Обряд

      Прошла зима с тех пор, как Ярославна и Ангмар соединили свои судьбы в брачном союзе. Внешне казалось, что в их отношениях всё благополучно, но истина заключалась в том, что каждому из них было трудно друг с другом. На протяжении всего этого времени Ангмар не осмеливался коснуться княжны, так, как это принято между супругами. Он заботлив и сдержан, всегда молчалив, словно внимательный наблюдатель, и такой же являлась она. И эти перегляди уж стали их традицией и неким ритуалом. Золотые глаза с голубыми вкраплениями блуждают по сильному мужскому телу, шее, лицу и волосам. Он часто замечал, как её взор задерживается на нем во время утренней рыбалки или когда создавал очередную игрушку из дерева. Однако, как только он обращал своё внимание на царственную возлюбленную, она, будто ничего не было, отводила свой взгляд, словно вечерняя звезда, смущенная внезапным светом луны.       Что ещё его поражает, так это то, что когда Лада прибыла на остров, то спустя несколько дней привыкла к свободной жизни и радовалась, что наконец-то свободна от управления городищем, но только не новоприбывшая супруга. В рассветной тишине Ярославна, верная обычаям, пробуждается на раннюю зорьку. Под своим дыханием она пришёптывает невнятные слова, убеждая себя, что ее благоверный еще погружен в сладкий сон. Шаль, прикрывает ее фигуру, когда она направляется к берегу, дабы встретить первые лучи утреннего солнца, которые ласкают поверхность океана. Ангмар не отстает и выходит за ней на берег, дабы окунуться в свою рыбацкую заботу. Ведь обед для Федоры и них сам себя не наловит. И, как всегда, на ней тончайшее летнее платье и змию с трудом приходиться отводить взгляд от задумчивой, словно неживой княжны. В одно из таких ранних утренних часов, когда мир еще окутан свежестью, змий, не выдержав, положил удочку на землю и маняще подозвал свою возлюбленную к себе. Вроде что-то дрогнуло во взгляде княжны, но ненадолго. Она так и не смогла подойти, глубоко уйдя в свои думы.       Дни Ярославны текли медленно, как ручей в уединенных стенах пещеры. В тишине, иль в дружбе с котом проходили часы, когда княжна раскрывала свою душу, выходя из-под покрова строгой властительницы. С Федорой она делилась своими думами, словно разговаривала с давним другом, но при этом чуяла, что животинка понимает каждое слово. Ангмар наблюдал за своей супругой, когда она занималась своими делами в одиночестве. Ему казалось, что в его присутствии живут две разные девушки. Одна — веселая и радостная, смеющаяся с котом и напевающая песни. Другая — суровая, бесчувственная княгиня, стоящая на страже своего наследия.       Вот и сейчас Ангмар, скрытый в уголке, восхищался ее грациозным станом во время уборки, когда лучи света, проникающие в пещеру, освещали девичий лик. Слушая ее тихий напев, он наслаждался чарующим голосом. Чаще всего это были две мелодии, первую из которых он с детства ненавидел, но полюбил, когда поет супруга, и была она про страшного полоза, который унёс невесту. А вторая была об огне и сильном князе, и Ангмар, хоть и не вникал в слова, просто наслаждался.       Так было до поры до времени, пока однажды не приключилось то, что перевернуло их жизнь. Ангмар пробудился в раннюю зорьку, пронзенный грозным ревом, возносящимся отдаленно с океана. Наскоро встав, он стал ощущать, как рев становится все сильнее и настойчивее. Без раздумий выскочил из пещеры и побежал в сторону рычания, наполнявшего воздух. Долгий бег привел его к месту, где по пояс в воде стояла Ярославна. Девичья фигурка вздымалась над прибрежными волнами, рука ласково держала живую рыбу, а взгляд, неподвластный человеку, сверкал золотом с драконьим отливом. Змий, ожидая что-то необычное, встретил рык, исходящий не от стихии, а от самой княжны.       — Моя прекрасная царевна Несмеяна, прошу поди ко мне.       Нехотя, словно насилу подчиняясь не своей воле, Ярославна медленно приближалась к Ангмару. Однако, чем ближе она подходила, тем явственнее в ее взгляде читалась ненависть, будто приближение к нему вызывало внутренний бунт.       — Прошу, ответь мне, что с тобой приключилось? — настойчиво спросил Ангмар, чувствуя, как сила, ему неведомая, заполняет воздух.       — Эти дурочки без меня не справятся, я достойна венца, а не они… — прошептала едва слышно, и её слова с грохотом осели где-то в его груди.       Казалось, что в глазах княжны плавает расплавленное золото, и на рыбе в ее руке стали появляться полумесяцы, отпечатанные ее острыми ногтями.       — Что?       Переспросил он, смотря в ее зарницы, но Ярославна молча отвернулась, взгляд ее ушел в бескрайние воды океана. Спустя некоторое время, когда волны медленно умали́ли следы неведомого влияния, ее очи вернулись к голубому блеску. Ярославна смотрела с недопониманием то на Ангмара, ища в нем немую поддержку, то на рыбу в своей руке. В ее взгляде отражалась смесь испуга и неопределенности, словно она пыталась разгадать знаки, что-то неведомое, что происходило в ее собственной душе. Змий стоял рядом, его лик выражал смешанные чувства — беспокойство, любовь, и беспомощность, пред загадочным преображением, происходившей с его царственной супругой. Он стремился прочесть в ее глазах ответ на вопрос, который витал в воздухе, но там была лишь растерянность.       — Помнишь как тут очутилась? — произнес Ангмар, его рука оторвалась от груди, потянулась к длани Ярославны. Касание было нежным, практически невесомым, словно он старался передать ей свой внутренний покой.       — Запамятовала, — пожала плечами, и поёжилась юная дева.       — Думаю, что Федоре понравится его завтрак, — добавил, стараясь улыбнуться, дабы скрыть собственные беспокойства. Второй рукой он осторожно взял рыбу из девичьих рук.       — Пошли домой, а то бледная.       С того дня каждый восход солнца приносил новую волну беспокойства в сердце Ярославны. Припадки, словно зловещие тени, охватывали ее, заставляя терять ощущение бытия. Ангмар хотел помочь, чуял ее боль и страх, но он бессилен был пред мраком, который поглотил ее душу. Она злилась, не находя ясного ответа на свои мучения. Злость направлялась на сестер, на мать, и она рвалась, крича, что ей надо домой, а без нее все обречено на погибель. Змий старался быть рядом, поддерживать, но часто сталкивался с непониманием. Однажды он нашел ее сидящей на камне, словно на троне, с замутненным взглядом, её глас пронзал воздух, крича о предательстве, о том, что она подвела свою царственную матушку. Только спустя долгое время, проникнутый глубиной ее страданий, Ангмар осознал, что царственной матушкой для нее была бабушка. Та, которая заменила ей мать, лишив ту права на родную дочь. Сложная история, заметенная временем, стала раскрываться медленно, как давно забытый свиток с сокрытыми загадками. Его вопросы о прошлом, о том, что с ней, она оставляла без ответа. Прошлым делиться не собиралась, считая, что это не так важно. Сердце Ярославны было как старинный замок, запертый на засов, и Ангмар понимал, что ключ к нему не так-то просто найти.       В одну ночь, когда луна заливала светом океан, он осознал, что не может более мириться с загадками, которые окутывали его царственную супругу. Решив, что пора разгадать тайны, пришел к выводу, что любой ценой должен узнать, что творится в душе Ярославны. От его деда, великого дракона прошлого, ему достался камень воспоминаний. Он лежал в старинном сундуке, и Змий всегда относился к нему с особым вниманием, считая его использование чем-то непозволительным. Ангмар утверждал, что если человек хочет поделиться своими переживаниями, то должен сделать это добровольно. Однако ему пришлось поступиться собственными убеждениями. Зеленый камень, увенчанный драконьими рунами, теперь лежал в его руках, готовый раскрыть покрытые тайной воспоминания княжны. Он аккуратно вложил его в ее дрожащую длань. Мягкий свет луны проникал в пещеру, освещая неспокойное девичье лицо. Тяжелый вздох вырвался из груди, наполняя воздух напряжением. Затем начал читать древнее заклинанье, взывая к силам, способным открыть путь в мир прошлого. Руны на камне засветились, и их свет стал переливаться голубыми отблесками. Спустя миг пред глазами Ангмара прошли виденья. Он оказался в старинном зале, где стены украшали гобелены. Эти гобелены были воспоминаниями Ярославны, но для него важны были не все. Нужны лишь те, которые покрывала золотая и черная нить, ибо в них заключались ключи к истине, живущей в самом сердце его супруги.       Змий не потерял много времени в поисках. Гобелены, сверкающие и манящие, словно приглашали в мир воспоминаний, находились на самом видном месте. Он подошел к первому, решившись на этот дерзкий шаг, и протянул руку к нему. Мир вокруг него исказился, и в следующий миг он оказался в покоях княжны. На кровати сидела маленькая Ярослава, с опущенной головушкой, внимательно слушая речи своей Великой Княгини. Лучезара, несмотря на свой возраст, излучала суровость. В ее взгляде сквозила власть, и он понимал, что эта женщина, несмотря на видимую заботу, обладала чем-то, что вызывало страх даже у него. Лучезара не предпринимала ничего плохого. Ее руки нежно расчесывали волосы маленькой Ярославы, но ее стойкая манера и лицо, выраженное строгостью, создавали пугающий лик.       — Когда моя душа направится в Ирий, то моё место займёшь ты, моя горлинка, — произнесла Лучезара с призрачной улыбкой на лице.       — Но ведь матушка, моя матушка, должна занять это место, да и у меня старшая сестрица есть, — возразила Ярославна, выражая свои сомнения.       — А что твоя мать? Твоя мать не годится для правления, уж слишком она чувствительная, городищем управлять не может. Её долг был родить тебя, и это её единственная заслуга, — отрезала Лучезара, уводя разговор в иное русло.       — А сестрицы…?       — А сестрицы тем паче, только испоганят всё.       — Но…       Лучезара показала палец у губ, намекая на то, дабы маленькая княжна прекратила возражения. Ярослава замолкла, виновато смотря на старшую.       — Не перебивай! — вмиг лик приобрел суровый оттенок, затем нежным голосом Лучезара продолжила. — Трон, когда меня не станет, займешь ты. Ты лучшая и достойная, а они — так… А сестры нужны дабы выгодно выдать замуж, чем ты и займешься, когда станешь постарше, а одна станет невестой Змия.       — Прошу, не говори так. Тем паче змий может выбрать меня в жены, — попыталась возразить Ярославна.       — Милая, за это зазря не тревожься, всё решено уж, — завершила Лучезара, подчеркивая свою решительность в этом вопросе.       Вихрь воспоминаний исчез, оставив у Ангмара в душе странное послевкусие пустоты. Он вновь находился в старинном зале, где, с неохотой, протянул руку к следующему гобелену. Этот раз воспоминание втянуло его в позднюю звездную ночь у поминального костра, устроенного у подножия городища. Пламя вспыхивало величественно, и искры поднимались вверх, провожая великую княгиню Лучезару в Ирий. Змий наблюдал, как пламя постепенно поглощало тело княгини, но его внимание привлекла не эта мрачная картина. Безразличная к окружающему, холодная княжна стояла рядом, взгляд устремлен на огонь, и ни одной слезы на ее ланитах. Рядом с ней стоял Верислав, держа ее длань в своей. В этот миг Ангмар ощутил, как будто ледяной ветер принизил душу. Он продолжал молча наблюдать, как княгиня Лучезара уходит в иной мир, поглощенная огнем поминального костра. Однако в этом отсутствии старшей он чуял нечто беспокойное в явной невозмутимости и безразличии Ярославны. В ее холодных очах не отражалось ни сожаления, ни скорби, что вызывало непонимание. Тут, как ответ на мучившее его чувство, послышался тихий голос княжны, слова которого пронзили его тело, как змеиные мурашки.       — Я теперь буду вместо неё, — прошептала Ярославна.       — Что? — встревоженно переспросил Верислав, беспокойно вглядываясь в лицо юной княжны.       Поняв, что вымолвила, Ярослава быстро вернула свою невозмутимость, отвечая без единой доли эмоций.       — Она, матушка, будет вместо Лучезары.       Воспоминание закончилось, и Ангмар, погруженный в тень прошлого, решился обратить свой взор на последний гобелен. В отличие от предыдущих, он был покрыт черной нитью. Потянувшись к нему рукой, в мгновение ока он оказался в тронном зале, где царственно восседала Ярославна. На троне, украшенном золотыми рунами, княжна предстала пред ним во всей своей величественной красе. Он тут же заметил, что на ней была перешита одежда, принадлежавшая Лучезаре, и сама девица, словно наследуя статус бывшей княгини, взирала на окружающих свысока. В ее руках держалась берестяная грамота, а лицо выражало задумчивость. Внезапно покой нарушил вошедший Верислав. Сделав поклон, он подошел к Ярославне с любопытством оглядывая то, что она читала.       — Зачем тебе списки женихов? — спросил он, поднимая брови в знак недоумения.       — Для Дарины. Уж выросла девка, пусть отдает долг государству. Хочу выгодно замуж выдать, дабы укрепить отношенья с соседним городищем, — прозвучал суровый ответ.       — Она же любит Добрыню. Тем паче обещана ему.       — Значит разлюбит.       Слова Ярославны пронзили Верислава, вызвав недоумение и беспокойство. Суровый взгляд Ярославны дал понять, что она решительно намерена и против любых возражений.       — Яраславушка, это не ты.       — Я главней, она будет подчиняться мне! — грозно и решительно произнесла Ярославна, ее зарницы сверкнули огнем убеждения, наполняя воздух напряжением.       — Яра, хватит!       Голос юноши прозвучал строго, как удар хлыста, и княжна словно окатилась холодной водой.       — Ты сама на себя не похожа. После смерти Лучезары едва спишь, вся в делах и разьездах, но хуже всего не это, а точно ты становишься как она. Приказала её одежу перешить под тебя… Что с тобой?       — Не ведаю, милый Вериславушка, не ведаю, но верно говоришь…       Ангмар, стоявший в тени и следивший за разговором, вдруг заметил скрытую в углу Дарину, которая тайно подслушивала их разговор. В девичьих зарницах мелькнули слезы, и она быстро покинула место, стараясь не привлекать лишнего шума. Вмиг переместившись, Ангмар оказался в комнате Ярославны, где княжна готовилась ко сну, расчесывая свои длинные волосы. Нежданно дверь в покои отворилась и в них ворвалась раздраженная Дарина. Она не дала Ярославне даже задать вопрос, направив острое лезвие на нее.       — Кто дал тебе право распоряжаться мной?! Я старше! — взревновала Дарина, метко указывая нож на сестру. В покоях царило напряжение, а свет свечи мягко освещал ее испытующий взгляд.       Ярославна, стараясь сохранить хладнокровие, ответила: — О чем ты?       — О-о-о, не уж то запамятовала, коль так, то напомню про грамоту со списком женихов.       — Я не собираюсь выдавать тебя замуж, а теперь живо успокойся, и выйди с покоев.       — От тебя одни беды! — её голос перешёл на крик, а по лицу начали течь слезы. — Ведь Ярославна лучшая и прекрасная, а мы так, и в подметки ей не годимся. Одна ты ведаешь и решаешь всё как надобно, такая же, как и наша бабка. Будешь весь век в её тени шествовать!       — Мне за честь и в тени побыть, а кому-то и до её тени не достать, — спокойно ответила княжна, сохраняя свое величие на лике.       Последние слова Ярославны отразились как грозный гром в сердце Дарины, и та, издав звук неудовольствия, набросилась на свою сестру. Ярославна уклонилась, избежав нападения с грациозностью лебедя на воде, и тотчас же призвав стражу. Мгновенно явившиеся стражники, оттолкнули злобную сестру, пытаясь удержать старшую княжну в своих руках. Дарина продолжала кричать, рваться на свободу, и ее вопли привлекли внимание нянечек и других сестер. Затем к месту с неспешной решимостью прибыли князь и княгиня, за ними последовал напуганный Верислав. Князь Всеволод, встревоженный случившимся, торжественно осведомился:       — Что тут творится?       В ответ на его слова Дарина продолжала выражать своё негодование и злость. В это время Верислав беспокойно осматривал Ярославу, внимательно ища возможные порезы и раны. Не выдержав шума, князь Всеволод гаркнул, словно громом, что отразилось в мгновенной тишине. Невольное собрание замерло, и каждый, словно окаменев, глядел на других, не решаясь произнести ни слова. Только плач Дарины продолжал звучать в этой мучительной тишине.       — Все дочери ко мне в покои, — грозно заявил Всеволод. За его словами последовала торопливо подбежавшая прислуга, которой он тихонько отдал приказ. Слуги поклонились, бросившись к выходу из покоев, суетясь с выполнением порученья. А княжна Ярославна, не теряя времени, подозвала Верислава, взгляд её был исполнен просьбой.       — Принеси Дарине сон-траву и любой ценой дай ей испить её, прежде чем все соберутся у батюшки в покоях, — юноша кивнул в знак понимания и, словно стрела, вылетел из покоев, направляясь к себе, дабы приготовить сон-траву.       Ближе к полуночи все дочери были собраны в ожидании появленья батюшки. В тесном круге остальные сестры шептались, бросая взгляды на спокойную Ярославну и разочарованную Дарину. Княгиня, сидя в задумчивости, молчала. Столь долгого ожидания не потребовалось — князь, не давая всем заскучать, вошел в покои, держа в руке небольшую розгу. Положив ее на стол, он повернулся к своим дочерям. Все затаили дыхание, ожидая слов отца. Осмотрев каждую дочь, князь передвинул свой отцовский взгляд на Ярославну и рукой подозвал её к себе. Княжна повиновалась, молча встала рядом с батюшкой, и её взгляд встретился с взглядом отца. Тишина в комнате стала еще более ощутимой, когда Всеволод начал свою речь.       — Хотите знать отчего её слово выше вашего? — заговорил, прерывая молчание в комнате. В ответ на его вопрос, девицы лишь сжались ближе друг к другу, ожидая продолжения.       — Молчанье — знак согласья.       Взяв нож со стола, с ловкостью война, он развернул княжну спиной к себе и провел острием вдоль её ночной сорочки. Шрамы от прутиков, словно старинная повесть, открылись на её коже. Ярославна стойко переносила это испытание, не подавая виду, что боль пронзает её душу. Больше всего она ненавидела эти следы.       — Она пережила более вашего, имейте уваженье, — произнес, отпустив княжну. К ней торопясь подошла княгиня, укрыв своей шалью её спину и обняв.       — Подумаешь шрамы, велика честь! Значит заслужено, — ехидно пробормотала старшая.       — Посмотрим. Поди ко мне, — решительно заявил отец семейства, и Дарина осознала, что её ожидает нечто подобное.       — Нет!       — Как нет, сама говоришь, что велика заслуга, вот и покажи свою силу, — ответил, настаивая на своем.       Дарина неуверенно приближалась, и Ярославна не могла не приметить, что её шаги стали неустойчивы.       «Всё же успел дать сон-траву» — промелькнуло в думах княжны.       Подойдя к Всеволоду, старшая княжна потеряла равновесие и упала, в её зарницах мерцало замутнение, но это не заставило царственного отца изменить своего решение. Он взял прутик со стола и объявил, что оставит десять ударов на её хребте. Из выражения Дарины стало ясно, что она страдает, и, сжав дланью подол своей сорочки, старалась сдержать крики. Когда наступил пятый удар, силы покинули, и она коснулась пола. Всеволод прекратил пытку и приказал нянькам присматривать за старшей княгиней и вызвать лекаря. Затем, сохраняя царственную холодность в своих действиях, он покинул покои.       Агмар, наблюдая за ней, чуял тяжкую грусть, и его душа сжималась от боли, видя, как она страдает в объятиях матери. Собравшись с силами, решил покинуть этот мрак и отправиться на улицу. Однако, вернувшись из воспоминаний, и увидав всхлипы супруги сквозь сон, осторожно обнял её, ощущая трепет её тела. Ярославна, пробудилась, но не отталкивала его, а наоборот, прижалась еще крепче. Проговаривая, что она не хотела этого, и как проклинает тот день. Дракон ничего не говорил, лишь поглаживал девичьи волосы, и говоря, что всё хорошо, и как он ей гордится.       Спустя некоторое время княжна почувствовала, как печаль уходит, и, наконец, провалилась в глубокий сон. Подождав, пока она окончательно уснёт, Ангмар вышел из пещеры, взор его был устремлён на спокойные воды ночного океана. В его размышлениях переплетались воспоминания о происшедшим, и стремление помочь своей царственной супруге справиться с темными тайнами её прошлого. Свет луны освещал задумчивый лик, словно отражение водной глади, спокойной в это бессмутное ночное время.