Здоровый пофигизм

Гарри знал, что в атриуме сейчас неразбериха. Каждый репортер пытается протолкнуться, чтобы задать вопрос и запечатлеть вернувшуюся делегацию, Поттер же прогулялся в камеру к владельцу Лавки древностей — Уильяму Блэкмену. После допроса с сывороткой правды тот понуро молчал, прикидывая, доживет ли до выхода из Азкабана. В подвале магазина, пока Гарри валялся в Мунго, обнаружили другие запрещенные артефакты, ингредиенты для зелий и второй маховик времени. Блэкмен выдал, что маховики он купил через знакомого поставщика у некого неизвестного товарища из Америки. Неудивительно. Маховики после кражи быстро были переправлены заграницу. Конечно же, Долиш и Фрэнк сразу же отправились отлавливать поставщика, а Гарри думал, что при помощи маховиков времени можно как-то незаметно прятать артефакты и узнавать, где, как и когда будут идти люди. Но теория не подтвердилась, так как Блэкмен сказал, что Жак был первым и единственным покупателем. — Не было больше никого, — утверждал владелец лавки. — А Жака вы этого как приняли? Он ведь был у вас первый раз и не выглядел как потенциальный покупатель. — Ко мне пришел Кольцо. — Что? — переспросила Тонкс, даже наклонившись ближе к Блэкмэну, думая, что не расслышала, а потом продолжила таким же едким голосом: — Кто? — Я так сокращенно называю завсегдатая. Он покупает больше тридцати лет, всегда приходит ночью и носит кольцо с изумрудом. По нему и определяю. — Как пошло, — буркнул тогда под нос Гарри. Сейчас он сидел в своем кабинете, глядя на список найденных артефактов. Ничего сверхъестественного. Кроме маховиков. — Ну и каша заварилась, — вздохнул сидящий на столе Рон, проигнорировавший приказ министра идти домой. Все равно завтра ему придется выходить на работу. Уж лучше заранее узнать, что произошло и что предстоит сделать, чем разгребать навалившуюся кучу потом. — Чувствую себя Шерлоком Холмсом с поправкой на то, что во мне нет даже десятой части его гениальности, — вздохнул Гарри. — По закоулкам бегать с палочкой — пожалуйста, а логические задачи мне тяжко даются. Надо было беспокоиться об этом до того, как идти в авроры, не думаешь? — фыркнул он. — Кстати о логике и гениальности… Как встреча с Реддлом? — Чуть не придушил, — усмехнулся Поттер, вспоминая, как министр тряс его и орал в лицо. — Кстати, мне скоро к нему в кабинет выдвигаться. Да, сдержанность — явно не сильная черта министра. День спокойствия на конференции или официальной встрече стоил недели особо отвратного настроения, при котором по шапке получали все сотрудники. — Немудрено, — хмыкнул в ответ Уизли. — Какой-то долбоящер к нему постоянно клеился. Такие взгляды бросал, что мне блевать хотелось. Я думал, что Реддл прямо на месте его заавадит. — Самоубийца, — выдохнул Гарри. — Ревнуешь, Поттер? — крикнул Рейкпик с другого конца кабинета. — Конечно! — крикнул в ответ мужчина. — Сейчас поеду в Германию мстить. Они с Роном засмеялись. Гарри относился к шуткам про его лояльность к Реддлу спокойно и иногда находил их достаточно забавными. В конце концов, будь Реддл немного более дружелюбен, Гарри действительно мог бы присоединиться к группе воздыхателей. — У меня было чувство, что кровь сейчас замерзнет от взгляда Реддла, — решил поделиться ощущениями поподробнее друг, — а этому Шульту или Шмульту хоть бы хны. Я его несколько раз оттеснял. Думаю, иначе бы вчера произошло особо жестокое убийство. Гарри глянул на часы, положил перечень уже найденных артефактов (он был уверен, что отыщется что-нибудь еще в процессе) на стол и усмехнулся: — Ладно, мне как раз пора на «свидание». Еще не хватало опоздать. После произошедшего к Реддлу особо идти не хотелось. Внутри сидел червячок, который капал на мозги. Мол, это ты виноват, туповатым уродился, преступника поймать не можешь, стараешься слишком мало, Реддл дело говорит. Когда Гарри собирал мысли в кучку, то понимал, что провал — простое стечение обстоятельств, но стоило расслабиться, и червячок начинал по новой. Мужчина зашел в приемную, быстрым шагом подошел к двери в кабинет Реддла и постучал. Дверь открылась сама по себе и захлопнулась за спиной без вмешательства аврора. Не то чтобы это было даже отдаленно похоже на хороший знак. — Проходи, Поттер, — Реддл поднял голову и отложил кипу бумаг. Гарри почувствовал себя немного неуютно. Вместо того чтобы сидеть за столом, распиная взглядом на входе, министр разместился на диванчике, и Поттер не знал, куда ему, черт возьми сесть или встать. Он справедливо решил, что помирать нужно с песней, поэтому пересек кабинет и сел на другую сторону дивана. Брови Реддла дернулись вверх в намеке на удивление, выбившаяся прядь волос скользнула на глаза, и министр заложил ее за ухо, недовольно поджав губы. По крайней мере, сегодня он не был похож на инфернала и радовал глаз более-менее здоровым видом. Гарри решил, что будет рассматривать красивый узор на мантии мужчины, если тот снова начнет бесконечный поучительный монолог, прерывающийся на оценку умственных способностей (очень низкую оценку). Но Поттер все же надеялся, что монолога удастся избежать. — По поводу предыдущего разговора, — безапелляционно начал Гарри. — Я не собираюсь извиняться. Я делаю все, что в моих силах. Реддл оперся локтем о спинку дивана и провел тонкими длинными пальцами по губам, задумчиво разглядывая Гарри как объект исследования. — Да, Поттер, я знаю. Просто два месяца ты держался бодрячком, и я уже думал, что ничто не способно тебя пронять. Нет, глаза у Реддла красивые, конечно, шоколадные, а лисий разрез прямо говорит: «Я бич и уебу тебя одним словом», — но Гарри уебывали слишком часто, поэтому он разглядывал обои. — Очень приятно, когда начальство проверяет твои нервы на прочность, — елейным голосом ответил Поттер, подразумевая явное «нет» в скобочках. — Это было ненамеренно. У меня проблемы с самоконтролем, — сказал Реддл. — Не поверите, об этом знает все министерство, — меланхолично ответил Поттер, почесал лоб и отдернул руку, напоровшись на еще не совсем зажившую рану на брови. — Это связано с… вашим недомоганием? — Поразительная проницательность, — хмыкнул Реддл. — И если ты задашь хотя бы еще один вопрос, то я не выделю тебе помощника в написание отчетности. Все, что вертелось на кончике языка, спряталось и уползло обратно. — Откуда это? — спросил министр, кивая на бровь. — Я еще не успел ознакомиться с ситуацией. Гарри вздохнул, начиная рассказ и залипая на узоре на чужой мантии. Изредка он переводил взгляд на тонкие пальцы, чтобы добавить разнообразия, а потом снова смотрел на узор. Он чертовски привык к такому, потому что редко пересекался с Реддлом во вменяемом состоянии, а в невменяемом пропускал всю ругань мимо ушей, наслаждался интерьером кабинета или какой-нибудь мелочью и выхватывал из контекста пару фраз, чтобы взять себе на вооружение. Поэтому сейчас он был крайне ошеломлен, когда узор просто-напросто исчез. Поттер глянул выше и столкнулся с насмешливыми шоколадными глазами. — Ты мог бы хотя бы иногда поднимать взгляд на мое лицо. Для разнообразия. — Лицо у вас, конечно, красивое, — выдал Поттер, — но жутковато смотреть, когда собеседник пытается придушить взглядом. — Если бы ты посмотрел на мое красивое лицо, то увидел бы, что сегодня я слишком устал, чтобы кого-то душить. — Еще недавно вы были полны энергии, чуть не оторвали мне кусок мантии. — Она иссякла, — хмыкнул Реддл, укладываясь виском в изгиб локтя, лежащего на спинке дивана. Он выглядел лучше: синяки под глазами стали меньше, кожа розовее, скучная мантия сменилась чем-то более интересным, только волосы выпали из хвоста и лезли в лицо. Он был скорее не уставшим, а меланхоличным. Как быстро у этого человека может меняться настроение? Поттер продолжил рассказ, стараясь не отводить взгляд совсем уж далеко от слушателя. Он вывалил все, что нашел, услышал, увидел, чтобы Реддлу было легче разбираться. В конце концов, он наверняка сам будет помогать в деле как бывший аврор. Кем Реддл только за свою жизнь не работал… Кажется, сначала международник, потом артефактор, потом аврор, потом что-то делал в суде, потом учитель в школе, затем снова магический правопорядок, замминистра и, наконец, министерское кресло. И выглядел он явно не на восемьдесят с хвостиком. Хотя возраст вполне может быть причиной его истеричности. Гарри незаметно окинул взглядом чистый секс в черной мантии с высоким воротом и осмыслил, что министр старше его на пятьдесят с лишним лет. Самым сложным было не скорчить какую-нибудь рожу от этих выводов. — Значит безмозглого француза подставили, Лавку древностей тоже, злоумышленник все так же невидим, неслышим и откуда-то берет артефакты, а ребенок умер, — выпрямляясь и снова с отвращением заправляя волосы за уши, констатировал факты министр. — Никто не знает, что с этим делать. И, Мерлин, кольцо с изумрудом как опознавательный знак. Как… пошло. — Именно так, — емко ответил Поттер, мимолетно улыбаясь из-за последней фразы. — Иди пиши отчет, Поттер. И не лезь никуда, пока твои боевые ранения не заживут. А еще отклони заявление о замещении ночных дежурств Рейкпика. Пусть работает, а не становится первым по жалобам на безделье, длинный язык и отвратное поведение на службе. Поттер удержался от ухмылки: Реддл в последнее время невзлюбил Гордона и не упускал шанса дать ему поощрительный пинок. *** Реддл наконец вернулся домой после тридцатичасовой смены. Он чувствовал себя совершенно убитым. Заварушка приняла совсем серьезные обороты, еще и маховик времени примешался. Том чувствовал, что на душ и еду сил нет, но все же ему нужно было подкрепиться особым блюдом. Он пошел к прикроватному столику, где стоял бутылек с зельем сна без сновидений, и махнул палочкой. Через прозрачное стекло было видно, как пурпурная жидкость втягивалась в дно бутылька и, как только она пропала, сверху, прямо из пробки, полилось нежно-красное зелье. Том сам изобрел это заклинание, позволяющее носить в одном сосуде две жидкости путем создания кармана в пространстве. Мужчина взял бутылек и на несколько секунд застыл, любуясь цветом, переливами и завихрениями, созданными магией, а потом откупорил и сделал глоток. По горлу разлилось тепло, опускаясь к желудку. Реддл снова махнул палочкой, и на сей раз уже остатки красной жидкости втянулись в донышко, а пурпурная вновь затопила весь сосуд. Том радовался, что полгода назад сварил достаточно основы для эликсира — сейчас едва хватало времени на то, чтобы раз в месяц его закончить. Реддл прижал руку к груди, где под слоями мантий прятался кулон с камнем, внешне похожим на рубин, но ценностью, не соизмеримой с любой драгоценностью. Том скинул мантию на одинокое кресло и упал на кровать. Он думал, что не сможет заснуть из-за мельтешащих мыслей, но тотальный недосып взял свое: он отключился, едва коснувшись головой подушки. *** Поттеры. Они кружили по министерству, как коршуны, раздражая своим видом. Точнее, Том без удивления, но с легким замешательством заметил, что младший Поттер перестал его бесить. Мужчина долго, непозволительно долго считал, что Гарри спелся с отцом и специально раздражает своим часто безучастным видом и ленивыми комментариями. У Тома скрежетали зубы при одном виде колючего ежика волос и зеленых глаз. Сначала он с удовольствием измывался над Поттером, потом, когда понял, что это не оказывало нужного эффекта, хотелось самому прятаться от спокойных глаз с издевкой где-то в глубине, поэтому Том, упорно отрицающий чувство некоторой доли страха, еще более упорно начал изводить Поттера, в основном молчавшего и иногда вбрасывающего мелкие, простецкие, в основном безэмоциональные, но доводящие до полного бешенства комментарии. Но потом оказалось, что издевки в глазах и подтекста, который упорно искал Том, в словах не наблюдалось. При попытке представить, что Гарри и Джеймс имеют разные характеры и взгляды, Том понял, что это, вообще-то логично, и вообще непонятно, с чего он взял, что Поттер его ненавидит. Он наблюдал несколько дней и, чего греха таить, поискал немного информации, осознавая одну важную вещь — Поттер-младший был действительно в некоторых вещах пофигистом. А значит он, в отличие от некоторых других ранимых сотрудников, которые периодически увольняются после встречи с министром, будет абсолютно не против быть козлом отпущения. Два месяца Том вымещал на Поттере половину ярости не потому, что Поттер плохой, а потому что он — самая удачная мишень, не обижающаяся, спокойная и иногда трепыхающаяся для разнообразия. Наверно, Том думал, что так будет и дальше, но все хорошее имеет свойство заканчиваться, в том числе предел человеческого терпения. У мальчишки были больные точки и, нечаянно на них надавив, Реддл понял, что больше не хочет. Он вообще не хотел ни на кого давить, не хотел вымещать злость, но некоторые побочные эффекты от его неудачного эксперимента делали жизнь еще более сложной и одинокой. Он завидовал себе прошлому, без проблем обучающему ораву студентов. У него не было проблем с самоконтролем, он не орал на тех, кто не выполнил домашнее задание или безобразничал, он был скорее холоден, как лед, но потом случилось это. Он не мог противостоять и перепадам настроения, и вырывающейся магии. Стоило только удерживать что-то одно, другое сразу начинало бить через край. Его душа просто не могла правильно справиться с эмоциями. Все плохое будто увеличилось, выросло, лилось из него, особенно ярость и раздражение. Они не пропадали даже во снах, где он постоянно кого-то душил или медленно убивал, а потом просыпался в холодном поту. Как хорошо, что он не успел завершить эксперимент. Вначале Том не знал, как будет с этим жить. Стать хорошим министром было его важной целью. Но как он мог оставаться на посту, постоянно уничтожая чье-то хорошее настроение, втаптывая эго в грязь и имея три грамма адекватности? Реддл забил на чужое настроение и чувства, он решил, что не стоит обращать на них внимание. Он проведет нужные реформы, а отношение подчиненных и собственное самочувствие — дело второй важности. Со временем за тупостью некоторых индивидуумов ему начинало казаться, что все в порядке. Тот же Поттер-старший никаких душевных болезней не имел, а в руках держал себя хуже Реддла. Но были те, при ком он старался сдерживаться, как Рон Уизли, Фрэнк, Крауч-младший. Не близкие, не те, кого он готов записать в «дарования, которыми был награжден этот мир», просто те, кто упорно старались его не бесить. И все же некоторым он упорно не хотел показывать свою неприятную сторону ни в каком формате, проглатывая все эмоции, как комок холодной несоленой овсянки на воде. Людям, которые были настолько хороши в глазах Реддла, что он считал вымещать на них злость варварством. Дамблдор, Гермиона, Грюм. Возможно, он слишком идеализировал их, но они почти не ошибались и смотрели понятливо, будто всё знали, хотя даже Дамблдор имел лишь догадки о причине недуга. Теперь к списку тех, кого обвинять не хотелось, добавился Поттер. Из безликого подчиненного с неприятной способностью раздражать своим существованием он превратился в личность с чувствами, недостатками и достоинствами. Тому становилось его жаль. Жаль кричать за то, в чем он не виноват. Он узнал Поттера лучше, чем хотел, и теперь не мог его рассматривать как безликое нечто. Не мог рассматривать его и как Джеймса, на которого было не грех поорать, потому что щенок уж слишком зарывался и вел себя как сволочь с явным удовольствием. Или Кингсли, не скрывавшего того, что он метит в министерское кресло. Поттер просто… относился к нему так, будто он нормальный (о, нормальным себя Том не считал), в его глазах не было презрения, гнева, враждебности, лишь иногда проскальзывало озорство и нахальство, но лениво, понарошку. Реддлу показалось, что Поттеру было интересно с ним разговаривать, но он считал это глупостью, созданной больным мозгом из-за переработок, недосыпа и одиночества, потому что вряд ли кто-то мог получать удовольствие от общения, где ты будто сидишь на бомбе среди бенгальских огней. Реддл перевел взгляд на стопку бумаг, которую нужно было проверить. Сам сказал, чтобы писали без ошибок и внятно формулировали мысли, сам теперь проверяет. Не идиот ли?