***
Уже после всех проведённых арестов, Юнги наконец отправляется в местный душ. У него совершенно нет ни желания, ни времени заезжать домой, тем более в шкафах отдела давно хранится несколько комплектов его сменной одежды. Замерев на месте, мокрый, едва вышедший из душа, он мысленно перебирает имена задержанных, вспоминает лица на фотографиях в досье, лица при задержании — тех, кого повязал лично. Юнги с большим удовольствием убил бы каждого из них, так, как они того заслужили, а не просто отправил за решётку, но самосуд ничего не решит. — Хён! — в раздевалку врывается запыхавшийся Чимин. Он в очередном из своих воздушных свитеров, но теперь тот скрыт тёмным пиджаком, который делает Чимина немного строже. Он неловко округляет губы. — Ой, ты ещё не собрался… На Юнги одно только полотенце, небрежно завязанное на крепких бёдрах — ему нравится немного помёрзнуть перед тем, как натянуть на себя одежду. Это даёт ему ощущение жизни, собственной жизнеспособности. Сегодня он тоже будет в свитере под горло, но не под стать чиминовому — в чёрном, без единого рисунка. — Что-то случилось? — Юнги невольно скользит взглядом по замершей гибкой фигурке Чимина и отворачивается, чтобы быстро одеться. — Я бы поднялся через пару минут. — Дело забирают, — Чимин вздыхает шумно и громко, явно сдерживая эмоции, — господин Ким старался как мог, но всех выслеженных нами педофилов передают в соответствующий отдел, — высокий, всегда мягкий его голос звенит от злости, — мы просто ничего не успеем, хён, ничего. — Дело что? — Юнги резко поворачивает голову. Его глаза опасно сужаются, когда он буквально подлетает к Чимину в два шага, нависая сверху и низко, раскатисто рыча: — Это шутка? — Н-нет, — Чимин сглатывает, уловимо сжимаясь и глядя на него широко распахнувшимся глазами. Юнги на мгновение замирает — раскатистое, гневное рокотание его голоса разносится по комнате отзвуками грянувшего грома. Он осознает, что опасно нависает над ни в чём не повинным Паком, и неохотно делает шаг назад, отшатываясь. — Жди снаружи, я сейчас буду, — Юнги командует властно, не терпящим возражений тоном, резко разворачиваясь. Чимин сзади издает какой-то маленький сдавленный звук, напоминающий что-то среднее между согласием и прерывистым вздохом, и торопливо вылетает за дверь. Юнги дёргает головой, на мгновение склоняя голову к плечу, и ведёт ладонью вдоль загривка, зарываясь во влажные волосы и сжимая их у корней. Он чувствует ярость, наполняющую его изнутри, словно высокий сосуд. Мин хрипло ругается себе под нос и поднимает тяжелый взгляд на зеркало. Его глаза, чёрные и пристальные, сейчас кажутся совсем бездонными, челюсть плотно сжата. Юнги легко может понять, что заставило Чимина испугаться. Но он ничего не может поделать с тем, какую злость вызывает в нём несовершенство правоохранительной системы, возможность кого-то сверху, извне, вмешаться в расследование. Юнги прерывисто выдыхает, успокаивая себя усилием воли: он вытирается, сноровисто быстро одевается, не глядя, и быстро выходит из раздевалки, широко распахнув дверь и не глядя на вздрогнувшего Чимина. Он лишь коротко бросает ему: — За мной. Чимин беспрекословно подчиняется, и это иррационально злит ещё больше. Юнги знает себя достаточно хорошо, чтобы понимать: если он не выплеснет скопившуюся в груди агрессию на кого-то — она полетит в сторону начальства. И не на Ким Сокджина, который понимает и многое прощает, даже смотрит сквозь пальцы на несущественные огрехи. О, нет. В таком бешенстве Мин Юнги может разругаться с кем-то повыше. — Ты можешь… — Юнги кидает взгляд на Чимина и осекается. Это Намджун может его завести с полтычка и заставить разразиться недовольной тирадой, выплёскивая весь гнев прежде, чем тот нанесёт вред. Светлого Пак Чимина втягивать в свои тёмные части души не хочется. Он встряхивает головой: — Ладно, забей. — Хён, что я могу? — Чимин суетливо следует за ним, пытаясь не отставать, но Юнги уже не обращает на него внимания. Он старательно возвращает себе контроль. Это дело. Всего лишь дело, которое они создали из ничего, лишь капля в море насилия Кореи, которая не приближает их к субъектам. Юнги вспоминает все дыхательные гимнастики разом — он применяет их перед сном, чтобы нормально уснуть, а не спустя пять часов бессонницы, но сейчас они не помогают. Приходится крепко сжать кулаки, чтобы гнев, до того сильный, что его можно ощутить вокруг его силуэта, унялся. Получается только в тот момент, когда Юнги видит спорящего с вежливой улыбкой Намджуна. — …спорю, что это в вашей юрисдикции, — Намджун тоже в бешенстве, но тихом до того, что это должно пугать не меньше минового, — я не прошу вернуть дело нам, господин Ли, я прошу лишь дать возможность поговорить с задержанными. — Нет, — Ли, имени Юнги не знает, видел его лишь пару раз мельком за самым дальним и пылящимся столом, высокомерно брюзжит, — после разговоров с вами они не будут говорить со мной, — лично Юнги не говорил бы с ним и сейчас, — или, что ещё хуже, будут требовать адвокатов. — Да больно нужно нам его разрешение, Джун-а, — Юнги зло улыбается, обнажая хищный оскал чуть выступающих клыков, — то, что дело забрали, не значит, что мы не имеем права на допрос потенциально связанных с нашим расследованием субъектов, пока оформляются бумаги. Ты только теряешь время. — Вы не посмеете… — Ли опасно щурит глаза, нахмурив кустистые брови и выпятив вперёд широкую грудь и не менее впечатляющий тяжелый живот, но Юнги нисколько не тушуется, сокращая расстояние между ними. Канцелярская крыса выше него, но Юнги это не смущает: он вскидывает подбородок, оставляя между ними до ничтожного малого расстояние, и низко, опасно рычит: — Я? И как ты мне помешаешь? Он хищно склоняет голову, глядя прямо и немигающе, и чувствует внутри темное, мрачное удовлетворение, когда мужчина перед ним ощутимо начинает отступать, несмотря на все попытки держаться. Юнги не прячет в голосе нотки глумления: — Ну? Попробуешь арестовать меня? Давай, посмотрим. — Ты об этом… Ты об этом пожалеешь, Мин, — Ли цедит сквозь зубы, сверкнув глазами, и резко разворачивается, чтобы ретироваться. Юнги только фыркает ему вслед, сдержавшись, чтобы не плюнуть, и неохотно отворачивается. Намджун хрипловато фыркает: — С одной стороны, нам за это влетит, и это было грубо и неуместно. С другой стороны, я был так близок, чтобы въебать ему, что совершенно не осуждаю. Юнги невольно широко ухмыляется, слыша маленький растерянный вздох Пак Чимина, явно не ожидавшего услышать подобное от всегда спокойного, контролирующего себя Ким Намджуна. Отчасти это слегка его успокаивает, но злость внутри всё равно остается. Юнги хмурится, бросив: — Что это за дерьмо, Джуни? Кто пролоббировал передачу дела? — Кто-то сверху, — Намджун снова мгновенно мрачнеет, скрестив руки на широкой груди, и говорит негромко и хрипло, так, чтобы слышали только они с Чимином. — Чонгук сейчас пытается выяснить, кто, но инстанция высокая, всё засекречено. Ему понадобится время. — Словно это что-то нам даст, — Юнги вздыхает и резко выпрямляется, — так, выиграли мы не слишком много времени, так что надо решать, к кому будем нагло вламываться. Один, максимум двое, если разделяемся. — Вот, хён, — Чимин оперативно подсовывает ему три папки. — Хан Кюн, которого ты задержал, он очень плотно переписывался с Ли Сынмином. Мне кажется, что именно с его дочкой они планировали… ну, ты знаешь, — Чимин шумно вздыхает, но не даёт себе отвлечься от дела. — Второй — Квон Чжун — тоже входил в близкий круг «друзей», но больше держался в тени. Чонгук отметил, что он самый слабый из всех них, не только психически, но и физически. — На его задержании присутствовал Тэхён, — добавляет Намджун, — совершенно не сопротивлялся, всячески готов оказывать помощь следствию. Мне кажется, что он очень сильно испугался, когда понял, кого убивают. Говоря по дороге, они как раз добираются до ветки, где у них располагаются допросные. Сейчас они пустые, но в любой момент охранник готов привести из клетки любого, кого Юнги назовёт. Он смотрит на третье досье: грубые черты лица, низкие, нависающие брови, делающие его до пугающего злым. Мину не нравится взгляд, не нравится тонкая линия губ и в целом отталкивающий вид этого человека. Ещё больше ему не нравится то, что человек с фотографии ему знаком. Он смотрит на имя. — И третий, — Чимин замирает и тоже смотрит на имя, — Ким Ёнсу, два года назад он баллотировался в парламент, но проиграл. С тех пор занимается благотворительностью и частным бизнесом, портить репутацию ему не с руки. И без того отвратительное настроение буквально достигает точки кипения, когда гнев перетекает из огня в лёд. Вот она — причина, по которой дело у них забирают. Как бы Юнги хотелось ворваться в допросную к этому выродку, прижать к его подбородку ствол и, глядя в глаза, спросить: как много несовершеннолетних девочек он выебал, прежде чем взялся за дочь? Но границы, ёбаные границы, которые он не готов пересекать сейчас, сдерживают лучше любых оков. — Тэхён сейчас в здании? — Юнги говорит это немного неохотно. Он не видел, как Тэхён допрашивает, и не уверен, что он вообще когда-то таким занимался, но пусть лучше он выяснит хотя бы что-то. Под его испытующим взглядом Чимин часто кивает, и Юнги властно бросает: — Зови. Пусть допрашивает Квон Чжуна. — Я возьму Ким Ёнсу, — Намджун опасно прищуривается, с лёгкостью уловив мысль Юнги: зачем выбирать, если можно допросить максимальное количество подозреваемых? Он поправляет свой классический пиджак и галстук и бросает Чимину, бесцеремонно всунув ему в руки свои бумаги. — Юнги, на тебе Хан Кюн. Выбей из него всё дерьмо, если понадобится, но добудь мне всё, что он знает про Ли Сынмина. Чимин, тебе придётся нас координировать. — Но я… — Чимин немного растерянно моргает, переводя взгляд с Намджуна на Юнги и обратно, и машинально прижимает к груди папку с бумагами. — Я никогда… — У тебя всё получится, малыш, — Юнги хрипло фыркает, закатывая рукава рубашки и обнажая предплечья. Отчасти его забавляет то, насколько хорошо Чимин разбирался в анализе и в материале, и насколько растерянным становился каждый раз, когда сталкивался с теорией на практике. Он предпочитает думать, что в какой-то степени в нём в кои-то веки говорят родительские нотки. — Мы будем у тебя в наушниках, за происходящим в допросных можно наблюдать с мониторов из единого центра. Чонгук тебе подскажет, если что: ему не впервой наблюдать за тем, как мы проводим опросы. Если кто-то попытается вытащить нас оттуда раньше, чем мы успеем что-то раскопать, тяни время столько, сколько сможешь. Если понадобится, шли нахуй. — Но лучше к господину Киму, — Намджун считает нужным уточнить, бросив на Юнги укоризненный взгляд, и манит охранника к себе, бросив: — Приведите сюда Хан Кюна, Ким Ёнсу и Квон Чжуна, в допросные со второй по четвёртую. Под мою ответственность. — Будет выполнено, сэр, — один из охранников едва ли не отдаёт честь — Намджуна здесь уважают и любят. Юнги же только и остаётся, что хлопнуть растерянного Чимина по плечу в простой попытке поддержать и развернуться в сторону своей допросной. У него ещё будет шанс выплеснуть весь накопившийся гнев.***
Чимин суетливо меряет шагами комнату «единого центра». Он уже приноровился, как работать с наушником, чтобы менять каналы между допросными и не запутаться, кого он слышит и кому надо давать подсказки, но это нисколько не успокаивает. Чонгук обещал примчаться из своего кабинета в ближайшее время, но его всё нет, а Юнги уже заходит к задержанному Хан Кюну. — Как думаешь, почему ты здесь? — Юнги выглядит опасно, двигаясь плавно и неторопливо, и Чимин, неожиданно для себя, злорадствует. Насильникам детей, которые старательно пытаются избежать наказания за свои преступления, надо почувствовать на себе удушающий захват чужой власти. Хан молчит, пока Чимин внимательно следит за двумя другими мониторами, опустившись в кресло. Тэхён молча просматривает дело, чем невыносимо нервирует Квон Чжуна, заставляя того ёрзать на стуле. Намджун играет в гляделки, понимая, что с человеком, стремящимся в большую политику, нельзя быть поспешным. — Из-за твоих грязных игр с собственным ребёнком? Или, может, потому что ты занимался распространением порнографии? — Юнги нечитаемо щурит глаза, и, признаться честно, на месте педофила Чимин покрылся бы мурашками от низких, почти рокочущих звуков его голоса. — В этом меня обвинили, — Хан звучит хрипло, его голос едва уловимо вздрагивает, а руки нервно сплетаются и расплетаются. Чимин знает: его поймали с поличным, у него в комнате найдено столько улик, что ими можно смело поделиться с другими педофилами. И даже адвокат тут не спасёт. Тем более, что у Хана нет на него денег. — Верно, — Юнги отодвигает стул с неприятным скрипом, разворачивая его на ножках, и усаживается на него, скрестив руки на спинке. — И это существенная причина, чтобы тебя арестовали, но почему ты здесь? Сидишь, закованный в наручники, передо мной в кабинете для допроса, когда уже мог быть на полпути в тюрьму. — Вы мне скажите, — Хан нервно дёргает плечами и отводит взгляд — это Юнги и сам заметит, конечно же, они сидят друг напротив друга. Чимин чувствует неприятное разочарование от того, что сейчас он практически беспомощный. — Так, — Чонгук врывается в кабинет с привычным для себя хаотичным шумом, но дверь закрывает осторожно. — Что я пропустил? — Хён нагнетает, — Чимин с готовностью отзывается, повернув в его сторону голову. Чонгук нависает над ним, опираясь рукой о стол и перегибаясь через плечо. Чимин слышит, как легко позвякивают его цепи совсем рядом с ухом, и чувствует запах — дорогой, сладковатый, слегка манерный. Он не похож на то, что выбрал бы Чонгук, но кажется Чимину неожиданно знакомым. Он моргает, не позволяя себе отвлекаться. — Тэхён и Намджун-хён тоже. — У Тэ самый лёгкий, — Чонгук хмыкает, толкнувшись языком за щеку, взгляд у него внимательный, изучающий. Он что-то бормочет, а затем бесцеремонно подтягивает к себе клавиатуру, бросив: — Дай-ка, кица. Чимин невольно хлопает ресницами, недоуменно обернувшись. …Кица? Он открывает было рот, чтобы спросить, но вдруг замечает движение на мониторе Тэхёна. Ким делает несколько плавных, вальяжных даже шагов и с громким звуком кладёт папку на стол перед преступником, вынуждая его вздрогнуть. — Так-то лучше, — Чонгук хмыкает, лопнув сочный пузырь из розовой жвачки, и вставляет наушник в ухо, бросив: — Привет моим сладким солнечным зайчикам. Чон-центр на связи. Я перенастроил камеры, записи допросов полетят сразу на мою базу. Развлекайтесь. Юнги на экране клыкасто опасно ухмыляется, вынуждая Хан Кюна нервно сглотнуть, Тэхён лишь слегка опускает голову, Намджун прищуривается, откинувшись на спинку стула и переплетя пальцы. Из всех троих преступников его кажется самым спокойным — нервозность выдают лишь выступившие на лбу капли пота. — Чонгук, а… А так вообще можно делать? — Чимин шепчет едва слышно, глядя на мониторы распахнувшимися глазами, а Чонгук беззаботно хмыкает, снова надув пузырь: — Вообще, это абсолютно противозаконно, кица. В этом и прикол. Чимин только качает головой, понимая, что совершенно не имеет власти как-либо влиять на Чонгука и его сомнительные махинации. Он невольно смотрит на довольную улыбку Юнги и думает со странным чувством внутри: «Хён это одобряет?» — Итак, — Тэхён начинает было говорить, но его перебивает невероятно высокий, похожий на мышиный писк голос Квон Чжуна. — Грот995 пропал со связи, и мы запаниковали. Я не знаю его имя, мы не делимся такой информацией, только ники и связь по сети, а потом я увидел новости, что убивают мужчин, семейных, мол, орудует банда. Да вы всё лучше знаете, вели же пресс-конференцию. И испугался. Чимин удивлённо вскидывает брови и переглядывается с Чонгуком. В новостях не было ни слова про портреты убийц, сославшись на банду, Тэхён предостерег лишь о важности не выходить из дома после десяти. Но как, имея столь скупую информацию, не зная имён друг друга, можно было догадаться? Тэхён словно слышит вопрос в голове Чимина и задаёт его Чжуну. — Я и не знал, — Квон нервно передёргивает плечами, — я… я, знаете, я не трогал дочку, не насиловал, но она вызывала во мне определённые желания. Меня это пугало, конечно, а пойти к психологу — это как подписать себе приговор, так что я искал в интернете. Сначала ничего, просто статьи о том, что педофилов надо кастрировать, как… как это плохо. И я сам всё это знаю, — Квон сухо сглатывает, но Тэхён не предлагает ему воды, — но было сложно сопротивляться. Я уже почти был готов загубить свою жизнь, да и семьи тоже, как попал на сайт. — Сайт? — Тэхён слегка склоняет голову к плечу, глядя внимательно и пристально и провоцируя преступника торопливо заговорить ещё быстрее. — Мы это уже знаем, — Чимин негромко бормочет это в наушник, а потом быстро перебирает папки и персонально Тэхёну кратко рассказывает и про сайт, и про чат пойманных коллег по цеху, и про последние сообщения в нём. Некто с ником «lovebaby» писал много, в основном о том, как их всех посадят, другой — «miscarriage» — успокаивал говоря, что ничего не будет, потому что нет того, что нельзя купить. — Тэхён-а, спроси его, кто их курировал, кто был лидером группы и не пропал ли он, — заглушив микрофон, Чимин отвечает уже Чонгуку: — Может, это был первый, кого убили субъекты? — Вряд ли, — Чонгук задумчиво качает головой. Множество колечек у него в ушах тонко позвякивает, когда он снова надувает пузырь жвачки, прежде чем протянуть: — Не похоже, что первым пришили главаря, убийство не слишком спланированное. Хён говорил, что почти похоже на случайность. — Может, мы зря ищем связь, и они просто убивают по подобию первой жертвы? — Чимин негромко вздыхает, постучав пальцами по столу. Глядя на троих скованных мужчин на экранах, он не испытывает ничего, кроме глубокого чувства гадливости. — Может, с тем же успехом это могла быть домохозяйка, увлекающаяся лепкой, и педофил попался случайно? — Не каждый серийный убийца слышит бога, но абсолютно каждый себя им считает, — Чонгук фыркает и снова тянется к клавиатуре, чтобы что-то ввести. — Уж больно каста специфическая. Ставлю на то, что это чистильщики. — Что-то во всём этом не даёт мне покоя, — Чимин скрещивает руки на груди, наблюдая за тем, как Намджун вступает в длительную полемику с Ким Ёнсу. Сейчас, когда на соседних мониторах допрашивают ещё двоих, разница особенно очевидна — даже несмотря на нервозность, политик продолжает держать лицо, упрямо отрицая всякую свою причастность. Чимин качает головой: — Словно мы идем по ложному следу, знаешь. — Поговори об этом с хёнами? — Чонгук кидает на него задумчивый длинный взгляд. — Чутье — это важно. Джуни-хён прислушается, Юнги-хён тоже, хотя и может дать пиздюлей в профилактических целях. Что именно кажется тебе неправильным? — Словно вся эта сеть не причина, — Чимин вздыхает, глядя на то, как хищно, неторопливо Мин Юнги кружит вокруг своей дрожащей жертвы. — Что-то вроде… я не знаю. Я не понимаю, что именно мне кажется… случайным? — Не дай этому сбить тебя, — Чонгук хмыкает и торопливо клацает по клавиатуре, выводя на соседние мониторы камеры из отдела, — случайно или нет, вы накрыли педофилов. Как минимум часть из них точно посадят. Чимин отрывисто вздыхает, кивая и на слова Чонгука, и собственным мыслям. Он смотрит, как допрашиваемый Тэхёна плачет — ему не верит ни один из них, — как Ёнсу ведёт себя слишком вальяжно, как сжимается под взглядом Юнги Хан Кюн. Ужасная мысль, но отчасти Чимину жаль, что субъекты не добрались до него раньше полиции. С другой стороны, ему хочется верить, что правосудие настигнет и их, и не позволит избежать наказания. Но пока Юнги напирает на Хан Кюна, давя его, на камерах мелькает немного растрёпанная прическа главы отдела. — Пора сворачиваться, — Чонгук говорит это всем, специально включив микрофон, чтобы агенты в допросных слышали, — к нам идёт… — Где он, — в главный центр буквально врывается Ким Сокджин, едва не снося дверь, — кто говорит с Ким Ёнсу? Чимин видит, как Чонгук невозмутимо сворачивает лишние камеры одной кнопкой и выводит на главный экран допросную Ёнсу. Намджун как раз перебирает пальцами листы в папке. Чимин слышит его глубокий, вдумчивый голос в наушнике, но через колонки звука нет. — Намджун-щи, — Чонгук кивает на монитор, — только звука нет, что-то сломалось. — У тебя всегда что-то сломалось, когда это надо, — глава Ким недовольно фыркает, дёрнув точёной бровью, — дай мне наушник, — он нетерпеливо протягивает ладонь, — сейчас же, Чонгук, или я солью твоё досье всем тем правительственным конторам, от которых ты скрываешься у нас в отделе. — Джин-хён, ну это слишком, — Чонгук вкладывает наушник в чужую ладонь с тонкими гибкими пальцами и смешно надувается. — Вы все будете без меня скучать, признайтесь честно. Кто скинет вам новый, еще не выпущенный альбом Колдов? Кто найдёт подписанную Крисом гитару и лично притащит её в ваш кабинет? — Джун, — глава Ким игнорирует слова Чонгука, но шутливо грозит ему кулаком, опасно сведя бровки, — его адвокат уже прибыл. Я попросил Лису задержать его, но лучше бы тебе уйти оттуда до того, как эта акула вцепится в твою шею клыками. Намджун на экране не ведёт даже бровью, чтобы показать, что что-то слышит. Он всё так же неторопливо склоняет голову к плечу, ненадолго опустив прикрывающие, внимательные, по-драконьему светлые глаза веки, а потом низко негромко говорит: — Вам нравится это? — Что именно? — Ким Ёнсу приподнимает бровь, разводя ладони. Цепочка на связывающих его запястья наручниках позвякивает. Он выглядит отвратительно спокойным для педофила, практически пойманного с поличным. Чимин поджимает губы. — Находиться здесь? Говорить с вами? Ответ отрицателен в обоих случаях. — Чувство превосходства. Власти, — Намджун встаёт, обходя стол, и опирается крепким бедром о металлическую кромку совсем рядом с мужчиной. Он смотрит на него сверху вниз, и Чимин замечает тень неудовольствия на чужом лице. — Безнаказанности. — Не понимаю, о чём вы, — Ёнсу переплетает пальцы в замок, пренебрежительно фыркнув. Он звучит вызывающе: — Долго ещё вы собираетесь держать меня в этом богом забытом гадюшнике? Джин, внимательно смотрящий на монитор, поджимает губы в явном неудовольствии. Чонгук вытягивает губы трубочкой, беззвучно посвистывая, а Чимин скрещивает руки на груди в защитном жесте. Этот человек ему неприятен. — По разным оценкам, от пятнадцати до двадцати процентов не уличенных властью мужчин являются социопатами, — Намджун не обращает на него никакого внимания, пока говорит, и тоже скрещивает руки. Но, в отличие от Чимина, его жест кажется расслабленным, а не защитным. Он резко переводит на Ёнсу пронзительный взгляд. — Ваша социопатия является тем фактором, который позволяет вам насиловать дочь и не испытывать угрызений совести? Или ваша склонность к педофилии обусловлена травматическим паттерном? — Ваша попытка спровоцировать меня на ответ кажется смешной, — Ёнсу некрасиво вздёргивает верхнюю губу в слабой попытке оскалиться, но то выглядит смешно для любого, кто видел хищно оголённые клыки Мин Юнги. Чимин невольно кидает взгляд на монитор с допросом Хан Кюна, где Юнги что-то рычит в испуганное лицо, а потом резко уходит, не сталкиваясь ни с кем на выходе. — Так ответ всё же есть? — Намджун спрашивает спокойно. Он не кидает ни одного взгляда на папку с документами, которые педантично собирал для него Чонгук, но говорит без колебаний. — Сын богатых родителей, идеальные оценки в школе, престижный институт, вышколенное, словно под указку строгого отца, поведение. Он насиловал мать? Бил её? — Ёнсу даже не вздрагивает, и Намджун медленно качает головой, не отводя от него внимательного взгляда — Нет, этого он позволить себе не мог, потому что синяки могут кинуть тень на семью, пошатнуть устоявшийся авторитет, да? Ёнсу молчит, а Джин, явно нервничая, недовольно шипит в микрофон: — Намджун, хватить играть с ним, нам не нужен ещё один скандал. — Вот, что я думаю, — Намджун словно не слышит слова Джина. Он наклоняется как можно ближе к лицу Ёнсу, опираясь одной рукой на стол, нависает, давит. Это чувствует даже Чимин, хотя он смотрит на происходящее со стороны и через монитор. — Я думаю, что он приводил домой девочек, может быть, мальчиков и избивал их до смерти, душил, трахал уже остывающие трупы, а потом, успокоившись, спускался к ужину. А ты, маленький, но уже имеющий все признаки домашнего манипулятора и социопата, которые всегда стойко игнорируются семьёй, однажды увидел капли крови на белоснежном воротничке отца. Чимин зябко передёргивается, не желая представлять описанное Намджуном, но картинки, сочные и яркие, мелькают перед глазами калейдоскопом. — Ты ничего не знаешь, вшивый коп, — Ёнсу рычит и дёргается вперёд, словно в попытке кинуться на Намджуна и растерзать его прямо там, в допросной, — и как бы красиво ты ни говорил — это не доказательства, а просто домыслы. Ты ничего не знаешь! — О, теперь я знаю достаточно, — Намджун широко клыкасто ухмыляется, и Чимин невольно прерывисто выдыхает. В этот момент, с крупными, оскаленными клыками, они с Юнги кажутся ему невероятно похожими. — Как и то, что ты не можешь быть лидером этой богом забытой шайки извращенцев. Кишка тонка. — Не связывайся со мной, — глаза Ким Ёнсу буквально горят бешенством, и Чимин чётко понимает, насколько неожиданно точно попал Намджун со своим предположением. — Или тебе не понравится то, что случится. — Рискни, — Намджун лишь хмыкает ему, равнодушно отворачиваясь и направляясь к выходу из допросной. Он лишь на мгновение замедляется в дверном проёме, когда хрипловато бросает: — Но ты можешь позвать меня, если всё-таки захочешь поболтать. — Да пошёл ты! — лощенный политик разве что не сплевывает ему вслед, тяжело дыша и пытаясь успокоиться. Чимин видит, как он лихорадочно перебирает пальцы, как поджимает губы, пытаясь контролировать себя, и невольно чувствует восхищение. Ким Намджун действительно невероятно хорош. — Это было эгоцентрично, незаконно и совершенно на грани, агент Ким, — Сокджин поджимает губы, когда Намджун входит в комнату, а затем независимо отворачивается, пробубнив: — Но, сложно отрицать, довольно впечатляюще. — Нужен ордер на подробный обыск его дома, — Намджун подходит к Джину вплотную, и сейчас становится очевидно, насколько довольно высокий глава отдела проигрывает ему в росте и массивности. — Если его отец правда вытворял что-то подобное, такое не исчезает бесследно. — Интересно, сколько ещё преступных сетей и убийц мы найдём походя за это дело? — Чонгук задумчиво лопает жвачку и покачивает головой. — Ставлю сто баксов, эмоции нас ждут потрясающие. — А вы тут, да? — в комнату заглядывает Юнги, и выглядит он при этом куда спокойнее, чем до допроса. Он слегка приподнимает бровь: — Я, конечно, понимаю, что вид на преступников в допросных камерах открывается незабываемый, но, может, мы всё же перейдем в более удобное место? — Да, — Джин разворачивается в сторону Юнги на каблуках, решительно кивнув. Он звучит строго, но с неуловимой характерной мягкостью: — Я хочу послушать про ваш прогресс. Не одобряю то, что дело о педофилах у вас отобрали, но в этом есть своя логика: никто, кроме вас, не поймает нашего серийного убийцу. Чимин невольно краснеет. Ему нравится, как их хвалит глава Ким, но сам он такой уверенности не чувствует. До сих пор его иногда охватывают сомнения: правильно ли он говорит, верно ли озвученное предположение, туда ли они смотрят. Чимин не сомневается в собственных знаниях, но теряется, когда надо их применять. Даже во время допроса получилось только стоять и смотреть — Чонгук сделал больше полезного, чем он. — Чимин? — голос Юнги отвлекает его от грустных мыслей, и Чимин, вздрогнув, осматривается. Он стоит посреди комнаты в одиночестве. Мониторы шумят, показывая, как из допросных выводят подозреваемых, а из дверного проема на него смотрит агент Мин. — Ты в порядке? — Нет… да, — Чимин прикусывает кончик языка, вспоминая, как Юнги сам не желал с ним делиться тем, что его беспокоило, — неважно, хён. Идём, нас ждут. — Чимин, — Юнги делает шаг вперёд, не позволяя выйти, — он осторожно удерживает его за предплечье, совершенно не больно, не сдавливая с той силой, с которой напирал на Хан Кюна. Пальцы у него длинные, крепкие, нежные. Чимин смущается этих мыслей ещё сильнее, отгоняя их как можно дальше из головы. Хён выглядит спокойным, но в его голосе совершенно не слышно и тени привычного лёгкого ворчания или грубости. — Если тебя что-то волнует, то ты можешь сказать мне об этом. — Даже если это не имеет отношения к делу? — Чимин прикусывает губу, но руку не вырывает: ему нравится контакт, пусть даже через одежду. Он только делает крошечный полушаг вперёд, чтобы быть к Юнги ещё ближе, понижает голос до шёпота, стесняясь говорить громко. — Потому что я чувствую себя беспомощным. Мне кажется, что мы идём не в ту сторону, что неправильно читаем улики, что та связь на карте, которую я нашёл, просто совпадение, что… что мы упускаем субъект, что он, убивающий преступников, делает больше, чем мы, когда пытаемся его поймать. Чимин не рискует поднять взгляда, опасаясь внутри увидеть на лице хёна, к которому испытывает глубочайшее, трепетное чувство уважения, отвращение или разочарование. Но он не может найти в себе сил, чтобы отказаться ответить честно на его прямой вопрос. Он едва уловимо подрагивает, когда слышит, как воздух разрезает густой, глубокий баритон: — Посмотри на меня, малыш. Чимин робко поднимает глаза, глядя Мин Юнги в лицо. Оно кажется расслабленным, изучающим. Ещё никогда прежде Чимин не видел в его нечитаемых глазах такого понимания. Хён слегка склоняет голову, сокращая расстояние между их лицами, и уверенно говорит. — Это специфика работы, Чимини. Мы работаем с самыми тёмными сторонами людей, с самыми тёмными их поступками. И поддержать себя на этом пути можешь только ты сам. Правда рождается не только в уверенности, в стремлении искать что-то, добиваться чего-то. Но и в сомнениях. Я сомневался столько, сколько я себя помню, — Юнги издаёт хрипловатый глубокий смешок, дёрнув головой. — С самого первого дня в полиции. Намджун и Сокджин сомневаются даже чаще меня — когда ты ответственен за других людей, решения принимать ещё тяжелее. То, что у нас было время заматереть, научиться доверять себе чуть больше, научиться лучше скрывать слабости, не значит, что ты чем-то хуже. Ты отличный агент, а то, что тебе пока немного не хватает опыта, — нормально. Ты ещё молод, у тебя будет время, чтобы всему этому научиться. И, если хочешь, я тебе в этом помогу. — Спасибо, хён, — Чимин улыбается, часто заморгав, крайне растроганный неожиданной открытостью и разговорчивостью всегда закрытого Юнги. Он решается признаться, положив свою ладонь поверх чужой у себя на предплечье, и говорит немного спутанно: — Я хочу сказать, я… Для меня большая честь работать с тобой, хён. Я очень восхищался тобой, когда я работал в отделе аналитики, ты был для меня примером. И сейчас являешься, конечно. Спасибо тебе большое! Большую часть своей жизни Чимин привык оценивать человеческие реакции на слова, и, когда у Юнги зрачок расширяется в одно мгновение, заполняя чёрным всю радужку, а дыхание, обычно ровное и спокойное, едва уловимо сбивается, опаляя горячим воздухом низ лица… Чимин чувствует, как его собственный пульс ускоряется так, что глухие удары сердца можно услышать без дополнительных приборов. — Малыш… — Юнги начинает было говорить, но не договаривает, потому что сбоку кто-то громко свистит. — Вы тут что, сосётесь? — Чонгук, бесцеремонный и наглый, демонстративно осматривает их, стоящих непозволительно близко друг к другу, и явно удерживается от того, чтобы не потянуться к телефону и не сделать снимок. Чимин отшатывается моментально, но Юнги машинально придерживает его за руку, не отпуская. — Чонгук, — Юнги угрожающе рычит, и от этого звука, низкого и резкого, у Чимина проскальзывают мурашки вдоль позвоночника, — следи за своим языком, пока его не постигла та же участь, что и нашей последней жертвы. — Всё-всё, — Чонгук поднимает руки, сдаваясь, пока Чимин пытается осознать себя и реакции своего тела, — я ухожу. Простите, что помешал. Продолжайте, что бы вы тут ни делали. — Мы не… — Чимин слабо возмущается, слыша, что сейчас его голос больше напоминает тонкий писк. — Мы просто общались! — Я понял, — Чонгук криво ухмыляется и имеет наглость пошло толкнуться языком в щеку, пока спиной уходит от них в сторону лестницы, — но вас там ждут, к слову. Все на месте, даже наш судмедэксперт на месте. Я отвоюю вам пять минут, но не больше! Чонгук с хихиканьем сваливает, отсалютовав, вновь оставляя их наедине. Чимин первым делом кидает смущённый взгляд в сторону камер — они тут везде — и думает, что надо попросить вырезать этот короткий момент их общения с Юнги. Они и правда не делали ничего странного, но Чимину неловко. — Однажды этот ребёнок нарвётся на неприятности, если продолжит поощрять своё любопытство, — Юнги качает головой и вот теперь отпускает его руку. Без крепкого прикосновения резко становится холодно и пусто, так что Чимин торопливо обхватывает то же место своей ладошкой. Мин звучит гораздо менее лично, но мягко и вежливо: — Мне тоже нравится с тобой работать, Чимин. — Я рад это слышать, хён, — Чимин неловко улыбается, потирая ладонью затылок. Его щеки горят от неловкости, да и Юнги явно чувствует себя не в своей тарелке, хотя и выглядит спокойным. Он негромко кашляет, отвернувшись и засунув руки в карманы, и независимо тянет: — Н-да. Пошли, дело не ждёт. Чимин послушно кивает, всё ещё чувствуя жар на щеках, и пристраивается за широким плечом Юнги. Хён ходит быстро и резко, большими шагами, так что Чимину приходится быстро переступать ногами, чтобы угнаться за ним. Он едва слышно пыхтит себе под нос от сосредоточенности — наверняка, конечно, это профдеформация — Чимин уже знает, что Мин Юнги ненавидит тратить время впустую, но всё же… Угнаться за ним немного тяжело. Полностью сосредоточившись на этом, он едва не врезается Юнги в спину, когда тот вдруг резко тормозит, прежде чем войти внутрь. Чимин невольно резко выдыхает, замерев на месте и слегка приподнявшись на носочки по инерции, и немного недоуменно смотрит на обернувшегося хёна. Тот скользит по нему внимательным, нечитаемым взглядом, а затем вдруг тянется, чтобы поправить воротничок выглядывающей из под свитера рубашки. Чимин невольно сглатывает, почти чувствуя прикосновения чужих костяшек к своей шее, и замирает, как крохотная мышь под немигающим взглядом большой и хищной кошки. Ему и правда кажется, что в Юнги есть что-то… кошачье. Удовлетворенно кивнув самому себе, Юнги хмыкает, не удостоив его больше и взглядом, и отворачивается, решительно открывая дверь в переговорный зал. Он заходит и сразу уверенно бросает: — Что у нас по итогу? Чимин проскальзывает следом. Он не прячется, но натыкается на насмешливые взгляды Чонгука и Тэхёна — они сидят так близко, что могут перешептываться, не отвлекаясь от основного обсуждения. Юнги садится в углу. Чимин сразу заметил эту его привычку, и сейчас ему хочется сесть рядом, может быть, совсем близко, чтобы их колени соприкоснулись, но он останавливается. И садится напротив. Новой информации по делу нет, новых трупов, подходящих их профайлу, нет, прогнозов тоже нет. Чимин слушает вполуха, больше зацикливаясь на том, как Юнги перебирает пальцами бумаги, как дышит и проводит ладонью по загривку в странном нервном жесте. — Теперь, когда мы лишили их кормушки, почти наверняка случится срыв, — Юнги говорит это, сцепив ладони в замок на столе. Чимин не может отвести от переплетённых пальцев взгляда, вспоминая горячее прикосновение. — Вероятно, будет очень близко к первому убийству, плюс ножевые — у субъектов и без того проблемы с самоконтролем, так что предполагаемая жертва будет слабо похожа на себя при жизни. — Я пытался вывести ареал охоты, но сложно предугадать: точек пересечения тысячи, — Чонгук наклоняется вперёд и берёт пульт от большого монитора в руки. Он звучит с непривычной для себя серьезностью: — Вот примерные районы. Можно сказать патрулям усилить там наблюдение, но нельзя упускать из виду остальные части города. — Людей мало, — Джин недовольно хмурится, но кивает, — мог ли он быть в том педофильском чате? — Я всё ещё ищу совпадения, — Чонгук откидывается обратно на спинку стула, и Чимин невольно отмечает, как его ладонь плавно скользит по бедру Тэхёна, — как только будет информация, я сразу её передам. Они ещё раз перебирают портрет, разбирая и собирая его по кусочкам. Чимин даже что-то говорит, больше на автопилоте, чем действительно вникая в смысл своих же слов. Его сознание рассеянно, застывшее на моменте в проёме дверей, когда Юнги был близко, касался, поддерживал его. Был таким настоящим. Чимин не может выбросить из головы мысль, что ему мало, что ему хочется ещё внимания Юнги, ещё его поддержки, его интереса. — …есть опыт? — из хаотичных мыслей вырывает низкий голос Юнги с хриплыми нотками. — Что? — Чимин моргает и осматривается. Джин и Намджун о чём-то тихо переговариваются у карты, а Чонгук словно приклеился к Тэхёну. Хосока же не видно — он сбежал сразу же, как собрание закончилось, предпочитая общество холодных людей, а не тёплых. — Я спрашиваю: опыт спецподготовки есть? — Юнги не касается его, когда спрашивает, и Чимину приходится сдерживать себя, чтобы не коснуться первым. Мин приподнимает уголок губ в усмешке: — Джин минут десять разглагольствовал о том, что нам необходимо быть в форме и ближайшие несколько дней нас должны видеть в том числе и в спортзале агентства. Хочу знать, насколько ты натренирован. — Я, ну… — Чимин неловко опускает взгляд, подавляя желание по-мальчишески скользнуть носком ботинка по кафельной плитке. Он негромко признается, сгорая от стыда: — Раньше я занимался танцами. Юнги молчит, и Чимин краснеет ещё сильнее, проклиная себя за то, что вообще это сказал. Он почти вздрагивает, когда слышит мягкий баритон: — Какими именно танцами? — Балет, гимнастика, современные. Много чем, — Чимин неловко дёргает плечом, робко подняв на Юнги взгляд. Он ждёт увидеть на его лице пренебрежение или обречённость, но видит лишь сосредоточенную задумчивость. Чимин спешит забормотать: — Я знаю, что это не поможет, хён, но… — Танцы — это отлично, — но Юнги его удивляет, когда хмыкает, снова приподняв уголки губ в улыбке. Он смешливо блестит глазами, положив широкую ладонь Чимину на плечо. — Это значит, что твоему телу привычна нагрузка и привычны тренировки. Осталось лишь научить его парочке новых па. Мы займёмся этим, малыш. — Ох… — Чимин не может сдержать себя от счастливой улыбки, когда слышит «мы». Мы. Может, Мин Юнги правда захочет подружиться с ним и вне работы? Чимин чувствует, как что-то у него внутри теплеет. Чёрт, он бы хотел этого так сильно. — Буду ждать с нетерпением, хён! Он чувствует радость, когда Юнги тонко, но улыбается в ответ.