Тот, кто ближе

Два человека окружили себя пустыней. Они преднамеренно и целенаправленно вытеснили из своего личного пространства всех потенциальных друзей и врагов, сочтя доверие всего лишь еще одной точкой уязвимости своей независимости. Разными путями, но в итоге они совместно пришли к одному результату. У Джона пустыня напоминала степи Гильменда, выжженные, безжизненные, со всех сторон продуваемые горячим ветром, покрытые редкими сухими пучками мертвой травы и населенные призраками из его прошлого. Пустота на расстоянии выстрела… Пустыня Шерлока, каменистая, ровная, геометрически правильная, несла еще и черты хорошо охраняемой секретной лаборатории, с понатыканными повсюду рядами колючей проволоки сарказма, минных полей собственных представлений и противотанковых укреплений эмоционального целибата… Им нечем было цеплять друг друга. Язвительные замечания никак не отражались на душевном равновесии Уотсона, а кипучая энергия Холмса, не встречая препятствий, подхватила дрейфующий корабль капитана Джона, позволяя им обоим двигаться в одном направлении. Две галактики не столкнулись, а поглотили друг друга, дополняя и позволяя заполнить свое «ничто» без особых проблем. Джон не успел опомниться, как оказался в сфере охраняемой территории, а «военные укрепления» Шерлока, незамедлительно и бесцеремонно распространившиеся на чужое пространство, начали покрываться зеленой листвой, превращая рациональные пустоши в оазис живого общения. Шерлок захватывал Джона, как в свое время гунны заняли Британию – стремительно, радостно и цинично. Какое-то время Джон пытался бороться с вторжением Шерлока сначала на свою площадь, а позже и в свою жизнь. Но вещи Холмса, его мысли и действия, словно метастазы, со скоростью лесного пожара распространились по всей квартире. И не успевал Уотсон подавить один очаг возгорания, как его неугомонный сосед тут же организовывал еще два. Первой в битве империй пала гостиная. Диван был отвоеван вслед за каминной полкой и кофейным столиком. Полчища книг, журналов, странных вещей, казалось только и ждали за дверью, чтобы заселить девственные территории, как поселенцы первой волны Дикий Запад. Бои за кухню шли с переменным успехом. Химическое оборудование то захватывало обеденный стол, то сдавало свои позиции под натиском саботажей и угрозы голодовки. Но последний удар в этом противостоянии нанес добрый друг домохозяек и подлый приспешник маньяков – белоснежный здоровяк, изначально призванный хранить свежесть продуктов питания. Хотя, возможно, он был и не в курсе того, что человеческие останки обычно к продуктам питания не относятся. Однако имелись и вполне справедливые подозрения, что он вступил в тайный сговор с неоднозначным жильцом… Так или иначе, однажды открыв холодильник, Джон встретился взглядом с неопределенным выражением глаз совершенно мертвой человеческой головы. Захлопнув дверь, и на миг прикрыв глаза ладонью, Уотсон еще надеялся на посетившую его галлюцинацию. Повторный осмотр лишил его такой спасительной мысли. На вопрос «что делает отрубленная голова в ИХ холодильнике», Джон получил исчерпывающий и вполне логический ответ. - А где же ей еще быть? Упрек в льдистых голубых глазах отчетливо выигрывал, и Джон почти уже готов был согласиться, но… Упертость капитана Уотсона в некоторых вопросах с успехом соперничала с бесцеремонностью Шерлока. Именно тогда произошло первое объяснение между соседями. Джон, наконец, потребовал комментариев. И он их получил. … - …консультирующий детектив… - …капитан в отставке… - …когда полиция заходит в тупик… - …частная медицинская практика… - …Афганистан или Ирак?.. - …Афганистан… но, как… - …серийные убийства… финансовые махинации… - …насмотрелся ужасов… с избытком… - …метод дедукции… самое главное в деталях… - …потрясающе! - …Вы так думаете? - …совершенно невероятно… А как говорят остальные? - Пошел к черту! … Выходя из душа довольный, удовлетворенный, легкий как шарик с гелием, Джон заметил, что улыбается, вспоминая, как Шерлок впервые вытащил его на место своего расследования, как слушал забавную перепалку детектива с полицейскими и пытался понять, что же он, Джон Хэмиш Уотсон, по сути, там делает. Почему он бежал за этой нескладной фигурой по мокрому ночному асфальту, прыгал по скользким ржавым крышам, буквально захлебываясь давно забытой юношеской энергией и давясь сладким, болезненно-острым чувством опасности? И, может, потому, что капитану Уотсону этого так не хватало? И из-за этого так нравилось?.. И возможно, по той же причине Джон не смог, не захотел отказать Морану тогда… Для работы Джона была снята (или куплена) небольшая, но приличная квартира в таунхаусе в Саттоне. Хозяин не поскупился на неплохое оборудование, включавшее комплект реанимации, аппарат искусственной вентиляции легких, стерилизатор, кварцеватель и целых две специальных кровати. Джон с усмешкой называл эту квартиру «моя клиника» и приезжал в нее только после звонка Себастьяна. Визиты бывали не чаще раза в неделю. Джон запретил «пациентам» называть свои имена, а если требовала необходимость, навещал их повторно… Первое время он добирался до «клиники» на такси, но после одного раза, когда из-за пробки на Чинбрук Медоус он почти опоздал, и немолодой, но крепкий мужчина едва не умер от обширной потери крови, Джон стал ездить «на работу» на подержанной, но великолепной Хонде. «Honda X11» представляла собой красивого серебристо-серого зверя на двух колесах и воплощала едва ли не единственную слабость Джона Уотсона. Джон умел водить и автомобиль, но любовь к байкам родилась еще в годы его бурной юности, пропитала его организм насквозь и пустила глубокие корни в костный мозг. Отношения Джона с мотоциклом без преувеличения можно было назвать любовным романом. А как по-другому описать чувство, когда, перебросив ногу через гладкий крутой бок, теплый от утробно рычащего двигателя, всем телом чувствуя нетерпение и мощь разом всех лошадей, загнанных под хромированную кожу, слышать и ощущать вибрацию животом и пахом. Повернув рукоять газа почти до предела, сорвать обезумевшее, но послушное рукам стальное чудовище и мчать, сжимая бедрами возбужденно подрагивающее тело машины… … За все время, прожитое рядом, но не вместе, ни Джон, ни Шерлок не сделали попыток перевести свои отношения в иную, нежели чем дружескую плоскость. Для живой молнии по имени Шерлок Джон был отличным, замечательным слушателем, безотказным собеседником, если под беседой подразумевался либо бесконечный диалог детектива с самим собой, в подробностях и комментариях рассуждающего о прошлом/настоящем/будущем деле, либо многозначительное молчание его же, занятого тем же самым. По его же словам, сексуальные отношения его не интересовали, и аналогичное удовлетворение он способен получить лишь от интеллектуальной деятельности. А все остальное, эмоции, чувства - не заслуживающие внимания дефекты мозга… Джон тоже не делал соответствующих попыток, почувствовав себя более чем уютно в новом статусе. Он никогда не спорил, не огрызался, когда его называли идиотом или пренебрежительно отмахивались, как от надоедливой мухи. Он умел различать всевозможные полутона нелегкого характера своего соседа и подгонять под него характер свой. Со временем он заметил, что забота об их общем быте тоже плавно легла на его плечи, что принял с той же философской легкостью, как неизменные лондонские дожди после возвращения на родину… И все же, время от времени он ловил себя на мысли, что вот эти безумно длинные босые ноги, что лежат на подлокотнике их кожаного дивана, наверно очень приятные и теплые на ощупь, если повести по ним пальцами от ровных ступней вдоль узких крепких лодыжек под коленями к... Или его бесконечная шея с почти прозрачной кожей, под которой нервно бьется одинокая жилка… Эти скулы… Эти глаза… Это живое, теплое тело… Стоп! И Джон опять отправляется на свидание в душ… Что в это время происходило в голове Шерлока, знал, очевидно, только сам Шерлок… А может, и для него это была загадка, судя по тому, каким затуманенным, нечитаемым и непонятным становился его взгляд, когда Джон его не видел, сидя за кухонным столом с чашкой черного, несладкого кофе и утренней газетой в руках. Когда, не замечая повышенного к себе внимания, он неосознанно облизывал губы, тер переносицу и улыбался, читая анекдоты на последней странице. И как бы он, наверное, удивился, узнай тогда, что от его немудреных действий у Шерлока в груди пробегает электрически заряженная дорожка и поджимаются пальцы на ногах… Но Джон ничего этого не знал и время от времени бегал на свидания. Пока это были девушки, с которыми Джон периодически знакомился в метро, в кафе, в парке, Шерлок фыркал, как большой загнанный на дерево кот, залпом перечислял все недостатки претендентки и с точностью до дня определял максимальную протяженность их романа. Джон обижался, ходил с подружками в кино, на прогулки, к ним домой, но независимо от того, доходило у них до постели или нет, их свидания каждый раз заканчивались именно тогда, когда это предсказывал Шерлок. Тогда Джон возвращался домой расстроенный, подавленный и в большей мере даже не тем, что их связь прерывалась, а тем, что его сосед знал Джона лучше, чем он сам. Проходила пара дней, начиналось новое дело и все постепенно возвращалось на свои места… Так было до тех пор, пока Джон однажды не вернулся под утро, не совсем трезвый, усталый и непривычно тихий. Шерлок, так и не ложившийся спать, резко втянул исходившую от него мешанину запахов и подозрительно нахмурился. От соседа пахло табаком, крепким алкоголем и мужчиной… … Спустя пять дней, как на Бейкер поселился второй жилец, Моран вызвал Джона в «клинику» и без тени улыбки(!), с белым от ярости лицом потребовал, чтобы тот немедленно поменял квартиру. Джон сказал «нет». До тех пор, пока Себастьян не перешел к угрозам и обвинениям, Джон еще пытался как-то вслушиваться в его гневный монолог и даже пробовал вклиниваться с объяснениями как раз между фразами «Ты не представляешь, кто живет с тобой под одной крышей…» и «Если босс об этом узнает…». Мирная жизнь действовала на Уотсона, как вода на железо, разъедая и подтачивая его нежелание менять свое отношение к новой действительности. Он заметил, что становится мягче, терпимее, и не так тщательно избегает общества себе подобных. В конце концов, не их вина, что жизнь обошлась с ним зло и несправедливо. А кто вообще сказал, что она должна быть справедливой? И вот в какой-то момент, когда у отставного капитана перед носом заметались жилистые, коричневые от загара руки, и убеждения внезапно скатились к банальным угрозам, что-то в его мозгу щелкнуло, и на смену терпимому «почти доктору» пришел «тот самый Уотсон», которого потребовалось бить прикладом по башке, чтобы всего лишь отобрать пистолет… И такой Уотсон сказал «нет». После чего, так же ровно заявил, что если что-то в его поступках КОГО-ТО не устраивает, то этот КТО-ТО может считать их контракт расторгнутым, как не оправдавшим ожиданий, и исчерпавшим все возможности сотрудничества… Моран увидел переход сразу, по тому, какими слишком спокойными стали темно-синие глаза его бывшего «не только друга». Такое спокойствие обычно смотрит на тебя через ружейный прицел… Больше настаивать он не стал и уехал, хлопнув дверью. Джон не успел добраться домой, как его вновь оживший телефон чужим голосом Себастьяна уточнил, что Джон волен жить там, где ему вздумается, с кем вздумается, и их контракт все еще, разумеется, в силе. Капитан принял это к сведению и по пробежавшим по спине мурашкам понял, что его проблемы далеко не закончились…