мелкого, это слегка усмехнуться и то, под конвоем, видимо.
Хоть и разумом Джинни понимал нелогичность собственных мыслей и действий, однако всё равно хотелось, чтобы ему хоть раз улыбнулись. И это явно какой-то сбой. Сбой в чувствах и ощущениях. Откуда такая обида вообще взялась? Ведь никаких предпосылок для неё нет и не было. А если есть, то выходит, что для Хёнджина стало вдруг внезапно важным то, чтобы мелкий на него среагировал как-то иначе. Не так, как он делал это в обычное время. И почему это вдруг стало важным? Да, кто его знает. Ведь причин у Цыплёнка начать вдруг ему улыбаться не было, а следовательно и обида Джинни под собой не имела никаких оснований.
Но всё равно было обидно и хотелось, чтобы тот хоть раз улыбнулся ему лично.
Разок всего! Много что ли просит?
Но, так и не дождавшись никакой новой реакции со стороны мелкого, Хван обидчиво бросает:
— Да ну тебя! — и выкидывает горсть семечек в ближайшую от себя урну, а затем возвращается к перебиранию хлама на полу. Чем быстрее закончат, тем быстрее закончится этот странный во всех смыслах день.
Феликс же виновато поджимает губы и слабо трёт кончик носа, куда его парой минут ранее щёлкнули. Опять произошло что-то странное. Опять что-то не то и что-то чуждое. Почему-то младший даже сам обиделся. То ли на себя, то ли на ещё что-то…
И что это вообще такое было?
