***
Поток мыслей приводит Элейну в богорощу, где перед взором Семерых она может встать на колени и попросить прощения у Богов. Очистить свой грех. Опускаясь на колени, Элейна думает лишь о том желанном поцелуе, что подарил ей свободу. На пару мгновений. Она осознавала, что не так был важен Дейрон и её отношение к нему, как сам факт поцелуя. Ведь именно он имел значение. Если поменять Дейрона на любого другого, она бы испытала всё те же эмоции. И это осознание заставило её подняться с колен, где она когда-то находила своё успокоение, вымаливая у Богов судьбу куда лучше, чем была у неё. Место, что она занимает, желанно многими, но лишь пока они смотрят со стороны. Воспоминания проносятся вихрем перед ней, и она почему-то останавливается лишь на одном. На том, когда нежные губы Эймонда слегка касаются её кожи на лбу. И это чувство было куда выше всех тех, что она испытала за свой короткий век. Он был незаменим, как в случае с Дейроном, потому что был куда искреннее и невиннее. — Молитвы важны, как и вера, — заключает он. Но его лицо полно лицемерия. Он сам не верит в то, что говорит. Лишь насмехается над этим. И, пожалуй, лишь так же играет роль перед матерью, как и Элейна. — Ты привёл меня в богорощу и пытался открыть глаза на Дейрона. Но я лишь отмахнулась от тебя. — Стоя к нему спиной, она ощущает всем телом, как он приближается. Мягкость его прикосновения до её плеча приводит к шумному выдоху, который забавляет его ещё больше. — Тогда я пришёл во второй раз. И ты была куда более расположена ко мне, — отвечает он, предугадывая ход её мыслей. — Не томи, Эймонд, — говорит она, сдерживаясь, чтобы не обернуться и не взглянуть на его бесстыдное лицо, что насмехается над ней, зная, что она всё прекрасно поняла. Его поступки не сходились со словами, брошенными ранее. Он был готов оставить все мысли о ней, но зов, которому он не мог противостоять, призвал его сюда чтобы предложить ей себя как щит от этого грешного мира. — Я не хочу делить тебя ни с кем. Будь то Дейрон или кто-то другой, — удерживая её плечи, Эймонд откидывает копну каштановых волосы с белой прядью со спины на плечо. Он касается своими губами её оголенного участка кожи, вызывая в ней тысячи мурашек. — Я единственный, кто может защитить тебя. Никто другой не справится с этой ролью лучше. Она прикрывает глаза, утопая в ощущениях, что приносит с собой этот поцелуй. Веларион всё же оборачивается, всматриваясь в его единственный глаз. И не может понять, говорит ли он искренне или лживо. Так же ли он уверен и честен сам с собой? Или это лишь временный порыв его гнусных желаний и фантазий, что он испытал сегодня в ванной? Когда, воспользовавшись своей рукой, пытался избавить себя от мучительно страстного желания к ней, представляя её лицо при этом действе. — Могу ли я доверять тебе? Уверен ли ты в своих словах? — Её глаза наполнились уверенностью, и она больше не извивалась под его ласками и такими сладкими речами. — Готов ли ты пойти против матери, что не желает нашего союза? Он держит руку Веларион, едва касаясь подушечками пальцев её разгорячённой кожи. От этих прикосновений его хватка крепнет. И Эймонд всё так же уверен в том, что сказал ранее, но видит её сомнения и понимает, что доверия между ними нет. Не после того, что он ей сказал однажды. Теперь же он отступает от своих слов и предлагает ей взамен былой дружбы нерушимый союз. Который, по его мнению, сделает их лишь сильнее. Ведь они вместе учились, совершали ошибки и были близки, как никогда. Делились мечтами и осуществили их. Они вместе пошли к Вхагар, и только с ней он был готов пойти на этот безумный поступок. Таргариен понял, чего ему не хватало, чтобы стать сильнее. И эта мысль могла прийти к нему ещё раньше, будь он не так слеп. Это будет лучшим исходом не только для него, но и для их победы в грядущей войне. Осталось лишь подтолкнуть её к выбору правильной стороны. Быть может, в этом ему поможет напоминание о грехах её матери. Убийство Лейнора, что девушка считала своим отцом. Её попытки выдать её за какого-то лорда, что может оказать ей поддержку. И он искренне хочет открыть ей глаза. Ведь он единственный, на кого она может сейчас положиться. Осталось лишь подкинуть дров для большого огня. Это не желание его матери, не желание десницы короля или кого-либо ещё. Он хочет, чтобы она была к нему так же близко, как и сейчас, но теперь уже навсегда. И мысль о том, что кто-то другой займёт его место рядом с ней злит его. — Готов, — кивает Таргариен с полной уверенностью. — Но готова ли ты отступиться от желаний своей матери? Ведь она так же против нашего союза. Готова ли она? Быть может, в ней говорила обида на Рейниру, что поступилась с её желаниями, но всё же она отвечает ему с решимостью. Не только в словах, но и во взгляде. Ведь она готова поклясться Семерыми, что пойдёт на это и предаст доверие матери, как и она когда-то, отняв у неё право быть другом Эймонду. Теперь это на её совести, ведь случилось то, чего она боялась больше всего. — Иначе бы я не задала этот вопрос, — отвечает Элейна на его сомнения. Расплываясь в довольной ухмылке, он тянется к её губам, желая получить ответный поцелуй, чтобы скрепить их соглашение. Сомнения оставляют её, когда он останавливается в миллиметре от её губ. Она делает глубокий вдох, прежде чем утонуть в этих ощущениях с головой, испытывая желание самой закончить то, что начал Он. Элейна неуверенно прикасается к его губам, и это заводит его всё больше. Эймонд спускается руками к талии, грубо притягивая к себе, и утоляет свою давнюю жажду в её губах. Он углубляет поцелуй и в порыве страсти кусает её пухлую губу, оттягивая её, от чего на ней проступает алая кровь. Эймонд размазывает каплю по розоватым губам большим пальцем, при этом остальными пальцами удерживая её подбородок. Опьянённая этим почти животным и страстных поцелуем, она смотрит на него и всё больше убеждается в том, что это точно конец для её заключения. Рейнира сравняет её с землёй, когда узнает. И эта мысль вызывает улыбку на её лице. Никто не допустит их союза. И плевать они хотели на этот факт. Ведь они потомки крови Древней Валирии, что позволяет им провести церемонию перед ликом Богов, рассекая ладонь ножом и заключая брак на крови.***
Свет луны просачивается в комнату, широкой блеклой линией высвечивая мужскую фигуру, сидящую возле камина, в котором потрескивают дрова от огня, что поглощает их, оставляя лишь уголь и пепел. Он смотрит на этот процесс, но мыслями возвращается к ней. Что-то скребется под сердцем, заставляя его сомневаться в правильности своего поступка. И чтобы развеять свои сомнения, он приходит за помощью к брату. Их узы крепче, чем обсидиан, из которого был сотворен Драконий Камень. Их связь была проверена годами, и они забыли все детские насмешки Эйгона над ним. Ведь в конечном итоге их объединяет ненависть к двум бастардам. Ещё одна фигура, что стояла в тени всё это время, выходит к свету. Но он не глумится над братом, хоть и очень хочет это сделать. — Так значит, Вы теперь что-то вроде мужа и жены, — заключает Эйгон после сухого рассказа Эймонда о событиях в богороще, дождавшись его молчаливого взгляда в свою сторону, по которому можно было понять, что всё намного хуже, чем мог представить себе Эйгон. — Ты знаешь, что Она не одобрит твой поступок, — продолжает старший, говоря об их матери. — Она многое не одобряет из твоих поступков, — весело хмыкает Эймонд. — Но это не мешает тебе совершать их снова. Губы старшего Таргариена растягиваются в улыбке. Он принимает бунт брата. Если сказать другими словами, то Он принял бы любой его поступок. Так же как Эймонд принимает его таким, какой он есть. — Тогда мне остается лишь поддержать тебя, — подходя ближе, он опускает руку на его жилистое плечо, крепко сжимая его. — Брат. От этого обращения он чувствует лишь братскую любовь. И беспокойство покидает его.