Забудь

Алиса произносила такие витиеватые ругательства, что даже Жорин восхитился. Она потирала не то поясницу, не то по ниже, выстраивая все новые и новые словесные конструкции. Гитару при этом Двачевская с рук не выпустила. — Хренова рухлядь! Деревянная развалюха! На помойку тебя! Нет, на лесопилку! Дмитрий не знал, сколько Алиса весит, но явно больше, чем могла выдержать табуретка. У несчастной не то, что отвалилась одна ножка – нет… Она развалилась полностью. — Ты убила её, — укоризненно сказал Жорин Алисе, подбирая с пола одну из четырёх разлетевшихся ножек. — Убила… — Что? — Алиса со злостью пнула одинокую деревянную сидушку. — Это она меня чуть не убила! — Но ты же жива, — пожал плечами Дмитрий. — А вот она больше никогда не будет прежней. — Нет, ну посмотрите на него! — Алиса размахивала руками. — То есть, по твоему, лучше бы я сломала себе шею? — Нет, — неуверенно пробормотал Жорин. — Наверное… — Что! — Двачевская подхватила с пола другую ножку, что отлетела от табуретки. — Иди сюда! Я тебе сейчас её знаешь куда запихаю! У Дмитрия были кое-какие предположения на этот счет. — Ребята! — Мику глядела на них выпученными глазами. — Вы чего! Успокойтесь! Деревянная ножка от табуретки со свистом рассекла воздух и направилась Жорину в правый висок. Дмитрий парировал этот выпад своей деревяшкой, отступил назад. Они с Алисой закружились по комнате, словно заправские фехтовальщики. Рядом что-то кричала Мику. — Ну перестаньте! Ну пожалуйста! Свист, за тем удар дерева о дерево, Жорин делает шаг назад. — Вы что, сума сошли! Что вы делаете?! Снова удар Алисы: Дмитрий отводит его своим оружием в сторону, резко контратакует. Двачевская легко уклоняется. — Остановитесь! Ребята! Они кружат по комнате, обмениваясь выпадами и ударами, блокируя и уклоняясь. От их деревянных ножек отваливаются щепки. — А-а-а! Алиса! Семён! Перестаньте! Первым допускает ошибку Жорин. Он случайно наступает на барабанную палочку, на секунду теряет равновесие, и выпад Алисы попадает ему в живот. Дмитрий падает на мягкое место, ещё в полёте отбрасывая свое оружие и поднимая руки. — Сдаюсь! — Кричит он. — Сдаюсь! Только не бей! Только не по голове! Алиса останавливается перед ним, ножка стула зависает над его головой. Карие глаза наполнены решительностью и торжеством. — Признаешь ли ты, Семён побеждённый, себя виноватым? — Рука рыжей напряжена. — Ох, признаю, госпожа! — Жорин в отчаянии заламывает руки. — Я, Дми… Э-э… Семён Персунов – виноват! — Отлично, — Алиса убирает ножку стула от его головы, и опускает её вниз. — Я защитила свою девичью честь! — Было бы что защищать, — бормочет Дмитрий себе под нос, поднимаясь с пола. — Что?! Алиса, что было повернулась к выходу, снова посмотрела на него. — Говорю – вы прекрасны, леди! Дмитрий поклонился. — А? Хорошо… — Алиса даже чуть покраснела. Она отбросила ножку стула в сторону, и взяла свою гитару. — Ты сможешь это починить? — К Жорину подошла взъерошенная Мику. — Табуретку, я имею в виду. — Это? — Жорин моргнул, потом уставился на сидушку, что валялась на полу. — Чисто гипотетически – могу, но вообще это проще выбросить. — Ну пожа-а-алуйста, — японка уставилась на него щенячьими глазами. — Если в конце смены обнаружат недостачу, мне может влететь. Когда он наступит – этот конец смены? Мысленно вопросил Жорин. Никакого конца здесь, судя по всему, не существует. А значит и за недостачу Мику никто ругать не будет. Впрочем, не объяснять же все это японке? Тем более, что он сам решил ей помочь. В любом случае – Ольга Дмитриевна с радостью отправит его на другую бессмысленную работу, справься он пораньше. Так какая разница? — Ладно, — вздохнул Дмитрий. — Мне нужны инструменты. Есть они у тебя? — Есть! —Обрадовалась Мику, — все есть! Труба, барабан, тромбон… А зачем тебе? Мне нужны инструменты и терпение. *** На то, чтобы собрать несчастного Франкенштейна, Дмитрий потратил чуть больше двух часов. В конце его работы получилось страшное, кривое и угловатое чудище, совершенно не предназначенное для использования по своему прямому назначению. Однако – как рабочая единица оно, это нечто, числилось, а потому Мику осталась довольна. Теперь ей не угрожали мифические проверки в мифическом конце смены. После окончания танцев с бубном вокруг табуретки, выяснилось, что в музыкальном клубе куча работы: дверь скрипит, а значит – было бы неплохо её смазать. Шкаф немного пошатывается – необходимо его зафиксировать на одном месте. Линолеум пошёл волнами, может – он что-нибудь сделает? Жорин чувствовал себя одновременно и польщенным, и раздосадованным. С одной стороны – приятно, что его работа кому-то нужна. С другой… Он-то и у себя в квартире не часто таким занимался. Алиса, что все это время продолжала настраивать гитару, то и дело его подначивала. — Работай, негр, солнце ещё высоко, — говорила она. Жорин работал. Солнце-то и вправду ещё высоко. — А может, ты можешь карниз повесить? — Спрашивала Мику. — А то он шатается… — Могу, — соглашался Дмитрий. — Спасибо, Семён! Вот экая незадача: пока работу делал Дмитрий Жорин, всю его славу получал Семён Персунов. Ну не обидно ли? В конце концов, даже Алиса уже закончила настраивать свою гитару, и благополучно удалилась. А Мику все продолжала и продолжала, будто бы специально, докидывать ему новые поручения. Впрочем, Жорин не возражал. Стоит ему закончить работу в музыкальном клубе, как тут же придется приступить к поиску ответов. А он пока даже не подозревал, как именно нужно подступиться к неведомому противнику. По сути, сейчас Жорин занимался открытой, незамутнённой прокрастинацией. В то время, как ему было необходимо разбираться в амнезии всего лагеря, он решал мелкие поручения от Мику, которые к делу совсем не относились. А все потому, что он довольно размыто представлял себе свои задачи. Ну, разобраться в странностях этого места. Окей. Понять, почему его называют Семёном. Ясно. Но каким образом? Допустим, цели он знает. А средства? На данный момент Жорин был уверен только в том, что ему нужно встретиться с Шуриком и Электроником. Но морально к этой встрече он все ещё готов не был. Дмитрий шагнул вниз с низкой табуретки, поправил штору и выдохнул. Карниз в музыкальном клубе и вправду висел ни шатко, ни валко, и пока Жорин его фиксировал, то несколько раз едва не навернулся со стула. — Готово, — гордо заявил он, тыкая пальцем вверх. — Да? — Мику, что все это время внимательно за ним наблюдала, улыбнулась. — Какая прелесть! Больше не будет отваливаться? — Слово пионера! — Дмитрий хотел отдать честь, но забыл, что держал в своей правой руке дрель. Получилось неловко и больно. — Осторожнее, — японка аккуратно, словно у несведущего ребёнка, отобрала у Жорина дрель и положила её на подоконник. — ДА ничего, — Дмитрий потер висок. — Совсем и не больно. На самом деле, было довольно неприятно. От рези на виске у него стала зудеть ещё и рана на лбу. Надо же… А он уж начал о ней забывать. — Больше работы нет? — Спросил Жорин, спустя несколько секунд тишины. — Ну… хм… — Мику внимательно посмотрела по сторонам, будто бы размышляя, какую ещё работу подкинуть Жорину. — А ты можешь баян починить? Там кнопки западают… Жорин моргнул. До этого момента он думал, что у баяна нет кнопок – только струны. Или это балалайка? — Я толком и не знаю, как баян выглядит, — покачал головой Дмитрий. — Здесь ничем помочь не могу. — Тогда, может, орган? — Какой орган? Печень? Почки? Мику, я же не врач. Сходи к Виоле. — ДА нет, — японка яростно замахала руками. — Ты не понял! Орга́н это музыкальный инструмент такой! — Да знаю я, — Жорин скрестил руки на груди. — Просто шучу. С музыкальными инструментами я тебе не помогу, Мику. Уж прости. — Ну ладно, — разочарованно протянула девочка с аквамариновыми волосами. — Хорошо. Спасибо за помощь. Ты очень много сегодня сделал в музыкальном клубе, Семён. — Обращайся, — парень пожал плечами. Он положил дрель и молоток в ящик с инструментами и нахмурился. Весь инструментарий Мику позаимствовала у кибернетиков, и сейчас ему, Дмитрию, предстояло вернуть ящик первоначальным владельцам. Мысль об этом заставляла Дмитрия скукоживаться. — Нет, правда, — Мику внезапно подскочила, словно её ужалили. — Спасибо! Ты столько всего починил! И дверь, и карниз, и табуретку! — Да пожалуйста, — Жорин, что было поднял ящик с инструментами, положил его обратно. — Мику? — Что? — Девушка внимательно посмотрела на него. — Могу я тебя кое о чем спросить? — Ну, конечно, — японка будто бы немного смутилась. — Спрашивай, Семён. Жорин быстрым шагом обошёл удивлённую девушку и склонился над крышкой рояля. Несколько секунд он перебирал листы с нотами и стихами. — Вот, — Дмитрий продемонстрировал японке то, что искал. — Это ты написала? Мику прищурилась, внимательно вчитываясь в аккуратные, но мелкие строчки. Жорин в свою очередь обратил внимание на то, что бумага, которую он держал в руках, уже немного поблекла и посерела. Определённо, лежала она здесь не один месяц. — Не знаю… Не помню… — Мику была озадачена. — Наверное, да, это я писала, но… Она умолкла, снова и снова вчитываясь в текст. Жорин ждал. — Почерк точно мой, — пробормотала японка. — А вот слова… Не помню. Я обычно так не пишу. Дмитрий молчал. Мику что-то быстро шептала на японском и морщила лоб. — Нет, — наконец произнесла она, и подняла на Жорина глаза. — Это не мои стихи… Не мой стиль. — Но почерк твой, — украдкой напомнил Дмитрий. — Ну, будто бы мой, — неуверенно согласилась Мику. — Но я не помню, чтобы такое писала. Нет, определённо, стихи не мои. Может… может… почерк просто похож? — Может, — покладисто согласился Жорин. — А слова? Как тебе слова? Мне кажется, в них очень много смысла. Не находишь? — Да, — Мику снова и снова смотрела на ровные буковки на серой бумаге. — Красиво…. Но мрачновато. Я обычно так не пишу. — Ну ладно, — Жорин осторожно сложил лист и сунул его в нагрудный карман. — Тогда ты не против, если я у тебя заберу эти стихи? — Конечно нет, — Мику улыбнулась. — Забирай, если тебе они понравились. Жорин тоже улыбнулся. Печально и даже без намека на веселье. Его глаза внимательно исследовали лицо японки, проверяя, не дрогнет ли на нем хоть какая-то мышца, не появиться ли нужная эмоция… Не дрогнула и не появилась. — Ладно, — Жорин отвел взгляд в сторону, и направился к ящику с инструментами. — Увидимся. — Удачи! — Мику лучезарно улыбалась. — Ещё раз спасибо за помощь! — Не за что, — Жорин толкнул дверь, и вышел на улицу. — Всегда рад помочь. Дверь снова закрылась, и Жорин, прищурившись, посмотрел на солнце, что сейчас стояло практически в зените. Что же, возможно он успеет поговорить с кибернетиками прежде, чем начнется обед. И в этот момент раздалась знакомая музыка. Или не успеет. *** Дмитрий быстрым шагом топал к клубу кибернетиков, но все равно только того и добился, что поцеловал закрытую дверь. Он положил тяжелый ящик с инструментами на ступеньку и потер поясницу. Отсутствие Шурика и Электроника заставило Дмитрия испытать мрачную, непрошенную радость. Черт возьми, как же он не хотел с ними пересекаться. Это было острое чувство, что исходило из самых потаенных уголков его души. Будто что-то древнее и необузданное. Тем не менее – Дмитрий прекрасно понимал, что ему придется через себя переступить, чтобы попытаться распутать этот клубок. Но не сейчас. Сейчас он будет есть. Столовая быстро наполнялась пионерами, и Жорин попытался втолкнуться в передние ряды этой толпы, чтобы занять лучшие места в очереди. Но, конечно же, не тут-то было. — Семён! — Окликнул его знакомый голос. Сначала Жорин этот оклик проигнорировал, но голос повторил: — Семён?! Дмитрий остановился, и крайне унылым взглядом уставился на Ольгу Дмитриевну, что стояла возле входа в столовую. Она окидывала пионеров, что заходили внутрь здания таким взглядом, будто самолично построила эту столовую и приготовила сегодняшний обед. — Семён, — в третий раз повторила она. — Где ты был? Дмитрий прикусил внутреннюю сторону щеки, сдерживая грубость. Где он был? Черт побери, она сама отправила его в музыкальный клуб, а теперь спрашивает – где он был? — В музыкальном клубе, — сдержанно буркнул Дмитрий. — Все это время? — Вожатая недоверчиво смотрела на него. Представь себе, женщина. Не можешь поверить в то, что кто-то все это время работал, в отличии от тебя? — Ну да, — Дмитрий пожал плечами. — Ладно, — Ольга ещё долго и пристально смотрела на него, но потом все же отвела взгляд. — Хорошо. Проходи. Жорин зашёл в душную и переполненную людьми столовую. Этот тридцатисекундный разговор с вожатой, отбросил его в самый конец длинной очереди из голодных пионеров. Черт бы её побрал. Сегодня Ольга Дмитриевна вызывала у него самые прескверные чувства: раздражение, отчужденность и даже какую-то ненависть. Было ли это связано с тем, что вожатая разбудила его в раннюю рань, или он просто был раздосадован происходящим в лагере – непонятно. Но всякий раз при виде Ольги, Жорину хотелось плюнуть. Его все ещё клонило в сон, и Дмитрий, в прямом смысле этого слова, едва не проспал свое место в очереди. Несколько раз поперед него пытались влезть наглые пионеры, а когда дело таки дошло до раздачи еды, Жорин уже стал дремать на ходу, и пропустил слова поварихи мимо ушей. — Молодой человек! — Громко повторила женщина, когда не дождалась от Жорина никакой реакции. — Да что ж это такое! Дмитрий усиленно заморгал. Ему хотелось потереть глаза, но руки были заняты подносом с пустыми тарелками. — Что? А… Простите, — он протянул поварихе посуду. — Не услышал. — С вами, детьми, это постоянно, — недовольно заметила она. — Вот в наше время… — Ага, — Жорин зевнул. — Извините. Повариха ничего не ответила. Когда она возвращала Дмитрию тарелки, уже наполненные едой, её брови недовольно сходились к переносице. Впрочем, Дмитрию не составило никакого труда проигнорировать её осуждающий взгляд. Он забрал поднос, кивнул ей в знак благодарности, и направился искать ближайшее свободное место. Как неудивительно, такое обнаружилось практически сразу. — Привет, — Жорин скупо улыбнулся Лене и Анастасии, что сидели за столиком. С некоторым ужасом он осознал, что ему пришлось здорово напрячь память, чтобы вспомнить имя русоволосой девушки. — Здравствуй, — кивнула Настя. — Привет, — Лена уткнулась в тарелку. Парень сел. Пюрешка, что шла в комплекте с котлеткой, выглядела до неприличия типично, но оттого не менее аппетитно. Жорин был голоден, крайне голоден, а потому поспешил наброситься на еду. Ложка быстро заходила от тарелки ко рту, и обратно. Девочки сидели молча, уныло ковыряя свои порции. Жорин, активно работая столовыми приборами, не забывал осторожно за ними наблюдать. Сложно сказать, что он хотел увидеть: надпись на лбу «Семён, мы знаем, что ты не Семён?» — Как у вас дела? — Осторожно поинтересовался Дмитрий, когда тарелка с едой опустела, и он перешёл к лиственному салату. — Н-нормально, — пробормотала Лена. Она лишь на секунду подняла взгляд от тарелки, покраснела, и снова уставилась вниз. Казалось, что сегодня девушка смущалась пуще прежнего. — А как у тебя? — Жорин не стал дальше доставать Лену, отвернулся и посмотрел на Анастасию. Та ответила ему равнодушным взглядом. — Нормально, — с ноткой удивления ответила она. — Ладно, — Жорин про себя пожал плечами. Похоже, из этих девчонок и слова не вытянуть. Печально. Он снова вернулся к салату, уныло жуя безвкусный лист неопределённого происхождения. Блюдо выглядело так, будто его на быструю руку соорудили из того, что росло за столовой. Жорин и рад бы это не есть, но… Стоит ему закончить с обедом, как его поймает Славя и заставит работать. — Здрасьте! — Послышался голос той, что всегда была рада поговорить на любую тему. Ульянка одним движением отодвинула последний свободный стул и взлетела на него. — Чего такие кислые? — Почему это мы кислые? — Немедленно отреагировала Настя. — Вот и я спрашиваю, почему это вы кислые? — Ульянка рассмеялась. От вчерашней её депрессии после ссоры с Алисой не осталось и следа. Что ж, неудивительно. — На дискотеку сегодня идете? — Куда-куда? — Жорин поперхнулся листом капусты и закашлялся. — На дискотеку? — Ага, — Ульяна заулыбалась во все тридцать два. — Не слышал, что ли, что сегодня Ольга Дмитриевна говорила? Не то, чтобы не слышал… Скорее не слушал. — И что там будет, на этой вашей дискотеке? — С усмешкой поинтересовался Жорин. За всю свою жизнь он ни разу не бывал на подобных мероприятиях. И дело не в том, что он не любил танцевать… Дело в том, что он терпеть не мог танцевать. — Ну, танцы, — Ульяна развела руками в стороны. — А что ещё может быть на дискотеке? Цирковое представление? Дискотеки – это и есть сплошное цирковое представление, подумал Жорин. — Не, — Жорин покачал головой. — Я никуда, ни на какие танцы не пойду. Это точно. — Так и знала, что ты зануда, — Надулась Ульянка. — Я не зануда. Я интроверт. — Интро… Что? — Ульяна моргнула. — Неважно, — Жорин отвернулся. — Лена, а вот ты пойдешь на танцы? — Я? — Лена стала пунцовой. — Не знаю… Н-наверное пойду. — А как же твоя нога? — Украдкой спросил Жорин. — А что с моей ногой? — Удивилась Лена. — Не болит? — Да н-нет, — это казалось невозможным, но Лена покраснела ещё больше. — А с чего ты решил… — Да нет, ничего, — Жорин успокаивающе улыбнулся. — Просто… Показалось что ты прихрамываешь. — Вот видишь! — Вмешалась Ульянка. — Все идут! Кроме тебя! Жорин фыркнул. — А ты, Настя, — спросил он. — Ты идешь? — Я? — Настя пристально посмотрела на него. — Слушай, а откуда ты меня знаешь? За их столиком повисла тишина. На ладонях Жорина выступил холодный, липкий пот. Несмотря на то, что ничего серьезного не произошло, он чувствовал, что допустил непростительную оплошность. Ведь сейчас он – Семён Персунов, а Семён Персунов, судя по всему, не был знаком ни с какой Анастасией. И знать о том, что Лена повредила ногу в шахтах под лагерем – Семён Персунов тоже не мог. — Я... Я просто… — Жорин лихорадочно соображал. Ну же! Думай, голова, думай! Ты же умеешь врать! — Просто. Я… Услышал твой разговор со Славей, что она тебя так называла. Вот и… Понимаешь… — Ясно, — Анастасия смерила его презрительным взглядом, будто Жорин насекомое – и отвернулась. Дмитрий сжал ручку кружки с чаем, которую он держал. Остаток обеда проходил в полной тишине. Привычно молчала Лена, хмурясь, молчала Настя, тихо сидела даже Ульяна. Жорин ощущал себя все в большей и большей опасности. Будто он попал в общину каннибалов, и отказался попробовать человеческого мяса – чем нарушил их главную заповедь, и прировнял себя самого к еде. Словно он сломал стену, которую не должен был ломать. Забыл свою роль в спектакле. Поднимая кружку с чаем, Жорин заметил, что руки его мелко подрагивали. Черт возьми, нервы у него стали совсем уж ни к черту. Дмитрий осушил посудину тремя большими глотками, и от этого его бросило в жар. Он осторожно поставил чашку на место и тихо поднялся. — Спасибо за компанию, — с трудом выдавил он из себя. — Удачи, — буркнула Настя. Лена и Ульяна отвернулись в сторону, и сделали вид, что ничего не слышали. Жорин развернулся на пятках и быстрым шагом направился к выходу. Оказавшись на улице, он нервно передернул плечами и усмехнулся. Усмешку эту вряд ли можно было назвать нормальной. Чувство такое, будто он таракан, над которым завис тапок. А все потому, что таракан не успел вовремя спрятаться, когда включили свет. Жорин сделал несколько глубоких глотков раскаленного воздуха, пытаясь успокоить нервы. Жара на улице стояла такая, что капельки пота на его лбу испарялись раньше, чем там появлялись.