Так странно начинать год без Анны. Все теперь иначе, вообще все. Оминис пожал плечами, когда я спросил его о встрече с мистером Гонтом. Он правда не догадывается? Неужели не понимает? Ему не хватает чуткости? Даже не подумал, что его семья могла бы помочь?
Ладно, с намеками у него было туговато. Прощаю. Мне не нужно злиться, это мешает сосредоточиться на цели. Анна, я спасу тебя! Чего бы это не стоило.
Он задернул пологи, слышу скрип пера. Не думал, что дневник ему так понравится. Впрочем, стоит подкинуть дров в жаровню. Сегодня больше спрашивать ни о чем не буду. Мне следует окружить моего друга заботой. Спрошу о проклятии завтра. После того, как познакомлюсь с нашей новенькой. Никогда не знаешь, где улыбнется госпожа Удача! Может быть, эта барышня послана мне небесами.
Кассиопея Лира Блэквуд, 1е сентября 1890 г. Благослови Боже мистера Фигга! Если бы не он, я бы попросту не выжила. Была бы мертва. По-настоящему, безвозвратно мертва. И профессора Уизли за то, что назвала меня Лирой Блэквуд. Кассиопея пусть остается только на бумаге, как будто мало мне в имени двух созвездий. В комнате очень тепло, девушки приветливы, даже та, что представилась Имельдой. Вид у нее несколько взбалмошный, хотя, может быть, мне кажется. Пир так быстро закончился по мановению руки моего “родственника”, что мне не довелось познакомиться почти ни с кем. Юноша с русыми кудрями очень добродушно мне улыбался. А говорили, что все слизеринцы мрачные. Пожалуй, стоило бы написать родителям, но глаза слипаются. Завтра, все завтра. Этот год обещает быть интересным.***
Рассеянный верхними витражами лунный свет окутывал гостиную Слизерина в зеленое, золотое, серебряное и бирюзовое. Преломленный волнами Черного озера, окрашивал воду у самых стекол вытянутых на пять метров окон в темно-аквамариновый. Угли в огромном камине тлели багровым и уже почти не отдавали тепло. Оминис слишком хорошо знал это место, каждый дюйм этой комнаты. Ему почти и не нужна была палочка, чтобы передвигаться здесь, не натыкаясь на мебель, но он хватался за нее, своего поводыря в мире, что был ему не видим, скорее по привычке. Ослепший в раннем детстве, он мог только с тоской вспоминать, мечтать о потрясающей игре света. Непривычный отзвук вернулся к нему, пройдя от самого кончика волшебной палочки. В гостиной был кто-то еще. Кто-то незнакомый. Гонт прислушался, но ни шуршание пера, ни шелест страниц книги, ни тихий шепот не коснулись его слуха. Это она, 一 подумал Оминис, вдруг замирая так, словно на него наслали Петрификус Тоталус. Незнакомка сидела в эркере у одного из витражных окон. Она просто сидела там, кутаясь в шаль и не делая ничего. На секунду Оминис подумал, что было бы вежливо представиться и завести непринужденную светскую беседу. Но что-то остановило его. Не склонный к излишней эмпатии, он все же пытался ставить себя на место других людей, и сейчас был тот самый случай. Должно быть, 一 рассуждал Гонт, 一 она не может уснуть. Зачислиться в Хогвартс не в одиннадцать, как все, а на четыре года позже! Подумать только, сколько неприятностей может приключиться с этой особой. Впрочем, она здесь, а не на домашнем обучении. Палочка в его руке дрогнула, и он, спрятав ту в карман, развернулся и тихо-тихо засеменил в сторону спален мальчиков. Сердце ухало громко, словно в грудной клетке ему стало внезапно тесно. Когда едва уловимый шорох чужих шагов стих, Лира Блэквуд обернулась. Кто бы то ни был, она была благодарна за ее непотревоженный покой.