Обряд

      Когда юной Княжне тяжело, то она приходит в зал предков. По всему залу развешены гобелены давно ушедших царственных родственников, но особенно для Ярославны важен один — гобелен с изображением Княгини Лучезары, её бабушки. Увидя в маленькой девочке силу, та с самого детства взяла её под своё крыло. Воспитанием занималась только она, нянек и мамок много не разрешалось, дабы не разбаловать дитя с юных лет, с самого детства всё проходило через жесткую дисциплину и подготовки к престолу. Когда её сестрицы могли бегать и играть, то Лучезара могла без зазрения совести калечить нежную головку девушки.       Женщина водила её, ещё маленькую девчушку, на места погребений и самые грязные улицы к нищим людям, потерявшим уже всякий человеческий облик, показывала ей до чего может опуститься народ при недалёком государе. Так она закаляла сердце княжны и наставляла на путь мудрого правителя. Заставляла играть сложные и долгие партии на составление, обдумывание стратегий, и не стеснялась пороть розгами за оплошности и неверные ходы. Таким образом она закаляла разум княжны и готовила её как сильного противника. Изнуряла тренировками на поле и испытывала юное чело на выносливость и силу без продыха. И так тоже она закаляла тело Княжны и растила её как защитницу своего народа. Когда для Ярославны наступила тринадцатая зима, то оставила ей свой перстень и ушла с рассветом навсегда. Прислонившись гобелену, княжна прокручивала у себя в думах недавний разговор в покоях родителей. Князь Всеволод кричит на дочь и в ярости размахивает руками.       — Почему ты ничего не сказала нам?!        В этом не было надобности, отец, — спокойным, даже больше скучающим голосом послышался ответ.       — Как не понимаешь, ты будущая Княгиня нашего городища! Ты та, на кого можно его оставить!       — Отец, кроме меня есть ещё и сестрицы. Уверена, что они станут прекрасными Княгинями, особенно Дарина. В ней есть все задатки лидера и …       Договорить Княжна не успела так как её речь перебил беснующийся отец, который швыряет в стену глиняный горшок.       — Уходи!       На лице Ярославны даже мускул не дернулся, вздохнув проговорила.       — Завтра мой последний день, прошу устроить пир. Это моя последняя просьба, надеюсь на понимание, — и поклонившись отцу и испуганной матери размеренным шагом вышла из покоев.       Из раздумий её вывела нежная женская ручка, которая осторожно дотронулась до плеча. Медленно открыв зарницы, перед собой, увидала собравшихся сестриц.       — Прости, если напужали, можно тебя? — неуверенным голосом молвила старшая.       На что та лишь кивнула головой.       — Прости нас, Ярославушка. Мы думали ты знаешь, — молвила другая сестрица дрожащим от слез голосом.       Будущая невеста Змия вопросительно изогнула бровь, но продолжила молчать.       — Батюшка наш, после того когда ты остановила междоусобицу, приказал нам, что если не дай Род, тебя заберет Змий треклятый, то одна из нас вместо тебя пойдет. Также велел нам не говорить тебе, но мы все из-за твоего спокойного состояния думали, что уж всё ведаешь.       — Так вы обижались на меня не из-за титула получается? — задумчивым голосом молвила Ярослава.       — Я завидовала тебе, прости, что из-за моей глупости мы не общались. Ещё и сестёр настращала, ты и правда хорошая Княжна, — сказала Дарина поклонившись. За её примером последовали и другие.       — Встаньте, голубушки, мне не так много осталось, дабы злиться. Да, даже если и много, то в этом нет сил, — девица ласково улыбнулась.       Рука заныла, а голова словно пунцом налилась, снова зов жениха своего слышит. Пересиливая саму себя, через силу Княжна молвила.       — Увы, Дарина, я не смогу присутствовать на твоей свадьбе, но у меня есть кое-что для тебя.       Ярославна старалась сдержать дрожь в своих руках, давимых тяжестью чего-то необъяснимого. Из небольшой сумки, как из сокровищницы, она извлекла деревянную коробочку, увенчанную гравированным изображением Древа Жизни. Вложив этот дар в руки своей сестрицы, старшая Княжна замялась, не зная, как подобрать нужные слова, но раскрыв, ахнула, обнаружив, что внутри коробочки жил самобытный мир — подвеска, произведение изысканного ремесла. Серебряные птицы, певцы средь листвы, вырисовывались в волнах черни, дополненные многоликими цветами, инкрустированными драгоценными камнями. А крупные рубины венчали середину и нижнюю часть подвески, завершая образ изделия.       — Как же это красиво! Ярославушка, спасибо! — сгребает обреченную в свои властные объятия, а к ним присоединяются и другие сестрицы.       — Рада, что тебе нравится, целый месяц рисовала узор кулона, — тяжелый вздох, — я Вас всех очень люблю, берегите друг друга.       Лик Княжны, освещённый приглушённым светом свечей в зале предков, не выражал ничего определённого. Как восковая скульптура, она сохраняла безупречное спокойствие, но внимательный взгляд мог уловить дрожь в её чертах. Отраженье в глазах мерцало свечами, создавая обманчивое спокойствие, но внутри скрывалась тяжесть невыразимых страданий. Но в этот особенный миг, средь семейных гобеленов и тёплого свечного света, Ярославна не желала поддаваться боли. Впервые за долгое время она ощущала семейное единение, и несмотря на боль, не позволяла своему состоянью омрачать этот благословенный миг. Лишь когда боль становится невыносимой, спустя некоторое время произносит:       — Простите, горлички мои, но я, пожалуй, пойду.       — Тебя провести? — молвила младшая.       — Немного, дальше я пойду одна.       Хоть и несмотря на желание Ярославны побыть наедине, сестрицы настаивали и провели её до самих дверей покоев. Попрощавшись, они оставили в преддверии её личного уголка. Войдя в свои покои, Ярославна обнаружила нянечку, готовую высказать свои сетования по поводу прогулок хрупкой Княгини. Но когда та взглянула на золотые глаза своей подопечной, её возмущение тотчас уступило место изумлению. На мгновение она замерла, а затем лишь слегка пискнула.       — Ох, что же мы будем делать без Вас Княжна, — плачет мамочка, — на кого Вы нас оставляете?!       — На сестер, Уладушка, на сестер… — тихо проговорила, но голос был таким слабым и безжизненным, что даже она сама почти его не слыхала.       Княжна едва стояла на ногах, и ей пришлось опираться на нянечкины руки, дабы не упасть. С каждым движением боли в теле усиливались, и ей было трудно скрывать свое страданье. Уладушка с сочувствием развязала узелки и расстегнула сарафан, стараясь не причинить еще больше боли своей хозяйке. Затем, аккуратно снимая каждую деталь одежды, она повторяла слова утешения и поддержки. Когда Ярославна была полностью раздета, Улада взяла легкую ночную рубашку и осторожно надела её на Княжну. Тем временем, в комнате зазвучали слова о том, что Змий треклятый нежную кожу испортил. Наконец, Ярослава медленно легла в постель, чувствуя, как боли отзываются в каждой части её тела.       — Княжна, может Вам что-то сделать? — молвила нянечка с заботой в голосе, поглаживая девичьи волосы, — принести чего-то?       — Спой песню, которую пела бабушка, пожалуйста, Улада, прошу, — пересохшими губами и пронзительным грустным взглядом глядя с мольбой тихо попросила Ярославна.       — Конечно, Ярославушка, конечно.       И гладя засыпающую Княжну тихонько напевала незатейливую мелодию: Ай, то не пыль по лесной дороге стелется Ай, не ходи да беды не трогай, девица Колдовства не буди Отвернись, не гляди Змей со змеицей женятся… Удержи меня, На шелкову постель уложи меня, Ты ласкай меня, За водой одну не пускай меня…       Как только юная Княжна уснула, Улада осторожно потушила лучину, поправила шкуру, убедившись, что все вокруг в порядке, и тихонько покинула покои. За дверью расстилалась тишина, прерываемая лишь далеким шумом ночной природы.       Во сне Ярославна оказалась у обрыва, в окружении солнечной ясной погоды. Волны разбивались об скалы, тёплый ветер ласкал девичьи кудри. Полной грудью она вдыхала морской запах и подставляла лик под палящие лучи солнца. Не было ни боли, ни страха, только она, крики чаек и шум моря. Сердце пропустило удар, когда услыхала шум позади себя. Вздрогнув, Ярославна открыла глаза.       — Змий? — подумала про себя.       — Слышу, что Вы сзади, — спокойным и уверенным голосом отчеканила та, — у меня есть для Вас заманчивое предложение.       Собеседник молчал, но Ярославна была за это ему благодарна.       — Я была у Лады, той, которую вернули, — девушка вздохнула, — Надо мной можно не властвовать, и так уяснила, что Ваша невеста.       — Так вот, ведаю, что нужна Вам, дабы с моего праха появился новый Дракон. Можно обойтись и без этого кровавого ритуала, рожу Вам столько сыновей и дочерей сколько нужно. Только прошу, не нужно трогать моё городище. Пусть сестры спокойно выносят своих будущих детей, без страха, что кого-нибудь заберут, а те своих, молю, — говоря это Ярослава незаметно переставляла ноги, изо всех сил удерживая рвущееся наружу отчаянье.       Послышался совсем близко шум, а затем чья-то теплая жилистая рука осторожно взяла нежную маленькую ручку. Теплота проникла в ее тельце, заполнив его приятным теплом. Только Княжна хотела повернуться и увидать своего жениха, как провалилась. Очнулась в своих покоях, за окном темнело, но это не нарушило ее радости. Проснувшись бодрой и выспавшейся, Ярославна почувствовала силу, бьющую ключом из ее молодого тела. Хотелось петь и танцевать, ничего не болело, а змеиная кожа осталась лишь на небольшом участке длани. Взяв зеркало с прикроватной тумбочки, внимательно осмотрела лицо. Радужка глаз стала полностью золотой, а ланиты свежими и румяными.       — Княжна, вы проснулись, — молвила вошедшая в покои Улада, — и так хорошо выглядите, прямо чуяла, что скоро проснетесь, наказала, дабы натопили баньку. Как никак, Князь решил устроить пир в честь Вас, — не смотря на то, что женщина старалась говорить радостно, но было слышно, как старательно старается убрать грустные ноты из голоса.       — Благодарю, Уладушка, — со всей искренностью и теплотой поблагодарила свою нянечку.       Подготавливаясь к предстоящему пиру, Ярославну украсили величественным нарядом, отражающим её красоту и благородство. А как только тьма окутала землю, Княжна, полная решимости и готовности, направилась к залу празднества. В последние часы она стремилась, дабы близкие и честный народ запомнили её счастливой и величественной. Медленно спускаясь по витиеватой лестнице, то вмиг голоса в зале затихли. Восхитительный сарафан цвета мха в объятиях ночи казался морем, волнующимся под каждым шагом. Подол, покрытый тканью, ласкал аккуратные ножки своими нежными складками, словно воспевая её приход. Верх платья, как облачение королевны, нежно обнимал девичий стан, выделяя стройность фигуры. Рукава-фонарики, изящно взлетая, добавляли изюминку и изысканность образу Княжны. Верхушка светло-русых волос была тщательно заплетена в косы, создавая необычайный змейчатый узор на голове. Кончики волос были аккуратно накручены, а голову украшал изысканный венец. Но самым ценным украшением был кулон Верислава, сверкающий на груди Ярославны словно драгоценный амулет. Спустившись вниз и идя до центра зала каждый от мала до велика кланялся и благодарил Княжну, и от этих слов душа наполнялась радостью. Благодарность людей, ради которых она прожила все эти годы, была для неё настоящим сокровищем. Дойдя до центральных столов, нежданно для самой Ярославны, Верислав и Князь Всеволод кивнули друг другу и осторожно взяв Княжну поставили на свободный центральный стол, а Дарина подала кубок с напитком. Таким образом, начался пир в честь Ярославны, и зал наполнился звуками радости и уваженья.       — Княжна, просим Вас, скажите пару слов!       — Просим! — послышалось совсем близко.       Оглядев всех внимательным изучающим, но добродушным взглядом, Ярослава подняла руку с кубком.       — Очень рада приветствовать и видеть Вас всех на этом прекрасном пиру. Да, собрались мы тут не по самому весёлому событью, но я рада, что каждый от мала до велика не пускает горечь в своё сердце, — девичий уверенный и спокойный голос был слышен отовсюду, а взгляд люда на неё был хоть и полон грусти, но из-за бодрого стана их любимой юной Княжны не давал окончательно впасть в скорбь, — мне бы хотелось многих из Вас лучше узнать, но увы Матушка Макошь со своими дочерями распорядилась мной совсем по-иному. И не стоит унывать, всё приходящее и уходящее. Любите и заботьтесь друг о друге, помните, что любое лихо временно, и что пока мы едины и отважно смотрим на любую трудность нам всем всё по плечу! А теперь веселитесь, мои дорогие, этой ночью не должно быть ни грусти, ни печали на Ваших прекрасных лицах.       — За Княжну! — загудели голоса.       — За Ярославу Великодушную!       Княжна сделала первый глоток. На языке чувствовалась сладость ягодной настойки, а после чутка щиплет язык. На третьем глотке Ярославна почуяла, что на устах оседает приятная горечь. С каждым глотком сладкий вкус ягод постепенно притуплялся и уходил на второй план. Остаётся лишь некое послевкусие мёду, опьянение и греющее тепло, оседающее внутри. А дальше под сводами темных залов, началась любимая часть вечера, которую Ярослава так жаждала — танцы. Свет тусклых свечей танцевал на стенах, а прямая спина княжны искала гармонии в каждом движении, сливаясь с веселыми переливами мелодии. В ритме одновременных танцев с сестрицами, Яраслава не видит окружающих, пока не замедлится, и не признает их. В этот миг она пропускает через себя веселые и незатейливые мелодии скрипки, флейты, удары барабанов, звуки трубы, хлопки людей в такт музыке и делится этим с миром. На поворотах голова кружилась, и все, что попадало в поле зрения, смазывалось, превращаясь в бесконечную карусель из образов и ярких вспышек, а гортанный смех и радость наполняли весь зал. И в этот миг рождалось то самое чувство полета и легкости, что переполняло от витающих в воздухе звуков, но вот мелодия становится быстрее и всё больше уносит в хоровод некой легкой тревожности, последний шаг, последний поворот и грандиозное громкое завершение. Княжны красные и разгорячённые принялись обнимать друг друга. Княжны, красные и разгорячённые, обняли друг друга. Так прошла их ночь, волшебная и бескрайне весёлая, наполненная танцами, песнями и рассказами отца о его славных походах. Пир, слившийся с весельем, течет так стремительно, что люди не замечают, как наступает утро, а вместе с ним — восемнадцатилетие Ярославны, сияющее ярким светом восходящего солнца. Однако самое главное они упустили из виду — как обильно пошел первый снег.       Меж тем, Верислав наблюдал за легкой походкой своей возлюбленной, и от его взгляда не укрылось как женщина, напоминающая Ладу, осторожно взяла за длань Княжну и увела в дальний угол, шепча что-то ей на ухо. Взгляд был суров и сосредоточен, и лишь по небольшим кивкам можно было понять, что Ярославна не застыла, как соляной столб. В это мгновение в зал ворвался мужчина и закричал, словно вестник пришествия:       — Зима наступила, идёт первый снег!       На лицах люда пробежал страх и неуверенность, и все взоры устремились на Ярославну, которая, приняв холодное выражение лика позвала сестриц и нянечек. Через мгновение Княжна вышла в своей величественной нарядной роскоши: ритуальные косы, красные бусы, поверх которых венчался кулон, белая рубаха с вышивкой и босые ноги. Её появленье заставило всех в зале оцепенеть. Словно олицетворение силы и решимости, Ярослава прошествовала через зал с достоинством и грацией. Блистающий золотой взгляд подчеркивал не только власть и величие, но и готовность сразиться с тем, что принесла с собой судьба. Ритуальные звуки её кос сопровождались молитвами и шепотом средь собравшихся, исполненными горечи и силы пред неизбежностью.