Эпоха зверобогов

      Ранним утром субботы решил я глянуть, что в мире вообще творится, а то за неделю как-то выпал из информационного поля. Японская старшая школа — жуткий пожиратель времени, откуда домой часам к пяти приползаешь, не раньше, и это мы ещё клубы не посещаем, остальные же свободные часы возня с тотемом успешно отнимала. Конечно, потом Закат вполне мог бы хоть всю ночь лазать по сети, не исключая новостные сайты, но ему больше по нраву худлит до зари листать, развалившись в кровати. Имеет право, именно в его вахту тело отдыхает с грехом пополам от дневной активности.       Итак, что у нас там?       На встрече с министром иностранных дел Франции президент Швейцарии выдвинул предложение о возрождении Организации Объединённых Наций…       Понятно, чванливые банкиры-голодранцы с разбитым корытом опять иносказательно грошей просят, ведь где как не в «исторически нейтральной» Женеве штаб-квартиру обновлённой ООН строить? Благо старая, в Нью-Йорке, давно продана с молотка за долги. Только без надобности миру эта говорильня, которую в начале двухтысячных и распустить-то никто не удосужился официально. Померла, так померла.       Масштабная перестрелка с применением артиллерии вспыхнула на границе между Катангой и Федерацией Суахили, чьи силы ранее заняли несколько приграничных деревень. В течение суток отряды наёмников из Капской Республики успешно отбросили вторгшиеся подразделения Суахили на исходные позиции. Стороны возлагают вину за инцидент друг на друга…       Шикарно, а теперь заварите очередную Конголезскую войну, трёх штук мало же было, непременно требуется новая всеафриканская свалка!       Официальный Рим категорически отрицает свою причастность к покушению на жизнь Жан-Марка Бланшета, кардинала Авиньонской Новокатолической церкви, однако решительно отказывается выступить с осуждением подобных действий радикалов, далее цитата из заявления: «каждый раскольник обречён гореть в аду по воле божьей»…       Скорее всего, не врут даже, без них пруд пруди фанатиков с инициативой. А папская Италия, даром что резервация для чудаков, но, полагаю, теракты указом сверху организовывать у них ещё инстинкт самосохранения не атрофировался.       Мирная демонстрация против длительной оккупации Греческой Македонии Славянским Технатом разогнана в Салониках с прямым вмешательством зверобогини Цербер. Позже Гроздана Огнянова дала личный комментарий прессе…       — Ну-ка, ну-ка, — я включил воспроизведение видео.       Там, на фоне замусоренной городской площади с остатками уличных баррикад, стояла троица держащихся за руки абсолютно идентичных гарных дивчин лет двадцати в монотонно-чёрных брючных костюмах без пиджаков. Сероватый цвет кожи, встопорщенные копны ядрёно-красных волос, собачьи уши торчком и лоснящиеся хвосты с псевдозмеиными пастями у ног хлещут, не унять.       — Пусть овцы стадные радуются, что отделались порванными барабанными перепонками и обосранными штанами! — звонкие слова доносились хором с идеальной синхронностью единого разума. — Дураки не понимают — уйдём мы, сюда на следующий день турки влезут с ноги. А если искромётному орлёнку Теодоридису реальность не по нраву, он всегда может персонально попытаться вышвырнуть меня прочь. Обратно до Фессалии полетит со свистом и как жареный петух, ощипанный догола!       М-да, с дипломатичностью у Цербер совсем беда. Шиш она южную Македонию кому отдаст, вцепилась зубами, не вырвешь, но и на окончательную аннексию остальные из неославянского пантеона соглашаться не торопятся. Местные греки же с конца войны живут в подвешенном состоянии, правда, их гражданским администрациям кое-как позволено работать, что само по себе приличная щедрость.       В Кабуле при содействии Содружества Индо-Иранских Государств проходит выставка реликвий эпохи расцвета Хараппской цивилизации…       Так, маме новость не показывать!       …На церемонии открытия персидский шах сделал обычное заявление о необходимости положить конец туранской оккупации Тегерана и прочих исконно иранских территорий.       Его безнадёжному делу выражаю моральное сочувствие, аминь. Потому как вон, курдов уже всех депортировали подчистую, ныне тюрки того и гляди капитально решат взяться за неблагонадёжных персов, коих на севере не то чтобы много осталось. Но полномасштабная война с Великим Тураном по эдакому поводу не нужна никому. Пусть индусы типа поддерживают младшего брата, пусть индо-иранский пантеон крупнейший, однако он же и среди наиболее разобщённых.       А Технат из чистой солидарности в бойню не полезет, хотя существование Турана под брюхом от Фракии до Алаколя — фактор крайнего раздражения, причём в казахских степях боги регулярно «визиты вежливости» на границе устраивают, шкуры друг другу порвать. Тем не менее родной отчизне с тюрок поиметь нечего, от нашего там, на югах, и духу не удержалось. Зато в определённой доле уважения не откажешь — они право на свою ирреденту честно выгрызли, находясь в окружении врагов, у нас включительно с половиной Закавказья и Центральной Азии. Тогда как мы примерно то же самое в Восточной Европе устроили.       Двенадцатичасовое штормовое предупреждение отменено на Филиппинах, Палау, Гуаме и Северных Марианских островах…       Не понял, это я что, очередную серию морского цирка прошляпить умудрился? Ага, точно, Афалина с Окинавы вновь Гавайского мегаладона гоняла в хвост и гриву пинками через Тихий океан. Интересно, чем этот рубаха-парень в килотонну весом ей на сей раз плавник отдавил? И ведь главное — Ирука меньше вдвое, а по массе во все четыре раза, но звиздюли неизбежно огребает именно любитель рыбку поудить…       Кстати, до сих пор веселюсь, как вспомню репортаж с Байкала, куда Эдрик Конвэй на местечковый чемпионат по зимней ловле приезжал из Англосферы. Мороз, значит, лёд всюду, посреди кадра блондин с гавайкой на голое пузо в длинных шортах да сандалиях, сидит, щерясь острозубо, над лункой медитирует и блики солнечными очками пускает. Победил, что характерно.       Смех смехом, а драка между океаническими зверобогами — вблизи явление страшное, натуральное морское бедствие. Всё-таки они носятся под водой на суперкавитации без устали, разгоняясь чуть ли не до половины скорости звука, и, время от времени силушку не удержав, «мелкие» цунами провоцируют заодно. С чего мимо плывущие лоханки могут аж за дюжину километров утопнуть.       И смотрю я, Минацу Ирука уже домой на Окинаву победно вернуться успела. Вот не лень же было папарацци на пирсах Урумы караулить с пяти утра, учитывая, что она легко «прыжком» через угодья срезать путь способна, то бишь потом возникнув буквально почти в любой точке архипелага Рюкю. Но свезло, как результат — снимки героини дня на фоне зари, величественно шлёпающей босыми ногами в излюбленном ею слитном купальнике, под школьный стилизованном. Загорелая, с вечно блестящей от влаги кожей, тёмно-синими волосами, самодовольной ухмылкой и неистребимой придурью в чёрных глазах. Ох, бедная-бедная сборная Японии по плаванию, у такого главного тренера мольбами о скуке лбы расшибёшь всем составом.       За сим хорош, просветился маленько, пора завтракать и в турпоход собираться.       ***       Где-то к началу девятого мы с Рейной углубились приблизительно на километр вверх по лесистому склону Саймёдзиямы, что возвышалась у изгиба реки Такано. Вопреки названию, гора хиленькая, в ней и трёхсот метров над уровнем моря нет. Но от дома сравнительно недалеко и — фактор для нашей цели серьёзный — достаточно глухая окрестность, дабы спокойно проклятущий тотем зарыть.       Кроме хтонических символов, тот щеголял дотошной гравировкой, изображающей вид на город отсюда, с данной конкретной возвышенности — элемент краеугольный, в резьбе особо хлопотный. К счастью, эта поделка получилась не столь запредельным жупелом, как я опасался. Конструкция из девяти частей, скреплённых между собой кольцами медной проволоки, даже вовне не долбила аурой тревоги, на удивление. Впрочем смотреть на это изуверство посторонним не рекомендую категорически. Во избежание замотал его, будто мумию, и упаковал в продолговатый пластиковый короб, щели которого намертво промазал герметиком. На всякий случай там внутри ещё перцовым пластырем вся поверхность облеплена, чтоб собака какая не полезла откапывать.       Жаль, из костей обычных животных тотем городить надо размером минимум с комод, иначе удалось бы обойтись без убийства коренных жителей. А от избытка отдельных кусков работал бы он через задницу, м-да. Но вопрос, сколько профурычит этот? Рейна гарантирует месяца три, не дольше. Эх, не улыбается мне перспектива по расписанию японских гопников на запчасти пускать с обострённым садизмом. Грёбаный переезд, сплошные проблемы.       Захоронили ящик в итоге сапёрной лопаткой под случайным деревом, в финале вернув на место бережно снятый травяной слой почвы. После чего прямо отсюда, на глубоком парном вдохе обняв сестру, я мысленно потянул за постоянно доступную мне яркую путеводную нить…       То есть «прыгнул».       Искажение пространства вокруг нас вызвало непривычно долгую дезориентацию, ещё бы, Трейхорм заякорен примерно на северном Урале, считай, шесть тысяч километров от Киото, с нехватки кислорода запаниковать успеешь. Или от клаустрофобии, ибо пошевелиться не дано, а в гробовой тишине слышишь лишь стук собственного сердца.       И так на протяжении минут двух.       Когда беспокоящее неудобство резко сгинуло, перенос выкинул нас в просторном квадратном зале метров тридцати поперечником со стенами, постепенно сходящимися к верху лесенкой из грубых каменных блоков. Кромешную темноту рассеивали разве что тусклые лучи света, ниспадающего через несколько узких шахт посреди пирамидального свода, позволяя разглядеть толстый слой пыли и нераспознаваемых обломков, те густо укрывали пол повсюду.       Выходов из помещения вело два, широченные, с аналогичным сужением к высокому потолку. До ближайшей арки мы и направились, без разницы, коридор всё равно снаружи по периметру зал опоясывает.       — Рюдай, уж теперь-то расслабься, в конце концов, а? — напомнила мне Рейна, семенившая за спиной.       Я остановил шаг, с рожей скудоумия по лбу себе постучав. Действительно, в край умотан, дольше полутора месяцев терпеть, раньше мы в угодья хотя бы однажды за неделю выбирались из Екатеринбурга. К слову, тоже не шибко часто.       Более не тормозя, слегка отжимаю тиски воли, удерживающие фасад человечности натянутым до предела. Немедленно в источнике первобытного могущества души приоткрылась запруда, и уже робкая её течь даровала крупицу облегчения моему чрезмерно угнетённому состоянию, как психологическому, так и физическому.       Но параллельно происходит то, что я всем сердцем ненавижу!       Кожа на теле трескается лопухами, затем исчезает шелухой в никуда, обнажая содранные до мяса жгуты красновато-бурых мышц с тонкими узорами из крови между прожилок. Мне не надо смотреть в зеркало, знаю, голова сейчас последнее место, сохранившее кожный покров, маской на половину лица до верхней губы и скул, а ниже — скалится острыми зубами лишённый щёк кошмарный рот, где только передние резцы отдалённо напоминают человеческие. Наконец, мои глаза горят зловещим алым светом сгустившихся сосудов почти без деления на склеры с радужкой и рассечены тройными вертикальными зрачками.       Мир не видел уродливых зверобогов. Они могут внушать благоговение, восхищение, трепет, ненависть, но никогда — омерзение в смешении с ужасом. Счастливый мир не видел меня, даже вот эту «смертную» форму с жалкой долей выходной силы, тот минимальный уровень, на котором комфортно вести повседневную жизнь, просто нормально спать ночью! В стандартной реальности я такой облик едва не принял раз, когда впервые с Денежкина Камня на постель уложившись, из дурости чуть задремал. Спасибо Рейне, почувствовала вовремя, растолкала, иначе обитатели госпиталя МЧС, куда нас спасательным вертолётом доставили, к утру с катушек бы нахрен послетали. С тех пор желанный сон, не суррогат дрянной последовательного отключения сознаний, а настоящее забытье чувств — роскошь, позволительная мне исключительно здесь, в угодьях.       Моё спасение и проклятье, моя ответственность и тюрьма, где я сам — тюремщик поневоле.       Два поворота холодного коридора привели нас к одной из четвёрки лестниц, тянувшихся вдоль внешних рёбер центрального зала ввысь, на плане как бы пересекая тот диагоналями. У проёма активно сквозило морозным свежим воздухом, а наверху блёкло просвечивал выход. Здесь же внизу мы оставили ненужную лопату, на обратном пути заберём.       Под тенью от плотных перистых облаков восхождение окончилось углублённой квадратной площадкой метров пять на пять, чей периметр расходился эдаким лестничным амфитеатром. Не попишешь, ступенчатых архитектурных изысков тут навалом. Новый подъём на высоту человеческого роста, и нам раскрывается внушительный каменный плац, по сторонам обрывающийся предрассветным небосводом, с периодически торчащими на фоне горными пиками во льдах.       Но внимание целиком приковывало иное.       Далеко на горизонте титанический дуэт древесных стволов из ровного тёплого сияния, что спиралью, явственно напоминающей ДНК, завиты один вокруг второго — Иггдрасиль. Нет словесных критериев размера, позволяющих описать это зрелище, да и как, если парное Древо Мира сопоставимо с планетарной осью по меньшей мере? Его основания — полюса Сферы угодий, север и юг, откуда стволы вытянуты навстречу друг другу, скреплены малыми кронами на всём протяжении и вонзены своими верхушками в неизвестность у противоположного конца. Их бессчётные корни мерцающей сетью оплетают всю Сферу, сотни масс раздольных земель, целые моря вод, парящих скорлупками в пустоте.       Иногда туманные очертания ближайших из соседских владений смутно различимы за облаками, но и только, напрямую они недостижимы. Между нами лежит рыхлое ничто, там не существует пространства в привычном понимании, сами же по себе угодья, так или иначе, территории с закольцованными границами. Лететь прочь или бежать до края бесполезно, всё равно незаметно вернёт искривлением координат.       Сколько ни смотрю я на эту феноменальную спираль, поразительно размашистую у северного горизонта, но медленно сужающуюся к зениту над головой, неизменно моё сердце замирает с восторгом. Любой зверобог скажет без сомнений: Древо Мира — абсолютная ценность, ничего важнее на планете не существует и не появится никогда. Стоит ему исчезнуть, как жизнь на Земле канет в лету, без следа. Ибо там высится её средоточие, начало, хранилище всего исходного генетического кода, если угодно.       Никто и ничто не посмеет навредить Иггдрасилю…       Оборачиваюсь, когда от углубления в центре плоской верхушки пирамиды сестра уже метров на двадцать отошла. У южного среза яруса она свесила ноги с парапета вниз и подбадривающе махнула мне рукой. Вообще, забавно видеть её рассевшейся на обмороженных камнях в летней туристической одежде, но конкретно нам с нею капризы локальной погоды концептуально побоку.       Я ответил Рейне кивком, целиком спуская силу с поводка.       Мигом позже на моём месте хаотично бесновался аморфный клубок из костей, потоков крови и волокон плоти, за несколько секунд соткавших освежёванное до тёмной мышечной ткани драконообразное трёхглавое чудовище с двумя парами конечностей. Размах крыльев без перепонок — как футбольное поле вдоль, и длина тела не меньшая от любых ноздрей на выбор до булавы хвоста. У того из средней части далеко в стороны выпирали гребни слегка изогнутыми шипами, будто сожжённые паруса. Клиновидные зубастые головы на извилистых змеиных шеях сверкали разным числом глаз у каждой, причём оно частенько менялось, от девяти штук до нуля, то есть изредка морда вообще слепой бывала.       А матерящийся напропалую неудачник позорно заимствовал картинку с органов зрения собратьев, ха!       Ранее управлявшее человеческим обликом «я» Восхода органично дополнилось коллективным «мы». И возвращение в принадлежащее нам царство провозвестил общий громогласный рёв задранных к небу глоток, разнеся эхо на огромном просторе, сопоставимом с половиной Гренландии.       Наши взгляды степенно обозрели панораму от вечных ледников между склонов крутых гор к глубоким ущельям, что изрезали заснеженную твердь ветвящимися линиями, формируя местами обширные долины, орошаемые водопадами талых вод. Эти низины покрывали густые золотисто-красные хвойные леса с громадами «каменных» сосен и елей, чья необычайно твёрдая кора напоминала застывший обсидиан.       Первые лучи солнца — потустороннего миража настоящей звезды — коснулись ландшафта, очерчивая собой силуэт от тени ступенчатой пирамиды Полудня. Доброй сотней метров та возвышалась над ослепительно-белыми холмами, а южные её грани вгрызались углом далеко в пласт льда.       Мы с осторожностью развернули своё тело на вершине.       В десятке километров на северо-восток и на северо-запад господствовала остальная пара монументальных близнецов комплекта, именуемых в честь Восхода и Заката соответственно, чья внешняя сохранность была похуже. А между троицей ориентиров простиралась исполинская впадина из множества слившихся ущелий, зажатых отвесными скалами, туда нисходило по девять ярусов пирамид, возведённых точно на горных срезах. Таким образом, высота этих грандиозных сооружений получалась большей минимум в два раза, чем над ледником, размер же основания у каждой заметно превышал половину километра. Наконец, вдоль их угловых рёбер тянулись невероятно длинные лестницы с отворотами на каждый уступ, ближе к земле давая старт трём массивным, как стрелы прямым виадукам, которые смыкались меж чернеющих руин древнего города. Искомый многими именитыми археологами мифический Атар-Трейхорм, или в переводе «Алтарь тройного храма»…       Однако сейчас в первую очередь внимание привлекало некое факельное столпотворение на среднем уровне пирамиды Полудня буквально под моими носами. Да что эти офанаревшие шизоиды творят?!       — Рюдай, спусти меня туда, пожалуйста, — послышалось с едва сдерживаемой яростью из-под нашей грудины.       Похоже, Рейна заприметила непотребство раньше нас.       Мы кратко с утвердительным посылом рыкнули, отступили на шаг назад. Закат согнул шею, поднеся челюсть к фигурке сестры, и та бесстрашно ухватилась руками за его ближайший зуб. Затем была элементарно за считанные секунды перенесена, хотя для этого нам пришлось сползти вперёд по монументу эдак метров на двести.       А внизу посреди яруса в религиозном экстазе отбивало поклоны скопище из нескольких десятков ньехдри — аборигенов со змеиными чертами. Самая броская — ноги, превратившиеся от середины бедра в пару длинных чешуйчатых хвостов. Причём у женщин иногда встречается мутация с третьим от копчика, что сим народом расценивается как благословление свыше и признак исключительной красоты. Именно подобная особь, жнатриз, возглавляла группу фанатиков.       Организовали же они культовые пытки с казнями на выезде представителей совершенно иного вида — мзгехъед, чьё название индоевропейского происхождения и поныне сберегло легко понятное значение — мозгоеды. Феерические тощие уродцы без ушей, волосяного покрова, со склизкой серой кожей, белёсыми глазами и ворохом щупалец вместо рта. Если судить по отсутствию каких-либо звериных признаков, они в далёком прошлом причислялись к обыкновенным хомо спиенсам. Ещё у них роевое сознание, запредельный болевой порог и жизненная потребность в поглощении чужой нервной ткани, желательно человеческой.       Вот этим замечательным ребятам тут в прямом смысле шкуры снимают да потом массово жгут верещащие куски мяса заживо. Отвалы золы намекают на очень внушительную цифру убитых, и рядом пока целёхоньких мозгоедов где-то с сотню в клетках бесится.       Отцепившись от челюсти Заката, Рейна сиганула в эпицентр толпы, стремительно вырвала свой кинжал-ребро и с размашистым ударом ноги в живот налетела на руководительницу вакханалии. Ту отбросило навзничь, под вопль боли и удивления взметнув капюшон — тонкую складку яркой мелкочешуйчатой кожи на затылке. Для любой ньехдри стандартная часть причёски, из-под такого своеобразного «платка» они косички отпускать предпочитают.       Наша сестра нависла над жнатриз с клинком, приставленным к горлу.       — Ты тупая самка слизняка, вы что устроить посмели?! — и потребовала ответа на здешнем наречии.       Со страхом задрожав, туземка чуть отползла спиной назад и затараторила:       — Госпожа, когда Змей крови пропал, мы ждали, но Великий всё не возвращался к нам! Род этой ньехдри предложил принести жертвы, хорошие жертвы! Мы резали, потрошили и жгли проклятых мзгехъед денно и нощно, и вот, Великий пришёл! Прошу, эта не понимает вашего гнева, в чём эта провинилась? — запричитала женщина с мольбой.       Забавно, говоря «род» она подразумевает себя персонально. Каскад золотых побрякушек на полуголом теле показатель — пред нами местечковая шишка высокого полёта. И прочие рода горазды с инициативой дуры согласиться, однако иных жнатриз мы поблизости не наблюдаем, значит, поостереглись собственноручно запрет нарушать.       Рейну же услышанное объяснение только распалило.       — Твоё тупоголовое семейство земляных червей посмело допустить мысль, будто ньехдри могут повлиять на Его действия? Будто вы способны Его притащить, как пса на поводке? Ополоумела, тварь, в дерево захотела? Думаешь, третий хвост отрастив, уже на роль жрицы годишься? Его воля была безусловна — все мзгехъед должны уничтожаться сразу на месте. Увидели — убили немедленно и сожгли! Ни пыток, ни обращения в рабство, ни содержания в клетках.       Глаза женщины округлились, кажется, до неё допёрла серьёзность прегрешения.       — Молю, госпожа, простите! Эта ньехдри не хотела оскорбить Великого! Не хотела нарушить волю Его! Эта искупит, эта отдаст в жертву мужа, у этой есть детки, эта отдаст в жертву де… — и тут она страдальчески завизжала.       Ибо ущербный лепет довёл нашу сестру до точки кипения, а взмахи кинжала один за другим отсекли хвосты жнатриз. Не беда теоретически, её сородичи данные конечности при потере за месяц отращивают на обильных харчах, как ящерицы, но…       — И впрямь захотела в дерево, ну надо же, — предрешила Рейна судьбу мелкой туземной властительницы.       Распрямилась и обвела взглядом толпу, затихшую в священном ужасе.       — Ты, ты, ты и ты, — она выбрала пальцем воинов с увесистыми копьями, одетых в бронзовые пластинчатые доспехи, — тащите эту смертницу до города, в колодки её и стерегите, чтобы не убилась. Сегодня вечером я проведу над ней обряд заточения в Роще стонов как назидание всем непонятливым. А остальные… Почему уроды в клетках всё ещё живы?! — гаркнул подхлёстывающий окрик.       С нагоняем аборигены кинулись суматошливо закалывать пленников.       Признаться, нам самим едва удавалось сдержать клокочущий внутри рёв бешенства, который заставит хвостатых маньяков глаза себе выцарапывать или головы о плиты мостовой расшибать, это если содержимое их черепов раньше не вскипит. Додумались, блядь, собрать в одном месте кучу мозгоедов! Пусть поодиночке те не слишком опасны, но в скоплении становятся хитрее и сильнее, а главное — умеют на внушительном расстоянии обмениваться информацией с ближайшими роевыми узлами.       О предложении жнатриз родню в жертву принести даже упоминать нечего, подобные практики мы воспретили однозначно и без двояких толкований.       Наши глаза поймали взгляд сестры. Короткое тихое рычание передало её сознанию образ вершины пирамиды, а все скопом ньехдри вздрогнули с испугом. Общение с кем-либо в истинном облике зверобога — неудобство известное, но жрецы понять собственного покровителя способны через пень-колоду.       Менять же форму вновь ради пары фраз пока категорически не хочется.       — Спать? — уточнила Рейна на русском. Мы кивнули ей мордами. — Тогда приятных снов, ну а я пойду поучу змеюк уму-разуму! Хотя иногда задача кажется безнадёжной, — и она испустила вздох смирения с жестокой правдой жизни.       Да-да, тоже задумываемся над целесообразностью попыток облагородить этнос отъявленных психопатов. Но эй, они хотя бы каннибализм традиционно не привечают, спасибо лютой вражде с мозгоедами, что тянется из глубокой древности.       На этой мысли, аккуратно переместив свою циклопическую массу, навскидку тонн двести пятьдесят, мы начали карабкаться по ярусам обратно вверх.