35° по Цельсию или повседневная жизнь в не повседневной ситуации

… Я проснулся в холодном поту. Вскочив с кровати, долго ещё не понимал, где нахожусь. Головную боль как рукой сняло. Тяжело дыша, я даже не заметил, как моя любимая присела рядом со мной, закрыв своё тело одеялом: — Любимый, что случилось?! Как ты? — В-всё в порядке, просто страшный сон. Не переживай, я хочу попить и умыться… Я аккуратно вышел из её объятий и, надев хотя бы трусы, направился в ванную на негнувшихся ногах. Холодная вода помогла взбодриться и привести мысли в порядок. Сон… Я боюсь. Чертовски боюсь всего этого. Потому что не знаю, что мне делать со всем этим и как на это реагировать. Меня снова клонило спать и, выключив свет, я вышел из ванной. Возле кровати стояла Мику со стаканом воды в руках. — Спасибо. Ты моё спасение. — Всегда им буду. Я люблю тебя и беспокоюсь. — Взаимно. — и поцеловав её, я выпил воду одним залпом. Прохладная, приятная живительная жидкость опустилась на дно желудка, освежая горло. Тяжело было держать глаза долго открытыми. Лёг. Подождал, пока ляжет рядом со мной моя жёнушка. И поддался биологическому ритму сна… *** …Зимние каникулы закончились для нас очень быстро. Через пару дней мы снова вышли на работу. Но тучи между нами сгущались. Нет, мы не ссорились, просто были как будто на «расстоянии». Отдалились мы друг от дружки, если короче. Но проблема была далеко не в ней. А во мне. Со мной что-то не так. Я стал более раздражённым и злым. Это заметили все, даже мои коллеги и друзья по работе. А Мику в первую очередь. — Лёшенька, что с тобой? Неужели я тебе чем-то обидела, или надоела так? — очень серьёзным тоном она заговорила со мной в вечер после работы. — Нет! Просто отстань, а. Я сегодня устал и хочу побыть один! Она фыркнула и вышла из спальни. Мне было стыдно за свои слова, но сказанного не воротишь. Нет, я не устал, а скорее, наоборот, сил у меня было много. Я даже на работе вырабатывал план за троих! У меня было куча энергии, и девать её было некуда после работы. Так что, я часто ходил по всяким увеселительным заведениям. Мику это очень не нравилось, и всегда, по возвращению, начинала один и тот же разговор. И, даже как бы я её не любил, моему терпению пришёл конец. — Лёша! Ну сколько ещё раз это будет повторяться?! Я же волнуюсь, когда ты просто так берёшь и уходишь, ничего не говоря! — ЗАТКНИСЬ. Прошу тебя, ты не моя мать, чтоб контролировать каждый мой шаг. — …Что? Почему… Ты так говоришь? Я же правда волнуюсь за тебя… Вижу же, что с тобой что-то не так… — Да всё со мной так! Прекращай, не порть настроение! Она насупилась. Ещё можно было бы извиниться, но у меня уже не было никакого желания… — Ладно. Будет по-твоему. У меня тоже есть самоуважение. Хочешь идти, иди! Давай! Я переживаю за него, думаю, куда же он уйдёт сегодня, и где его потом искать! А он о тебя ещё и ноги вытирает! — она тяжело дышала, и еле сдерживала слёзы. — Лёша, прошу тебя, хватит. Остановись. Знаю же, что ты не такой! Если тебя что-то беспокоит… Я не дал ей говорить. Мне надоело её слушать. — Ни слова. Только и слышу твою речь. Захлопнув за собой дверь, я услышал с той стороны громкий плач. Но при этом я уже ничего не чувствовал. Как будто что-то забрали у меня изнутри. Был конец зимы, и можно было выйти уже в лёгкой куртке. Шёл я не знаю куда. Погода на лице также испортилась. Падали первые капли дождя, и ведь даже тучек не было. Негатив пожирал меня, и только сейчас начал чувствовать единственную эмоцию — одиночество. Не то, когда тебя бросают одного, и совершенно не то, когда общаться не с кем. Оно было… Когда за тебя всё решили, и поставили перед фактом. Я оказался перед самым оживлённым перекрёстком в мире. Куда же я залез? И сколько прошёл? Неважно, дома меня всё равно не ждут. Она сильно обижена, и вряд ли захочет меня видеть. Кто же виноват? Не знаю. Точно не я. Ведь иногда же нужно побыть одному, верно? Неверно. Почему же я накричал на неё? И был так груб? Не знаю, так просто получилось. Что-то давило внутри головы. Потерев висок, я на мгновение закрыл глаза… …Лето, лагерь, жара. Примерно, градусов тридцать пять. Я стою посреди площади, и смотрю, как пионеры обставляют площадь вокруг меня. Интересно, какой-то праздник будет? Странно, почему я здесь? Ностальгия прокралась в моё сердце, вместе с радостью, и неизвестным мне чувством. Оно напоминает сильное влечение, жажду защитить, быть рядом, поддерживать, и поцеловать. Как же оно называется-то? Любовь, вроде… Но к кому? Делать было здесь нечего. Стоять под палящим солнцем было неприятно. Мои ноги сами понесли меня неизвестно куда. Предо мной стояло здание. С красивой архитектурой, и большим окном, почти во всю стену. Интересно, почему оно такое? Какой «гений» архитектуры решил, что это будет хорошая идея? Я стою на веранде. Обычная деревянная дверь. Но вот что привлекло моё внимание — на одной балке было начерчено «Л плюс М равно любовь». Кто все эти люди? Но что-то твердит мне, что я должен открыть дверь и зайти. Но тут…мне стало страшно. Страх сковал мои руки. Пересилив, что было сделать трудно, я отворил её. Девочка. С очень длинными, аквамариновыми косами, и самыми добрыми, но такими грустными глазами, сейчас стоит предо мной, и говорит. Но что говорит, я не могу услышать, ощущение, как будто через воду. Но всё же, несколько слов доходит до меня: — …ша, прошу тебя, вернись домой! И снова открываю глаза… *** …Я пришёл в себя на остановке. Вроде, той же, на которой я и встретил её. Мою Мику. Где я был? И что это вообще было? А главное, зачем? У всего есть смысл, нужно только его найти! Та самая эмоция одиночества переросла в…грусть. Она же просила меня вернуться домой? Но я не хочу. Я не хочу возвращаться в тот мир, откуда пришёл! Всё что угодно, только не туда! По крайней мере, без неё… Было очень холодно, мороз пробирал до костей. А времени было… почти полпервого ночи. Чёрт, отлично. Интересно, Мику уже спит? Всё-таки, неправильно было так, надо ещё и нервы полечить. Я медленным шагом направился туда, куда нужно возвращаться всегда… Дверь не была заперта. Хотя на ночь она её всегда закрывает. Ждёт меня, что ли? Повесив куртку, я обнаружил, что свет на кухне горит. Точно можно сказать, что не спит. Уже не уверенным шагом, небыстро, стараясь не топать, дошёл до кухни. Моя жена сидела в халатике, и потягивала горячий чай, с сильно опухшим личиком. Её глаза были очень красными, и до сих пор одинокие слезинки капали. Парочка упала даже в чай. Я аккуратно достал стул, и присел рядом с ней. Она заговорила абсолютно холодным голосом: — Ты пришёл. Ну как, нагулялся? Проветрился? Насладился одиночеством? Всё, иди спать. Тебе завтра рано вставать… Она поставила кружку, и закрыло лицо ладонями. Вот теперь я и сам начал чувствовать ответственность, что это из-за меня она в таком положении. Говорить какие либо слова я не хотел, да и было бесполезно. Теперь она сама хотела побыть одной. Но всё же, чувство стыда взяло своё: — Мику, я пойду только вместе с тобой. — я попытался взять её за руку. И у меня получилось. Но то, что она ответила, морально уничтожило меня: — Лёша, я не знаю, как ты, но я люблю тебя. И всегда буду. Но я учусь на своих ошибках, и больше не буду просить тебя уходить. А вот учишься ли ты, мой милый? Иди спать, прошу. Тебе нужен отдых. Развернувшись, и собираясь уйти, я сказал ей через плечо: — Любимая, тебе тоже. Спокойной ночи. Чувствовал себя очень паршиво. Я лежал в кровати, и пытался осмыслить своё поведение. Ещё пару часов назад меня пожирала злость, но вот на её место пришла…сожаление, грусть, и печаль. Я плакал. И плакал много. Сжал одеяло в зубы, и выл, как последняя баба. Было очень больно и плохо, все эти чувства разрывали мою душу на куски… *** Эти сутки я не спал. Как и Мику. Голова болела, но это больше от слёз. А Мику сидела на диване, зевала, и смотрела телевизор на минимальной громкости. Я прокрался в ванную, где и постарался привести себя в порядок. Не мог нормально смотреть в этого урода. Хотелось разбить чёртово зеркало, чтоб он не смотрел на меня. Моё отражение было самым строгим судьёй в мире. Истратив достаточное количество горячей и холодной воды, я вышел из ванной. Она всё же подалась Морфею, и, храпя, сидела с пультом в руке. Я аккуратно взял из её рук пульт, и выключил ящик. Позже, сам взял уже её на руки и понёс в спальню. Но она всё же проснулась: — А? Лёша, зачем? Поставь, сама дойду. — Нет. Ты страдала из-за меня всю ночь, дай хоть что-то полезное сделать… — Ты бы делал, если бы был хоть чуточку спокоен. Я очень беспокоилась за тебя вчера. Выпила полтонны чая, наверно, чтоб не спать… — А надо было кофе. — Ха. Открыть дверь было не просто, из-за такого ценного груза в моих руках. Когда я положил её нежно на кровать, она потянула меня на себя и, не удержав равновесия, я рухнул рядом с ней. — Мику, прошу, прости меня. Прости за моё дурацкое поведение, я не знаю, что со мной происходит… Она ласково улыбнулась мне. За все эти дни видеть её улыбку было самым ценным сокровищем. — Лёша, а я знаю, что. Ты просто устал на работе. Ты думаешь, я ничего не знаю, что у тебя там происходит? У меня везде есть глаза и уши! Она весело рассмеялась, да так, что и мне самому захотелось. Но я сдержался. — В смысле? Ты следишь за мной? — Нет, солнышко! Ты чего! Я просто волнуюсь же за тебя! Опасная работа, вся эта стройка и электричество… Очень же опасно! — Да не волнуйся ты так. Ладно, спи, давай, забудь сегодня про работу. А я пошёл. — А у меня всё равно выходной! И вообще, не уходи, не позавтракав! Сейчас разогрею тебе! Она быстро встала, но я решил остановить её. Хотел как лучше, а получилось… …Как всегда! Но мне так понравилось даже больше! Мы столкнулись губами легонько друг об дружку. И даже не стали уходить. Мы обняли друг дружку и так же, вместе, упали на кровать. Вкус её губ напоминал кусочек льда. Но с примесью клубники. Я хочу растопить тот лёд, который сам и заморозил. Но дальше поцелуя у нас не пошло. Мы были очень уставшими, да и на работу мне нужно было. — Лёша… Я… так рада! Что у нас снова… всё хорошо! — А как я рад. Прошу, прости меня всё равно… — Глупышка ты моя! Да, мне было больно, но жизнь состоит не только из романтики и вишни. Эх, давай, я погрею тебе покушать! *** Работа давалась мне трудно. Усталость сказывалась, внимание сильно просело. Я постоянно косячил, от чего ловил ругательства в мою сторону. А я не мог ответить, ведь они были начальниками, да и правы… Когда же конец рабочего дня… Покой мне только снится. Мне объявили, что моя командировка будет на три месяца, и уезжаю послезавтра. Да что за чёрт, а! Я хоть и помню, что мне говорили про это, но ведь был не факт, что именно меня! Да и ещё тогда, когда у нас с Мику только всё налаживалось! Столько планов строили… *** — Лёша, когда ты едешь? — спрашивала Мику. — Послезавтра. — На сколько? — Три месяца. Ох, какие же они будут долгими… — Согласна! Но, Лёш… В этом плане у меня тоже есть весть. Я тоже уезжаю в тур. Но уже по всей Японии, представляешь?! А ты, кстати, куда летишь? — На Хоккайдо. Будем прокладывать электросеть для подводного туннеля. Зато очень хорошо заплатят за такую работу! А вот на сколько месяцев едешь ты? — Ой, я не знаю. — она задумалась. — Даже сама не знаю. Мне пару часов назад позвонил агент, но не сказал, на сколько. Но, думаю, тоже несколько месяцев! Я обязательно позвоню тебе! И вообще, ты тоже звони почаще, когда будет возможность, хорошо? Обещай мне, а то я волноваться буду и плохо петь! — Ух, шантажистка ты моя! Конечно буду! Обязательно даже. Ведь я так буду скучать по тебе… Я нежно провёл своей ладонью по её личику. Она приятно замурлыкала и поцеловала. — Я люблю тебя. — сказали мы вместе. *** Вот и настал день выезда. Ещё часик я могу посидеть дома. Мы с Мику проверяли чемодан, чтобы ничего не забыть. Домашняя еда, документы, одежда, всякие инструменты, и пару книг в дорогу. Ах да, плеер забыл! — Микунь, где мой плеер? Не видела его? — Агась! Он в тумбочке же! Ты забыл? Да, есть такое. Вроде не устал, но в последнее время стал забывать некоторые детали. К примеру, внешность некоторых людей, имена, название технических терминов. Я не придавал особого значение этому. — Спасибо, милая. Вот мы и в аэропорту. Ничего нового тут не поменялось, кроме! Лавки с якитори. Запах был вкусный, и я уговорил Микуню купить поесть. — Мику, Мику! Давай поедим? — я вёл себя как ребёнок. Но что тут поделать, фастфуд я люблю! С детства, всегда отдавал предпочтение именно ему, если я на улице и голоден. — Лёша, бака, ты что, дома не наелся? — со смехом спросила она меня. — Конечно, да! Просто хочу! — Ладно, ладно. А то как дитя плакать будешь! И мы поели! Было дёшево, и вкусно! М-м-м… До прибытия самолёта ещё час. Мы с ней сидели, общались о всяком. В основном, какие планы на работу, что будем делать, и какие планы, когда снова увидимся дома. За квартиру переживать не стали, ведь мы наняли человека, чтобы он смотрел за ней. Всему своё время. Вот и моё время настало. Пора улетать. Я грустно обнял свою любимую девушку, ведь мы так долго ещё не увидимся! — Лёшенька, я буду по тебе очень скучать! Пожалуйста, возьми. — она дала мне фото. На нём были мы, во время свадьбы. Такой фотки я не видел. — На память. Чтобы не случилось, помни — я всегда буду тебя ждать! Мы соединились в поцелуе. В самом глубоком, самом страстном, самом любовном. Я наслаждался ею, а она мной. Каждая её эмоция передавалась мне, а мои — ей. Но ничто не вечно под луной. Диспетчер озвучил мой рейс, пора идти. Я ещё раз её обнял, а она прочитала молитву мне. Впервые слышу такую, но звучало очень красиво и обнадёживающее. Помахав ей, я направился к стойке регистрации, а затем и на самолётный трап… …Это был уже второй мой полёт в жизни. Говорят, что стоит побояться один раз, и больше страха у тебя не будет. Чушь. Я трясся даже сильнее, чем в первый раз. Уже не было рядом той самой бабушки, которая успокоит меня. Кстати, а я ведь так ей ни разу и не позвонил. Потом. Сперва, когда прилечу, надо будет позвонить Мику, сообщить, что я удачно добрался. Хорошо хоть, что лететь было не так уж и долго — на современных самолётах длительность рейса составляла всего полтора часа. Но даже за это время может произойти что угодно! Как, например, в известном сериале, про необитаемый остров. Так что, я просто надел наушники, включил по громче музыку, а в особенности, её треки, и закрыл глаза… — Господин! Господин! Просыпайтесь, самолёт сел! — меня разбудила за плечо стюардесса. — …А? А, спасибо, спасибо. — я вяло поблагодарил её. Сквозь сон, снял наушники и уложил в карман к плееру. — Господин, может, Вам помочь чем? — поинтересовалась она. Женщина выглядела очень ухоженной и красивой, для своих лет. Ей было примерно за сорок, но на лицо скажешь все двадцать восемь. Красивая и опрятная, бело-чёрная форма, приятный тембр голоса, и прямая, ровная осанка выдавала опыт и знание своей работы. — Нет, благодарю. Ещё раз спасибо, что разбудили, а то б обратно улетел! Мы тихо рассмеялись. А ведь правда, как так я умудрился проспать посадку? Я даже дома очень чутко сплю! Ладно, просто волнение… Аэропорт был самым обычным. Не роскошным, но и далеко не бедным. Тут и там стояли лавки с едой (в отличие от столицы!) множество людей самых разных возрастов, было также много и русских, и других иностранцев! Да, здесь сложно будет не потеряться! Так что, первым делом, надо будет сейчас позвонить любимой, а затем и боссу, доложить о прибытии. Найти телефон было не сложно, они стояли не далеко от выхода (в отличие опять же от столицы! Да какого чёрта?!). Кинув монетку в сто йен, я набрал домашний телефон моей жены. Череда гудков… Прошу, будь дома… Щелчок! — Хацунэ Мику слушает Вас. — её красивый, и превосходный тембр голоса влился мне в уши. — Мику! Угадай, кто? — довольный вздох, и радостный окрик. — АААА! Я так рада слышать тебя! Ох, как же я переживала! Как, нормально долетел? — Ну да! А что тут лететь то, полтора часа! Но всё равно рад, что хорошо долетел. Ладно, давай, мне ещё боссу звонить, докладывать. А ещё спрашивать, куда дальше мне двигать. Люблю тебя, моя дорогая! Безумно скучаю! С того конца прозвучал очень хороший такой воздушный поцелуй. — А я-то тебя как! Давай, удачи и аккуратнее по дороге! И звони когда угодно! Всегда отвечу! Я ответил её тем же. Моё сердце радостно забилось. Так, теперь эта работа, будь она неладна. Ещё сто йен улетели в этот приёмник. Клацанье по кнопкам. Серия коротких гудков. Щелчок. — Тамада Каури, слушаю Вас. — Каури-сама, это Арекусей-кун. Докладываю Вам о своём прибытии на Хоккайдо. Как мне пройти на основную точку работы? На что начальник, издав одобрительный вздох, сказал: — Так, слушай внимательно, тебе нужно… Оказывается, добираться было не близко! Часа два ехать, если честно. И это с пятью пересадками! Ух, ну и угораздило же меня приехать сюда! Хорошо хоть, что чемодан не большой. Спешить было некуда, ближайший автобус будет через двадцать минут. Так что, купив себе фастфуда, я сел на лавочку, и принялся поглощать «пищу богов»… …Не такая она и для богов. Редкостная дрянь, как вообще я смог её доесть, ума не приложу! Нет, продукты свежие, да даже соуса было ровное количество. Просто вкус был не очень. Он был слишком…рыбный. Ну хоть желудок набил, и то пойдёт. А вот и автобус. Автобус был стареньким, но вызывал доверия. Марку не знал, впервые видел такую. Значок был похож на серебряную птичку в кружке. По этому маршруту людей было не очень много, человек девять, считая меня. И все старики. Они не обращали на меня внимания, а только переговаривались между собой на неизвестном для меня диалекте. Оплатив поездку в пять сотен йен монетой, я сел подальше от них всех. Жуткое впечатление они создавали, скажу я. Напоминает типичный такой хоррор фильм про жуткую японскую деревню. Так что, я просто старался не смотреть в их сторону, и наблюдать лучше за дорогой. Погода стояла пакостная. От солнечного Токио не осталось и следа. Томные, чёрные, и очень тяжёлые тучи осаждали эту местность. Начал капать дождь. А автобус всё ехал, тихо и равномерно. Настолько тихо, что я боролся со сном, чтоб опять не уснуть, ведь будить меня вряд ли кто будет. Так что, я постоянно думал то о Мику, то о работе, и что я буду там делать… Вот, первая остановка совершена, осталось ещё четыре. Но тут рассказывать особо и нечего. Они прошли намного быстрее, чем первая, да и местность не сильно изменилась. Остров Хоккайдо напоминал своей природой дальний восток мой родины. Такая же гнетущая, но по своему романтичная атмосфера, без капризная природа, суровые зимы, и жаркое, но короткое лето. Что удивительно, молодёжи здесь практически не было. Это что, настолько не предприимчивое место? Не понимаю я. Ну, вот я и достиг точки своей миссии. Ко мне в сторону двигался японец в рабочей робе и жёлтой каске, средних лет, примерно на двадцать старше меня. С гладким лицом, но с очень заросшей причёской. Когда всё же он подошёл, то наклонился. Но не как с равным, а как с начальником! Я поклонился в обычном приветствии: — Здравствуйте, Арекусей-сама. Я Киётаки Миядзаки. Можете звать меня Киё. Рад с Вами познакомится. — Рад знакомству, Киё. Но почему Вы знакомитесь со мной, как с господином? Его тон был серьёзным. Сразу видно, человек с опытом и характером. Привык к трудностям и очень хорошо знает свою работу. — А Вы разве сами не знаете? Неужто Каури-сама не рассказывал Вам, что Вы будете нашим начальником и господином до конца сдачи проекта? Данное открытие было для меня большим шоком. Как можно было так поступить со мной? Даже не рассказав… Но, чтобы не упасть в лужу перед «подчинённым», я быстро пришёл в себя. — Ладно, хорошо. Покажи, где вы все живёте, веди. — Да. Пока мы шли, а идти было от остановки до бараков прилично, мы с ним ещё немного пообщались. Выяснилось, что под моим руководством будут шестеро человек, включая меня с Киётаки. Хм, небольшая группа, но, сколько ответственности, особенно, когда ты раньше людьми не управлял. Ещё выяснилось, что жить мы будем в одном бараке, работать с шести утра и до шести вечера, еда входит в зарплату. Ну ладно, хотя бы не голодным тут буду. — Киё, а телефон на территории есть? — Да, Арекусей-сама. Один стоит на главной проходке, а второй на в столовой. Пользование платное. Ещё вопросы? — Ага. Каури-сама ещё что-нибудь говорил важное? То, что следует знать мне в первую очередь? — Да. Что Вы можете звонить ему в любое время, но не по пустякам. Всё. Мы прошли через КПП. Проверка была если не серьёзной, то тщательной. Проверяли каждую мелочь. В конце досмотра, предъявив документы, успешно прошли. И, стоило выйти с пункта, я удивился от той работы, которое проделало местное население! Они работали быстро, слаженно и качественно. Подобно муравьям, каждый делал свою работу — кто балки носил, кто-то занимался сваркой, прокладывали сети кабелей, ставили арматуры и заливали бетоном. Никто не сидел без дела, все работали усердно. Я тихо завидовал от такого усердия… Мысли о Мику не покидали меня. Что она делает? Уехали ли уже? А когда вернётся? Раньше, или позже меня? Помахав головой, выкидывая подобные ненужные мысли сейчас, ведь на стройке нужно держать ухо в остро, меня привлёк голос моего работника: — …сей-сама! Вы слышите меня? — громко сказал Киё. — Нет, извини, задумался я. — Бывает. Просто хотел сказать, что мы почти пришли. Человеком он явно был спокойным. Даже сказал бы, что слишком. Но он был прав. Вот, перед нами стоят не один десяток вытянутых одноэтажных зданий из стали. Бараки. Были бы они из дерева, то напоминали домики из лагеря. Эх, какая же приятная ностальгия! Сейчас вернуться б, зайти в наш клуб, и просто поиграть на гитаре, попивая кефира… Как только мы зашли, все работяги, которые потягивали собу из одноразовых упаковок, быстро посмотрели на нас, и, оставив свои чашки, быстро соскочили и сделали поклон. Но, как оказалось, это было совершенно не мне: — Приветствуем Вас, Киётаки-сан! — сказали они все сразу и хором. На что он только махнул рукой, и гордо заявил. — Теперь я вам больше не начальник. Вот ваш новый начальник, прибывший только что из Токио — Арекусей-сама! Его назначил к нам сам Каури-сама! Недовольный гул стоял на протяжении нескольких секунд, после чего Киё посмотрел на нахи таким строгим взглядом, что даже я встал бы в стойку «смирно». — Так, я не понял! Это ещё что такое?! Я находился на временном посту! Теперь, до конца строительства, нами будет руководить этот талантливый господин! Они все переглянулись друг на дружку, после чего заявил не особо высокий работник: — Но как нами может руководить парень, который ток учиться закончил?! Тут вступил уже я. — Хах. Вообще-то я уже год работаю в кампании. Да и учёбу давно закончил. Да, я молод, мне вот только двадцать один исполнилось, но я умею работать, и знаю своё дело. Действительно, у меня нет опыта руководством людьми, но я и сам не знал, что меня поставят начальником. И слушайте все, я не прошу, чтобы вы все мне кланялись, или что-то подобное! Я просто прошу относиться к работе со всем уважением и почтением! Про уважение ко мне ничего не говорю, его нельзя запросить, а только заслужить. Вышел из этой четвёрки самый старший, а точнее, старый, сказал: — Ладно, говоришь ты красиво, но посмотрим, каков ты буш на работе! Пускай Киётаки-сан и сказал, что начальник теперь «вы». Так что, знакомься! Я — Мигами Тенсей! Но буду для тебя Тен-сан. Слишком ты мал ещё. — сказал это старик, лет шестидесяти, с белыми усами и выбритой головой. — Я Амагару Тосё! Приятно познакомиться, товарищ начальник! — сказал полный японец, чуть меньше сумоиста, но у которого было доброе лицо. — А я Киритака Кирью. — это было очень сухо. Очень худой, с чёрными патлами, которые закрывали половину его лица. Он показался мне…странным. — Ну, остался я один! Зови меня Синтаро Киси. Рад познакомится. Не ожидал увидеть здесь русского. — сказал парень, на вид который чуть старше меня. Аккуратные чёрные усики под носом, худое лицо, и острые скулы. На внешний вид не очень приятный, но такой же добрый, как и Тосё. — Вот, мы все и познакомились. Мужики, покажите, где у вас что тут. — Да запросто! Я не понимаю их, новое лицо, наконец, а они не довольны! Пошли! — хлопнув меня по плечу, он вышел из барака. Но меня остановил Киё: — Погодите. Вот, тут будет Ваша кровать, и тумбочка. Располагайтесь, а я пока схожу за бельём. Я поставил чемодан рядом с кроватью. Обычное койко-место, и спасибо, что не на полу! Отопление было, кстати, так что стены пускай и стальные, но было не холодно. Рядом с окном, что хорошо! Выйдя из барака, на улице ожидал Тосё. — Товарищ начальник! Ну, давайте пройдём до главного места — до столовой! У него был очень низкий голос, отчего он мог бы со стороны показаться страшным человеком. Но это не так. Он был одним из добрых людей здесь. Пока мы шли, как раз настало время обеда, но он всё рассказывал и рассказывал мне про всё и вся — как здесь работается, кто есть кто, с кем можно играть в маджонг, а с кем лучше не надо… И так далее. Столовая была в трёхстах метрах от бараков, так что идти одному, если что, было бы скучно. Но тут он снова заговорил: — Слушайте, а мне нравится Россия и её культура! И, не знаю, как остальные, но я лично рад, что моим начальником будете Вы! Пускай и молоды, но зато свежий взгляд на работу будет! Если что, не стесняйтесь, задавайте вопросы, я всегда подскажу и помогу. Он снова похлопал меня по плечу, и зашёл в столовую. Она представляло собой единственную здесь деревянную постройку, окрашенную в приятный зелёный цвет. Снаружи оно было большим и вытянутым. Не став медлить, я также зашёл вовнутрь. Множество пластмассовых столов, и большое количество людей окружало меня. Если насчитать каждого, то выходило примерно с пяти десятков! Но большая часть людей уже всё равно сидело, так что у раздачи было в два раза меньше. У меня было достаточно времени, чтобы рассмотреть окружающую обстановку, и просто обдумать всё то, что произошло со мной. Ну что сказать, еда была типичной для страны рыбоедов — только что сваренный рис, от которого всё ещё исходит горячий пар, филе рыбы, какой именно я не знал, ибо прошу прощения, я плохо в них разбираюсь. И чашка с чаем. Без сахара. Ладно, хотя бы еда тут есть. Я подошёл к Тосё, и он, радостно мне улыбнувшись, подвинулся. Да, видно было, что поесть он любил, ведь только что в бараке лапшу уминал. Но зато он по-доброму относился ко мне, так что было бы плохо говорить про него вот так. Пожелав друг другу аппетита, приступил к трапезе… …Телефонный аппарат был абсолютно таким же, как и в Токио, так и в Хоккайдо. Похоже, такие стоят по всей стране. Зная, куда я еду, набрал с собой целый пакет с монетами, и, вставив одну, набрал номер моей любимой: — Мику, любимая! День добрый! Как дела? Радостный голос Мику согрел мою душу. Говорили мы с ней по-русски, так как нам было так удобнее, меньше ушей слушают нас. Скрывать нам нечего, конечно, но всё же приятно, когда ваши разговоры остаются приватными. — Лёшенька! Любимый! Пару часов же всего прошло! Хотя да, я тоже уже безумно соскучилась! Всё также, а ты как? Ах, вспомнила! Я уезжаю завтра, в час дня. — Прости, я тогда не смогу тебе позвонить. Я буду работать. Но вот с самого утра тогда и позвоню! И скажи, пожалуйста, на какой номер мне тебе звонить потом? — Ой, ну не страшно, не волнуйся! Вот, тебе есть куда записать? Я вытащил из рубашки авторучку, и принялся записывать на руке. — Вот! Лёшенька, всегда жду звонка! А если не смогу ответить, не бойся, значит, я на концерте! Люблю тебя! — И я тебя. До встречи. С грустью на сердце, я положил телефон на его законное место. Я не заметил, как сзади подошёл ко мне Тосё: — Товарищ начальник, простите за мою нескромность, но с кем Вы говорили? Я просто немного знаю русский, и было упомянуто имя «Мику». Случаем, эта не та самая? Постояв, и подумав, что ответить, я подтвердил его догадку. — Да, если ты про певицу имеешь в виду. — из кармана рубашки я достал нашу свадебную фотографию, и протянул ему. — Вот, моя любимая! Его глаза очень сильно округлились, и мне сначала показалось, что как будто упадёт! — Не может быть! Охренеть. Это же… Товарищ начальник, Вам сказочно повезло! Но…как? — А что здесь такого? Мы встретили друг друга, полюбили, и вот он я. Проделал много тысяч километров ради неё. Ладно, пошил в бараки, а то нас уже заждались. По дороге я ему пересказал мою историю, конечно, опустив все мистические моменты и моменты…любви. Он восхищался мною, и кажется, что он стал даже моим поклонником… Сегодня был не рабочий для нас день. Мы в основном общались, и играли в маджонг да в сёги. Если в первое я ещё умел играть, и бывало даже, что выигрывал, то вот сёги… Была для меня очень сложной, так что я просто смотрел, как в неё играют другие. Вечер был очень тихий, почти безветренный. Работяги готовились к ночной смене, отмечались у начальника и выходили на смену. Все принадлежавшие мне люди, в том числе и я, была дневной. Ночь. Облаков не было, и только маленький лунный лучик попадал на меня, ибо я был под окном. Звёзды, мириады их. Помню, как в лагере смотрел на них вместе с моей любимой девушкой, пускай и не такое продолжительное время. Они все искрились и мерцали. Но была одна, которая горела очень-очень ярко. Я назвал её именем. Потому что напоминала о ней. Такая же одинокая, но очень яркая и великая. И так далеко. Уже собирался засыпать, как вдруг со мной заговорил тот, что с патлами, Кирью. Его кровать была рядом с моей: — Арекусей-сан. Не спите? — Почти нет. Что-то хотел? — Да. Вы любите постоянные дожди? — Нет. — Тогда полюбите. Добро пожаловать на Хоккайдо! Он отвернулся к стенке. Ну, хоть не цунами и тайфуны, и то хорошо. Я последовал его примеру, и также отвернулся, только уже к окну… Март. Этот славный месяц начала весны ознаменовал собой начала тепла, и какое-то кошмарное количество дождей. Работать было очень трудно, особенно когда ты возишься с кабелями. И по колено в грязи. Мужики поначалу не слушали меня, но с каждой сменой наши отношения становились чуть лучше. Если в самом начале все они даже слушать меня не хотели, то неделю спустя уже более-менее прислушивались. Мы часто собирались по вечерам и общались друг с другом. Когда они узнали, что я женат на самой популярной диве в Японии, а может, и во всём мире (Интернета у меня не было, и узнать я банально не мог), то сильно дивились, и моё уважение среди них также немного повысилось. Но я тоже узнавал и о своих работниках: Тосё очень любил Союз, и зарабатывал деньги, чтобы уехать туда. Пояснял он это тем, что гордиться достижениями моей родины, её людьми, культурой и историей. А особенно её красотой. Ему было уже под сорок, и семьи не было. Следующим был Киси. Неприятный тип. Если бы он не был моим подопечным, то никогда с ним не общался. Нет, он не плохой, не злой. Просто по его поведению было понятно, что он за человек, а именно — завистливый. Постоянно говорил за моей спиной, что я блатной, раз попал сюда на такую должность сразу. А в лицо восхищался мной и моей удачей. Было ему двадцать восемь, из семьи только больная мать, и то живёт одна в Осаке. На очереди — Тен-сан. Старик был малообщительным, из тех, который при разговоре с тобой больше кивает и вставляет пару-тройку слов. Но хоть он и был таким, однако всё же была причина такого поведения — у него недавно умерла жена. Поэтому он устроился на эту работу, чтобы забыть о боли. Его было трудно разговорить, но после пары глотков дорогого саке, заранее привезённого мною на подобный случай, он разговорился. Много он лет прожил, очень много. Ему было почти девяносто, хоть и не скажешь сразу. И был превосходным работником! Я многому у него научился. Осталось два человека. И если все люди выше раскрывались для меня постепенно, день ото дня, то следующие, Кирью и Киё — были настоящими сокровищами. В том смысле, что ни черта не было понятно, кто они такие. Говорили они очень мало и по делу, и также отказывались пить. Но ничего, не всё должно быть сразу, верно же? Середина марта. Я уже привык быть здесь. Кровать стала как будто уютнее, акклиматизацию прошёл удачно. Звонил Мику каждый раз, когда выпадала такая возможность. Мужики подшучивали надо мной, конечно, но не со злобой. Помню, что один неизвестный высказал что-то не очень приятное про нас, но тут же ему прилетел хороший подзатыльник от Тен-сана. Теперь уже смеялись над ним. Было очень тепло и душно. Мы должны были заканчивать свою работу на этом участке. Я хоть и был начальником, и имел белую каску, но также работал вместе со всеми. Так мне нравилось даже больше, ведь что когда ты, как командир, идёшь в атаку со своим войском, что простой начальник, когда работаешь вместе со своими работниками — командный дух повышается так же, как и уважение к тебе. Работали все сообща — самые сильные, как Тосё и Киё приносили все тяжёлые вещи, Кирью и Киси — занимались сваркой и монтажом, а вот я и Тен-сан — занимались чертежами, монтажом и прокладкой кабелей с проводами. Работа у нас была физически не тяжёлой, просто уличная погода, и излишняя работа по оптимизации, и черчению давали о себе знать. *** Апрель. Время шло, снова и снова. Не быстро, но и не медленно. Мику успешно даёт одни концерты за другим, уже сейчас даёт в южной части страны, где пляжи, моря и солнце. Ах, как же я хочу сейчас быть с ней там, а не тут! Но зато деньги в дом приношу, так что и от меня польза есть. Мы с Тосё обычно сидим в подсобке, и по радио слушаем её концерты. В тишине. Только мы и её музыка. Моя слеза одиноко пробежала по щеке. Друг это заметил, и стал меня утешать. Это было мило, конечно, но я сам успокоился. Осталось два месяца, и я дома. Но нет добра без худа. У меня снова начала болеть голова. Приступы били волнообразно, нарастая каждый раз с новой силой. Но это ещё ладно, таблетками из медпункта я защищался от неё. Однако было то, отчего защититься было нельзя — я стал чувствовать и слышать посторонние запахи и вкусы. Они не были прям сильными, но, к примеру, работе это мешало. Часто слышал запах горелой резины, но никогда не находил источника. Я никому не рассказывал про это, не видел смысла. План работы был таков: нужно подсоединить ту часть участка тоннеля, который мы делали на поверхности, соединить с тем, что был под землёй. Задача сама по себе не трудная, но осложнялась тем, что было очень сложно без техники добраться до нужного нам места монтажа. А техника прибывала к нам очень не часто, так что большую часть дня мы просто сидели. Хоть научился в сёги играть! В один день, когда почти все подчинённые ушли на обед, а я остался, чтоб уже добить все чертежи, и продумать план на послеобеденное время, меня отвлёк Киё: — Да, слушаю тебя. — сказал я. — Арекусей-сама, на пару слов можно? — Я же сказал, что слушаю. Прости, когда я сконцентрирован на чём-то, могу быть злым, не обращай внимания. — он только махнул рукой. — Ай, забейте, всё в порядке. Вы же хотели узнать мою историю, да? Так вот, всё всегда держать в себе не получиться, так что, прошу, пройдёмте со мной. Мне нужно кое-что показать, да рассказать… Он был грустным, и хорошо видно, что подавленным. Но что же случилось? Мне нельзя его игнорировать, даже если обед пропущу. Я пошёл рядом с ним. — Это всё было не очень давно. Лет пять назад, примерно. Начал он разговор, когда мы вышли через КПП, и шли туда, где я ещё ни разу не был. А затем, когда же всё-таки узнал, что там, то лучше вообще не приходил… — Понимаете, я тогда его только нашёл. Мы с женой развелись почти пятнадцать лет назад, и больше я его не видел с того дня. Она забрала его, и запрещала нам общаться. Она…всегда была такой…злой. Точнее, стала такой, после переезда на Хоккайдо. Сам я с Ямагато, что на юге отсюда. — Но о ком вы говорите? О сыне? — предположил я, и оказался прав. — Да, Вы правы. Вот, мы почти пришли. Дорога сильно шла в гору. Нужно было подниматься на вверх, где открывался потрясающий вид! Но какой ценой… Того, что здесь было кладбище. Синтоистское, с каменными столбами, около десяти. Атмосфера, не смотря на красиво падающее солнце, была угнетающая. Даже просто находиться рядом с ними было…тяжко. Негативные мысли лезли в голову, и хотелось, наконец, уйти отсюда. Но всё же, когда человек открывает перед тобой свою душу, тем более, такой закрытый, то ты обязан его выслушать, не смотря ни на что. Он громко и тяжело вздохнул, стоя у средней по длине каменного столба. Затем, начал свою речь: — Я встретил его, спустя столько лет, совершенно случайно. Когда был в магазине, в Токио. Мы сначала не узнали друг дружку, но разговорились. Он был обычным продавцом, работающий на полставки. Каждый день я приходил к нему. Мы общались, проводили время вместе. Но… Всему есть своё время, и цена. Когда он шёл домой, поздно ночью, то заметил, как в переулке домогаются до одной девушки. Сынок был парнем с горячим сердцем, и всегда пытался помочь ближнему. Эх, но только не в этот раз… Их было больше, но он не испугался. Зато, у них были ножи… Он заплакал. Слёзы быстро текли по его лицу. Смотреть на это было очень больно, но он всё равно продолжил: — Пять лет. Прошло пять лет с момента его смерти. Я прихожу сюда каждый год, в тот самый день. Арекусей-сама, благодарю Вас, что выслушали меня. Мне стало легче. Задул сильный ветер. Прохладный, пробирающий кожу, восточный ветер. — Но почему ты рассказал именно мне? — Хороший вопрос. Сам не знаю. Наверно, не хочу вот так выглядеть перед своими друзьями. Да и слушать также хорошо не умеют, и слишком много вопросов задают. Ладно, пойдёмте, а то из-за меня вы и так на обед опоздали. Перед уходом, я ещё раз кинул взгляд на памятники. Мне стало страшно на секунду. Ведь, к примеру, я также мог умереть тогда, в переулке, когда попросил Мику убегать со всех ног. Но я жив. И буду жить. Только ради неё. Всё ради неё… Работа не спорилась. Моё моральное состояние было не самое лучшее. Вспомнился тот самый вечер, когда я всю ночь не спал. Это заметили и мои коллеги, отчего и посоветовали отпроситься пораньше, отдохнуть. Я был против, ведь кто будет следить, но Киё настоял на своём. Всё-таки, они были правы. Я безумно устал… …На следующий день я уже проснулся бодрячком. К сожалению, я не звонил Мику вчера. Надеюсь, она не волнуется. На завтрак обязательно позвоню. Но не сегодня, ни завтра, и даже послезавтра она не была доступна. Всё время отвечал её агент, который говорил, что моя жена очень занята. Ух, как же он меня бесил! Вместо грусти, пришла ярость и ненависть. Я практически перестал общаться с друзьями, кроме как по работе. Но, всё же, понимая, чем это чревато, всё время пытался успокаивать себя. И отчасти, это получалось. Середина апреля уже прошла, и соответственно, командировки тоже. Главное, дотерпеть. Голова всё время болела, и в медпункт ходил, как к себе домой. Главная медсестра всё хотела выписать мне направление в городской госпиталь, но зная, что я так могу потерять работу, и конечно же, мой главный мотиватор — зарплату, я всё отказывался. Так, план работы на этот месяц завершён на восемьдесят пять процентов! Всю основную работу мы проделали, прокопали, проложили, и произвели защиту кабелей от океанской воды. Осталось теперь только подключить к общей сети, и готово. Но вот проблема теперь в другом. А именно — две отдельные бригады, которые делали сам туннель, не могли согласовать работу между собой. К великому счастью, продлилось это всего несколько дней, и… …Я стою перед главным рубильником. Сзади меня стоят люди, которые выше по должности даже Каури-сама. Во мне нет страха, нет волнения, нет ничего, кроме пустоты. У меня болит голова. Я хочу спать. Мешки под глазами давят и мешают. Они подают мне команду…включать. Дёрг. Громкое, мерное жужжание заполнило генераторную. Всё. Готово. Они все радостно хлопали, как будто это был какой-то великий праздник, мать их… А на мне ни капельки эмоций, только сухое лицо. Они ушли, что-то обсуждая между собой, и моя бригада подошла ко мне. — Здорово! Всё благодаря нам и нашему здоровскому начальнику! — смело заявил Тосё. — Да, да. Всё, все свободны, всем спасибо, всем пока. — также сухо сообщил я. Но главный толстяк Хоккайдо схватил меня за плечо. Злость одолевала меня. — Что тебе нужно, Тосё? — сквозь зубы проговорил я. — Товарищ начальник, Вы это, в порядке? На Вас же лица нет. — Да. Рабочий день закончен, можете идти. Я развернулся, и быстро зашагал от них. Но всё ещё слышал, о чём они шептали: «Вы его глаза видели? А обратили внимания на его поведение? А как характер изменился? У моей соседки также было, но потом у неё обнаружили…» Не успел дослушать их, ведь я довольно далеко ушёл. Плевать. Я просто хочу услышать её голос. Заперся в кладовке. Вместе с радио Тосё. И слушал. И слушал. И слушал. И слушал. И слушал. И слушал. И слушал. И слушал. И слушал. И слушал. И слушал. И слушал. И слушал. И слушал. Всё ждал, пока объявят её. Но ничего не было. Ни слова. Ни одного грёбанного слова. От злости, я уже хотел его бросить ко всем поганым чертям, но тут в дверь постучали. — Кто там?! — рявкнул я. — Арекусей-сама, прошу Вас, выходите. Мы все переживаем за Вас, и не хотим, чтобы что-то случилось плохое. — говорил своим уже надоевшим голосом Киё. Я открыл дверь. Яркий свет от лампочки ударил по глазам. Вылез из узкого помещения для хранения вещей, словно из изолятора для особо опасных преступников. — Арекусей-сан, Вы как? Что-то неважно выглядите. — сказал Кирью. — Я хочу спать. А вы, мужики, что-то хотели ещё? Если нет, то я пойду. — Но мы хотели Вам предложить… — начал Киё. — Выпить. — Нет. Спасибо. Не пью. Мои глаза закрывались. Хорошо, что столовая по пути, я постараюсь ей ещё раз позвонить. Дойдя только на одной мотивации, я вставил монетку в приёмник. Короткие гудки… Ещё короткие гудки… Серия долгих гудков… Телефонная трубка полетела вниз. Не было желания даже класть её обратно. Пускай кто-то другой это сделает. Почему я должен что-то делать вечно? Мысли путались, не могли соединиться друг с другом, отчего получалась чепуха полная. Голова не болела, но была как будто налита свинцом! Под одеялом, и на мягкой подушке, я верчусь, и постоянно кручусь. Неприятный скрежет. Из-за меня люд не могут уснуть, но и сказать мне тоже ничего не могут. Стыдно, но что я могу поделать? Я просто хочу спать, но этот аквамариновый образ не уходит из моей головы. Я переживаю, что же с ней? Она всегда отвечала, даже ночью… *** Май. Конец весны, и начало лета. Но май только начался, так что, до конца командировки ещё двадцать восемь дней. Моё состояние немного улучшилось, и я уже не был таким злым и раздражающим. А скорее…меланхоличным. Даже самые весёлые шутки Тосё не могли поднять мне настрой. Но всё же, кое-что произошло, а именно… Мику подняла трубку! — Любимый! Прости-прости меня, что не могла ответить тебе! Я была очень занятой! И, прости ещё раз, но я приеду только под август где-то. Ты представляешь, они отправляют меня ещё по паре городов! Но зато за двойную оплату! Не переживай, это время пролетит очень-очень быстро! Я очень скучаю по тебе, и сильно-сильно люблю! И, кстати, как ты? У тебя голос такой, будто тебе очень плохо… Она была права. Время и правда бежит ну очень быстро. Снова моё эмоциональное состояние вернулось в норму. Но только тогда, когда я слышал её. Ах, бывает временами, что мысли тяжело собирать в кучу. — Да, да, всё в порядке, милая. Работы много, вот и устал. Да и за тебя постоянно переживал, сутками на связь не выходишь! — Ну, Лёшка! Я же объяснилась! — Да не суетись ты так. Я знаю, просто волнуюсь же… Она послала мне воздушный поцелуй. Скучаю по её губам. — Ага! Знаю, сама такая же. Ладно, я побежала, а то и у меня работы много. В основном это тренировки голоса и игры, особенно после… А ладно, дома расскажу! Давай, люблю тебя и скучаю! Повесила трубку. А я просто стоял. И думал. Мысли пересекались, врезались друг в друга, создавая пробки. Я массировал виски. Ладно, хватит. Надо думать о работе, и только о ней. Ещё ведь план на месяц составлять, а для этого нужно идти до выше стоящего начальства! Ух, уже третий месяц хожу к ним, и всё равно нервотрёпка! Ну, хоть после недавней удачной сдачи плана они были в хорошем настроении. Суть задачи на этот месяц была в том, что нам было нужно закончить нашу зону работы. Туннель почти завершён, и оставалось нам совсем немного. И всё шло хорошо и гладко, пока не случилось страшное… Было двенадцатое мая. Лучи яркого весеннего солнца нежно ложились на барак, согревая его. Отопление отключили, но это не значит, что по ночам ещё тепло. Мы все проснулись, как всегда, в шесть утра. Ничего не предвещало беды, совершенно обычный день…был бы таковым. Тен-сан не проснулся. Мы будили его, толкали. Но я был единственным, кто догадался проверить его пульс. Его не было. Старик не дышал, а сердце не билось. Чтобы убедиться, что он точно не дышит, я поднёс маленькое зеркальце к его рту. И было то, чего я боялся больше всего — оно не запотело. Старец точно не дышит… Следующее, что было, это приезд скорой, и констатация факта. Он не был для меня родным человеком, или даже другом, но сердце всё равно защемило. Просто взять, и уснуть. Навсегда. Без боли, без криков. Закрыть глаза, и задремать. Вечным сном. Зато, он наверно сейчас со своей женой. И ему хорошо там. Я хочу верить в то, что после смерти мы уходим туда, где нам будут рады, где нас будут ждать, а не в чёрную, всепоглощающую пустоту, где нет ничего, кроме тебя самого. В тот день мы не работали, нам дали на это разрешение вышестоящие люди. Все мы распили по две бутылки саке. Его захоронили на том самом кладбище. Теперь каменных столбов было одиннадцать. Каждый молился за него, но я не знал ни одной японской молитвы, а поэтому просто попрощался, сказав несколько слов. Мы все стали общаться, как будто ничего и не было. Сложно, конечно. Он помогал мне, с ним было работать легко. Работа, как и дни, протекали быстро. Не успел я оглянуться, как уже прошло две недели. До дома оставалось совсем немного. Я ждал, всё ждал, когда же это кончится, и смогу уже уехать. Но я даже не предполагал, что так рано… Была середина дня. Мы грузили огромную катушку с кабелями, чтобы расчистить площадь, как вдруг к нам подбегает парниша, которого я раньше не видел, и, пытаясь отдышаться, быстро затараторил: — Кто из вас Арекусей-кун?! — Я, кто спрашивает? — Вас сам Каури-сама по телефону вызвал! Сказал, что очень срочно! И он умчался так же, как и прибежал. Мы с мужиками пожали плечами, но делать нечего, раз вызывают, так вызывают. Я оставил Киё за главного, а сам пошёл в штаб, там недавно телефон поставили. Удобно. Штаб был недалеко от места работы, примерно в двухстах метрах. Заставлять своего начальника было нельзя, особенно такого, как Каури-сама. Я шёл очень быстрым шагом, и, войдя в здание, подошёл к телефонному аппарату. Господи, девяносто третий год на дворе, когда уже изобретут портативные телефоны?! Всё-таки, как бы я не любил тот, свой мир, но по технологиям всё же скучаю. Закинув монетку, я набрал его номер. Снова гудки, и снова бездушный щелчок. — Тамада Каури, слушаю Вас. — Каури-сама, это Арекусей-кун. Вы что-то хотели? — Да. Поздравить тебя с отличной работой. Не ожидал, что ты справишься. Можешь собирать вещи, у тебя сегодня вылет домой. Билет заберёшь в аэропорту, подойди к третьей кассе, и скажи, что от меня. Вылет на семь двадцать, так что поторопись. Когда прилетишь, доложи мне, понял? — Конечно, Каури-сама! Понял Вас! Но работа-то ещё не закончена! Я не могу бросить своих подопечных. Он пару секунд подумал, и сообщил следующее: — Хм, правильно думаешь, одобряю. Но твоя работа здесь завершена. Ты тут больше не нужен. На твоё место завтра приедет другой человек. Ещё вопросы есть? — Пожалуй. Почему Вы не предупредили меня, что я буду управлять людьми? Даже через телефон было понятно, что он стал злиться: — А я что, должен отчитываться перед своими работниками?! — Нет, господин, прошу, простите меня. Начальник повесил трубку. Интересно, почему этот вопрос так задел его? Хоть и бросать мужиков было не правильно, но домой всё же хотелось. Так что, я с огромным удовольствием шёл к баракам, чтоб собрать сумки. Но там меня уже ждали. Точнее, они просто все обедали. — Приятного всем! Вот, все в сборе. Почти… — чтобы опять не грустили, я махнул рукой. — Ладно, простите, у меня другая новость. Я уезжаю. Они все громко поставили свои чаши с собой громко на стол. Стояла напряжённая тишина. — Так, я позвонил Каури-сама, и он сообщил, что моя работа здесь закончена. Простите, что покидаю вас всех, но это не моё решение. Завтра приедет новенький, но я не знаю, кто это будет. Вместо ответа, Тосё поднял с пола бутылку саке, и открыв её, протянул мне. — Но, Тосё. — Пей, товарищ начальник. Сделай глоток. А затем и мы. Это традиция, когда кто-то из наших друзей покидает нас. Обидно конечно, что такой человек, как Вы, уезжаете, но что поделать. Когда, кстати? — Сейчас. Мне надо собрать вещи, и ехать. Я буду скучать по вас всем, вы отличные люди. Они все мне очень вежливо и уважительно поклонились. Мне было приятно… *** …Вот, я снова стою на остановке. Больше не сажусь, зная то, чем это может быть чревато! Да я и не устал. Погода стояла великолепная! На улице была уже жаркая погода, но северный тёплый ветерок обдувал лицо, отчего мне стало слегка прохладно. В левой руке я держу зимнюю куртку, а в правой — чемодан. Посмотрел на часы — до автобуса оставалось минут пять. И я навсегда попрощаюсь с Хоккайдо, так же, как и с Союзом. Мне нравиться это место, здесь спокойно и тихо. Даже очень. Провести бы здесь пенсию со своей Мику, и жить в покое ото всех. Только я и она. Но даже когда я вернусь домой, мне всё равно будет одиноко, ведь она приедет только через пару месяцев. Эх… Автобус приехал вовремя. Они всегда приезжают вовремя. В одно и то же время. Всегда. Не знаю, да и знать не хочу, почему так, но в этом мире они никогда не опаздывают. Даже в Союзе. Странно. Но у всего должны быть свои секреты, загадки и тайны. Ведь, если мы все станем открытыми друг для друга, как одна большая книга, то станет ли нам от такого интереснее жить? Машина всё ехала. В этот раз уже без пяти остановок. Сам без понятия, почему так, но может быть, за все эти почти три месяца поменялся маршрут? Ну и славно тогда, удобно. На каждой остановке заходило по людей пять-шесть. Всё те же пенсионеры, зато уже с внуками. Хотя вот, и пара молодых людей зашло. Они счастливо улыбаются, тихо хихикают. Кого-то мне это напоминает! Вот смотрю на них, и у самого на душе спокойнее и теплее. *** Вот, я и дома. Пустая, холодная квартира встретила меня полным одиночеством. Включённый свет не помог, не подарил покоя, не принёс радости. Крикнув неизвестно кому «Я дома!» рухнул на диван в одежде. Мне не хотелось ничего. Я просто лежал, и смотрел в белый потолок. Мыслей не было. Сил не было. Но зато была вера и надежда, на что-то лучшее. Но тучи всё сгущались… Конец мая. Я хожу на всю тоже работу. И возвращаюсь домой очень поздно. Одному быть до невозможности больно и одиноко. Когда возвращаюсь, я играю на гитаре. Той самой, с которой я провёл так много времени. Также похудел, ведь я ел всего один раз в день. Ибо не могу, так как еда стала для меня…пресной. Безвкусной. Сколько соли и специй не клал, каким только соусом не заливал, всё неаппетитное. Даже сахар пробовал добавлять в мисо-суп, и даже тут мимо. Даже мешки под глазами стали больше, хотя не сказать, что я плохо сплю. Голова не болит, а наоборот, я полон энергии, и очень быстро думаю, соображаю. Но в один день меня отпустили раньше. Сказали это тем, что, видите ли, праздник будет у коллег, так что я могу спокойно уйти домой. Могли бы и меня, хотя б пригласить. Я бы не отказался. Но ладно, зато их самодовольные рожи не увижу. Делать нечего, гулять тоже негде. По крайней мере, одному. Выбор тогда оставался не большой. Я просто лёг спать раньше… …Но даже так, сон не шёл. Открыв окно, я уставился на звёздное небо. Оно было неизменным, оттого и самым красивым. С трудом, но, всё же найдя нужную мне звёздочку, сразу на душе стало легче. Вот она, совсем рядышком с луной. Одна из всех, которая не мерцает. Звезда по имени Мику. Слезинка упала с моего глаза. Да что это со мной? Почему я стал таким эмоциональным?! Я не понимаю себя, от этого и страшно. Вот, минуту назад было всё прекрасно, а сейчас… Резко закрыв ставни, достал бутылку саке из холодильника, и сделал пару глотков. Холодная и резкая жидкость протекла по моему желудку и горлу, заставляя их гореть и оставляя жгучее послевкусие. В кого я превратился? Пока нет жены, я пью и плачу. Падаль, да что же со мной? *** Июнь и июль. Как братья близнецы, они всегда вместе. У них всегда одинаковый характер и поведение. Их трудно отличить, но нужно ли это? Главное, что они быстро проходят мимо тебя, да так, что и не замечаешь, как уйдут и придёт их старший брат — август. В отличие от них, он не такой жаркий и засушливый, а наоборот — полная противоположность. Тёплый, дождливый, но очень душный. Этот месяц и правда, был очень дождливым. Через сутки шёл постоянный дождь, причём очень сильным и постоянным. Ливень пожирал под собой всё то, что принесли нам эти два брата близнеца — тепло, зелень, хорошее настроение. Зная, что Мику может приехать со дня на день, я взял неоплачиваемый отпуск на неделю. Этого должно хватить для того, чтобы встретить её. Всё равно давно нужно было взять выходные, ибо работать круглыми сутками без отдыха, было трудно. Да, я сам выбрал себе эту работу, и незачем мне сейчас скулить и жаловаться. Мне очень-очень её не хватало, и я всё чувствовал, что скоро что-то будет. Только когда, где, и что — мне было не известно. Мику, любимая моя, когда же ты приедешь… …Прошло три долгих дня. Она звонит мне, и говорит, что давала концерт в Токио, и это был её последний в этом году. Хотела позвонить мне ещё тогда, чтобы пригласить меня, но ей не разрешили. Я тогда проклинал каждого её работодателя и агента идиота, но одной злобой ничего не добьёшься. Смирился. Но я снова отвлёкся от мыслей. Со мной такое часто стало. Я и забываю, и бывает наоборот, вспоминаю то, что было когда-то забыто. Вспомнил лицо мамы. Каждую чёрточку её лица, каждую улыбку, каждые слова… Как и что с ней? Я прошу богов, чтобы с ней всё было в порядке. Прости меня, мама, прошу тебя. Меня поставили перед самым тяжёлым выбором в жизни, и только от меня зависело всё в тот момент. Только я несу за всё ответственность, и перед Мику тоже. Я предупредил её, что буду дома, что взял отпуск. Она не просила её встречать, а приехала сама, на служебном автобусе. Её довезли прямо до дома. Я сам видел, как она выходит из автобуса, и, ища меня взглядом через окно, радостно закивала. Несла на себе чемодан. Сил не было, вместо энергии пришёл теперь упадок. Вот, даже за такую мелочь пришлось заплатить… Но всё же нельзя просто так стоять и смотреть, как твоя жена и любимая душа несёт такой тяжёлый груз. Пошёл дождь. Она стояла под крышей, собираясь открыть входную дверь, но я опередил её. — Лёшенька, любимый! Как я…рада… Но вместо обнимашек и радости встречи, я получил взгляд, который был полон испуга и переживаний. Ну, вот и радостная встреча… — Лёшечка, что же это с тобой? Как ты? Как себя чувствуешь? И почему ты в больницу не пошёл?! Слёзы забежали по её нежным щёкам. Мне было больно от её вида. Нужно было что-то предпринять, я не могу оставить её в таком положении. — Мику, любимая. Я тоже рад тебя видеть. Всё в порядке, не волнуйся. Я совершенно здоров и… Но вот во второй раз в жизни, она грубо перебила меня: — Ты…ты совсем дурак что ли?! Ты хоть себя в зеркало видел?! Да ты труп ходячий! Лёша, ты… Пришла моя очередь перебить её: -Слушай, Мику. Давай не на улице. А то холодно здесь, простынешь ещё. Я забрал её чемоданы, и начал подниматься по ступенькам. Она по дороге ещё говорила о том, какой я безответственный, что я не забочусь о себе, как она переживает обо мне… Короче, за несколько минут она успела высказать пару тысяч слов. Мне нравится её голос, но не нравиться, что она так волнуется. Со мной всё в порядке, в полном. Уже дома. Только хотел помочь разобрать её вещи, как она взяла меня за руку, повела в спальню, и усадила на кровать, как ребёнка. Я устало вздохнул: — Мику, ну что ты хочешь от меня? — Алексей, я не хочу, я прошу тебя. Давай сходим в больницу? Не зря моё сердечко так болело постоянно. Надеялось, что зря! Но нет! Я позвоню маме, спрошу самых лучших врачей! Только, пожалуйста, пойдём. Я не смогу жить, зная, что тебе плохо… Я смотрел ей прямо в глаза. В её циановые, обворожительные, словно два драгоценных аквамариновых камня. В них пылала надежда и любовь, страх и боль. Но я не мог с ней согласиться, ибо мне… — Прости, Мику, я понимаю тебя. На твоём месте вёл бы себя также. Но не могу я пойти. Она легонько дёрнула меня за руку. Из её глазок снова закапали алмазные капельки слёз. — Лёша! Дурак! Эгоист! Думаешь только о себе сейчас! Почему?! Хотя бы ответь! Или даже это для тебя сложно?! — Да потому что я боюсь! Довольна ответом?! Я глубоко и тяжело дышал. Это было тяжело сказать. Она притихла, и, прижала меня к себе, поцеловал в щёку. Слышал, как бьётся её сердечко, переполненное любовью и скорбью, за самого упёртого мужа в мире. Хотя, нет, ведь есть её отец. Она заговорила тихим, но таким бархатным голосом: — Любимый, но почему? Ты же обычно…ничего не боишься. Но ты не волнуйся, я рядом, и всегда буду, так что тебе нечего бояться! — Да, ты права. Но я боюсь того, что могу услышать. Понимаешь? Она не стала отвечать. Ни слова, ни даже поступков не нужно было. Но только одно действие поистине было нужно. Мы соединились в поцелуе. Он всегда самый сладкий, особенно после такой долгой разлуки. Она постанывала, и её руки изучали моё худое тело. Мы отстранились друг от дружки. — Лёшка, ты очень худой, как скелетик из мультиков. Почему? Ты что, ничего не ел? — Ну как это. Ел. Раз в день, правда. Она легонько хлопнула меня по плечу. — Лёша бака! Почему? Меня не было, значит, самому готовить было лень? — Да не! Просто… еда для меня пресная. Как этот дурацкий тофу. — Ох! Ну всё равно кушать-то надо! А ты сейчас голоден? — Не, я перед тобой поел. Ведь как знал, что будет такой разговор! Ты очень устала с дороги, отдыхай. А я почитаю, или телевизор посмотрю. — Лёшка, ничего и не устала! В автобусе выспалась! И, кстати, я так рада, что ты был в роли начальника! Тебе это очень идёт! Так, уже забыла, блин! Надо же маме позвонить… Она позвонила с телефона, который был в спальне. Пока они долго общались, я лежал на самой удобной кровати в мире! Общались они о всяком, девичьим. И, конечно же, бывало, что и жаловалась на меня. Но это было больше в шутку, конечно же. Она записывала номер телефона на бумажку. После общения, которое заняло минимум тридцать минут, она залезла и села на меня. Моя девочка была уже совсем взрослой, и её элегантное и стройное тело вызывало у меня дикую страсть к ней. Совсем новое чувство, после этих трёх месяцев. — Лёш, позвоним сейчас, или уже завтра? Я глянул на часы. Почти шесть вечера, и я думаю, что уже достаточно поздно. — Завтра. Время уже позднее, и не думаю, что нам обрадуются. — Эх, ну ладно! Хех, а я ведь скучала по тебе. — она очень нежно провела своими ладонями по моей груди, переходя к животу и ещё чуточку вниз. — Я надеюсь, что ты тоже скучал, права? Жар от любви заполнил всё тело, словно само отвечая на её вопрос. Я утвердительно закивал. — Вот и славно. Так что, помоги мне, а я тебе… Потянув за верёвочку выключения абажура, мы погрузились в любовную темноту… *** …Солнца не было. Вместо него меня разбудил сильнейший ливень, который я видел в этой стране. В комнате, да и во всей квартире, было прохладно. Отопления ведь ещё не включили. Мику ещё спала, и спросонья посильнее укуталась, закрывая свою великолепную фигурку. Не стал её будить, особенно после такой бурной ночи. Но надо всё-таки сделать то, о чём она меня попросила. Я вышел в коридор, и набрал номер, который был мне до боли знаком. Но, к сожалению, не помню, чей именно. Серия коротких гудков, щелчок, и с того конца провода раздался очень нежный, женский старческий голос: — Мария Николаевна, главный врач крыла неврологии, слушаю Вас. Это имя. Словно бочка с порохом взорвалась в голове, отдав жуткой болью. Я вспомнил её. — Здравствуйте, Мария Николаевна, это Алексей. Помните, тот парниша с самолёта. Она подумала чутка, и ответила. — Да, да, конечно помню! Ведь, скажем так по телефону, ты парень не простой. Ладно, ты наверно по делу позвонил, или просто пообщаться? Эх, если бы и правда, только пообщаться… — Грустно, что по делу, Мария Николаевна. Моя жена настояла на этом, а я даже и не знал, что Вы врач! — О, жена. Ты уже женился на той самой девушки, ради которой и переехал? — Да, всё правильно. Скоро будет уже первая годовщина! Прямо на её день рождения… — Ох, я опять говорю не по делу, прости. Тебя что-то беспокоит? Думая, что ей ответить, я перечислил все мои симптомы. — Господь Бог! Это очень плохо. Приходи на приём к…одиннадцати. Тебя устроит? Я посмотрел на часы. Семь утра. — Да, устроит. Адрес больницы можете дать, пожалуйста? — Конечно, записывай… Так, вроде это должно быть далековато. Придётся на такси. Мику зашла в коридор, а на ней была только моя рубашка, застёгнутая на одну лишь пуговку по центру. Она подошла ко мне, и спросила: — Лёш, утро доброе, кому звонил? — Врачу. И ты даже не поверишь, кто это был! — Не томи! Интересно же! Я приобнял её, но чуть-чуть перестарался, отчего пуговка расстегнулась, показав мне её всю. Картина была крайне милой, но всё равно немного прикрыл глаза рукой, ради приличия. — Да ладно тебе, закрывается ещё. А она удобная, рубашка твоя. Так и что сказали? — Сказали, что нужно явиться к одиннадцати, по такому адресу. Сейчас соберусь, вызову такси, и поеду. Ах, да, это была та бабушка, которая летела со мной в Японию. — Но я поеду с тобой! Обещала же, что не брошу! Да и в любом случае поехала б. Дай только быстро переоденусь… — Любимая, не суетись. У нас ещё есть время поесть. — А? Точно! Извини. Что будешь? — Что есть? Давай яичницу, хватит мне. А ты что будешь? — Да вместе с тобой поем! Я бы сказал, что эта была самая вкусная яичница в мире, если б чувствовал хоть что-то. — Милый, ну как тебе еда? — Вкусно! Очень! Хотел поддержать её, но, похоже, что она и так уже всё поняла. — А если честно? Лёш, я же переживаю за тебя больше чем за других… Она положила свою ладошку на мою, отчего мне сильно кольнуло в сердечке. Да, так и есть. Она единственная, если не считать Хиккари-сан, кто заботится обо мне. Я очень грустно вздохнул: — Всё также, милая. Без изменений. Капнула её слеза. Одна, а затем и вторая. И вот уже побежали маленькие струйки. Макияж также потёк, оставляя характерные чёрные следы. Она тихо заговорила: — За что? Просто…за что? Почему именно ты? Я знаю ответ, почему. И уже даже догадываюсь, что это всё не просто так. Все говорили об этом самом времени, но не думал, что у меня будет его так мало… — Ладно, доедай, и давай собираться. Я сейчас приведу себя в порядок быстренько, а ты вызови такси, хорошо? *** Мы сидим, и ждём очереди. Белый коридор, обвешенный медицинскими плакатами на тему неврологии. Белые стены, белый потолок, и только пол отличался — он был небесно голубым кафелем. Мы были в очереди последними. Но до этого успели пройтись по другим отделениям, сдать кучу анализов, а именно, не меньше шести. В них было написано кучу медицинских терминов, которых ни я, ни Мику не знали. Но в них явно не было ничего хорошего, ибо было много восклицательных знаков, которые явно на что-то намекали. Мику пыталась отвлечь как себя, так и меня от всего этого, тихо говоря про всякие бытовые мелочи. Тихое, равномерное тиканье часов перемешивалось с её речью, отчего меня клонило в сон. Дверь отворилась. Вышла пожилая женщина со счастливой улыбкой. Хоть кому-то сейчас хорошо… Мику тянет меня за руку, помогая встать. Она почтительно здоровается, а затем и я. Мы входим, и садимся на приятные, и очень мягкие стулья. — Здравствуй, сынок. Очень, очень плохо ты выглядишь. Давай анализы. Кстати, не ожидала, что будет такая знаменитость, я б чайник поставила! Я протянул ей анализы в руки, и мы легонько рассмеялись. Она стала внимательно читать каждую бумагу, проверяя и сравнивая, и что-то записывая попеременно в блокнот. И при этом постоянно неудовлетворительно кивая, и цокая. Нас утомила тишина, но, похоже, что Мику даже сильнее, и она начала задавать вопросы: — Мария Николаевна, ну что там? Что с ним? Всё будет хорошо? Это же ведь просто мигрени? Моя девочка нервно захихикала. Мне было до жути страшно услышать её ответ. — Не могу пока точно сказать, простите. Но явно хуже мигрени. Тут нужно провести МРТ. Я сейчас выпишу направление, а затем вам нужно пройти к третьему кабинету. Это недалеко, всё время поворачиваете налево, а там найдёте. Потом возвращайтесь. Мы кивнули, и, встав со столь мягких стульев, направились туда. Пока мы шли, Мику не отпускала мой локоть. Постоянно говоря что-то, и вникнуть в её речь было трудно, так как она постоянно скакала от одной темы к другой. Моя жёнушка уже не нервничала, она была в панике. А я не мог её поддержать, не находилось нужных слов. Как и всегда, когда они так нужны… …Предъявив врачу направление, и рассказав причину прихода, мужчина средних лет приказал мне раздеться до пояса, и лечь на «кровать». «Кроватью» была стальной койкой, которая задвигалась в аппарат. Я хорошо слышал как моя Мику постоянно шептала какую-то молитву, которая звучала очень гармонично и мелодично. Аппарат начал свою работу… …Темнота. Глухой звук. Молитва, которая звучала красиво из её уст, превратилась в какофонию. Металлический вязг. Он, словно термит, пробуривал мне голову. Но через пару секунд всё закончилось, и яркий свет из-под ламп сильно ударил мне по глазам. А Мику всё сидела на стуле в позе молитвы. Врач что-то быстро писал, и сказал подождать пять минут, пока проявится снимок… Я не стал трогать свою любимую. Не стал ей мешать, а просто сел рядом. В ожидании чуда. Эти минуты длились безжалостно долго, но даже они закончились. Засунув снимок в аккуратный конверт, доктор передал его мне вместе с той самой бумажкой, и выставил за дверь. Мы с ней шли в глухой тишине. Она дрожала, как будто её окатили холодной водой. Бедняжка, прости меня… …Уже в кабинете, передав Марии Николаевне снимок, она начала читать его. Ощущение было, словно я стою на эшафоте, и вот-вот должны были зачитать приговор. А ведь так и было. Следующее, что она сказала, разделила мою жизнь на до и после: — Мне…мне очень, очень жаль. Я работаю здесь без малого тридцать лет, и каждый раз говорить — словно ножом по сердцу. Опухоль мозга. Вот, видите? Она повесила снимок на яркий экран, где было видно мой череп и мозг. И она указывала ручкой ровно на центр мозга, где была эта самая опухоль. Большая, не меньше куриного яйца. — Да, вот она, эта болячка. Она быстро растёт, но думаю… Я перебил её. Ведь и так было всё понятно. — Просто скажите, сколько мне осталось? Ведь Вы сами всё понимаете… И я сейчас не про опухоль. Не волнуйтесь, Мику знает, откуда я. Мне от неё нечего скрывать. Она очень тяжело вздохнула, подбирая верный ответ. А на Мику и вовсе было страшно смотреть — она была белее листа, и смотрела куда-то в сторону, медленно покачиваясь из стороны в сторону, словно убаюкивая себя. И, когда наступила тишина, только сейчас услышал, насколько сильно шумит дождь. — Ох, я даже не знаю, сынок. Может, несколько месяцев, может, два года. Тут не скажешь! Но в среднем — год. Я могу выписать курс химиотерапии, а потом операцию… — Не надо. Это всё равно не поможет. Мы все заплатили свою цену, чтобы остаться здесь. И я ни о чём не жалею. Посмотрев на Мику, мне стало больно на душе. Она плакала. Очень-очень тихо, но при этом слышно. Плакала надрывно, опустив голову на коленки, и закрыв личико руками. Я легонько приобнял её, и начал потихоньку успокаивать. Но она вцепилась в меня, и зарыдала в голос. — Дорогуша, возьми, попей. Тебе полегчает. — Мария Николаевна протянула ей стакан с водой, на дне которой плавала таблетка. Но она даже не обернулась. Я указал ей рукой, что мы уходим, и она только кивнула, поставив стакан на стол. Так и дошли до телефона в обнимку. А она всё плакала. На нас обращали внимания другие врачи и пациенты, но было всё равно. Ведь моей любимой было очень плохо. Мику явно говорить не могла, поэтому пришлось вызывать такси мне. *** Каждый живёт так, как он хочет и может. В том числе и обречённые люди. Я уволился с работы, по просьбе моей дорогой. И сам был не против. Денег у меня было предостаточно, да и тратить особо некуда. Мику также взяла небольшой отпуск, чтобы провести время со мной. После больницы, когда вернулись домой, она весь день проплакала, не отходя от меня ни на шаг. И на следующий день тоже. Мы были вместе, планировали, что будем делать в годовщину нашей свадьбы. Хик-сан, конечно, пока не сказали про меня. — Милый, а давай на Окинаву? Там много пляжей и клубов! Думаю, тебе понравится! Я была там в позапрошлом году! — Хорошо, я рад. Когда поедем? — Ну, я могу съездить в аэропорт, посмотреть билеты. — Нет, я сам. Я могу ходить, и я вот не болен ни капельки! Она нахмурилась. — Вот зачем было портить настроение? Никуда не едем, дома сидим. — Прости! Я не хотел обижать, честно! Но она же всё же съездила, но перед этим опять назвав меня бакой. *** Мы прилетели на Окинаву. А именно — в Наху. Здесь было ещё красиво, хотя видно, что туристический сезон закрылся. Мы гуляли по пляжу, наслаждались видом. Мику недавно купила камеру, и любила всё снимать! И ведь у неё получались такие живые снимки! К примеру, вот мы стоим на крутом склоне, а на горизонте — бесконечная водная гладь, вот стоим по колено в водичке, словно пытаемся окунуться. Достопримечательности, красивые здания, и так далее. Под вечер, мы зашли в маленький клуб, где выпили по коктейлю. Мы обсуждали всякое, многое планировали, как будто у нас есть будущее. Страшно, очень страшно. Я не хочу бросать её, чёрт, да я душу продал бы, но чтоб остаться с ней! Мику заметила мою хандру, и попыталась помочь мне: — Лёша, смотри, тут есть…как их…видеоигры! Во, вспомнила! Давай попробуем? Говорят, что это классно! — затем, она добавила полушёпотом. — А в твоём мире, какие они? Мы подошли к этому аппарату. Сам он был для этого мира новинкой, с яркой гоночной окраской, и с синими техно буквами по бокам: «S A G E». Я такой фирмы не знал. Сунув монетку, экран предложил выбрать количество игроков. — Они стали очень реалистичными. Можно сказать, что даже были похожи на реальный мир. При этом были…шлемы виртуальной реальности, если не ошибаюсь. Я о том мире очень плохо помню. — Ого! Я, конечно, не очень поняла, но звучит здорово! — Хочешь присоединиться? Тут как раз на двоих. Она мне очень ласково улыбнулась, погладила по голове, и, прижавшись ко мне, взялась за джойстики… …Ох, всё же я уже отвык от видеоигр. Особенно таких сложных. Но вот Мику оказалась сообразительнее меня, и пришла к финишу намного быстрее. Я был очень рад за неё. Её улыбка стоило миллионов. Когда наши взгляды встретились, она покраснела. Хм, о чём же она думала? *** Но ночевать на Окинаве мы не стали. Ведь самый ближайший самолёт был только сегодня вечером. Остальные — начиная с пятого сентября… …Время для меня остановилось. Не в том смысле, что ничего не двигалось, а в том, что жизнь не менялась. Я был целыми днями дома, играл на гитаре, смотрел фильмы, слушал музыку. А Мику была целыми днями на работе. Ей был уже двадцать один год… Получается, мы праздновали последний для меня, её день рождения… Самое томительное ожидание в моей жизни. Ожидание собственной смерти. Пока её не было дома, я готовил, убирал, стирал. Но моё состояние не становилось лучше. С каждым месяцем мне было всё хуже. Чертовски болела голова, таблетки уже почти не помогали, только если не пью по восемь за раз. А Мику, когда приходила, постоянно спрашивала меня, как я. А я всегда отвечал, что хорошо. Врал. Жестоко врал. Но правда была ещё хуже. Наступил конец декабря. До нового года было пару часов. Мику готовила, а я хотел напроситься в помощники. Но, посмотрев на меня, сразу же отказалась, также соврав мне, что помощь не нужна. А потом я заметил её слёзы. Зашагал в ванную. Посмотрел на себя в зеркало. Я уже не был похож на себя. Былая тень от молодого человека. Старик, который внезапно состарился. Впавшие глазницы, очень худое лицо, отчего мои скулы стали очень острыми и страшными. И общее телосложение было не лучше. Я за это время похудел килограмм на тридцать. Пока Мику строгала овощи, и, плача, напевала весёлую песенку, в дверь зазвонили. Кто же это может быть в такое время? Мы никого не ждём. Вроде. — Лёша, можешь посмотреть, кто там? — попросила Мику. Посмотрев в глазок, я увидел именно то, что боялся. Это была она. Я открыл дверь. — Хиккари-сан! С наступающим Вас! Как дела? — я пытался сделать доброжелательную улыбку. Нет, я правда рад видеть её, но просто придётся всё объяснять… — Лёша-кун… Что с тобой? — она еле проговорила эти слова. Я не успел начать объяснять, как тут же влетела Мику, и, выйдя с ней в подъезд, закрыла за собой дверь, и начала, похоже, всё ей рассказывать. У меня не было привычки подслушивать чужой разговор, поэтому я просто направился к дивану, чтобы немного вздремнуть… … Меня нежно разбудило чьё-то прикосновение. -…А? — спросил спросонья я. — Лёша-кун, я пришла, чтобы не быть одной дома. Он в командировке, в союзе. Так что, вы не против, если отмечу с вами? Мы с Мику закивали. И я сразу начал говорить прямолинейно. — Только если Вы не против рядом с таким, как я отмечать. Она ничего не ответила. А я тем временем посмотрел на часы — двадцать три тридцать шесть. Скоро новый год. Последний новый год. Эх, хотя бы до дня рождения дожить. Я про Мику говорю. Да, наглый стал, но раз мне дали так мало пожить, то я имею права требовать хоть что-то верно? Я не стал долго засиживаться за столом. У меня не было сил. Надоевшие фейерверки всё гремели, и их яркий свет ослеплял меня. Люди за стенами кричали от радости. Я попрощался с девушками, и пошёл спать. Но перед тем, как я зашёл в спальню, заметил, что тёща успокаивает мою жену. А она рыдает. Тихо, почти бесшумно… …Кровать была очень мягкой, но такой жёсткой одновременно. Я крутился, и вертелся. Меня тошнило. Быстрее было открыть окошко, чем забежать в ванную. Прошу, простите меня, дорогие уборщики, мне правда очень стыдно! Ох, голова разрывается, ноги очень ватные. Я выпил залпом уже целую упаковку из десяти таблеток, самого сильного обезболивающего, и закрыл глаза… …Но не успел я заснуть, как пришла Мику, и, сняв халатик, легла рядом со мной. Её грудь касалась моей руки, но мне было всё равно. Я просто хочу спать… — Спокойной ночи, любимый. С новым годом. Прошу у всех богов, чтобы в этом году ты вылечился. Ты обязательно поправишься, я знаю это! Каждый раз ты выходил целым, и в этот раз тоже! Просто нужно подождать, думаю. Она говорила это таким убедительным тоном, что могла бы убедить даже воюющих президентов. Но не меня. Уже не меня. Ведь я знал, что для меня уже в любом случае всё решено…