В цвете сепии
2 ноября 2013 г. в 14:28
Название: В цвете сепии
Автор: fandom Pandora Hearts 2013
Бета: fandom Pandora Hearts 2013
Размер: драббл, 660 слов
Пейринг/Персонажи: ОМП, ОЖП
Категория: джен, гет
Жанр: PWP, дарк
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: обычный вечер обычного нелегального контрактора
Примечание/Предупреждения: смерть персонажа (неграфичная)
Небо множится на сепийные цвета: треснувший беж, грязная охра, линялый каштан. Тучи изливаются бурым гноем; солнце тщетно пронзает пылевую завесу, — над столицей гуляла песчаная буря — устает, сворачивается, с разбегу падает за черепичные крыши. От доков воняет падалью; о захламленный речной берег истерично бьется пенно-кофейная муть. Проплывают баржи, груженные лесом, — одна за одной, как скорбный погребальный кортеж, везущий безликие трупы деревьев. Изнанка Риверры такая же неприглядная, как река, — сплошь скисший испорченный суп, пародия на первородный бульон, что когда-то послужил колыбелью жизни.
Но жизнь бурлит и здесь, донельзя уродливая, как и мир, ее создавший.
— Эгей, парнишка, я гляжу, ты скучаешь?
Водянистые рыбьи глаза, рваный корсет, выставляющий сиськи напоказ, сигарета в зубах, короткие неухоженные пальцы. Этими пальцами портовая шлюха манит Пауля к себе — словно крючьями подтягивает; на указательном вспыхивает кольцо с дешевой стекляшкой, дрянная подделка под оникс.
— Негоже такому красавчику скучать в этот чудный вечер, — «чудный» она произносит как «чу-у-удный», манерно растягивая слово, будто конфетку-ириску, а «красавчик» — вскользь сквозь щербатые зубы и с долей ленивой иронии. Пауль напрягается — но это не та издевка, за которую следует немедля свернуть продажной девке ее немытую шею, а всего-навсего проверка на платежеспособность.
И правда — при звоне монет взгляд тусклых глаз оживляется и становится почти что нежным.
— А ты не промах, красавчик, — теперь «красавчик» приобретает благожелательный оттенок. — Хочешь?
Что именно он должен хотеть, не уточняется, но ясно, как божий день.
— Сколько? — с любопытством спрашивает Пауль.
У него уже недели две не было женщины, а эта мымра весьма еще ничего — если не смотреть на потасканную рожу и просто трахать, не раздевая.
— Десять монет, — равнодушие, с которым она называет себе цену, покоробило бы поэта, но Паулю абсолютно побоку. — Деньги вперед.
— По рукам.
Сиськи у нее тоже еще вполне так — во всяком случае, есть чего помять. Пауль лезет под корсет, сжимает соски, дергается, раздраженно рычит — китовый ус, вылезший через прореху, пребольно колет ладонь.
— Дер-рьмо!
Девка смеется и тушит сигарету о стену.
— Не порть костюмчик, ретивый мой...
— Лучше заткнись и отсоси.
— Ха! Еще десять монет.
— Да пошла ты...
— Ну, как знаешь, — шлюха разочарованно вздыхает. — Красавчик, но жадный. Ладно, ближе к делу...
Она поворачивается к стене и задирает юбки — юбку, нижней на ней нет, как нет и белья — похабным отработанным жестом. Пауль берет ее грубо, втискивая в склизкие доски рыбацкого барака, втискиваясь в склизкое горячее нутро, где, верно, перебывал не один десяток моряков. Горбатому кривоносому уроду никогда не везло с женщинами — но, если есть деньги, их благодатное сияние запросто оставит в тени и горб, и плохо сросшийся сломанный нос, и оспины на лице, и даже маленький член.
— А-ах, — стонет шлюха, хищно царапая дерево. — А-а-а!
Стоны фальшивые, как и ее кольцо, но отрепетированы на славу. Старается. Юбка задирается до ребер, дугами просвечивающих сквозь белую с синевой кожу, до изгиба позвонков, уходящих вверх к лопаткам — мерзостно-бледных от недоедания, мерзостно-скользких от испарины, как у дохлой салаки. Со спины она отвратительна — Пауль рывком разворачивает ее к себе, яростно мнет бурно вздымающуюся грудь, худое костистое бедро. Шлюха тянется к нему руками-крючьями — атавистический жест не до конца умершей в ней женщины, призывающий обнять того, кому она отдает свое тело.
— А ну не трожь! — но подчиненные пароксизму проснувшейся страсти пальцы вцепляются в ворот его рубахи, разрывая небрежную шнуровку, и на груди, изрытой старыми шрамами от оспы, проступает черная печать нелегального контрактора, заполненная ровно наполовину.
— Ты... — рыбьи глаза удивленно моргают. — Ты!
До того, как шлюха успевает заорать, Пауль смыкает руки на ее шее.
— Ага, — соглашается он, толкается еще несколько раз, замирает и ждет, пока тело не прекратит трепыхаться.
— Где мои денежки? — Пауль бесцеремонно роется в чужом кошельке. — О, вот они. А еще и твои, мымра. Пожалуй, тоже заберу. Эй, приятель...
Из-за спины выступает неряшливо вылепленная тень.
— Иди, поешь, — контрактор треплет свою Цепь по загривку.
Спустившись к реке, Пауль смывает с рук кровь шлюхи и удовлетворенно смотрит, как в мутной воде расходятся мраморными прожилками красные нити. Позади него Цепь отрывает длинный лоскут мяса от бессильно упавшей на землю руки и урчит, словно обласканная домашняя кошка. Проходящая мимо баржа дает низкий протяжный гудок.
Нет, честное слово, так жил бы и жил. Красота.