Эпоха зверобогов

      В торговом зале разнеслось бесстыдное требование юной покупательницы к скучающему продавцу:       — Подберите мне, пожалуйста, что-нибудь про совращение непорочных дев всякими похотливыми щупальцами!       Так, голову втянуть, спрятаться понадёжнее за ближайшим стеллажом с печатной продукцией, прикидываемся бревном, изучаем ценники типа. Не имею я никакого отношения к этой ушибленной на голову извращенке. Вообще знать её не знаю, случайно тут очутился!       …Зашли, называется, по пути после школы в подвернувшийся магазинчик манги. В итоге мой кошелёк стал на три тысячи иен беднее, потому как, разумеется, своих денег у Рейны на желанную ею макулатуру не хватило. Вот почему разнузданный хентай с тентаклями покупает себе она, а стыдно становится именно мне? Ей самой же глубоко равнобедренно, шагает рядом чуть пританцовывая, насвистывает себе под нос задорный мотивчик да прижимает к груди увесистый пакет с поживой. Пять толстых томиков непотребства, пришибить кого можно в лёгкую.       — Рюдай, за материалом сегодня отправлюсь, — вдруг посерьёзнев, обронила она, когда до пункта назначения единственную улицу миновать осталось.       Я притормозил ход.       — Уверена? Мы, конечно, порядком затянули, но время ещё терпит, неделю-другую.       — Уверена, — Рейна кивнула отрешённо. — Потом несколько дней на изготовление, как раз к субботе закончим.       — Одна точно справишься? — интересуюсь для очистки совести, хотя превосходно знаю ответ.       — Справлюсь, не маленькая! А ты лучше от мамы с дедушкой меня прикрой. Вернусь-то как бы ни под утро, наверное. Бушевать будут.       М-да, сто и один способ выбесить деда, нарушим точнёхонько пункт номер четыре.       — Ладно-ладно, ты отправилась смотреть на красоты ночной Осаки, неон, небоскрёбы, красочные голограммы, все дела… Сойдёт легенда?       — П-фх, — весело прыснула сестра, — недалеко от правды получится, на самом деле.       Вот и замечательно, чем меньше лжёшь без нужды, тем проще потом жить.       Размещался дедовский дом на северо-восточной окраине Киото, на склоне крутого холма. Внизу, прямо в толще земли вырублен небольшой гараж, нынче пустующий, ибо машина продана лет десять назад, вскоре после смерти бабушки, если не путаю ничего. Мы тогда ещё на похороны приезжали, первое наше посещение Японии, которое мне запомнилось отчётливо. А чтобы добраться от узкой улочки до входного крыльца, надо подняться по ступенькам на высоту в добрых полтора этажа.       Стоит отметить, будучи плотником от бога, дед Кацуро возводил жилище собственными руками, долго, но кропотливо и с любовью. Когда мама, едва окончившая университет, по зову профессии отправилась в неизвестность к «северным варварам», что вечно то коммунизм строят, то капитализм, то неведомую технократию, её отеческий дом и достроен-то не был до конца, хотя поселилось в нём семейство Озора уже давно.       Зато сейчас мы обитаем в самобытных трехъярусных хоромах с отличными видами из окон на город и семёркой отдельных комнат, это помимо гостиной, она же столовая. Даже место для персональной мастерской мне нашлось. Хотя мебель или сантехнику сюда затаскивать снизу — морока зверская. Соседи, впрочем, аналогично страдают, но труба у них пониже и дым пожиже.       Сто и один способ выбесить деда, пункт последний: не разуться у входной двери в зоне гэнкан, заниженной части прихожей, где обувь оставлять принято. Благоразумно не проверялось на практике, но, уверен, сработает феерически. Правда, мы с сестрой сразу тапочки напяливаем, это обычно тоже седины хмурить заставляет.       Хм, а мамины туфли на месте, значит, с работы она вернулась раньше нас.       Кстати, ритуальное «тадаима», то есть «я дома», на входе не произнести — соседний номер в списке табу, и понятия не имею, как вредный старикан узнаёт, что ты смолчал, хоть из противоположного конца жилплощади.       — С возвращением, Рюдай, Рейна, — в ответ между глотками чая поприветствовал нас дедушка из гостиной, где восседал на полу спиной к токонома — нише в стене, там на подставке гордо выставлена главная реликвия семьи — прадедовский син-гунто.       Оный принадлежал ранее майору Квантунской армии, Озора Кенджи. Штатный офицерский меч образца 1938-го года с довольно любопытной судьбой: дольше полувека провалялся в тайнике, куда прадед упрятал его прямо перед сдачей в плен наступающим советским войскам. Как знал, что большую часть этих клинков союзники потом на металлолом пустят да остальное себе на сувениры разберут. И только в девяностых прямо на фоне разгорающегося общемирового бардака его сын Кацуро смотался в Китай, откуда натурально контрабандой вывез меч отца на родину. Вовремя дед успел, всего через месяц вторая Корейская громыхнула, Сеул вон аж до основания срыли, а морская торговля с туризмом на Дальнем Востоке приказали долго жить.       — Рюдай, пойди, проверь Тошико, — попросил он ворчливо. — Дочь, как домой пришла, лицом бела, так носу из комнаты не кажет. Всё кайдзю виноват…       Черт, паршиво! Ещё утром сообщениями обменявшись, думал, что всё нормально, ан нет, эмоции ей, похоже, зацепило. В темпе взбегаю на второй этаж, через короткий коридор направо, открываю дверь маминой комнаты. Как есть, забралась с ногами на диван у недораспакованных коробок барахла, под мокрыми глазами страницы фотоальбома перебирает.       — Мам, хватит себя изводить, — миновав книжные полки, забитые битком всевозможной исторической литературой, я опустился рядом. — Мы зачем сюда перебрались, а?       Вижу, сплошь снимки из экспедиций, причём ранние, когда они с отцом едва познакомилась. Вот побитый жизнью солдат, что прошёл в мотострелках всю Евразийскую войну от провальной обороны Байконура до застеклённого Гамбурга; так и не сумевший найти себе место на гражданке, он устроился в охрану к археологам, исследующим потусторонние угодья. И рядом улыбается пышущая энтузиазмом молодая японка, которую в университете почему-то мало волновали островные находки периода Дзёмон, зато очень манили тайны древности с просторов континента.       Сколько чудес со смертельными опасностями они вместе повстречали…       В итоге реалии Техната буквально каждой мелочью служили ей напоминанием о погибшем муже, ежедневно. Коллеги по Институту археологии, услышав о наших планах на смену места жительства, отговаривали, даже учёную степень подмахнуть не глядя предлагали, профессуру прочили, но смысл, когда мама всё сильнее погружалась в депрессию. Иная обстановка и возвращение на родину вроде бы сработали как надо. И на тебе, очередной рецидив.       — Со мной всё в порядке, Рюдай, просто расклеилась немного, — чуть шмыгнув носом, она с явным сожалением закрыла альбом. — Лучше скажи, как первый день в школе? Красивые девушки среди одноклассниц повстречались?       Шустро мать в другой режим переключило, значит, действительно терпимый кризис.       Я же скорчил брезгливую рожицу.       — Страшненькие они в основном, славянский фенотип сердцу милее будет.       — Не слушай его, врёт как сивый мерин! — беспечно вмешалась Рейна, спиной подпиравшая дверной косяк. — У него зверобогиня в одноклассниках затесалась, так братишка на неё разве что слюнями не истекал.       Ух, сдала, курва, с потрохами!       — Суэмицу Сейя, хозяйка Хоши-но-коген? — уточнила мама, похлопав задумчиво ресницами. — Вероятно, мне даже удастся попасть в состав ближайшей плановой экспедиции туда через месяц…       Хорошо бы, полевая работа в угодьях растормошит её надёжнее, чем колупание посреди пыльных запасников.       — Точно, завкафедрой Шинсо упоминал, что она вашу школу посещает!       — Сингулярность — больно недостижимая планка, глаз видит да зуб неймёт, — тем временем покачиваю я головой.       Сестра презрительно фыркнула, скрестив руки на груди.       — Твоя планка только у тебя в мозгах, — и, развернувшись, отчалила по направлению к своей комнате.       Топающую дочь сопроводил в спину удивлённый материнский взгляд.       — Рюдай, не знаю, что она там себе вообразила, но, надеюсь, ты осознаёшь: богини смертными мужчинами в качестве семейных партнёров не интересуются. Мелкая интрижка или одноразовое постельное развлечение — выше не прыгнуть, — с очевидным беспокойством прозвучало родительское наставление.       М-да, чересчур всерьёз мама сказанное Рейной восприняла.       И зачем сие мне в уши лить? Сам отлично знаком с тенденцией: самец, не способный повергнуть зверобогиню в смертельном бою один на один, для такой дамочки абсолютно бесполое существо. А победу одержать может исключительно иной бог. Хотя триумф там ни черта не гарантирует, лишь сам шанс на завоевание симпатии даёт. Вот зверобоги мужского пола романы легко с кем попало крутят, чаще всего с собственными жрицами. Изредка в процессе отпрыски появляются, правда, от людей принципиальными отличиями не наделены. Всегда талантливы, с предрасположенностью к мистике — спору нет, но и всё на этом. Тогда как правильная крепкая пара из двух боженек теоретически способна зачать совершенно нового зверобога, под которого потом где-то в Сфере угодий из нихрена сформируются не существовавшие ранее владения.       Однако прецедентов в новейшей истории пока не было.       — Ма-а-ам, за дубину меня не держи, а? Не собираюсь я ко всяким небожительницам подкатывать, мордой не вышел.       — Эй, как так, не вышел?! — якобы сурово переспросила она. — Всё у моего сына прекрасно с лицом, девицы, сражённые, штабелями падать должны! — и пальцами напрочь разворошила мне волосы. После чего вздохнула обеспокоенно. — Прекрасно, за исключением этих жутких синяков под глазами. Рюдай, до сих пор никак в режим не войдёшь, да?       Кое-как отвоевав права на свои патлы, я причесал те обратно пятернёй назад.       — Действительно, высыпаюсь пока не особо, но это устаканится. Ладно, к себе пойду, переоденусь, — и сбежал, пока опекой не задушили.       Спустя полчаса дед, лениво набивавший трубку табаком под мерные звуки маминой готовки, задал ожидаемое:       — А куда это Рейна прям перед ужином ускакала?       Стоически я приготовился развешивать отборную лапшу…       ***       Перестук колёсных пар вечернего поезда Киотской линии мог убаюкать немало пассажиров, если бы не изрядная переполненность вагонов. Час пик понедельника, люди возвращаются с работы, причём в составах, следующих из Осаки, ситуация должна быть заметно хуже. Но этот, к счастью, направлен в обратную сторону, и внутри пока хватает места, чтобы нормально стоять, не толкаясь локтями.       Похожие мысли потоком вымело из головы девушки в серой толстовке с массивной молнией-застёжкой, когда та ощутила через джинсовую ткань чужое настойчивое прикосновение к своим ягодицам. Она обернулась, яростно зыркнув из-под накинутого капюшона. Позади сыскался неопрятного вида клерк средних лет с осунувшимся лицом. Медленно, практически нехотя он одёрнул вытянутую к низу руку и изобразил мимикой полную непричастность.       Девушка сосредоточилась, ничьё внимание сейчас не было направлено в их сторону. И тогда, зло скрипнув зубами, она зашептала:       — Ты. На ближайшей остановке ты выйдешь. Ты молча дождёшься подхода очередного поезда. Ты прыгнешь прямиком ему под колёса.       Этот гипнотический голос на неведомом языке, казалось, звучал эхом в черепе мужчины, чётко и ясно, подобно откровению свыше. Каждое слово загоралось безусловной истиной, абсолютным императивом. Глаза пассажира остекленели, кровь забилась в его висках, а нервы прострелило вспышкой боли, но та никак не отразилась внешне. Тихо и спокойно клерк переместился к дверям вагона.       Вскоре он ступил на перрон, не способный помыслить ни о чём ином, кроме приказа. Его взгляд жадно прикипел к информационному табло, мозг же механически отсчитывал секунды. Минуты сменяли друг друга, а в помутнённом рассудке всплывали робкие вопросы…       «Почему я сошёл с поезда?»       «Ты выйдешь!» — напоминала её властная речь.       «Зачем стоять здесь?»       «Ты дождёшься!» — трубило загробное шептание.       «Разве я не возвращался домой?»       «Ты прыгнешь!» — обжигало изнутри повелением.       По станции разнёсся грохот следующего по расписанию состава, тот начал постепенно замедляться. Пока мужчина, в оцепенении застывший почти у северного конца платформы, не моргая ни разу, рассматривал буднично надвигающуюся массу железа.       Ещё мгновение и пара шагов вперёд…       «Я не хочу!» — завыл в сознании его собственный голос.       «Ты прыгнешь!» — без жалости отрезало вновь.       Ноги резко пришли в движение.       «Я не хочу умирать!» — из последних сил забилось в нём желание жить.       «Ты прыгнешь!» — и навязанная воля подавила этот отчаянный крик.       Некоторые из людей вокруг инстинктивно провожали клерка взглядами, но им не хватало скорости реакции вмешаться или даже понять.       «НЕ-Е-ЕТ!!!» — а финальный мысленный вопль пропал втуне.       Рывок, свист воздуха, удар, чернота.       ***       Потёртые кеды отмеряли причудливый маршрут их хозяйки среди кварталов и достопримечательностей третьего по населению города в Японии. Из комплекса центральной железнодорожной станции ноги повели её к недалёкому сорокаэтажному зданию Умеда Скай Билдинг, со смотровой площадки которого открывался вид, захватывающий дух, особенно в тёмное время суток. Пробыв там почти до десятичасового закрытия, девушка отправилась к Замку в Осаке, построенному ещё в XVI-м веке, с тех пор он не единожды горел и разрушался, но каждый раз крепость возводили заново, пускай в итоге лишь как отреставрированный памятник архитектуры эпохи самураев. От наполненного водой рва у каменных стен замка путница взяла примерное направление на юго-запад, вдоль бурлящих досугом улиц, под фасадами, ярко освящёнными голограммами с вездесущей рекламой, мимо ресторанов, баров, хостес-клубов и иных злачных заведений.       Именно рядом с подобными местечками выделялись в толпе представители броских человеческих рас из угодий: «зверолюди» с волчьими, кошачьими или лисьими признаками, вопреки некогда популярному в обществе заблуждению, как правило, вовсе не оборотни, принимать формы животных среди них мало кому дано; гораздо более диковинные остроухие «эльфы», «сиды», «альвы» или азиатские «ваны», что реально не стареют полтора-два века и лучше кого бы то ни было сберегли крупицы древних культур за тысячи лет изоляции угодий; наконец, «черти», «сатиры», «они» — грубоватые задиристые любители вдрызг напиться, обладатели кожи красного или тёмно-синего оттенка да пары острых рожек на лбу, а иногда и копытец на ступнях — такими любили хвастать их лучшие красавицы. Рогатая братия мелькала чаще прочих, оно и не удивительно, пёстрые разноязыкие племена этих отъявленных пьянчуг во владениях зверобогов — обыденность, тогда как спрос на экзотику в секторе развлечений людских мегаполисов постоянен. И не бытует чрезмерными требованиями к уровню образования трудяг низшего звена.       Но бьющая ключом ночная жизнь едва ли волновала путницу в толстовке с лямкой рюкзака через плечо. Эпизодически она замедлялась, чтобы сделать дежурную фотографию, после чего возобновляла шаг, сперва оставив позади трёхсотметровую громаду небоскрёба Абено Харукас, потом квартал красных фонарей Тобита Шинчи, всё дальше вглубь наименее благополучного района Осаки — Нишинари, печально известного своими трущобами Камагасаки. Конечно, трущобы — излишне хлёсткое слово, ведь территория с наивысшей концентрацией бездомных в Японии и свойственным этому уровнем преступности по меркам многих развитых стран покажется вполне пристойной областью города. Однако шанс нарваться на неприятности здесь существовал неиллюзорный.       А тому, кто их сам активно ищет, — практически с гарантией.       Около станции очистки сточных вод минут сорок как отключившая телефон девушка повернула на юг, вдоль русла реки Кизу. По сторонам выбранной ею дороги то и дело мелькали склады, мелкие предприятия или мастерские, до утренних часов погрузившиеся в нестойкую тишину. Ещё километр-второй, она вдруг замерла напротив крайне паршиво освещённого переулка.       Расслышав впереди отдалённый смех нетрезвой компании, откинула капюшон и решительно ступила во мрак. Слева белела уходящая вдаль цеховая стена из профнастила, справа же перемежались мелкие строения с зияющими чернотой окнами где-то вроде жилые, где-то нет. Вот очередное из тех, напротив редкого работающего фонаря, коробка двух этажей, аляповато взгромождённая на подставку из стальных балок, образующих открытое пространство внизу. Там, у облезлого автомата продажи напитков, и нашлась троица шумных парней в небрежной спортивной одежде, их внешность о полубандитской натуре прямо кричала.       Внимание шпаны легко перескочило от выпивки на привлекательную брюнетку школьного возраста с каре пышных волос, чьи концы агрессивно изгибались вовне. Возможно, ткань и скрадывала верхнюю часть её фигуры, но зато стройные ноги с коротенькими шортами мгновенно заслужили сальные взгляды. Раздался хоровой свист, а один из группы торопливо перекрыл загулявшейся девушке путь.       — Ой-эй, что такая милая сестрёнка делает так поздно в наших местах, а? — с запущенными в карманы руками и наклоном вперёд полюбопытствовал коротко стриженый тип в бандане.       — То есть вы сами ребята именно местные? — она изрекла беззаботно.       — Обижаешь, коренные кансайцы! — натурально пожирая школьницу глазами, усмехнулся её визави, а товарищи поддержали его гоготом, грянувшим со спины.       Дорогу прочь ей отрезали.       — Химию толкаете? — окружённая быстро выпалила новый вопрос.       Заводила моргнул, проглотив было намечавшуюся фразу, обвёл фигурку пред собой пытливым прищуром.       — Допустим. А расплатиться чем найдёшь, цыпочка? Хотя найдёшь, конечно, куда ты денешься, — оскалился он, с угрозой подступая ближе.       — Вас трое, — школьница произнесла туманно, — я люблю цифру три.       И отбросила пустой рюкзак к стене. Тонкие пальцы потянули застёжку на толстовке вниз, обнажив вид на плоский живот и эластичный топик, стягивающий грудь.       — Эй-ха, пацаны, да она, походу, и так уже на всё согласна! — воскликнул один из шпаны, пока двое других кратко замешкались от простоты желанного развития событий.       Когда будущая подстилка ярко сверкнула алыми глазами, странно подцепила себе бок правой рукой, а потом, дёрнув вовне, с дикой улыбкой и багровым фонтаном выдрала собственное ребро, их веселье сдуло как по мановению волшебства.       — Во имя Его, во славу вящую Ему! — эхом разнёсся по улице тихий, проникновенный голос.       — Ах, блядь, психичка, ты ебанулась?! — отшатнулся назад лидер компашки, чью майку заляпало брызгами. Случайно оступившись, он грохнулся на спину.       — Грешника на заклание возведу, — будто ввинчивало в их головы завораживающие слова.       Её кровь противоестественно зашевелилась, сформировав тонкую плеть, что широко хлестанула вокруг. Лопнула с хлопком лампа фонарного столба, из-за чего переулок погрузился во тьму, а ещё стоявшие уголовники попадали на асфальт от прозёванной ими подсечки.       — Кто, по себе великую агонию познавая, — продолжали оглушительно звенеть в ушах непереводимые строки, доносящие до слушателей жуткий смысл.       Ребро на растопыренной ладони девушки исказило массивным серповидным кинжалом, а на его гарде возникло полыхающее око с тройным вертикальным зрачком.       — Через муки желанно смерть встречает, — вынесла она приговор, поведя левой рукой, следом кровавый жгут, струящийся меж пальцев, разделился на три отдельных отростка.       — Бойся, моя жертва, молча кричи, страдай. — Те выстрелили в стороны, обвив каждого из её противников за ступни, и усердно поволокли к хозяйке.       Схваченные и поглощённые страхом, маргиналы силились возопить на все окрестности, но тиски чуждого присутствия в нервах попросту не давали им выдавить ни звука.       — Пройдя от жизни беспутной отречение. — Серый клинок вонзился между стучащих зубов ближайшего, кратким техничным движением отделяя всю нижнюю челюсть от остального черепа.       Такая травма обязана была почти мгновенно убить человека, но тот необъяснимо оставался в уме, вытаращившимся взглядом провожая кусок самого себя. Экзекуция же шла своим чередом, очередные взмахи за секунды вырезали из него сначала плечевую кость, а затем бедренную.       — Свои кровь, плоть да кости воздавай. — Поднявшись от искалеченного, но до сих пор живого куска мяса, мучительница сменила цель, чтобы идеально повторить бесчеловечную ампутацию.       — Обрети души от всех грехов омовение. — В финальный раз она извлекла кошмарную добычу уже из третьего несчастного.       И вскинула кинжал к небу, замерев точно посреди силуэтов, лежащих на дороге трёхлистным цветком, в котором головы жертв указывали наружу. Их изнывающим от безграничной агонии сознаниям не дозволялось даже банально ускользнуть в забытье.       — Во имя Его, во славу вящую Ему! — с возобновлением молитвы убийца крутанулась на месте, ткнула орудием себе под грудь. Немедля всё обильное кровавое месиво как ударной волной сдуло с её кожи, одежды и даже трофеев, аккуратно разложенных на земле у тел недавних хозяев, кинжал с хлыстами втянулся, вновь обратившись ребром, а ранение затянулось, будто и не было того никогда.       — В путь последний нечестивца отведу. — Сперва подобрав рюкзак, нигде не касаясь чудовищной кляксы, она обогнула кровавый узор и собрала с асфальта безупречно сухие кости.       — Да разыщет дух чей материнскую утробу, — на этих словах казнённые впервые почувствовали облегчение, засыпая в искомых объятиях смерти.       — Да воскреснет внове, естеством чист от роду. — Девушка, закончившая читать адский стих, что на деле отнял не более полутора минут, натянула капюшон и окинула переулок придирчивым взором творца.       — Пока-пока, мальчики, — с циничным смешком попрощалась она голосом обычного подростка.       И спокойно зашагала прочь.       ***       Возвращения блудной сестры я дожидался в предрассветные часы, сидя на ступенях внизу у дома. Вчера запарился панику тушить, дедовскую в основном, мать-то к причудам дочери почти привычная. Ах, газовый баллончик с шокером прихватить не забыла? Ну и нормально тогда. Зато старикан разве что по потолку не рассекал. Мне же пришлось до полуночи успокаивать его очередными присланными внучкой из Осаки фотками.       Вот, кстати, и сама Рейна тащится.       — Итак, удачно сгоняла? — интересуюсь негромко, стоило той подойти к лестнице.       — Ага, качественные челюсти нижние, косточки плечевые и бедренные по три штуки с пылу с жару, — отчиталась она о добыче, потряхивая гулко гремящим рюкзаком.       — Надеюсь, бедолаги хоть заслужили, — комментирую для порядка.       — Ну, наркотой засранцы точно подторговывали, да и изнасиловать меня планировали взаправду, — привела сестра обвинительную аргументацию.       Серьёзно, в родных пенатах даже за мелкую наркоторговлю каторга пожизненная светит, а в Японии тупо вешалка, без сантиментов. Но дураки не переводятся…       — Ладно, а гражданин на станции Такацуки, под поезд сиганувший, чем душеньке твоей не угодил?       — Эм, с чего ты решил, будто я имею к нему какое-то отношение? — Карие глазки предательски забегали.       — Рейна, хватит веником прикидываться, тебя это не красит, — я зарубил её дуракаваляние. — В новостях как рассказали о самоубийце, мне расписание электричек даже сопоставлять не потребовалось, уж виновник-то ясен кристально.       — Рюдай, этот мерзкий гад облапывал мой зад! — осмотрительно не повышая октавы, прошипела она оправдание. — И у него имелся достаточный шанс выжить, учитывая, что расстояние между нами стремительно росло. Тьфу, ничтожество слабовольное.       Сдаюсь, пятая точка Рейны — тщательно охраняемое национальное достояние, покушение на которое сулит кары тяжкие, но итог крутоват получился. Можно же было, ну не знаю, заставить его руки шальные переломать, предварительно зенки себе выколов и причиндалы к чертям откочерыжив…       Или я как бы не кровожаднее мыслю?