ххх
Тэхён не может вынырнуть, он захлебывается… в крови. Она повсюду, со всех сторон. Парень посреди алого моря и тонет… барахтается, но всплыть не получается… Крик срывается из глотки — и снова железо на языке. Его тянет вниз, и сил больше не остается. Животный ужас накрывает с головой, и вот-вот от страха остановится сердце. Это конец, ему не выжить, не спастись. Хочется кричать, биться, сражаться, но уже нет сил. Совсем скоро волны сомкнуться над ним окончательно. Больше не будет света, только бесконечно солёное с привкусом железа окутывающее море. Рывок. Кто-то тянет его наверх, на поверхность, к жизни. Чьи-то пальцы крепко схватили омегу за запястье и тащат со дна. Тэ не может помочь, лишь слабо трепыхается, теряя последние крупицы сил. С трудом выныривает, всё ещё чувствуя мёртвую хватку. Хватает воздух и открывает глаза… Его вытаскивает Хван…ххх
«Хван!» — пытается закричать Тэ, но выходит только хриплый стон. Омега распахивает глаза и не видит моря. Он дома в своей спальне. Парень начинает хватать воздух, приподнимаясь, но сил нет. Голова кружится, и невыносимо хочется пить. Возле окна омега замечает силуэт, прищуривается и выдыхает. «Чонгук…» — хрипит Тэхён, но муж не двигается, так и стоит к нему спиной. «Чонгук» Мужчина напряжен, омега чувствует, но сил подняться нет. Парень просто перекатывается на бок и собирается с духом. Кое-как присаживается на кровати и, тяжело дыша, скидывает одеяло в сторону. Чонгук не оборачивается. От этого становится страшно, и бежит холодок по спине. «Почему? Поч…» — Тэ замирает. В сознание автоматной очередью проникают воспоминания. «Это… не кошмар?» Омега моргает и качает головой. «Нет…» Парень смотрит на свои руки, на спину мужа и перестаёт дышать. Он убил его? На самом деле? По-настоящему? Ли… «Я… убил…» Спальню оглушает истерический смех. Омега складывается пополам, не принимая эту мысль, эту действительность. Организм отторгает, отбрасывает ситуацию. Не может этого быть. Гогот прекращается так же резко, как и начался. Тэхён снова камнем замирает в пространстве. Или может? Чонгук отрывается от окна и опускается на колени перед Тэ. Его глаза покраснели, и в них нет ни грамма спасения. Омега смотрит и видит ответ на свой вопрос в отчаянии напротив. Всё правда. — Я… — выдыхает Тэхён. — Я хотел… но… — Знаю, — хрипит альфа. — Чонгук… что мне… — запинается парень и с дрожащим подбородком и руками смотрит на мужа. — Ничего. «Как?» Омега опускает плечи, на которых повисла чужая жизнь, и его придавливает тяжестью. Ничего? — Я убил его, Чонгук… Почему? Почему мне не легче? Вчера было… по-другому… — Потому что месть не приносит радость, я пробовал, — обнимает колени Тэ альфа. — Но я хотел, думал, это правильно. Что он заслужил… почему тогда стало хуже? — Прости меня, я должен был тебя остановить… — Хосок, он приехал… — пробует собрать по крупицам обрывки вчерашней ночи, а точнее уже утра. — О, боже… что я наделал? Ли же сын судьи. У вас теперь будут проблемы. Нет-нет-нет. Я вас подставил… Чонгук, умоляю прости, — Тэхён начинает рыдать от мысли, что из-за него могут пострадать братья. — Тише, иди сюда, — альфа тянет Тэ к себе, и омега спускается на пол в объятия мужа. — Как мне исправить? Что делать? О нет… я… как мне касаться этими руками Хёнджина? Как посмотреть в глаза Хоши? Хоши… он никогда меня не простит, не поймет. Я всё разрушил, Чонгук. Я… Альфа прижимает к себе почти задыхающегося парня и, покачивая, целует голубую макушку. — Что же я наделал… Умоляю, скажи, что это неправда. Скажи, что он живой! Что мне приснилось… — омега слабо бьёт кулаком мужа в грудь, снова и снова требуя спасительной лжи. — Прошу, скажи же! Чонгук… Скажи… У омеги начинается самый настоящий припадок, его колотит, и парень практически задыхается. Тэхён полностью под властью эмоций и не соображает, что делает. Мир разлетается осколками прямо перед глазами. Душа рвётся, отрывается, трещит, обрывая с треском нити от тела. Хочется кричать, выть биться о пол беспомощной тварью. Хочется разбить голову, вырвать себе глаза и содрать кожу. Бесконечное чувство вины давит, прижимает, превращает омегу в мокрое пятно. У всего есть предел. Спустя время истерика проходит, и Тэ, прижатый к груди мёртвой хваткой, престаёт дергаться. Шумно вдыхая, через хрипы стоны и боль во всём теле на парня обрушивается другой ужас. Страшнее, ужаснее, от него веет дикой болью. Человек, который держит его в руках, не давая рассыпаться, разлететься на клочья. Его крепость, скала, его спасительный круг дрожит. Чонгук плачет, стиснув зубы, и одному богу известно, о чём думает. «Что же я наделал? Боже… Как мне теперь жить»ххх
Мужчина покачивается вместе с Тэ словно в трансе. Его глаза не видят, хоть и открыты. Он не слышит, его слух блокирует крики омеги. Кажется, всё тело ушло в подполье. Спряталось в убежище, чтобы пережить истерику любимого человека. Чонгуку нужно спастись, нужно выжить, чтобы вытащить Тэ из этого кошмара. Но как? Как? Если сам альфа еле дышит и падает в пучину отчаяния. Он истошно, как никогда раньше, твердит у себя в голове: «Успокойся, умоляю, успокойся. Тэхён-а, успокойся, прошу тебя, мальчик мой». Парень бьётся в его руках, трепыхается как рыба, выброшенная на берег, в попытке вернутся в прежний мир. Мужчина крепче прижимает и твердит без продыху, умоляет Тэхёна прекратить, но слова остаются лишь в голове. Слёзы бессовестно льют из глаз, потому что, если не они, то точно даст сбой сердце. У всего есть предел. Омега успокаивается, но Чонгук пока не может прекратить свою мантру. Мужчина такого в жизни не испытывал. Ощущение, что ад переместился в его тело и развернул чемоданы. Нельзя сдаваться. Нужно спастись самому и вытащить Тэхёна. Словно это титанический труд, альфа отстраняется, и просит Тэ подождать. Как заново учиться ходить, перебирая ноги и отправляется на кухню. Достаёт приготовленный препарат и наливает в стакан воды. Возвращается и протягивает омеге. — Выпей, тебе нужно успокоиться, — через силу произносит Чонгук. — Это не поможет, — всхлипывает Тэхён, но тянется к воде. — Мы… поговорим позже. Пока нужно остыть. Альфа не знает, что дальше делать, просто стоит столбом перед омегой. Парень, вздрагивая, возвращается на кровать и сворачивается калачиком. Чонгук выходит и спешит в ванную умыться. Трёт глаза, ледяной водой смывает с лица следы от слёз и, не глядя в зеркало, восстанавливает дыхание. Он возвращается в спальню и ложится рядом, обнимая Тэхёна и не произнося ни слова. Оба засыпают спустя время. Этот кошмар поделён на двоих. Потому что боль, что сразила одного, гулким эхом отражается в другом. Это страшно быть так близко душой к человеку. Может, истинность это не благо, а проклятие? Чонгук просыпается первым. Осторожно выпустив из рук омегу, он выходит в гостиную. Подходит к дивану, на котором лежит телефон, и замечает несколько пропущенных от брата. Как бы не было страшно, а мужчина уже не находит другого объяснения этому чувству, он набирает Хосока. — Ты звонил? — хриплый и безжизненный голос режет тишину. — Хён… парень… он ещё жив. Чонгук падает на колени, упираясь одной рукой в пол и роняя голову. В трубке понимающее молчание, и грудь еле-еле сдерживает крик. «Боже! Умоляю, оставь его…» Мужчина стискивает челюсти и прижимает телефон к груди. Несколько рваных вдохов и снова подносит к уху. — Больше информации. — Омега ещё в реанимации, там что-то с мозгом, я так и не понял. Он в тяжелом состоянии и… шансы очень малы. — Хо, — почти навзрыд хрипит Чонгук, — скажи, врачам, что я заплачу любые деньги, сделаю что угодно, пусть они его спасут. — Кхм, — легко догадаться как по лицу младшего проносится ухмылка, — ты же знаешь, что бабки тут не решают. — Я… уже не знаю, что мне делать… Ты был прав… Он… как ты, только хуже. Я не переживу ещё одну истерику. — Езжай к Темину, я побуду с Тэхёном. Собирайся, через пять минут буду.ххх
Чонгук приезжает в костёл около шести вечера, и по одному виду племянника Сон Темин понимает, что дело плохо. Людей в церкви нет, и священник закрывает двери. Погода совсем разбушевалась, и снег заметает сумеречный город. Белым засыпает крыши асфальт, все вокруг. Внутри растекается запах ладана и воска. Чонгук становится на колени у алтаря, пока дядя выходит из главного зала, оставляя альфу один на один. Мужчина не в силах поднять голову. Ощущение, что на него смотрят тысячи глаз со всех сторон. Где-то наверху вдалеке слышны раскаты несуществующего грома, а сотрясается человек перед иконой. Это эгоистично, грубо и даже нахально — просить вот так того, в кого даже не верил. Чонгук усмехался над верой и сам же приполз на коленях в этот дом. Он закрывает глаза и просит, не стесняясь своего прошлого и того, кем он является. Не страшится гнева, не скрывая своего нутра. Потому что не за себя. Каким бы бездушным, гнилым ужасным человеком не был Чон, он не желает того же своему омеге. Ему всеми возможными способами нужно сохранить своего мальчика чистым. Его душу нужно уберечь, чего бы альфе это не стоило. Чонгуку не стыдно стоять на коленях перед тем, кого презирал за слепоту. Пусть он не помог ему, но Тэхён другой, его можно спасти. Чон просит, молится, склонив голову и вдыхая ароматы церкви. Они снаружи и внутри него проникают насквозь. Только бы услышал, поверил в его искренность. «Умоляю, спаси мальчишку, не дай Техёну стать таким как я. Не дай ему потерять себя». В какой-то момент Чонгук понимает, что ливень за окном играет странную музыку. Разобрать её смысла ему не под силу. Он продолжает молится, пока рука Темина не касается плеча. — Как ты, сынок? — Станет ли он слушать такого как я? Скольких я убил и даже ни разу не появился здесь. Смеялся в лицо судьбе, мол, смотри, что я могу — мои враги в земле, а я радуюсь жизни. Я твердил тебе, что не верю в Бога, что Он давно отвернулся от меня, и это взаимно, — Чонгук так и стоит на коленях лицом к алтарю. — Мне было плевать на себя, на других, на то, что мой мир сплошь покрыт грехом. Но стоило одному парню рискнуть своей душой, как я на коленях вымаливаю у Него помощи. Я лицемер. Он не станет слушать, а мне больше некуда идти. — Ты человек. Бог всегда находит ключ к нашему сердцу, как бы далеко ты его не спрятал. Он пробовал мягко, ненастойчиво. Через меня, через твоих братьев. Но твоя дверь не поддалась нам, а Тэхёну открылась. Кто, если не Бог, разговаривает с тобой через этого омегу? Да, суровым языком, но посмотри… — рука сжимает плечо альфы, — ты здесь, и ты его услышал. — Я понимаю, что заслужил это… но Тэхёну нельзя… — Сынок, начни с себя. Очисти свою душу, и он сделает то же самое. Всегда, мальчик мой, всегда начинай с себя. Тот, кто не может спастись сам, не поможет другому. — Как? Как мне это сделать? — оборачивается Чонгук. — Расскажи. Поведай всё как на духу, не тая. Он выслушает, и тебе станет легче. Я буду ждать в кабинете, зайди перед уходом. Мужчина не знает, откуда вести своё покаяние и начинает сначала, с того самого заседания суда, которое раскололо его. Этот монолог беззвучен и одновременно громче тысячи барабанов. Чонгук рассказывает, и из него льётся всё, что копилось годами и тщательно утрамбовывалось. В конце, когда ноги уже затекли, внутри словно не осталось и тени, альфа поднимает голову. Он обессилен и почти раздавлен, но при этом правда стало легче. Немного, но уже что-то. Чонгук поднимается и в последний раз просит помощи. В кабинете священника Темин крепко его обнимает, прямо как в детстве. Сердце нещадно щемит, и приходится снова стискивать зубы. Нужно ехать, и альфа прощается. Выходит на снегопад и долго греет машину. Дворники только и успевают сметать снежинки, тающие на стекле. Дорога выдаётся долгой. На часах — начало девятого, когда машина занимает место на парковке. Поднявшись в квартиру, мужчина наблюдает почти ту же картину. Брат сидит в гостиной, но на этот раз поднимает на него глаза. Тэхёна рядом нет. — Ещё спит, — отвечает на немой вопрос Хо. — Не знаю, что тут можно сказать… Я облажался, и теперь… — Мы все облажались. Ты не один отличился, — уже без обвинения произносит младший и поднимается к кухонному столу. — Как съездил? — Меня словно катком переехало, но немного полегчало. — Поздно мы спохватились с тобой, — садится за стол Хосок и притягивает пепельницу. — Да… Звонок телефона оглушает комнату, и Хо почти сразу поднимает трубку. После долгой паузы и напряженного молчания, брат все же произносит: «Можно попроще, я не медик». Чонгук замирает, уставившись на младшего. «Значит шанс есть? Или вы сейчас меня на прочность испытываете? Ясно, делайте всё, что хотите, но пацан должен выжить» Хосок кладёт трубку, и оба брата оборачиваются на просочившиеся запах кедра в гостиную. Облокотившись о дверной косяк, стоит Тэхён. Бледный, словно обескровленный, и с пустыми глазами, полными горечи глазами. Омега вцепился в проем, еле стоя на ногах. — Хо? — Да, малыш? — Кто должен выжить? Чонгук поднимается, чтобы подхватить Тэхёна и не дать ему рухнуть на пол. — Кто должен выжить? — с отчаянием повторяет Тэ, хватаясь за Чонгука и ища спасения в глазах Хосока. — Ли, малыш.