Точка бифуркации

Тэхён устало цепляет длинными пальцами узел галстука, ослабляя его. На часах около шести утра — он только пришёл на работу, но уже устал. С появлением в Сеуле убийцы с Йонсангу много кто забыл значение слова «сон», а сейчас и подавно. Несколько раз Тэхён видел, как Ким Намджун задерживался чуть ли не до четырёх утра в офисе, что уж говорить об остальных. Мин Юнги, кажется, вообще только в агентстве и ночует, прививая эту неправильную тягу и Пак Чимину. Поморщившись, Тэхён перебирает новые дела, которые могла бы решить команда, будь у них несколько больше времени. Тут соберётся достаточно, чтобы бояться не только заводить семью, но и просто выходить из дома. Похищения деток, сомнительные убийства, не достигшие числа трёх, но в перспективе обещающие стать серийными, пропажи проституток — словно хоть кого-то они волнуют. Тэхён за свою работу насмотрелся такого количества дерьма, что не против бы сменить сферу деятельности, но ответственность его останавливает. Звонок в столь раннее время не слишком удивляет, но Тэхён сжимается с неприятным чувством внутри. Ещё ни разу ему не звонили с информацией о чём-то хорошем. — Ким Тэхён слушает, — голос хриплый после длительного молчания, и Тэхёну приходится прокашляться, пока на той стороне линии молчат, — с кем я говорю? — Это Тэмин, — его знакомый с одного из канала новостей, — я с одноразового телефона. Не хочу светить, что предупредил тебя. — О чём? — Тэхён прижимает сотовый к уху, приподняв плечо, и тут же вбивает запрос в ленту новостей. Тэмин никогда не звонит просто так и очень редко рискует карьерой. Если он решился, значит произошло что-то действительно стоящее. — Минут десять назад в студию прислали материалы по делу убийцы с Йонсангу, — Тэмин на фоне чем-то шуршит и понижает голос, — там детали. Я не знаю, насколько это правда, но шеф в восторге. Просто… будь готов. — Какие детали? Можешь уточнить? Кто прислал? — Тэхён мгновенно подбирается, чувствуя неприятный холод внутри. Он напряжённо оглядывается, вскакивая со своего места и начиная метаться по кабинету. — Тэмин? — Я увидел только краем глаза, их сразу потащили в дело, — Тэмин звучит негромко, явно опасаясь, что кто-то сможет подслушать разговор. — Там про вырезанные рисунки, что-то про язык. Секта и религия. Это фейк? — Блять, — Тэхён хрипло невнятно ругается. Он отрывисто бросает: — Спасибо. За мной должок. — Давай, — Тэмин на том конце вздыхает, отключаясь, а Тэхён вылетает из своего кабинета, стуча каблуками кожаных ботинок. Он действует интуитивно, когда практически врывается в компьютерный кабинет Чонгука и судорожно выдыхает: — Гук! — Привет, моя сладкая солнечная тыковка, — Чонгук оборачивается к нему с широкой улыбкой, но тут же становится серьёзным, поднимаясь со своего кресла и придерживая за предплечья. — Что такое, Тэ? Что случилось? — Крот, — Тэхён отвечает просто и лаконично, и этого хватает, чтобы всегда тёплые глаза Чонгука блеснули стальным блеском. — Кто-то слил инфу десять минут назад. Через пятнадцать минут прямой эфир, Гук, это катастрофа! — Тише, детка, — голос Чонгука, глубокий и ровный, звучит спокойно. Он ещё раз оглаживает предплечья Тэхёна, а потом делает несколько стремительных шагов к своему креслу, на ходу разворачиваясь к монитору. — Какой канал? Я могу заглушить им вещание, но минут на десять, не больше. Начну за несколько минут до эфира, у тебя есть минут пятнадцать. Наших я оповещу, а ты звони в головной офис или кто у них там, блять, главный. — Они не выйдут на связь, — Тэхён судорожно вдыхает и выдыхает, быстро анализируя ситуацию, — когда им сливают инфу, они не идут на контакт. Слишком велика жажда наступить каблуком на полицию, показать нашу некомпетентность. Тем более, я слышал, что несколько журналистов ведут независимое расследование, как обычно, так что источником они будут указывать даже не КНП. Тэхён начинает быстро мерить небольшую комнатушку Чонгука длинными шагами. Вариантов у них немного. Даже если заглушить канал вещания, как предлагает Чон, — это мало того, что противозаконно, так еще и не даст им достаточно много времени. А всё, что незаконно, подставит под удар агентство, их команду и даст тому ублюдку, который решил подставить своих же, карт-бланш. — Набери всех, у нас есть несколько минут, чтобы максимально быстро принять решение, — Тэхён тоже достаёт телефон, — а я пока наберу одного своего должника. Плюсы иметь журналистское прошлое — тебе все должны. Минусы работы в полиции по связям с общественностью — мало кто хочет отдавать долги на твоих условиях. Тем не менее независимый канал, который Тэхён подкармливает, может согласиться на короткое подобие интервью, а если всё подстроить с согласия Намджуна… — Уён-и, привет, — Тэхён отворачивается от мониторов Чонгука и кратко обрисовывает сложившуюся ситуацию, рассказывая, какую именно помощь он хочет. Чон Уён, бывший военный репортёр, выслушивает его, не перебивая, соглашаясь именно в тех местах, где надо. — Поможешь? — Оставайся на линии, я согласую, — Уён даже не выключает связь, давая возможность Тэхёну подслушать всё, о чём тот рассказывает начальству. Пока что, правда, он слышит суетливые шаги. — Чонгук, Тэхён? Что у вас случилось в сраные шесть утра? — вместо приветствия сонный и недовольный голос Мин Юнги обещает кары небесные. — Я, сука, только заснул, и если сейчас не произойдёт ядерный взрыв, то я выебу одного из вас на пресс-конференции с подробными комментариями почему и как я это делаю. — Уймись, хён, — Чонгук огрызается, явно нервничая, — кто-то слил инфу про субъект, и Тэхён пытается нас спасти. Блять, Намджун не берёт трубку, Тэ! Длинная и душевная проповедь, которая раздаётся из трубки Юнги, изобилует такими пёстрыми оборотами, что у сидящего за монитором Чонгука загораются уши. Юнги выдыхает, медленно вдыхает обратно, а затем отрывисто, но кристаллически спокойно бросает, судя по звукам, торопливо собираясь: — Чонгук, не смей ставить пидорасам заглушку, Джин нам потом прямую кишку выпустит как праздничный серпантин. Тэхён, готовь выход в прямой эфир. Кто у тебя там был? — Согласовываю, — Тэхён отрывисто бросает, лихорадочно вслушиваясь в короткую и лаконичную речь главы канала. Он требует уже после эксклюзивное интервью, и Ким соглашается, не глядя — пусть Намджун развлекается, когда выйдет на связь. И коротко отчитывается, прикрывая рукой динамик: — Через десять минут выходим. — Я буду через семь, — Юнги на трубке хлопает дверью и явно сбегает вниз по лестнице. Дыхание его, впрочем, остаётся ровным и спокойным. — Чонгук, собирай всех в офисе в срочном порядке и дозвонись до Джуна, даже если это придётся делать через вибратор у него в заднице. Тэхён, оповести Джина, пусть временно передаст командование мне. В эфир выйдем вместе, пусть ставят камеры и готовят какую-нибудь каморку попрезентабельнее. — Есть, хён, — Тэхён коротко кивает, даже зная, что Юнги этого не увидит. Он чувствует облегчение, когда хён берёт стрессовую ситуацию под свой контроль и под свою ответственность. По ходу прощаясь с главой канала, он звонит Джину по второму телефону, протараторив: — Господин Ким, у нас ЧП! Кто-то слил инфу на госканал, у них прямой эфир через пятнадцать минут, а Намджун-хён не берет трубку. Юнги-хён запрашивает разрешение на командование, через десять минут мы выходим на вещание с независимым каналом, нужно ваше одобрение. — Пиздец, — Джин выражается не менее красочно, чем Юнги, но гораздо более лаконично. — Юнги за главного, скажите, чтобы не убился на дороге, этим он не поможет. Я выезжаю. И дозвонитесь до Намджуна, чёрт возьми! — Беру Намджун-хёна на себя, — Чонгук как раз только закончил вводить в курс дела Чимина, — а ты занимайся остальным. Я найду эту крысу. Тэхён моментально успокаивается. Невероятно удобно работать с командой, которая всегда прикроет спину, быстро окажет поддержку и приедет на помощь, используя всю силу полицейских мигалок. Времени не то чтобы много, но Тэхён урывает секунду, чтобы оставить влажный и быстрый поцелуй на приоткрывшихся губах Чонгука. — На удачу, — Тэхёна всегда немного пьянят поцелуи Чона, но сейчас это даже на руку. Он ласково улыбается. — И не твори глупостей, я знаю, что тебе хочется. — Злить Юнги-хёна ещё больше я не рискну, — Чонгук коротко сладко хихикает и оставляет ещё один мягкий, полный нежности поцелуй, — всё, беги, ягодка. Ты со всем справишься! Что бы Чонгук ни говорил — это всегда провоцирует Тэхёна на улыбку, делает походку более лёгкой, а уверенность крепкой. Даже если чувство обманчивое, оно помогает откинуть в сторону любые нервные переживания и расчётливо посмотреть на задачу. Сейчас их задача — не дать, пусть и правдивым, но преступно добытым уликам сбить не только уверенность, что всё под контролем, с общественности, но и мнимое ощущение власти с их убийцы. На мгновение, слишком короткое, чтобы остановить Тэхёна с торопливого шага, он задумывается: может ли быть так, что материалы скинул убийца? С одной стороны, это имеет смысл, но чутьё, которому Тэхён всегда верит, говорит, что не может быть всё так просто. Убийца с Йонсангу не нуждается в поощрении, не нуждается в общении или спасении. Да, он оставляет рисунки на теле, но кому они адресованы? Может ли это быть всего лишь способ отвлечения внимания? Тэхён перебирает эти варианты, когда добирается до небольшой комнатушки, где будет проходить интервью. Тут уже давно установлена камера, надо её всего лишь настроить, и подчинённые Тэхёна уже работают. — Доброе утро, Тэхён-щи! — милый бодрый мальчишка, ещё студент, рапортует, едва ли не подпрыгивая. — У нас есть шесть минут, чтобы настроить свет и проверить звук. Вы будете один? — Ко мне присоединится Юнги-хён, если… если успеет, — Тэхён отвечает демократично, но глубоко внутри него всё равно есть отчасти даже странная уверенность в том, что Мин успеет. Есть в Мин Юнги нечто… вызывающее доверие. Тэхён потирает лоб пальцами, вздохнув. — Тэхён-и, детка, принеси мне латте. Я нервничаю. — С сиропчиком? — мальчишка оперативно подпрыгивает, сверкнув глазками, а Тэхён длинно тянет, достав из кармана небольшое зеркальце и поправляя волосы: — Коньяка пару капелек. Тэхён услужливо кивает, испарившись, и отчасти Тэхён выдыхает. Иногда среди грязи расследований и полицейских дел ему нравилось снова чувствовать себя слегка манерным журналистом. Тем более Чонгук просто обожал это его амплуа. Ким коротко прикрывает глаза, глубоко дыша, и настраивается на работу. Просто интервью. Просто на тему очередного серийного убийцы. Просто наперегонки с одним из крупнейших федеральных каналов. Он кусает губы, прогоняя в голове подробности — Чонгук заскакивает буквально на мгновение, занося бумаги с текстом, и сейчас, когда вокруг полно народу, он не целует его, но дарит такой длинный и нежный взгляд, что Тэхёну становится тепло внутри. Он крупно вздрагивает, когда дверь вдруг рывком распахивается настежь. Юнги вваливается внутрь с привычной беспардонностью, но сейчас Тэхён чувствует только облегчение, поднимаясь с места и выдыхая: — Хён! Хорошо, что ты здесь. — Ещё бы, — Мин хрипло фыркает, скидывая с широких плеч грубую кожаную куртку прямо на пол, и поправляет черную рубашку. Его волосы выглядят растрёпанными, и принесший латте Тэхён тут же начинает суетиться вокруг с принадлежностями, но Юнги рыкает: — Отъебись. Сколько до эфира? — Пять минут, — Тэхён быстро смотрит на часы, — и еще плюс две минуты для заставки и начальной речи диктора. Ты хоть никого не сбил по дороге? — Меня оправдают, — Юнги отмахивается почти легкомысленно, — списки вопросов обсудили? Тэхён чувствует себя в своей стихии, когда вводит Юнги в курс дела. Чонгук словно с самого начала собирал все данные по делу, складывая их в аккуратную речь, и сейчас, читая, Мин даже поощрительно кивает, соглашаясь с тезисами. Это их дело, их вотчина, и, в целом, им даже не нужно знать что-то особенное, чтобы отвечать правильно. Ребята с канала на их стороне, а Уён будет задавать наводящие вопросы. Всё пройдёт достаточно хорошо для шести утра вторника. — Хватит меня этой хуйнёй… а-а-пчхи! — Юнги шумно чихает, когда маленькие частицы пудры попадают ему в нос. — Свалил нахуй, мелкий, мне нельзя материться в эфире, а ты вызываешь у меня только приступы гнева. Намджуну дозвонились? Тэхён младший понятливо кивает и, мазнув пушистой кисточкой напоследок по носу Юнги, торопливо уходит за камеру. — Нет, — Тэхён проверяет их с Чонгуком чат, но информации нет, — так, хён, боевая готовность. Я начну, не лезь раньше времени, поддерживай то, что я говорю, и отвечай на вопросы, а не дави авторитетом. Не перебивай, не матерись, ты сейчас лицо КНП, а значит должен быть идеальным. — Не учи меня вести пресс-конференции, журналисточка, — Юнги морщится, пробегаясь взглядом по листам с информацией, — до того, как ты появился, у нас в отделе их вели мы с Джуном. Погнали. Тэхён перепроверяет микрофон — свой и Юнги — вставляет в ухо микронаушник и, оставшись довольным, быстро примеряет одно из своих лиц-масок. Дежурная вежливость, спокойная и мягкая улыбка. Никакой нервозности или неуверенности. Мин рядом степенно повторяет за ним. Пудра немного скрыла синяки под глазами, хотя и не помешало бы замазать всё консилером, но времени нет. Успокоив быстро бьющееся сердце в груди, Тэхён готовится принять «звонок» и ответить на несколько дежурных вопросов. Лишь бы никто им не помешал. Из-за напряжения он почти вздрагивает, когда лампочка на камере начинает мигать красным, а оператор негромко говорит: — Мы в эфире. А затем проскальзывает в привычную для себя стихию так же легко, как проскальзывает в воду рыба. Он знает Уёна давно, они хорошо общаются и дружат, так что подхватывать друг друга не сложно. Юнги царственно молчит, в кои-то веки сдерживая свой буйный нрав даже без непосредственного присутствия Пак Чимина. — Нашей студии удалось узнать про рисунки, вырезанные на телах двух последних жертв, — Уён мельком заглядывает в бумаги и участливо склоняет голову к плечу. — Вы можете подтвердить это, Тэхён-щи? — К сожалению, это действительно так, — Тэхён опускает ресницы и уголки губ, тщательно выдерживая скорбный вид у себя на лице, и слегка медлит. Юнги подхватывает его с такой лёгкостью, словно они ведут эфиры вместе уже много лет. — Для серийных убийц такого типа, как наш, могут быть характерны такие способы… проявления себя, — голос Юнги звучит низко, зычно и спокойно, практически умиротворяюще. Тэхён отчасти удивлен этому. — Иногда они оставляют что-то, иногда забирают. Например, довольно известный советский маньяк оставлял на месте убийства синие розы, которые дарил жертвам при знакомстве. У нашего убийцы нет такой необходимости в общественном внимании, но есть склонность к манифестации. Он считает, что таким образом доносит до общества свою позицию. — И что же это за позиция? — Уён любопытно прищуривается, слегка отходя от сценария, но Юнги совершенно не меняется в лице. — О ней знает только он. Может, он ненавидит мужчин. Едва ли его манифестация носит религиозный или националистический характер, а значит, вероятно, это протест, направленный против общества. — Вы словно предугадываете мои вопросы, — Уён харизматично улыбается, демонстрируя ровные белые зубки, — однако вы являетесь представителем отдела поведенческого анализа, смелым политическим решением в правоохранительных органах, и мне, как и нашим зрителям, хотелось бы услышать немного больше конкретики. Тэхён останавливает себя от желания оглянуться на Юнги. На этот вопрос есть расплывчатый, полный воды ответ, но тот звучал до того часто, что сейчас лишь всё испортит. Суетливо перебирая варианты, Тэхён не успевает ответить, потому что слово уверенно берёт Юнги: — Я не могу раскрывать детали дела, потому что любые подробности влекут за собой нежелательное внимание, — Юнги совершенно не нервничает, не смотрит в листы. Он сцепляет ладони в замок, отдаляясь от диалога. — Тут следует пояснить, что все подражатели или психически нестабильные элементы общества цепляются как раз за детали и чувствуют в себе необходимость повторить. Так как мы заинтересованы в том, чтобы поймать субъекта, то вынуждены не раскрывать существенные улики раньше срока. Уже после, когда преступник будет находиться за решеткой, можно будет раскрыть некоторые элементы его деятельности. — Значит ли это, что полученная нами информация про те же рисунки больше навредит? — Верно, — Юнги кивает и бросает на Тэхёна внимательный взгляд, словно предупреждая, что вскоре передаст слово, — во-первых, это посеет панику и ненужные домыслы, то, с чего мы начали, — подозрение в секте или религиозном аспекте. Во-вторых, кто-то может совершить преступление и, желая прикрыться, вырежет некий символ на теле, думая, что убийство «повесят» на убийцу с Йонсангу. Юнги едва уловимо морщится, когда использует сленг и вынужденное прозвище их субъектов. Тэхён его понимает, но не может не радоваться, что не было утечки хотя бы о том, что их, вероятно, несколько. Пара. — И в-третьих, — Тэхён ловко подхватывает эстафету, мягко улыбаясь, — это не имеет объективно важного значения. Посудите сами, — Тэхён немного красуется, когда широко улыбается и прищуривается, глядя в камеру, — информация про рисунки принесла лишь шум, но теперь, когда общественность знает, разве это может чем-то помочь делу? — Возможно, отчасти вы действительно правы, — Уён задумчиво кивает, поджав губы, а затем поворачивает голову к камере, снова вежливо улыбаясь. — Это был Чон Уён и интервью в прямом эфире с агентами специального отдела поведенческого анализа КНП: Ким Тэхёном-щи и Мин Юнги-щи. После короткой рекламной паузы смотрите разбор дела убийцы с Йонсангу с нашими экспертами. Тэхён облегчённо выдыхает, как только камера выключается, и откидывается на спинку стула. Он делает большой глоток успевшего остыть латте и негромко бормочет: — Как думаешь, хён, это сработает? — Надеюсь, — Юнги мрачно буркает и уловимо морщится, потирая пальцами виски. Тэхён смотрит на него слегка обеспокоенно, негромко спросив: — Ты в порядке? — В полном, — Мин отрицает, резко поднимаясь со своего места. Тэхён успевает заметить, что на мгновение всегда статный и сосредоточенный Мин Юнги едва заметно покачивается, словно у него темнеет в глазах. Он чуть склоняет голову к плечу, явно вслушиваясь, и вдруг хрипло рыкает: — Чонгук. Найди мне крота, даже если придётся вручную перебирать каждое чертово существующее дело, и пробей Пак Богома. — Ты думаешь, он мог слить инфу? — Тэхён хмурится, поднимаясь следом. Он слегка поправляет наушник, слушая Чонгука: — Сделаем, хён. Через час ты будешь знать всё, начиная от того, кто на что дрочит, и заканчивая последними тремя днями телефонных разговоров. — Избавь меня от неприятных подробностей, — Юнги фыркает. Он звучит ворчливо: — До Намджуна дозвонились? Если нет, то самое время обнаружить его геолокацию, Чонгук. И где Пак Чимин? — Я здесь, хён, — светлый и встревоженный голос звучит неожиданно, заставляя Юнги резко вскинуть голову и снова поморщиться. — Ты в порядке? — Если можно сказать «в порядке», когда в голове бьёт отбойный молоток, то да, я в полном порядке, — Юнги язвит даже в сторону Чимина, чего, честно сказать, Тэхён никогда не слышал. Но Пак не обижается и, кажется, вообще не обращает внимания, потому что молча тянется ладонями к голове Юнги и легко зарывается в волосы, начиная массировать кожу. Картина до того странная, что замирают все, ожидая как минимум разгневанного рычания, но Юнги лишь выдыхает, прикрывая глаза: — Спасибо. — От мигрени нет лекарства, но я могу немного облегчить боль массажем, — Чимин до того нежно улыбается, что Тэхён невольно вспоминает, как однажды увидел в отражении, как улыбается Чонгуку, — у нас есть время? — это Чимин спрашивает уже у Кима. Тихо и ни на мгновение не прекращая точечный массаж головы Юнги. — И тёмная комната? — Думаю, кабинет Юнги сойдёт за тёмную комнату, — Тэхён кашляет в кулак, не в силах сдержать расплывающейся улыбки, — а время есть до тех пор, пока мы не найдём… — его прерывает телефонный звонок с анонимного номера. — Да я сегодня особенно популярный. Ким Тэхён слушает. Тэхён включает на громкую связь, и сначала все в комнате слышат треск. Неприятный. От него даже у Тэхёна начинает болеть голова, что уж говорить о мрачнеющем Юнги. Чонгук в наушнике быстро говорит — «попробую сразу отследить, потяни время» — чем немного перетягивает внимание от отвратительного звука. — Вот, что бывает, когда тревожишь логово гремучей змеи, — голос синтетический — очевидно, настоящий скрывается через использование специальных программ. Тэхён уже собирается что-то ответить, как звонок скидывают. — Блять, — Тэхён матерится одновременно с Чонгуком, — это был наш парень? Или крот? Что я должен был понять от этого короткого сообщения? — То, что у нас есть проблемы помимо субъектов, — Юнги недовольно морщится, шумно и тяжело выдыхая, и делает совершенно слабый, нетипичный для него жест — ластится к ладони Чимина, наклоняет голову достаточно, чтобы коснуться его лба своим, и хрипло бормочет: — Кажется, я сейчас потеряю сознание. — Хён! — испуганный голос Чимина звенит от напряжения, когда всегда твёрдая линия широких плеч Юнги вдруг вздрагивает и Мин медленно, но неотвратимо начинает оседать. Чимин жмётся к его груди, обвивая двумя руками, чтобы удержать, и испуганно оглядывается. — Тэ! — Блять, хён, — Тэхён растерянно ругается, подскакивая к Юнги и помогая Чимину его удержать. Обмякший, потерявший сознание, Мин оказывается невероятно тяжелым, и они с трудом держат его даже вдвоём. — Хён! — Что такое? Что случилось, Тэ? — Чонгук, судя по звуку, встревоженно вскакивает со своего кресла, и Тэхён с трудом выдавливает сквозь зубы: — Хён потерял сознание. Кажется, у него был приступ мигрени или что-то типа того. — Сейчас буду, — Чонгук отрывисто бросает, сорвавшись с места, а Тэхён с Чимином осторожно устраивают Юнги на полу. Бледный Чимин укладывает его голову к себе на колени и кладёт ладони на побледневшие щеки, умоляюще шепча, но Юнги никак не реагирует. Тэхён растерянно оглядывается, выдохнув: — Блять.

***

— Ах! Ах, ещё… Ещё, Джуни… — высокие и сладкие женские стоны приятно ласкают слух. Намджун низко, довольно рокочет, крепче сжимая в пальцах сладко подрагивающие полные бёдра, и скользит языком длинно и сладко, слизывая вязкую смазку. — Да-а… так хорошо, ещё, ещё! Изящные ножки у него на плечах подрагивают, мило скользят стопами по напряженным сильным мышцам, и Джуну определённо это нравится. Он любит доставлять удовольствие, любит, когда под его руками и языком разрушаются, скулят и хнычут. Сыто облизнувшись, Намджун отстраняется от очаровательно сладкой киски и мягко пристраивается. Он не торопится грубо и сильно вбиваться в хрупкое, нежное тело. Сначала пошлёпывает головкой по губам и лишь потом, когда звонкие стоны почти срываются на крик, входит. Это уже второй раз за тихое утро, поэтому они закончат быстро. Толкаясь равномерно, даже немного медленно, он окидывает взглядом милашку под собой. — Ах, Джуни… — девочка мягкая, сочная, с очаровательными аккуратными грудками, которые покачиваются от толчков. Её пальчики беспомощно цепляются за простыни, а ротик открывается в шумных стонах. И всё же, всё же это не… — Тебе хорошо, Джин? — Намджун наклоняется и зарывается лицом в сгиб точёной шейки. Сладкий запах духов теперь перебит островатым ароматом секса и несложно представить, что это не девочка под ним, что так хорошо и мягко стонет, а совершенно другой человек. — Тебе хорошо? — Ох, да, Джуни, да, мне очень хорошо, — Джин зарывается пальцами в спутанные влажные прядки Намджуна и немного тянет их, — поцелуй меня? Джин послушно распахивает полные, почти идеально похожие губки и отчётливо стонет, когда язык Намджуна скользит внутрь. Он целует её с небольшим напором, несколько ускоряясь в толчках. Член скользит в горячем влажном нутре почти свободно, с пошлыми сочными звуками выскальзывая и вбиваясь обратно. Бёдра Джин дрожат, и надо обхватить их немного крепче, потянуть на себя, чтобы не брать её грубо. Намджуну не хочется быть сейчас грубым. Он растворяется в сладком видении, прикрывая глаза, представляя, что под ним распадается всегда строгий и сильный господин Ким. Намджун, порыкивая, отрывается от поцелуя и переключается на плечи, ключицы, грудь — оставляет после себя метки, мечтая, чтобы они расцветали на другом теле. Он чувствует себя мазохистом, возбуждаясь только сильнее от мысли, что трахает совершенно не того, кого хочет. Девочка под ним мягкая, податливая и сладкая — она красиво изгибается в спинке, послушно переворачиваясь в коленно-локтевую, и заманчиво выпячивает круглую попку. Намджун вплетается пальцами в длинные и шелковистые волосы, вынуждая её стонать слаще и громче, и начинает мерно, ритмично вбиваться внутрь. Конечно, она меньше и изящнее Ким Сокджина — у него шире плечи, нет такой округлости в бёдрах, нет неуловимой, истинно женской мягкости. И всё-таки он кажется Намджуну невыносимо, гораздо более привлекательным и желанным. Он сжимает изгиб изящной талии в одной ладони, сочно сминая, и Джин под ним дрожит — Намджун знает, как сильно девочкам нравится чувствовать себя меньше. Уязвимее. Подчинёнными в сексе. Он знает, что может это дать. Иногда Намджун ненавидит то, насколько хорошо делает свою работу, потому что из-за этого он знает и то, что это понравится Джину. Властный в жизни, в постели он будет послушным и податливым. Жадным до ласки и до одобрения. Намджун сжимает на мгновение зубы и наклоняется, чтобы жарко нависнуть сверху и влажно поцеловать в шею. Шея у Сокджина невероятно красивая — ровная, длинная, с плавным изгибом и нежной бархатной кожей. Джун не может не думать о том, что, судя по тому, как старательно Джин её прячет, она должна быть невероятно чувствительной. Джун двигает бёдрами быстро и плавно, вбиваясь внутрь тугой мокрой киски до отчётливых, влажных хлюпающих звуков смазки и высоких сбитых стонов. Но он совершенно не может избавиться от мыслей о том, как чудесно выглядел бы Ким Сокджин, лишенный своего привычного лоска, раскрасневшийся, заласканный. Он думает о том, как сладко должен звучать высокий, сбивчивый голос. Как вкусно должны распахиваться пухлые и мягкие сочные губы. Намджун хрипло стонет и вбивается особенно сильно, вынуждая Джин сладко взвизгнуть. В голове проносится: как бы взвизгивал Сокджин? Вопрос, на который он однажды получит ответ. Намджун грубо подтягивает к себе девочку, обхватывая её тоненькую талию ладонями, и ускоряется, доводя их обоих до оргазма. Ему нравится, как Джин извивается на члене, как дрожит, как судорожно, с мольбой, кричит и кончает. Долго, со вкусом, наслаждаясь толстым членом в тугой киске. Намджун предпочёл бы кончить в неё, а не в резинку, но пока хватит и одного ребёнка в будущем семействе Ким. — Вот так, сладкая, — Намджун делает пару рывков, тоже кончая. Он намеренно прикрывает глаза, представляя, что под ним извивается Сокджин, что его пальцы отчаянно комкают простыни, что его стоны и тяжелое дыхание заполняют комнату. Как им было бы хорошо вместе. Идеально. — Ты умотал меня, Джуни, — Джин устало переворачивается на спинку и раскидывается звездой, совершенно не смущаясь наготы, — в третий раз тебе придётся довольствоваться работой. — Я не столь жесток, чтобы заставлять тебя отключаться, — Намджун стягивает резинку, быстро завязывая её и выкидывая в ведро неподалёку. Он зачесывает волосы одной ладонью, улыбнувшись уголками губ. — Сигаретку? — Нет сил, — Джин пытается извиваться, но получается только слабо захныкать, — уверена, я не смогу даже встать. Жестокий-жестокий Ким Намджун. Айщ. Намджун посмеивается, чувствуя в теле приятную негу. Он любит секс по утрам — кому он может понадобиться? В это время даже патрули только выходят на охоту, а их парень определённо пока не собирается охотиться. Тем более, Джуну предстоит сегодня сложный день — день, когда господин Ким наконец-то разведётся. Небольшая разрядка не повредит. Он закуривает и лениво тянется к выключенному телефону. Будь тот на беззвучном, то мешал бы мельтешащим мигающим экраном — в чате вечно кто-то не спит, а по работе двадцать четыре на семь приходят отбивки на почту. Стоит только телефону найти сеть, Намджуну тут же прилетает звонок от Чон Чонгука. Конечно. Разве может быть иначе? — Шесть утра, хакер, — Намджун лениво опирается на тумбочку и скользит взглядом по нежащейся в постели Джин, — если там не произошёл ядерный взрыв, то я лишу тебя премии. — Наконец-то, хён! — голос Чонгука кажется звенящим от напряжения, и Намджун мгновенно серьёзнеет, подбираясь. Если Чонгук звонит, то всегда сначала начинает с шутки и не упускает возможности продемонстрировать все свои безграничные объемы прозвищ и обращений. Сейчас же… — У нас ЧП! Кто-то слил инфу по делу на госканал, Юнги-хён с Тэ срочно проводили прямое включение с другим каналом, пришлось подтвердить, что убийцы с Йонсангу серийные, и это не банда, про вырезанные изображения и частично виктимологию. А ещё Юнги-хён только что потерял сознание. Нужно вызывать скорую или что, или… Несколько мгновений Намджун безмолвно открывает рот, вытаскивая сигарету, тушит её пальцами и отталкивается ими от тумбочки, на ходу подхватывая с пола сброшенные в порыве страсти вещи. Он звучит сосредоточенно и спокойно: — Проверьте пульс и глаза. Если нет, вызывайте, если он просто в отключке, несите в мой кабинет и попытайтесь привести в сознание так. Это может быть следствием стресса и его мигреней, дайте Юнги прийти в себя. Я выезжаю. Перенаправь мне запись прямого эфира, который они вели, и все слитые данные. Джин уже знает? — Он уже едет, — Чонгук рапортует с явным облегчением. Намджун знает, как сильно он не любит оставаться без поддержки и указаний кого-то из старших в таких ситуациях. — Мы пытались дозвониться до тебя, но ты не брал трубку, хён. Юнги-хён взял всё под свою ответственность, а Сокджин-хён дал ему все полномочия и сказал, чтобы ты позвонил ему, как только найдешься. — Принято. Позвони мне, если выяснится что-то ещё, — Намджун сбрасывает звонок, не дожидаясь ответа, и по-армейски быстро одевается. Перевернувшаяся на животик, Джин слабо возится и недовольно надувает губы: — Джуни? Куда ты? — Извини, дорогая, — Намджун поправляет пиджак, на ходу накидывая его на плечи, и кривовато улыбается, прежде чем закрыть дверь в чужую спальню. — Служба. Намджун торопится. Он покидает гостеприимную квартирку Джин, на ходу просматривая материалы, которые ему прислал Чонгук. Нет информации про копа — это уже хоть что-то хорошее. Секту и знаки можно филигранно завернуть, если Юнги ещё этого не сделал, а вот слившего информацию найти надо. Намджун практически уверен, что это не один из команды, но у кого, помимо них, есть доступ? Запрыгивая в машину, он включает запись эфира Юнги и Тэхёна, слушая вполуха. Намджун заводит мотор, кивая на отдельные реплики — парни справились отлично даже без подготовки. Дополнительное интервью? На нём ему точно надо присутствовать, главное, чтобы получилось справиться до четырёх, ему ещё забирать Ёнджуна. Неудивительно, что Джин не справляется. Мысли работают со скоростью движения машины: Богом, Ёнсу, кто-то третий? Кому они так насолили, что подставить решили весь отдел? Намджун, останавливаясь на светофоре, листает чат, цепляясь взглядом за цитату неизвестного звонившего. — «Вот, что бывает, когда тревожишь логово гремучей змеи», — Намджун повторяет фразу, смакуя её неприятный вкус. Он негромко задумчиво бормочет: — Это кажется знакомым. Машина трогается с места, когда загорается зелёный. Джин живёт немного дальше, чем располагается квартирка Намджуна, но торопиться сейчас некуда, так что есть время немного подумать. Звонивший не субъект, ни один из них — это то, в чём можно не сомневаться. Их убийцы будут убивать без желания засветиться, они не нуждаются в поощрении. Да, Юнги был прав, когда говорил, что послания — это способ что-то сказать общественности, но не более. Им не надо больше, они перерабатывают свои проблемы и триггеры. — Кто же ты, наша гремучая змея, — Намджун выруливает, объезжая по встречке несколько машин, совершенно игнорируя то, как ему сигналят недовольные, — нуждаешься в ощущении превосходства? Власти? Мы тебя задели достаточно сильно, чтобы пришлось так рисковать, — уже подъезжая, он набирает Чонгука, на ходу говоря: — Ты проверил Ким Ёнсу? — Я в процессе, хён, — Чонгук всё ещё звучит напряженно, и это позволяет Намджуну сделать вывод о том, что Юнги до сих пор не пришёл в себя. Макне негромко шипит под нос: — Блять. Он кого-то нанял, и этот кто-то неплох, но не так хорош, как я. Дай мне двадцать минут, хён, и у нас будет всё, что ты захочешь, вплоть до его домашнего видео. — Не переусердствуй, — Намджун хмурится, резко прокручивая руль и заезжая на стоянку перед отделом. Он выскакивает из машины, не паркуясь, походя бросив охраннику ключи, и властно бросает: — Не дай им взять себя за яйца, никто не должен подкопаться. Если поймёшь, что слишком, лучше отступи, хотя и терпеть этого не можешь. И, Чонгук, язык. — Принято, сэр, — Чонгук мрачно булькает из трубки, застучав по клавиатуре ещё агрессивнее, и Намджун беззлобно закатывает глаза. Он знает, насколько сильно золотой макне ненавидит признавать, что кто-то может обойти его на территории, поэтому не сомневается, что с Чонгука станется из принципа пойти против приказа. Остаётся только надеяться, что несносный ребёнок хорошо заметёт следы. Намджун торопливо преодолевает пролёт за пролётом, направляясь сразу в свой кабинет. Вопреки обыкновению, будучи в отделе, он не может сосредоточиться на рабочих мыслях — Намджун буквально чувствует, как беспокойство за Юнги начинает стремительно накрывать его. Конечно, он знал о проблемах хёна и со сном, и с мигренями, но чтобы они настолько влияли на его физическое состояние… Ким хмурится неприятному предчувствию внутри, когда сталкивается в коридоре с бледным Чимином. Пак при взгляде на него выдыхает с долей облегчения: — Намджун-хён! Юнги в кабинете, я… Тэхён меня выгнал. — Потому что ты паникуешь, — Намджун резко осаживает суетящегося Чимина, — не давай чувствам завладеть тобой, агент Пак, помедитируй, сделай дыхательную гимнастику. Что угодно, но чтобы вот этого, — он обводит рукой очевидно волнующегося Чимина, — не было. — Есть, сэр, — Чимин сглатывает, на короткое мгновение прикрывает глаза, собираясь с мыслями, и ровно отчитывается: — Юнги-хён уложен, одежду частично расстегнули, чтобы он мог дышать, медик Ли его осмотрел, сказал, что всё нормально, он сейчас просто… дремлет и вскоре придёт в себя. — Так-то лучше, — Намджун кивает. Чимин сохраняет бледность, но, по крайней мере, паника не так очевидно написана на его лице. — Помоги Чонгуку, я скоро отправлю к вам Тэхёна. Они расходятся в разные стороны агентства, и Намджун решительно распахивает дверь в собственный кабинет. Тэхён сидит за его столом и что-то быстро печатает на своем ноутбуке, время от времени поглядывая на сопящего Юнги. Хён выглядит расслабленным. Впервые на памяти Намджуна он кажется умиротворённым, даже довольным: рот приоткрыт в ровном, спокойном дыхании, а длинные ресницы отбрасывают тени на бледные щеки. — Как он? — Намджун подходит ближе и осторожно поправляет расстёгнутые края рубашки. — Медик сказал, когда он очнётся? Не надо в больницу? — Ты прям как Чимин, только спокойней, хён, — Тэхён резко закрывает крышку ноутбука, — он должен очнуться самостоятельно, минут через пять-десять. Проследи за ним, хён, я к Чонгуку. Надо ещё подготовиться к интервью. Намджун растерянно кивает. Он отмечает, что Тэхён старается уходить максимально бесшумно, придерживает дверь, чтобы она не хлопнула, не стучит своими каблуками — у него отродясь не было ковров в кабинете. Намджун подтягивает стул ближе к дивану и устраивается на нём, ожидая, когда Мин Юнги соизволит прийти в себя. А тот неожиданно не заставляет себя долго ждать: — Ким Намджун, — едва приоткрыв глаза, Юнги морщится и закрывает ладонью глаза, — почему каждый раз это ты? Стоит мне открыть глаза, и я вижу твоё недовольное лицо. — Тебе стоит радоваться, что ты их вообще открыл, — Намджун беззлобно ворчит, пряча под этим накрывшее его облегчение. Он внимательно смотрит на то, как Юнги хмурит и расслабляет брови, явно пытаясь прийти в себя, и спрашивает: — Как ты, хён? Голова болит? Тебе нужны твои таблетки? — Если ты так и будешь продолжать трещать, мне понадобится нож, — Юнги хрипловато бурчит, медленно поднимаясь. Он все ещё держится за голову, когда садится, и массирует виски двумя пальцами с обеих сторон. — Ебаная херь. У тебя есть зажигалка? — Есть, но… — Намджун звучит немного растерянно. Он знает, как давно и успешно Юнги пытается бороться с курением, отказываясь браться за сигарету даже в самых тяжелых случаях, и сейчас… насколько должна быть сильна боль? Ким даже не думает, что они находятся прямо в его кабинете, когда достаёт зажигалку. — Ты уверен? — Издеваешься, Ким Намджун? — Юнги рыкает, вдруг подняв острый и пронизывающий взгляд. Несколько мгновений они смотрят друг на друга, и затем Юнги неохотно опускает веки, чтобы пощупать себя по карманам в поисках пачки. Он недовольно хрипло фыркает, когда это занимает у него время, и выуживает одну сигарету, зажимая её в зубах. Намджун прикуривает, не говоря ни слова, и тишина между ними висит всё то время, пока Юнги неторопливо затягивается полной грудью, а затем медленно, явно смакуя, выдыхает роскошные клубы дыма через нос. Доза никотина явно приводит его в более благодушное настроение, и Мин перекатывает сигарету из одного угла рта в другой, хмыкнув: — Почему ты здесь? Предпочитаешь должность нянечки начальнику отдела? — Я только что зашел. Считай, что тебе повезло, — Намджун дёргает уголками губ, расслабляясь. Этот Юнги уже больше похож на себя обычного, но курение… Намджун обещает себе спросить об этом позже. — Съебись куда-нибудь, Ким Намджун, — Юнги затягивается и неохотно откидывается на спинку дивана так, чтобы видеть потолок, — всё самое интересное ты уже пропустил. — Выгоняют из собственного кабинета, — Намджун недовольно цыкает и поднимается с места, — вообще-то день только начался, так что всё впереди. Например, интервью, не хочешь помелькать там мордашкой? — Я уже помелькал, теперь твоя очередь, — часть слов смазывается сигаретой и звуком затяжки, но Намджун понимает. Он даже вздыхает с облегчением: если Юнги огрызается, значит, всё не так уж и плохо. — А что, есть планы, которые не вписываются в работу? — Я забираю Ёнджуна из садика, — Намджун даже теряется на мгновение, силясь вспомнить, не перепутал ли он сам дни, но вроде нет, — у Джина суд. — Ах, точно, — Юнги никак не меняет положения тела в пространстве, но голос у него звучит до неприятного колко, — что важнее: пиздюк и призрачный шанс на поебаться или работа? Действительно, чего ещё ожидать от тебя, Ким Намджун. Слова Юнги неприятно оседают в комнате, оглушая на мгновение. Это правда, то, что у Намджуна шаткие приоритеты, но даже несколько часов ничего не поменяют в их деле — выслеживать крота надо осторожно, чередуя нападение и подманивание. Зачем отказываться от собственных слов, от данного Джину обещания, если можно успеть всё? — Я обещал, — Намджун переступает с ноги на ногу и опирается ладонью на стол. Он смеряет распластавшегося по дивану Юнги недовольным взглядом, пытаясь оценить: хён хочет поругаться или в нём говорит мигрень? — Конечно, — Юнги докуривает сигарету и поднимается, чтобы потушить окурок в стеклянной пепельнице, — ты очень легко раздаёшь обещания. Вот сегодня утром ты тоже выполнял одно из них? — Что? К чему ты? — Намджун звучит растерянно, переспрашивая. Он едва ли не впервые за несколько лет действительно не понимает. — От тебя несёт сексом, Ким Намджун, — Юнги демонстративно наклоняется и принюхивается, неуловимо напоминая в этот момент поймавшего след пса, — и почему-то я не думаю, что трахал ты своего любимого господина. Намджун поджимает губы. Юнги кажется ему озлобленным, словно что-то изнутри отравляет его, заставляет огрызаться и кусаться злее, чем всегда. И безукоризненная внимательность, профессиональная чуткость играют плохую службу. Юнги всегда безошибочно находит слабые и уязвимые места, но… но не всегда давит в них настолько болезненно. — Разве я не могу потрахаться, если… думаю о Джине? — Намджун пытается сдерживаться, но звучит резко. Ему не нравится направление, которое неожиданно принял диалог. Он ловит себя на том, что защищается, и хмурится из-за этого, давя желание скрестить руки на груди. — Ты тоже периодически трахаешься, хён. — Можешь, почему нет? — Юнги звучит неожиданно миролюбиво. Он поднимается, закатывая рукава своей рубашки, расстёгивает несколько верхних пуговиц и неторопливо делает несколько шагов. Он останавливается совсем рядом, не касаясь, но наклоняясь, и Намджун чувствует его холодное дыхание у своего уха: — Ты можешь сколько угодно душить свою безответную любовь в дешёвом трахе, Ким Намджун. Юнги уходит. Он прикрывает дверь, ступая так же беззвучно, как и всегда. Намджун сжимает кулаки и поджимает губы. Он понимает, конечно, понимает, что Юнги сейчас зол, что ему больно и плохо, что он вымещает кипящую внутри него злость наружу и причиняет боль, чтобы почувствовать себя лучше, но… Намджун медленно выдыхает. Юнги слишком хорошо его знает. Когда всё это пройдёт, когда ему станет легче, хён снова станет самим собой и, может, даже неохотно соизволит признать, что был не совсем прав. Наверняка он злится из-за того, что ему пришлось разбираться с этим самому. Ким стоит на месте ещё несколько минут, сжимая и разжимая кулаки, а затем наконец опускается в собственное кресло. Напряжение, которое он спустил с самого утра, неприятно возвращается. Намджун чувствует слишком много: как к коже липнет рубашка, как на загривке собирается пот, как ногам неуютно в брюках. Слова Юнги задели его слишком сильно и больно, поэтому он открывает их с Джин переписку и коротко пишет: «мы договаривались, что всё будет без обязательств, прости, но, думаю, настал тот момент, когда я готов прекратить и это». Палец замирает напротив «отправить». Должен ли он поступить как мудак или нет?

***

Интервью выматывает сильнее, чем ожидалось, но Намджун не жалуется. Он рад, что получилось уложиться в короткие рамки, что у него есть шанс успеть забрать Ёнджи и не чувствовать вину из-за слов Юнги. Сообщение Джин он так и не отправил, малодушно не желая решать всё по переписке и, может быть, надеясь на прощальный секс. — Джуни? — Юнги окликает его в тот момент, когда Намджун уже берёт ключи от машины и прикидывает, как лучше сократить дорогу до садика. Он неловко моргает, осознавая: Джуни? — Что-то случилось? — Намджун против воли напрягается. Если Юнги сейчас будет читать ему лекцию, он действительно его ёбнет или пошлёт так глубоко и надолго, что Чонгук воспользуется ситуацией и выторгует себе право на маты. — Чонгуку нужен твой доступ, — Юнги говорит по делу, как ни в чём не бывало. Он немного уставший и помятый, но кажется в стократ спокойнее, чем утром. — Он может и обойти, но говорит, тут лучше официально. Джин в суде, так что через него не получить, а у тебя достаточно полномочий. — Да, конечно, — Намджун протягивает флешку с доступами. Он ждёт чего-то ещё, потому что Юнги не уходит, прокручивая между пальцами несчастную флешку. — И всё? — Твой кофе, — Юнги протягивает стаканчик из кофейни внизу. На картонке почерком Мина написано ехидное: «лучшему папочке» и смайлик. Смайлик. Он просто надеется, что это дело рук Пак Чимина. — Подумал, что ты не успеешь заскочить до садика. — Спасибо, — Намджун немного растерянно моргает и с опаской протягивает руку, подсознательно ожидая… подколки. Но Юнги лишь смотрит на него с лёгким недоумением, вкладывая стакан в пальцы. Ким делает глоток кофе, отмечая, что Юнги не забыл попросить добавить корицу, и осторожно спрашивает: — И всё? Ты ничего не скажешь? — А что я должен сказать? — Юнги моргает. Он слегка склоняет голову к плечу и медленно тянет: — Джин? Ты? Намджун невольно напрягается, сжимая в пальцах стаканчик с кофе. Он опять ждёт чего-то острого и болезненного, но Юнги приподнимает уголки губ в улыбке: — У тебя всё ещё есть время разобраться с этим, знаешь. — Думаешь? — Намджун выдыхает. Он чувствует облегчение — Юнги не любит признавать свои ошибки, не любит признавать, что иногда его слова могут задевать больше, чем следует. Намджун знает, что иногда Юнги таким специфическим образом может… извиняться. Он признается: — Я не думаю, что смогу сделать это в ближайшее время, не чувствуя себя мудаком. — Начни постепенно? — Юнги кладёт ладонь ему на плечо, дружески потрепав, и миролюбиво добавляет: — Сначала садик, потом прочее. Думаю, Джин это оценит. А дальше ты уже сам поймёшь, как нужно поступить. — Спасибо, хён, — Джун наконец улыбается. Такой Юнги, неожиданно чуткий и понимающий, стыдно признаться, иногда действительно ему нужен. Он слегка медлит: — Я вернусь через час-полтора, мне нужно, чтобы ты за это время собрал всех в общем зале. Обсудим, что было, что у нас есть, и что будем делать. — Можешь на меня положиться, — Юнги хмыкает, прищурив тёмные глаза, и снова хлопает его по плечу. — Поезжай. Не хватало ещё, чтобы ребёнок решил, что его забыли в садике. — Да, — Намджун делает ещё глоток кофе, провожая Юнги взглядом, — да. Он встряхивает головой, выбрасывая произошедшее из памяти. Если Юнги решил забыть об утреннем инциденте, то он не тот, кто будет напоминать и провоцировать новый виток ссоры. Конфликты мешают в работе. Отписавшись Джину в личку, что он выезжает за ребёнком, и словив себя на том, что уже звучит как супруг, Намджун торопливо выскакивает из офиса. До садика он добирается быстрее, чем рассчитывал, так что ему даже приходится немного подождать, пока Ёнджун-и соберут. Намджун не пытается помогать, боясь неправильно рассчитать силу: ребёнок такой хрупкий, что меньше всего ему нужны синяки. Радует хотя бы, что в его машине давно уже установлено детское кресло, невыносимо подбешивающее Юнги. По крайней мере, в те моменты, когда они ездят на машине Кима, а не на рабочей. Осторожно усаживая ребёнка и проверяя все ремешки и замочки, Намджун мысленно дрейфует между Юнги, Джином и их делом. Найдёт ли что-то Чонгук? Можно не сомневаться, что что-то действительно найдёт. Выиграет ли Джин дело? Скорее всего, да. С его репутацией и связями это почти решённый вопрос. Как долго Юнги будет чувствовать себя нормально, когда случится следующий приступ и случится ли вообще? Этот вопрос кажется самым сложным. — Мы едем к папе, дядя Джуни? — Ёнджун весело болтает ножками в кресле и сжимает в крошечных ручках игрушку в виде акулы. — Я скучаю по нему. — Мы едем к папе, — Намджун тепло улыбается и треплет ребёнка по волосам, заставляя того счастливо хихикать, — скоро ты будешь больше времени проводить с ним. — Ура-а-а, — Ёнджи вскидывает руки в победном жесте, звонко рассмеявшись, — я буду с папочкой! Намджун ненавидит Дахён. Насколько «ответственной» нужно быть матерью, чтобы ребёнок почти не вспоминал о тебе? Они виделись достаточно часто ещё в самом начале джиновой карьеры, когда она приходила в офис, приносила обед или просто отвлекала весь отдел от работы своими роскошными платьями. Было ли дело в том, что они оба подсознательно чувствовали друг в друге соперников, но они с Дахён невзлюбили друг друга с первой же встречи. Юнги разве что попкорном не закидывался, в кои-то веки заняв нейтралитет: наблюдение за их склоками было его любимым развлечением сразу после унижения некомпетентных специалистов. Намджун поджимает губы. Отчасти, понимая, что сейчас он неизбежно встретит Дахён на выходе из зала суда, он чувствует мрачное, тёмное удовлетворение от мысли о том, что у неё в руках больше нет ничего. Ни власти, ни Джина, ни ребёнка. — Дядя Джуни-и, — Ёнджун очаровательно морщит свой крохотный носик, похожий на кнопочку, часто моргая, и Намджун невольно ласково думает о том, насколько сильно он похож на своего отца. — А ты споешь мне песенку? — Песенку? — Намджун немного растерянно приподнимает брови, посмотрев на ребёнка через зеркало. — Честно говоря, я совершенно не умею петь, крошка. — Папочка говорит, что у тебя красивый голос, — Ёнджун забавно надувает плюшевые щёчки и хмурит аккуратные тёмные бровки. Он прижимает игрушку поближе к себе и задумчиво надувает губы: — Бери… бари… тонон. Боритонон. — Баритон? — Намджун невольно улыбается. Он чувствует странное тепло внутри себя: Джин говорит о нём с сыном? Джин думает, что его голос… красивый. — Да, да, — Ёнджун непосредственно кивает, солнечно улыбаясь, и просительно тянет: — Дядя Джуни, спой боритонон! — Дай мне подумать, крошка, — Намджун задумчиво хмыкает, перебирая в голове песни, которые могли бы подойти ребёнку, и внезапно вспоминает очередную гиперфиксацию Чонгука, умудрившегося поменять встроенный звонок на всех телефонах в отделе. — Что ты думаешь насчёт песни про акулёнка? — Акулёнок! Акулёнок! — Ёнджун счастливо заливается смехом и дрыгает своими маленькими ножками и ручками, покачивая в руках игрушку. — Хочу песенку про акулёнка! Намджун бархатисто смеётся и, неловко прокашлявшись, начинает напевать песенку про акулёнка. Она совершенно глупая на вкус взрослого мужчины, просто набор заводных ритмичных звуков и повторение: «Акулёнок, ту-ру, ру-ру». Но Ёнджуну нравится. Он пищит, повизгивая, и подпевает настолько, насколько может. Намджуну бы включить что-то в плейлисте, но детского варианта у него нет. Он выруливает по дороге, ловко объезжая машины, срезая на поворотах, нагло пользуясь тем, что у него офицерские номера. Они как раз заканчивают с песенкой, когда Намджун видит очертания суда. Какой-то частью сознания он ожидал, что там будет собрание журналистов, но нет — пусто, как и всегда. Где-то сбоку, в курилке, стоят несколько работников, перед входом разбрелись редкие единицы людей в ожидании своего слушания. Намджун несколько раз выступал в суде по делам, но никогда не был на стороне подсудимого. Не тот опыт, который он хочет получить, но было бы интересно просто почувствовать себя в шкуре тех, кого они ловят. — Приехали, малыш, — Намджун паркуется и сверяется со временем — минут десять, может, пятнадцать, и Джина выпустят из зала, — как тебе песенка? Может, хочешь что-то ещё? — Ещё песенку, ещё! — Ёнджун задорно виляет ножками и подкидывает акулку, необычно ловко поймав её для пятилетки. — Хочу ещё песенку, дядя Джун-и! Намджун невольно улыбается. Он выходит из машины, чтобы достать Ёнджуна из его креслица и ласково подхватить его на руки. Малыш задорно смеётся, положив руки ему на плечи, и восторженно округляет рот: — Дядя Джуни такой большой! Больше, чем папочка! — Это не я большой, а ты маленький, — Намджун невольно улыбается, демонстрируя ямочки на щеках, и садится обратно на водительское место, усаживая ребёнка к себе на колени. — У тебя тут ямочки, — Ёнджун восторженно распахивает глаза, положив ладошки Намджуну на щеки. Он слегка нажимает на них, сплющивая, а потом делает то же самое со своими щёчками. — А у меня тоже? — Конечно, крошка, — Намджун снова смеётся. У Джина тоже есть ямочки на щеках, не такие выраженные, как у него, но… такие, такие очаровательные. Он слегка задумчиво хмурит брови, медленно протянув: — А песенка… что насчёт песенки про трактор? Ёнджун одобрительно кивает, засмеявшись, и Намджун невольно чувствует облегчение. Все его знания детских песен базируются исключительно на неистребимом репертуаре Чонгука, иногда изобилующего по-настоящему странными пристрастиями. Намджун улыбается, начиная негромко напевать: — По полям, по полям синий трактор едет к нам, у него в прицепе кто-то песенки поёт. А ну, малыш, давай. Попробуй, отгадай, кто же, кто же, кто же, кто же песенку поёт? Он хмурит брови, имитируя мычание коровы, и едва сдерживается, чтобы не рассмеяться в ответ на заливистый детский смех. Не то чтобы он так уж хорошо знает текст этой потрясающей песенки, но менять цвета тракторов и звучание животных не так сложно. Примерно на моменте, где Намджун доходит до серого трактора и лошадиного «иго-го-го», из открытого окна раздаётся смеющийся голос Джина: — Я смотрю, вы не теряли время зря. — Папочка! — Ёнджун реагирует первым, потому что Намджун слишком смущён тем, как их застали врасплох. Джин слышал его пение? И что он подумал? О том, как на его ушах хорошенько потоптался медведь с отбойным молотком? Какой стыд. — Привет, кроха, — Джин протягивает руки, чтобы забрать сына, и немного отходит от машины, чтобы подкинуть счастливо визжащего ребёнка, — теперь ты будешь со мной. Всегда-всегда, мой маленький. Ну, конечно, пока не решишь жить самостоятельно. — Ты выиграл, — Намджун утверждает. Он не сомневался. Он знал, что у Дахён нет шансов. Наружу просятся слова «я же говорил», но Намджун давит этот порыв, решая, что сейчас не время и не место. Он смотрит в сторону суда и видит, как бывшая жена Джина, стуча каблучками, спускается по ступенькам. На короткое мгновение их взгляды пересекаются, и Намджуну действительно сложно сдержаться от небольшого высокомерного превосходства, скользнувшего на дне глаз. На Дахён очки, но ему и не нужна реакция — хватит и того, что она оступилась, едва не соскользнув с лестницы. — Да, Джуни, — Джин заканчивает тискать ребёнка и поворачивается так, чтобы ни одним случайным действием не заметить Дахён и не дать увидеть её Ёнджуну, — процесс затянулся, как и ожидалось, но всё прошло отлично. Полная опека этого карапузика, плюс алименты с неё. Я пытался отказаться, но мне кажется, судья немного злорадствовал, когда выносил приговор. — Тебя обожают законники, — Намджун может сказать то же самое и о себе. Чувство вины за утро с Джин моментально колет, но он отмахивается от него: не время. — Ты голоден? Мы могли бы поужинать все вместе. Отметить. — Как папа с мамой? — Ёнджун довольно вскрикивает и размахивает игрушкой, которую не выпускает из рук, как флагом. — Папочка, я хочу-хочу-хочу. С тобой и дядей Джуни! Он мне пел песенку про акулёнка! А потом про трактор! И делал му-у-у-у! А вы можете спеть вместе? — Правда, детка? — Джин вдруг улыбается так широко и ласково, что Намджун даже ненадолго перестаёт стыдиться новоиспеченного позорного факта из своей биографии. Ким выходит из машины, тоже становясь рядом, и с улыбкой смотрит, как Джин нежно трётся носом о плюшевую детскую щёчку. — Сегодня мы сделаем всё, что ты захочешь. — Тогда ты должен поцеловать дядю Джуна в щечку, — Ёнджун вдруг совершенно непосредственно заявляет, протянув ладонь к Намджуну и сжав в пальцах лацкан его пиджака. — Как раньше делала мамочка! — Кхм, — Джин кажется смущенным. Он неловко опускает взгляд, избегая смотреть на Намджуна, и бормочет: — Детка, я не думаю… — Давай, пап! — Ёнджун забавно надувается, нахмурив бровки. — Дядя Джуни хорошо справился сегодня, разве нет? Ты ведь сам говорил, что хорошие мальчики заслуживают поцелуев! Поцелуй дядю Джуни и скажи, что он был хорошим мальчиком сегодня. Намджун прячет смешок за кашлем, глядя, как щёки Джина начинают совершенно очаровательно пунцоветь. Не так часто можно увидеть, как господин Ким краснеет от смущения. Чувствуя, как что-то внутри него странно сжимается от предвкушения, Джун слегка наклоняется, подставляя щеку, и давит улыбку, слыша короткий джинов вздох. Проходит несколько мгновений, прежде чем к его щеке прижимаются невероятно нежные, пухлые, мягкие губы, и негромкий шелест чужого смущенного голоса обжигает кожу. — Ты был хорошим мальчиком сегодня, Джуни. Намджун ненадолго замирает. Он выпрямляется, слегка кривовато улыбаясь под довольный детский смех, и поправляет пиджак, застёгивая его на пуговицу. Чёрт возьми. — А я? Я был хорошим мальчиком? — Ёнджун ёрзает на руках Джина, нетерпеливо и непосредственно подставляя щёчку уже для своего поцелуя. — Ты всегда самый лучший мальчик, — Джин целует сына, звонко чмокая и всё напряжение, копившееся в теле Намджуна, оседает, оставляя приятную лёгкость, — агент Ким, я полагаюсь на ваш вкус в выборе ресторана для нашего семейного ужина. — У меня он отменный, — Намджун широко улыбается. От понимания, что это действительно будет семейный ужин, ему становится чертовски тепло. Может быть, в скором времени это будет не просто мечта.