Chamomile/Ромашка

После пар Хван попрощался с Ликси, сказал, что поедет домой и… В очередной раз соврал. На деле же, как только Феликс исчез из поля его виденья, Джинни вздохнул, вызвал такси и поехал прямиком до больницы. Что он там надеялся увидеть? Да он и сам не знал. Отец всё ещё не желал пускать к себе в палату ни сына, ни жену. А сейчас и вовсе решился на операцию, которая может ему или всё дать, или забрать. Шансы очень мизерные, практически равняются нулю. Но Хван Усок устал. Устал быть тем, кого всю жизнь презирал — слабым безвольным червём, что тянет всю семью на дно. Поэтому ему плевать, на самом деле, высоки ли его шансы на удачный исход операции. Если всевышнему угодно, он уйдёт и больше не будет обузой. А если же решит, что Усок ещё не всё в этой жизни сделал, то подарит ему второй шанс. Так он решил. А мнение любящей жены он даже слушать не стал. Поэтому женщина за неимением кого-либо другого, позвонила сыну: может хоть он уговорит отца от поспешных решений. Хёнджин про себя, конечно, посмеялся. Он то? И отца уговорить? Где это видано, чтобы мужчина слушал своего неудачника сына? Но всё же попытаться стоило, хотя бы ради мамы, и потому Хван держал уверенный путь в больницу. По приезде туда, парень, не мешкая, сразу направился к регистратуре. Но когда до неё оставались какие-то жалкие несколько метров, пара шагов — не больше, он завис. Отец не пускал к себе никого. И этому приказу персонал больницы следовал беспрекословно. И если Джинни попытается попроситься внутрь ещё раз, то его, скорее всего, пошлют далеко и надолго. А значит, нет смысла терять драгоценное время здесь и надо сразу бросить все силы на поиск обходных путей. Он знал, в какой палате держали отца, но не знал, где эта самая палата находилась, что несколько усложняло план. Главное сейчас было: попасть на второй этаж, минуя персонал больницы, а уже потом он будет думать, что делать дальше. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, Хван крался к лестнице. Медработники, увлечённые своими прямыми обязанностями — уходом за больными, совсем не обращали внимания на парня, что помогло добраться до лифта незамеченным. Хван нажал на кнопку вызова и спрятался, когда циферблат сообщил, что кабинка прибыла на первый этаж. Потому что она явно будет не пустой. Парень подождал, когда оттуда выйдут медсестры, а затем тихонько юркнул внутрь и нажал на нужный этаж. О том, что с ним будет, когда его заметят — он совсем не думал. Ну, подумаешь, потом Минхо и его отцу придётся Хвана из полиции вытаскивать. С кем не бывает? Когда лифт останавливается на нужном этаже, сердце Джинни замирает от страха. Сейчас решится судьба: если ему повезет, то перед кабиной никого не будет и у него появится шанс найти палату, если же будет кто-то стоять, то надо будет воспользоваться своими актёрскими талантами и изобразить, что он пришёл к одному из больных. И не важно, что сейчас не время приёмного покоя, и он даже одежду верхнюю не снял. В таком случае придётся изобразить дурачка, который не знал, что надо раздеваться. Правда он не был уверен, что персонал больницы, с которым он столько раз ругался, его не узнает. Тот самый момент, когда Хёнджин пожалел о своём выборе цвета волос — чересчур яркие. Но вот створки лифта разъезжаются, а перед лифтом никого. Парень расслабленно выдыхает, но берёт себя в руки. Он ещё не добрался до палаты, так что радоваться рано. Слишком рано. Он высовывает голову наружу, воровато оглядывается по сторонам. Видит только несколько больных с капельницами, что либо в одиночку гуляли по этажу, либо собирались по двое-трое и тихо общались меж собой. Путь для Хёнджина был свободен, так что парень выходит с лифта и шагает вперед. Он идёт очень быстро и много озирается по сторонам, выискивая нужный номер палаты и… Сегодня прямо день везения какой-то! На глаза почти сразу попадается тот самый и Джинни про себя не может сдержать крика радости. Однако, полученного гормона счастья всё равно не хватает, чтобы смело потянуть ручку двери на себя, а потому он зависает прямо перед ней. Что он скажет Хван Усоку? «Не дури и откажись от операции?» Скорее всего, он даже рта открыть не успеет, как отец разойдётся на брань. А может и персоналу прикажет выставить сына вон. Или скорее два в одном. Но раз уж Джинни тут, то пути назад нет. У него будут жалкие несколько минут, до того, как его выволокут, чтобы выкрикнуть отцу, хотя бы подумать о матери и её чувствах, если уж на сына с его мнением он плевать хотел! Всё же к ней Усок должен прислушаться. Да, ведь? Окончательно расхрабрившись, парень дёргает за ручку и открывает дверь. И тут же впадает в ступор. Нет, палатой он не ошибся. Он увидел отца. Живого. Но вот то, в каком тот был состоянии… Хван-старший сидел на больничной койке, скрючившись в три погибели. Персонал рядом помогал ему во всём — и это подать, и то подать, это убрать, а то придвинуть. А он только и делал, что бесконечно ворчал на них. Лицо отца осунулось — глубокие морщины покрывали его, тёмные круги под глазами дополняли этот образ вселенской печали. Тело тоже не в лучшем его состоянии. Он больше был похож на скелет, чем на человека. Сильно похудел и постарел сразу на несколько сотен лет, не меньше. И только теперь, кажется, Джинни понял, почему же Усок так не желал, чтобы его видели родные. Показываться таким жалким, кряхтящим стариком — что могло быть ужасней для подобного гордеца, вроде него? Ни перед любимой женщиной, ни тем более перед сыном, при котором он всегда старался держаться сильным и несгибаемым. Был тем самым упёртым человеком, на которого сам же намекал Джинни равняться. Хёнджин, готовый ещё секунду назад разойтись на брань, начать умолять отца не быть эгоистом, не рисковать собой, желающий упомянуть мать, которой плохо и которая такого к себе отношения не заслуживает… Теперь проглатывает язык, не в состоянии выдавить из себя ни слова. Ему было жалко этого человека, которого он перед собой видел. От былого страха перед ним и следа не осталось. А ещё резко пришло осознание, отчего же отец решился на такую опасную операцию. Просто Хван Усок понимал, что в нём от прежнего него — уже ничего нет. Тело его предало и увядало на глазах. Более он не был тем сильным властным мужчиной, акулой бизнеса, внушающей ужас в конкурентов. Он не был даже тем, кто мог бы на равных «сражаться» со своим свёкром. Он был просто слабым немощным человеком, который как бы сильно не желал, не мог идти против природы, которая брала своё. — П-пап… — чуть с заиканием в голосе выдавливает из себя Джинни, привлекая внимание, и глаза мужчины тут же поднимаются на него. Вместо того, чтобы, как любому нормальному человеку обрадоваться, хотя бы поприветствовать отпрыска, которого так давно не видел, глаза Хвана-старшего наливаются яростью и он кричит: — Что он здесь делает? Я не ясно просил не пускать никого?! — кричал он преимущественно на персонал, тыча в сына указательным дрожащим пальцем. Дряхлый старик — этот образ, был всего лишь обманом зрения, понимает резко Джинни. На деле же, внутри отец оказался всё тем же властным сухарём. Он кричал на персонал, а сына даже приветствием не удостоил. Медсестры виновато кланяются, налетают на Джинни всем скопом и выталкивают его наружу. Когда он начинает упираться, то просят парня выйти и не усложнять им их работу, но, не добившись от него понимания, вызывают подмогу — более сильных медбратьев с охраной. — Я поговорить с тобой хочу! — кричит Хёнджин, когда его насильно тянут прочь с палаты, а отец… Он даже не смотрит в его сторону. Пытается напустить на себя важный вид, выпрямить осанку. Сделать всё, лишь бы сын не видел того дряхлого старикашку, который предстал перед ним в первую секунду встречи. Хёнджина в прямом смысле этого слова насильно выволокли на улицу. — Почему вы не даёте мне поговорить с отцом?! — громко возмущался Хван-младший, вырываясь из цепкого захвата сразу нескольких человек, — Я имею на это полное право! — Парень, тебе не нужны эти проблемы. — говорит ему один из медбратьев, что удерживал буйного парня на месте, не позволяя вырваться и побежать в сторону больницы, — Хочешь проблемы с законом? Джинни будто не слышит никого, продолжает рваться внутрь здания, махает руками и ногами и тогда одна из медсестёр робко пробует предложить ему успокоительного. — Да не нужны мне никакие успокоительные! Дайте мне с отцом поговорить! — рявкает на неё Хван. И та вздрагивает, делая несколько шагов назад от опасного субъекта. — Мы понимаем твоё негодование, но желание пациента для нас закон.— снова говорит ему медбрат. — Вы понимаете, что он может уйти из жизни, а рядом не будет ни меня, ни матери?! Готовы взять такой грех на свои души?! — Я тебя прекрасно понимаю. У меня точно так же не стало отца!— вновь подаёт голос медбрат и это работает словно хлёсткая пощечина по лицу. Джинни моментально успокаивается, прекращает вырываться и смотрит на него огромными от шока глазами. Молодой человек подаёт сигнал коллегам, что, мол, «буйный успокоился», а значит, они могут идти обратно в больницу. Те кивают и быстренько скрываются за дверьми. — Он просто однажды «сгорел» на работе. — выдохнул тяжко медработник, — Долго скрывал своё состояние от всей нашей семьи, а потом принял своевольное решение. Мы слишком поздно узнали об этом. — Тогда ты должен меня понимать как никто другой. — произносит шепотом Хван, — И должен пустить меня поговорить с этим старым эгоистом! Медбрат вздыхает и отрицательно мотает головой. Его позиция не поменялась на этот счёт ни капли, даже имея такой бэкграунд за спиной. — Разве ты не жалеешь? Не жалеешь что упустил такую возможность? — недоумевает Хёнджин, отряхиваясь и поправляя на себе одежду, которая смялась, пока его волокли наружу. — Мне сложно ответить на этот вопрос. — выдохнул медбрат, — Что тогда, что сейчас. Всё что я знаю, и что точно могу сказать — ты просто должен научиться уважать выбор другого человека. Понять его и принять. Если он всё равно будет продолжать стоять на своём, ты же не станешь отца привязывать к батарее, правильно? Джинни нахмурился, но отрицательно покачал головой в стороны. Конечно, нет. — То-то же. — похлопал медбрат его по плечу, — Родительские решения, возможно, эгоистичны, но что нам остаётся? С этими словами молодой человек покинул парня, оставив его размышлять над этим вопросом дальше. Хвану только и осталось, что выместить собственное обессиленное раздражение на случайном камешке под ногами.

***

Пустая квартира встретила его сумраком. Сегодня даже Йеджи не пришла и, на самом деле, — слава богу. Не хотелось ещё перед ней строить вид беззаботного парня или как-то оправдываться. Кками вышел навстречу к хозяину, помахал приветственно хвостиком и это единственное живое существо, которое парень сейчас рад был видеть. Вот уж перед кем не надо было никого изображать. Джинни, не раздеваясь, сразу надел на него ошейник с поводком и повёл на прогулку. Чтобы заодно проветрить себя и свои мозги. Они вдвоём бесцельно бродили по дворам и тёмным улочкам. Кками не пытался бежать вперёд, спокойно семеня маленькими лапками рядом, будто бы понимая чувства расстроенного хозяина и его нежелание играть сейчас. Слишком умный и проницательный пёс. По пути домой Хван решил заскочить в круглосуточный. Планировал быть в затворничестве, а потому набрал сразу на несколько дней различных закусок и хлебобулочных изделий. — Нельзя питаться одними булками! Это вредно! — прозвучал в голове знакомый низкий голос и Джинни улыбнулся себе под нос. Приятно осознавать, что в его жизни появился тот, кто беспокоится о нём больше него самого. Но потом Хван вспоминает, как они сегодня поругались и на какой ноте разошлись и настроение, что и так было ниже плинтуса, упало совсем на самое дно. Вспоминая их разговор… Да. Он мог бы рассказать, мог бы не врать, но тогда пришлось бы опуститься в объяснения, почему же у них с отцом такие напряжённые отношения. Рассказать о том, что Хван Усок всю сознательную жизнь только и делал, что критиковал сына за любое действие или мысль. Цыплёнок бы обязательно поинтересовался: а за что? И вот тут и начались бы первые (или последующие) проблемы. И, либо Джинни снова соврёт, либо скажет как есть. «Просто я неудачник, который ни к чему не стремится, плывёт по течению, не может нормально учиться. Вот за это меня критикуют.» И как бы даже оправдаться нечем. Всё ведь по факту. И пусть Ликси и так знает о своём бойфренде это всё, выглядеть в его глазах конченным неудачником — было всё равно унизительно и неприятно. В глазах семьи, в глазах сестры, названного братца — пожалуйста! Он уже свыкся с этой мыслью. Но только не в глазах второй половинки. Хотелось, чтобы Ликси смотрел на него так же, как вчера или позавчера — с обожанием в глазах, а не с осуждением. Поэтому Джинни и избрал для себя самую лёгкую тактику — тактику лжи. Сюда же и относятся его проблемы со сном. Потому что, узнав обо всём, Феликс пошлёт его к врачу и снова всё упрётся в плохие отношения с отцом, который не поймёт сына и его желания идти к мозгоправам. К тому же, не дай боже Ликсу станет известно, что Хван обокрал Бинни-хёна. Тогда точно не сможет отмыться от звания отброса общества. Джинни было достаточно ненависти к самому себе, а вот ненависти соула он не переживёт. Всё это походило на какой-то непрерываемый круг ада. И как разорвать, выйти оттуда — Джинни не имел ни единого представления. Парень закупается продуктами (в итоге булки он выбрал с хорошими составами, а снеки и вовсе отложил), выходит из магазина и достаёт из кармана телефон. Ни единого сообщения или звонка от бойфренда. Что оправданно и логично, учитывая то, как они попрощались. Написать ему первым? А что? Спросить банальное: а у нас всё хорошо? Или это глупо? А может лучше позвонить? Вот только поздно уже. Вдруг парень спит. Лучшим решением будет встретить его перед занятиями и поговорить с глазу на глаз. Извиниться за свою вечную ложь, попытаться как-то объясниться, почему вообще он это делал. И пообещать, подробно рассказать обо всех своих проблемах когда-нибудь потом, в будущем. Ведь если они продолжат эти отношения, то рано или поздно правда вскроется, и к тому моменту, Джинни хочет на это надеяться, он сможет встать на ноги, и, оглядываясь назад говорить: вот раньше я был неудачником, а теперь…. По крайней мере, Хван очень сильно хочет в это верить, что когда-нибудь именно так и будет.

***

Чонин после занятий выгулял нескольких собачек, получил оплату за свой труд и довольный направился домой. Там по быстрому сварганил себе ужин, поел за просмотром какой-то случайной программы со знаменитостями, офигел, увидев рекламный ролик со своим участием. Затем получил сообщение от Бомгю-хёна и Ёнджун-хёна, где они поздравили его с дебютом и снова пригласили поучаствовать как-нибудь в съёмках. Но Айенни вновь и вновь наотрез отказывался. Как опыт — прикольно, как постоянная работа… Не. Увольте. Не этим он хотел заниматься. Тем более, когда увидел, что монтажёры умудрились запихнуть его и Минатодзаки Сану вместе в кадр, да так, что Чонина аж перекосило от отвращения. Прибрав после ужина кухню, первокурсник направился в комнату с желанием поделать некоторые уроки, с чем успешно справился к десяти вечера. Спать ложиться было ещё рано, да и не хотелось пока что, так что парень принял душ, улёгся в кровать и отрыл телефон, где зависла переписка с Чан-хёном. Они договорились на встречу в ближайшее время, иначе цветок вновь рисковал отцвести, а это вроде как единственная причина, чтобы приглашать хёна в гости. Чонин задумался над тем, что они будут делать. Ну, придёт к нему Чан. А дальше что? Как вариант, чаёк попьют, цветок посмотрят, а потом что будет? В тишине будут сидеть, пока старший не захочет домой? А он точно захочет, потому что, скорее всего, Чонин будет вести себя как идиотина последняя. Снова заикаться, робеть и тогда Кристофер точно решит, что им не по пути. А ещё хуже, если каким-то образом спалит их соулмейтство. А потом и факт того, что Айенни всё это время был в курсе и почему-то молчал. Короче от нахождения у себя старшего Яну точно будет неловко. Он даже готов выписать гарантийный талон на это, а в случае невыполнения обещаний вернуть деньги. Парень задумался: а как вообще в нормальных парах люди сходятся? Типа вот вы узнали, что вы — соулы. А что дальше? Как развиваются отношения? И чем просто гадать об этом, самым логичным решением казалось спросить у знающих людей. Хёнликсы, как советчики сразу отпадают. У них всё слишком было через одно место и пришлось пройти через такие тернии к тому, что они имели сейчас. Дахён-нуна тоже уже всё про себя и своего мужа рассказала, вряд ли Чонин сможет услышать из её уст что-то новенькое. Из молодых пар, не родительских, для Яна как вариант поговорить оставались Минсоны и Бомджуны. Было неловко обращаться и спрашивать такие советы у них, но желание узнать чужие истории из первых уст было слишком заманчиво. К тому же вдруг парень сможет почерпнуть что-то полезное для себя. Ведь чужой опыт тем и приятнее, что даёт возможность не набивать шишки себе, наступая на, так мило раскинутые жизнью, грабли. Первым, кому парень решает написать становится Минхо. Он серьёзный человек и не станет разбалтывать о том, что Айенни интересовался у него про такие личные вещи, чем и внушал доверие. Наверняка, у Минсонов и отношения начались как-то… Ну точно не как у Хёнликсов!

Айенни:

Привет, хён!

Можно спросить тебя кое о чём?

Личном.

Минхо-хён: Привет. Конечно.

Айенни:

Если вдруг что,

то ты не обязан отвечать!

Минхо-хён: Без проблем. 😎

Айенни:

Я хотел узнать,

как вы познакомились с Хани-хёном.

И как вообще начались ваши отношения?

Вы сразу узнали, что вы соулмейты?

Или сначала начали общаться,

а потом правда вскрылась?

И что в таком случае делали?

Минхо-хён: Ого. Вау. А почему тебя это так интересует? Есть кто на примете? 😈 Айенни вздыхает. Вот не зря эти двое пара. Минсоны почёрпывают друг у друга всё. Ли заразился сплетничеством от своего бойфренда.

Айенни:

Просто пишу пробную статью.

Тренируюсь в этом деле.

Но можешь не беспокоиться!

Она никуда не будет опубликована!!!

Это чисто я пробую себя и свои навыки!

Очень интересно как это бывает у нормальных пар,

вроде вашей.

А то пример Хёнликсов….

Минхо-хён: Ладно-ладно. Сделаю вид, что поверил. 😉 Чонин ударил себя по лбу. Старшего оказалось не так то просто провести. Минхо-хён: На самом деле ничего сверхъестественного. Я просто однажды увидел Бельчонка в толпе. И по нахлынувшим эмоциям понял, кем мы приходимся друг другу. Или не сразу понял..? 🤔 Точно не помню этого момента. Наверное, всё же я не был уверен, и ходил по универу долгое время, засматриваясь на незнакомого парня. Пока Джинни, гадёныш такой, не устал смотреть на это и не пнул меня под зад. В прямом смысле этого слова. Взял и пнул. Я упал на Хани и так мы познакомились.

Айенни:

…

Минхо-хён: Обломал твоё восприятие прекрасного? 😼

Айенни:

Есть немного.

Хотя, наверное, не удивительно.

Нахождение рядом Хёнликсов

ни к чему хорошему не могло привести…

Минхо-хён: 😹😹😹

Айенни:

А дальше что было?

Минхо-хён: Дальше я прощупывал почву. Мы просто долгое время дружили. Узнавали друг друга ближе. А однажды я обозначил свои чувства. Узнал, что это ответно. И мы стали встречаться. Обычная такая история.

Айенни:

Прямо сразу?

Никаких сомнений не было?

Минхо-хён: Нет. Откуда? Он мне нравится. Я ему тоже. Мы соулы. Что нам могло помешать? Ничего. Разве что наши вечно срущиеся лучшие друзья. 🙄

Айенни:

Ясно.

Спасибо, хён.

Минхо-хён: Не за что. Только не ориентируйся на чужие истории.

Айенни:

Почему?

Минхо-хён: Просто мне кажется, что это исключительно индивидуальная история для каждого. И то, что подошло для меня и Хани не факт, что подойдёт тебе и Чан-хёну. Сердце Чонина в тот же миг остановилось. Глаза от шока расширились, а пальцы рук он не мог заставить начать двигаться, чтобы набрать хоть что-то в ответ. «Что???? Откуда???» Минхо-хён: Чего замолк? 😏😏😏 «Он ещё и издевается???» Минхо-хён: Не бойся. Я могила. Твою тайну никто не знает. Даже Бельчонок.

Айенни:

Откуда???

Минхо-хён: Увидел ваши глаза)) «Стоило догадаться… И он всё это время молчал???»

Айенни:

…

Хён.

Ты иногда пугаешь.

Кажется, что всё под контролем,

а потом ты…

Минхо-хён: Да. 😈 Мне говорили об этом. Я старался ради этой репутации 😈

Айенни:

Спасибо тогда,

что никому не рассказал.

Минхо-хён: Не за что. 😎 Доброй ночи.

Айенни:

И тебе.

Чонин вздохнул и отложил телефон в сторону. Вот так сюрприз. Пока ты думаешь, что хранишь какой-то супер важный секрет, когда уверен, что никто и ни о чём не догадывается… Оказывается, что один человек уже обо всём в курсе. Даже жить после такого жутко. А ещё писать Бомджунам. Вдруг они тоже уже в курсе? Тогда какой смысл, спрашивается вообще в хранении тайн, если они всем известны?

Айенни:

Хён, ещё раз привет и доброй ночи.

Можно я задам один личный вопрос?

Ёнджун: …

Айенни:

Ой!

Я хотел Бомгю-хёну написать!

Ёнджун: … У нас разница в полгода. 😠 Этот засранец разрешил за моей спиной называть его хёном, да???

Айенни:

…

🙃

Ёнджун: Так и знал! А ты и рад этому потакать! 😠

Айенни:

Простииииии…

Ёнджун: Подумаю над этим А ты чего хотел то?

Айенни:

Нуууу….

Спросить о том,

как ваши отношения начались.

Можно?

Ты не обязан отвечать, если не хочешь!

Ёнджун: Почему же? С радостью поведаю!

Айенни:

Правда?

😻

Ёнджун: За услугу 😼

Айенни:

Какую?

😧

Ёнджун: Хочу тебя.

Айенни:

…

Приятно было пообщаться

До свидания

Ёнджун: Стой! 😂 Мне всего лишь надо твоё лицо!

Айенни:

Учитывая специфику твоей работы,

теперь звучит ещё более устрашающе.

Я не хочу принимать больше участия в съёмках

или вроде того.

Правда.

Ёнджун: А если они личные?

Айенни:

Каждое твоё слово звучит ещё

страшнее предыдущего!

Ёнджун: Мне не дают экспериментировать на работе. Загоняют в конкретные рамки. А я хочу тренироваться. Делать макияжи для моей, желающей творить, души. И съёмка для моего личного портфолио.

Айенни:

А Бомгю-хён?

Ты ведь на нём можешь…

Ёнджун: *прикрепленная ссылка* Чонин переходит по ней и видит галерею с фото, где представлены макияжи Ёни-хёна, и 80 процентов снимков были с его парнем. Чего только на своём лице Бомгю не примерил: и прямо таки яркие боевые раскрасы, с которыми только на сцену дрэг-квин выходить, и более лайтовые, с которыми айдолы обычно выступают. И только изредка среди коллекции Ёнджуна были другие лица парней и девушек. Ёнджун: Я устал от его рожи. И его рожа устала от меня. Хочу новое лицо. Пока буду красить, расскажу всё, что хочешь! 😽 Соглашайся!

Айенни:

Ладно…

Хорошо.

Ёнджун: ДАААА!!! Я напишу тебе потом, когда встретимся и где)

Айенни:

Окееей

🙃

Чего не сделаешь ради собственного будущего, да?

***

Феликс с самого утра на взводе. Он по нескольку раз проверяет телефон на момент новых сообщений или звонков. И пока одевался, и пока готовил, и пока завтракал. Но смартфон продолжал упорно молчать. В ответ на это голова начинала заполняться паническими мыслями: между ними всё кончено? Ли перегнул палку и Хван не желает дальше общаться с назойливым парнем вроде Ликса? — Ты же в курсе, что можешь набрать его сам? — спрашивает Джисон, уставший смотреть на разворачивающуюся у него под носом драму. Ли смеряет его тяжёлым взглядом. Уж не Хану ли говорить подобное? Он сам всё ещё не набрал своего бойфренда и не решил свою проблему. Так на каких основаниях раздаёт тут советы? Но, предвосхищая такую предъяву в свою сторону, Джисон спешит сообщить: — Своей проблемой я займусь сегодня! Не беспокойся. Прямо с утра подойду к Хо и мы поговорим. Я объясню, почему хотел отказаться и почему теперь передумал. На такие аргументы Ли ответить было нечем и он надулся, сложив руки на груди. Почему у одних всё так просто, а другие (он и Хван) вынуждены танцы с бубнами танцевать, чтобы исправить чего бы то ни было? — Набери его! — снова повторяет Джисон. — А вдруг он меня слушать не захочет? Вдруг он спит? Вдруг… — Да хватит этих вдруг! Просто возьми и набери! — Ты помнишь, что у него проблемы со сном? Я не хочу его будить! — Наберешь тогда после 10! И я прослежу за этим! — А давно ты такой умный стал?! — возмутился Ли, которого задевал факт того, что кто-то поучает его как правильно надо жить. — С тех пор как сам на всех этих граблях шишки набил. — хохотнул Хани. — И продолжаешь набивать! — скептично заметил Ликс, намекая на недавнюю недо-ссору Минсонов. — Не без этого… — вздохнул Хани, соглашаясь, а потом всполошился, когда понял, чего добивался друг и строгим тоном приказал: — Не меняй тему! Я вас двоих сводил не для того, чтобы вы посрались в первую же неделю и расстались. — ТЫ нас сводил? — поднял одну бровь Феликс. — Я! Кто же ещё? Два года страдал. — Не преувеличивай, Хани! — Так, короче! Я всё сказал! Если вы не встретитесь, ты наберешь его после 10. Понял? — прищурился Джисон, тыкнув указательным пальцем в друга. А тот закатил глаза и обиженно буркнул: — Угу… Затем парни оделись и направились в университет. Пока спускались вниз, то Ли не прекращал пялиться в телефон в надежде, что тот всё же очнётся, подаст сигнал о жизни, но чуда всё не случается и это расстраивает ещё больше. Выйдя из подъезда общаги Хани вдруг ни с того, ни с сего останавливается и присвистывает. Феликс удивлённо смотрит на него, а Джисон кивает на небольшую скамейку перед общагой и Ли переводит туда свой взгляд. И сердце его на миг останавливается. Там сидел Хван. Он походил на несчастного бездомного пёсика. Теребил шнурки на куртке и виновато пялился на дверь, ведущую из общежития на улицу. И судя по его синюшным от холода губам, делал это очень долго. Феликс, заметя ещё и мешки под глазами, еле слышно шипит: — Он опять не спал! — сказал так тихо, чтобы его только рядом стоящий Хани услышал. Тот незаметно покосился на старшего и сочувствующе согласился с другом, что выглядел Джинни-хён, и правда, не очень хорошо. Затем Джисон помахал старшему в знак приветствия и сказал, что пойдёт вперёд один и будет ждать Феликса в аудитории. Ли кивнул ему и Джисон отчалил, пожелав удачи. А блондин неуверенной поступью направился к Джинни. — Привет? — робко произносит Хван, заглядывая в глаза Цыплёнка. Ведь в нём самом было примерно столько же загонов, сколько в голове у соула. Он тоже много думал накануне, и боялся, что между ними всё кончено. И очень не хотел увидеть подтверждения своих переживаний в глазах напротив. — Привет. — кивает ему Ликс, — Замёрз? — Да, нет. — бодро отвечает Джинни, но встречается с посуровевшим взглядом парня и быстро исправляется: — Немного только если. Но мы сейчас пойдём и я уверен, что быстро согреюсь. — Тогда вставай и пошли. — буркает младший и манит за собой парня, — Надо будет зайти в кафе, чего-нибудь горячего взять, а то заболеешь. Хёнджин расплывается в лёгкой улыбке от простого осознания: как бы сильно не был обижен, Ликс продолжает за него переживать и заботиться. «Такой милый.» — мельком думает Джинни поднимаясь со скамейки и догоняя Цыплёнка, чтобы поравняться с ним и идти нога в ногу. — Почему не позвонил? — спрашивает Феликс, — Я бы вышел поскорее, если бы знал, что ты тут сидишь и мёрзнешь. — Я думал ты обижен на меня и трубку не возьмёшь. — честно признаётся Хван и Ликс закусывает губу, испытывая некоторую вину за всё происходящее. — Я не обижен. — говорит он. — Правда? — Правда. А ещё хотел извиниться за вчерашнее. Хёнджин раскрывает в удивлении глаза, не понимая, за что извинялся Феликс, если по всем параметрам накосячил он сам, а не Цыплёнок. Он хочет его остановить и сказать так много, но не успевает, потому что Ли подаёт голос первым. — Моя истерика вчерашняя вообще была не в кассу. У тебя и так проблем хватает, а я слишком поторопился со своими требованиями и новых добавил. Ты вовсе не обязан мне вываливать ничего, если тебе того не хочется. Так что прости меня, Джинни. — Феликс глянул на парня своими большими глазами и Хван увидел в них столько вины и сожаления, что у старшего в сердце защемило. У него ушла целая ночь на простое осознание, что пережил вчера Ликси. Было даже страшно подумать, что испытывал бы он, если бы его любимый человек страдал, а Хван мало того, что не знал, как помочь, так ещё и не понимал причину этого. Простое осознание этих фактов помогло понять, что он поступал очень нечестно по отношению к Феликсу. И даже при всём этом Цыплёнок умудрился отнестись с пониманием к нему, да ещё и сам извинялся, хотя должно было быть всё в точности наоборот. — Вовсе нет. Ты вовсе не поторопился и извиняться не должен! — запротестовал Хван, — Дело не в тебе, а в… Слишком многих факторах. У меня и правда есть некоторые проблемы со сном в последнее время. Учёба с её бесконечными долгами, отец в больнице, мамины переживания — это всё так давит, что я не могу расслабиться даже ночью. Часто просыпаюсь от кошмаров, а потом не могу снова уснуть. — Это очень не хорошо. И может привести к большим проблемам. — произносит Ли, рукой слегка касаясь предплечья парня, — Может тебе стоит обратиться к врачу? — Да. Знаю. Мы с Бинни-хёном говорили на эту тему и…— Хван резко осекается. Потому что внезапно захотелось сказать, что он уже пошёл и нашёл врача, начал лечение, таблетки пьёт, но… Это же снова будет наглым враньём, которое может Цыплёнка и успокоит, но погрузит Хвана на новое дно. Или лавиной накроет с головой. И оттуда уже не будет выхода. А он так совершенно точно не хочет. — Я думал попробовать справиться своими силами сначала. — говорит Джинни, глянув в грустные глаза парня, а потом добавил: — И кстати ты мне в этом неплохо помогаешь. — Каким образом? — не понял его Феликс. — Не знаю. Может наша связь соулов так влияет, но с тобой я могу уснуть. Уже не раз такое замечал. — улыбнулся Джинни. Щёки Ликси покрылись румянцем, а перед глазами пронеслось множество картин из прошлого, когда Хван, не будучи его бойфрендом, так или иначе, оказывался рядом. Однажды даже лёг на пол около своего же дивана. Выходит свою бессонницу он лечил подобным методом ещё тогда, и потому сейчас так упорно звал к себе в гости. Понятно, что не только по этой причине, но всё же она оставалась самой жизненно необходимой. — Думаю, как только с отцом всё устаканится, я смогу спать нормально и врач мне не понадобится. По крайней мере, я на это надеюсь. — выдыхает Хёнджин. — А с ним что? С твоим папой. Я знаю, что он у тебя в больнице лежит… — начинает, было, Феликс, но заметив, как лицо парня вмиг стало каменным и плечи под его ладонью заметно напряглись, сразу осекается. — Прости. Ты не обязан отвечать, если не хочешь. — напоминает Ли, закусывая нижнюю губу. Только вроде между ними наладился нормальный разговор, а он снова на те же грабли наступает, требуя слишком многого. — Он решился на операцию. — выдыхает Джинни, останавливаясь, — При которой: либо всё, либо ничего. В сердце Феликса кольнуло, а тело сковал тихий ужас. Он не нашёл подходящих слов поддержки, поэтому просто подобрался чуть ближе к соулу и слегка приобнял его за плечи. — Там такие мизерные шансы, но отцу плевать насколько это рискованное решение! Даже на чувства матери он плевал! — выругался Хван, — Почему он такой эгоистичный и всегда решает всё и за всех? Вопрос был скорее риторическим, но Ликс посчитал, что может попробовать высказать своё мнение на этот счёт. Вдруг оно сможет помочь Джинни расставить что-то по полочкам в его голове? — Это сложно, судить о таком, не будучи человеком в его ситуации. Он ведь давно у тебя болеет… И, возможно, не хочет быть балластом для вашей семьи, поэтому принял такое сложное решение? — Да, я знаю это. Я понимаю. Но принять не могу, сколько бы ни пытался! И это сильно меня выводит. А он даже поговорить не хочет! Трубку не берёт, в палату к себе не пускает! Эгоистичный упёртый баран! — выругался Джинни на отца, не совладав с собственными эмоциями и не сдержав злых слёз, — Почему он, блять, такой?! Бесит! Феликс тоже всхлипывает. Он всегда был очень чувствительным парнем и все проблемы близких пропускал сквозь себя и собственное сердце. Вот и теперь не мог отделить собственные чувства от чувств любимого человека. Он встаёт прямо напротив парня, слегка приподнимаясь на цыпочках, и тянется к его лицу руками. Вытирает слёзы с его щёк, хотя сам был не менее зарёванным. Он так хотел дать нечто большее, укрыть от бед, как-то защитить, но всё на что хватало его полномочий — лишь подставить плечо. — Ты можешь оказать ему моральную поддержку, Джинни. Ты не должен вешать носа и продолжать верить в лучшее. Пусть шансы малые, но они ведь есть? Я думаю, что всё будет хорошо. — всхлипнул Феликс, робко улыбнувшись и утерев маленькой ручкой слёзы с щёк старшего. Хёнджин слабо кивнул, соглашаясь с Цыплёнком. Это ведь, правда, лучшее, что он мог сделать в данный момент времени. Он подался вперёд и заключил младшего в крепкие объятия, в которых так сильно нуждался сейчас. Заплаканное лицо он спрятал между его шеей и плечом. Открывать своё сердце оказалось не так уж страшно, а ещё после этого на душе стало намного легче. Понимать, что есть человек, который тебя поддержит, который не осуждает за твои слабости — это было слишком хорошо. Настолько, что Хёнджину даже не верилось, что он достоин этого. Он долго плакал, уткнувшись в плечо второкурсника, а тот утешающее гладил его по спине. — Прости, пожалуйста, за моё вечное враньё! — всхлипывал Хёнджин, — Это уже стало какой-то дебильной привычкой! — Всё в порядке, Джинни. — отвечал ему Ли, — Я же сказал, что не обижаюсь. — Правда? — Ага. — улыбнулся Ли сквозь слёзы. Он дал некоторое время старшему проплакаться в своих объятиях, а потом, слегка отстранившись, предложил: — Пошли в кафе? За горяченьким? — Неа, не хочу. — отстраняется Хван, утирая с глаз влагу, — Пока мы шли, я уже успел согреться. Давай лучше в универ? Времени ещё много до начала занятий… — он расплывается в улыбке, — и я могу успеть вздремнуть минут десять. Можно? — Ладно. — слегка хохотнул Ликси и протянул свою ладонь, чтобы Хёнджин мог крепко сжать её в своей.

***

Придя в университет, они оставляют верхнюю одежду в гардеробе, а сами бегут в укромное местечко на одном из верхних этажей учебного корпуса архитекторов. Феликс знал одно такое. Сам им пользовался, когда требовалось подготовиться к экзамену в тишине. Там была скамейка, и лишь раз в столетку туда кто-нибудь поднимался, а значит, они спокойно могут провести эти минуты до занятий там. Хван бросает свой рюкзак в ноги, тельце укладывает на всю поверхность скамейки, голову удобно устроив на коленях бойфренда. Елозит некоторое время, чтобы устроится удобнее всего и окончательно расслабиться. Но вместо того, чтобы закрыть глаза и уснуть, смотрит на Феликса. Тот улыбается в ответ и запускает пальцы в его волосы, надеясь лёгким массажем помочь уснуть. Только вот сна у Джинни ни в одном глазу: после небольшой прогулки, эмоциональной встряски и их примирения сердечко гулко бьётся от радости и лёгкого возбуждения. Даже холодные пальцы Феликса в его волосах не могли заставить старшего расслабиться и закрыть глаза. И отвести взгляд от соула. — Ты спать то собираешься? — улыбается смущённый таким пристальным вниманием Ликс, — Часики тик-так, тик-так! — Собираюсь. — Не вижу. — Тебе это кажется. — щурится Джинни, на что Ли закатывает глаза и прикрывает ладонью его лицо. — Закрой уже глаза и спи! — приказывает он. Хван смеётся, и всё же повинуется. Он прикрывает веки, а рука Ликса вновь возвращается в его волосы. Солнышко хорошо пригревает из окна, отголоски голосов на заднем плане разносятся по университету, чужие касания убаюкивают и Джинни чувствует, как начинает медленно погружаться в сон. Меньше чем через пять минут он засыпает. Его лицо расслабилось, дыхание стало ровным. Феликс прекращает его активно гладить по голове, лишь кончиками пальцев слегка играет красными прядками и выдыхает. «Он вообще этой ночью сомкнул глаза?» — обеспокоенно думает Ликси и запоздало жалеет, что не набрал парня ещё вчера. Может они бы поговорили и Хёнджин вместо переживаний из-за их небольшой ссоры смог хотя бы часик поспать ночью? Хотя сейчас смысла винить себя никакого не было. Сделанного не воротишь — момент был упущен, а самобичеванием ничем не поможешь. Спустя несколько минут Феликс слышит звонок, оповещающий о начале занятий, и слегка вздрагивает, испугавшись, что Хёнджин проснётся. Но благо сигнал был далеко и до верхнего этажа, где находились парни, доносились лишь его отголоски. Джинни, от жёсткого недосыпа и усталости, провалившись в глубокий сон, ничего не услышал, и Ли расслабленно выдохнул. Не было в его планах бежать на занятия со звонком. Не после того, как он узнал, что Хван ночью не спал вообще. Младший стягивает со своих плеч кофту и накрывает ей спящего парня, чтобы тот не замёрз. А сам елозит под ним, осторожно, чтобы не разбудить, и устраивается поудобней. Ближайшие полтора часа, а может и дольше, он проведёт тут, потому что хронический недосып — плохо, а от одного прогула лекции земля не остановится. Проходит несколько минут с начала пары и телефон Феликса вибрирует, оповещая о пришедшем сообщении. Хани: У вас всё нормально? Вы помирились?

Ликси:

Всё хорошо.

Мы помирились.

Хани: Ты на занятия-то придёшь?

Ликси:

Неа.

Хани: Почему? Ли улыбается. Была у него весомая причина. Он фотографирует эту причину на телефон и отправляет другу.

Ликси:

*прикреплённое изображение*

Хани: БОЖЕЧКИ КОШЕЧКИ!!! Милота-то какая!!! Боишься разбудить любимого? 😊😍

Ликси:

Иди к черту!

Хани: Юна пищит от умиления!

Ликси:

Эй!!!

А ей зачем показывать???

Хани: Так она попросила. Я сейчас ещё в наш чат скину 😊

Ликси:

ХАНИ!!!

😠

Но не успел он другу и пару ласковых написать, как ему приходит сообщение от брата. Чани: Оуууу! Мои малыши выросли! *слёзы счастливого отца* А потом и от Чанбина. Бинни-хён: Вы такие милашки! 😻😻😻 Щас расплачусь! Когда Феликс видит ещё несколько сообщений от остальных, он без зазрения совести блочит телефон и убирает в сторону, полностью игнорируя приходящие новые. Хан — придурок и остальные такие же! У них это, как идея фикс, заставить краснеть и смущаться. Бесят!!! А вместо того чтобы с них бесится, он лучше будет охранять чужой сон и перебирать красные прядки. Благо на это у него есть ещё целая пара впереди…