Любовь в Хогвартсе

      Гермиона ещё раз поправила розовую кофту, в которую её нарядили соседки по комнате, на щеках горел румянец, поэтому гриффиндорка почти что сливалась с обстановкой в кафе мадам Паддифут.       Рон сидел напротив и, размешивая сахар в фарфоровой чашке, неприятно звенел ложкой. Гермиона его рассматривала: обычно весёлый и уверенный в себе парень сейчас превратился в нелепого мальчишку, которым он даже не был в день их знакомства. Сейчас всё было намного хуже. Коренастый вратарь сборной Гриффиндора по квиддичу смешно смотрелся в розовой и романтичной обстановке кафе.       — Дорогие мои, вот ваши шоколадные пирожные! — Пожилая дама, которой шёл розовый, а не как Амбридж, поставила ажурные блюдца со сладостями на столик.       — Спасибо, мадам Паддифут! — в один голос сказали гриффиндорцы и залились ещё большим румянцем, когда пожилая женщина, хитро ухмыльнувшись, ушла от молодых людей.       Рон принялся есть свой шоколадный пудинг, чтобы хоть чем-то занять рот, дабы тот не начал нести всякую ересь. Гермиона только и уставилась на свой капкейк, задумчиво наматывая волосы на палец, но резко встрепенулась, осознав, что творит. Девушка всё утро потратила, чтобы уложить свои непослушные волосы в что-то похожее не на совиное гнездо, и у неё это даже получилось, но сейчас её ручонки неосознанно пытались испортить все её старания. Гермиона отдернула руку и, не рассчитав силы, ударилась о круглый стол запястьем так сильно, что посуда загремела.       — Гермиона, ты как? — встревоженно спросил Рон.       — Жить буду, — шипя от боли, сказала Гермиона.       — Ну конечно, ты тяжелее пера в своей руке ничего не держала, дай посмотреть. — Рон придвинул к себе хрупкое запястье девушки, которое начало немного нагреваться от ушиба.       Рон нежно подул на запястье, чтобы унять боль. Так всегда делала его мама, когда кто-то из их семьи получал травму. Порез от пергамента или множество ран от падения с метлы — неважно. Но у мамы это получалось лучше.       — Рональд! — Гермиона выдернула руку, когда почувствовала не только дыхание парня, но и что-то мокрое.       — Прости, Гермиона, я не специально, — покраснев как рак, сказал Рон, не зная, куда себя деть, чтобы спрятаться от гнева гриффиндорки. — Не надо было сюда приходить, — шёпотом сказал Уизли, но девушка его услышала.       — Ты прав, не надо было.       Рон поднял глаза на Гермиону и ожидал увидеть лицо, полное презрения или ненависти, но никак не нежную улыбку.       — Подай мне салфетку, сейчас всё объясню, — хихикая, сказала Гермиона, пока парень ошарашенными глазами смотрел на неё.       Уизли послушно подал салфетку и ждал, пока девушка наконец-то объяснит свою странную реакцию, но Гермиона не спешила и, улыбаясь самой себе, вытирала слюни Рона с руки.       — Почему мы пытаемся выдавать себя за других людей? — Гермиона наконец-то закончила с устранением неприятности и приступила к разъяснению своего умозаключения.       — В смысле?       — А в прямом. — Гермиона опять хихикнула и продолжила свою речь: — Я с уложенными волосами и гламурными чарами, ты в рубашке и надушился так, что глаза режет. Это не мы, Рон.       — Вух, меня не одного этот запах бесит. А Дин утверждал, что всем девочкам это нравится. — Рон расслабился, понимая, что Гермиона опять решила загадку, которую парень даже не видел.       — Пожалуйста, больше его никогда не слушай, — улыбнулась Гермиона и получила очаровательную улыбку в ответ. — Тогда предлагаю сбежать в гостиную: ты будешь ворчать, играя в магические шахматы, а я буду готовиться к ЖАБА.       — Очень заманчивое предложение. — Ухмыльнувшись, гриффиндорец встал, чтобы подать куртку Гермионе, которая накладывала на запястье охлаждающее заклинание.