Точка бифуркации

Отчасти Намджун удивлён, что в этот раз Юнги не берёт с собой Чимина. Может, дело в том, что они едут к Хосоку и некоторым особо нежным малышам, видимо, противопоказано смотреть на трупы, а может, дело в другом. Намджуну интересно узнать немного подробностей, но он не любитель лезть в чужую постель. Ему просто любопытно получить информацию из первоисточника, потому что офисные сплетни — плохой источник информирования. — Как, кхм, — Намджуну неуютно, что машину ведёт не он, и потому не может оправдать отсутствие прямого взгляда на Юнги тем, что надо смотреть на дорогу. Он звучит неловко: — Как дела? — Как дела, Намджун? — Юнги крутит руль в сторону, подъезжая к моргу, и бросает на него взгляд, полный глубокого сомнения в здравомыслии. — Ты ударился головой? Или теперь почитываешь журналы для домохозяек, раздел «как завести разговор»? Мы приехали. Внутри Намджун просто надеется, что Хосок менее тактичный. Сам Юнги не рассказывает, что у них с Чимином происходит, а на работе они ведут себя подозрительно нормально. Нет тайных поцелуев в подсобках, как у Чонгука с Тэхёном, нет жаркого секса в закрытом кабинете, как у парочки агентов, которых Джун поймал на днях. Не то чтобы он вылавливал Юнги и Чимина специально, но… За прошедшие полторы недели особо-то и делать было нечего. По Богому новой информации не появилось, а общим советом было решено, что на их субъекта он «тянет», особенно с учётом его посмертного признания. Ким Ёнсу удалось прижать, и он угрюмо пытался достать их со дна своей рухнувшей репутации, готовясь защищаться по делу о взяточничестве и незаконном распространении засекреченной информации. Ли Сухи отстранили от работы на две недели и отправили на психологическую аттестацию. Джину совсем не понравилось, что у них в отделе завелась крыса. Количество новых тел росло с интенсивностью грибницы после дождя, но под профиль все они трагически не подходили. С Джин он расстался, а с господином Кимом они всё так же ходили вокруг да около, так что… Так что Намджун действительно надеялся хоть на что-то от Юнги, но даже тут — глухо. — Какие громкие люди в моей скромной обители, — Чон Хосок, как обычно, абсолютно беспардонно занимался поглощением пищи. Он с некоторым трудом проглатывает большой кусок тако, погрозив им упаковкой. — Но у меня есть призрачное ощущение, что я вас расстрою. — Что у тебя? — Юнги нетерпеливо поводит плечами, скользнув по всему помещению морга быстрым взглядом. — Нам сказали, что привезли мужчину около тридцати пяти лет с ножевыми. — Ну так-то оно так, — Хосок почему-то негромко хрюкает себе под нос, неохотно отложив тако к себе на стол. Он облизывает поблёскивающие от сока губы, моет руки в небольшой раковине и натягивает перчатки, явно сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. — Но вы сейчас сами всё увидите. Намджун с Юнги коротко и немного недоумённо переглядываются, послушно следуя за ним, и нетерпеливо встают по двум сторонам от морозильника. Хосок, подрагивая уголками губ, лукаво тянет: — Я пока не стал снимать… атрибуты: знал, что вы приедете. Зацените, пацаны. Он вытягивает металлический ящик с тёмным мешком картинным жестом, с явным предвкушением смотрит в их лица и резко тянет собачку вниз, торжественно провозгласив: — Джентельмены и джентельмены, вашему вниманию: Мисс Хэппи! Собственной персоной. — Блять, — Намджун устало трёт ладонью лицо и отворачивается, выругавшись: — Отдел над нами издевается? Что это, блять. — Не что, а кто, — Юнги задумчиво перекатывает прихваченную из машины зубочистку из одного уголка рта в другой и вытаскивает из нагрудного кармана пиджака ручку, чтобы подцепить ей испачканный в крови голубой локон. — Трансвестит, я так понимаю. — Абсолютно верно, товарищи, — Хосок кивает с явным удовольствием. — Отличный экземпляр, кстати говоря, сидел на гормонах. Не то чтобы я так уж разбирался в профайлинге, но, кажется, это не ваш профиль. — Даже не знаю, что заставило тебя так подумать, — Юнги мрачно хмыкает, качнув головой, и негромко добавляет: — Но Мисс Хэппи теперь явно можно называть Миссис Сэд. Хосок сдавленно хрюкает, а Намджун давится воздухом: — Юнги. — А что «Юнги»? — Юнги хмыкает, с определённым любопытством осматривая тело. — Ещё скажи, что я не прав. Ну, чисто для проформы, Хосок, расскажи, что по ножевым. — Если я скажу, что они в основном анальные, вам это поможет? — Хосок неприлично похрюкивает и убирает тело обратно совершенно без сожалений. — Провёл только предварительный осмотр, но у него было несколько сексуальных контактов. Я имею в виду, что и спереди, и сзади, может, и в рот… — Хосок, — Намджун прикрывает глаза ладонью, покачивая головой, — хватит уже… хватит. Этот человек мёртв, проявите уважение. — Ну, он определённо не любил, когда с ним ласковы, — Хосок продолжает невинно улыбаться, — я в плане… много синяков, старых, явно с сексуальным подтекстом, следы от ремней и плётки. Так что мы проявляем уважение к его кинкам! — О боже, — Намджун безусловно хотел бы, чтобы Чон Хосок был менее тактичным, но только по отношению к Юнги, а не к его, намджуновой, слабой психике. Он прикрывает лицо рукой, обречённо выдыхая: — Лишняя информация, Хоби, лишняя! Юнги неприлично ржет рядом с ним и с интересом осматривается в хосоковом логове. Они бывают тут не часто, выезжая больше на места преступления: там от них больше пользы, чем тут, от рассматривающих синеющие тела и слушающих отчёт судмедэксперта. Просто в этот раз место осмотрели детективы, натоптали, а запрос Намджуну пришёл слишком поздно, так что выезжать уже было просто бессмысленно. — Вопрос не по теме, — Хосок стягивает перчатки и вальяжно проходит обратно к себе в комнатушку, где, словно не он только что рассматривал исколотое тело, берётся обратно за тако, — Юнги-хён, до меня дошли слухи, что ты теперь не одинок? — Ты тоже почитываешь журналы для домохозяек на досуге? — Юнги идёт следом за Хосоком и присматривается ко второму нетронутому тако. Намджун просто надеется, что он не будет его есть тут. — Я-то да, а кто ещё? — Хосок делает довольно большой укус, с наслаждением постанывая. — Чимин? Он хочет стать домохозяйкой? Могу посоветовать номера триста четырнадцать и сто двадцать четыре. Там есть дельные советы по садоводству. — Капитан Пчёлка, — Юнги ухмыляется уголками губ, кивнув на подавившегося от возмущения Намджуна. — Составляет план по завоеванию сердца и почек достопочтеннейшего господина начальника и дошёл до такой степени отчаяния, что изучает рецепт приготовления лазаньи и пятнадцать способов отбелить простыни. — Совсем его Джин в френдзону загнал, беднягу? — Хосок сочувственно качает головой, откусывая очередной кусок тако, и утешающе говорит: — Не переживай, дружище, и на твоей улице перевернется фургончик с Тако Белл. — Вы, — онемевший от возмущения Намджун беспомощно шевелит губами, переводя взгляд с Юнги на Хосока и обратно. — Вы! — Видишь? Даже говорить почти перестал, — Юнги с деланным сожалением качает головой и поднимает глаза к потолку. — Истово следует пункту о том, что послушная жена не должна перебивать мужа и утомлять его своими разговорами. Тренируется! — Ну здесь главное регулярность, — Хосок кивает с серьёзным видом и снова потряхивает тако. — Намджун, ты, главное, не сдавайся! Если Джин не оценит твою жертву, мы найдём тебе партию подстать. Серьёзного и представительного мужчину, который сможет о тебе позаботиться и будет есть твою лазанью. Несколько мгновений они сохраняют почти торжественную тишину, в которой Намджун с отчётливым звуком захлопывает отвисшую челюсть, а потом синхронно начинают хохотать. — Блять, твоё лицо, — хрюкающий Хосок даже откладывает своё тако, чтобы дать держащемуся за живот Юнги пять, и икает: — Как хорошо, что у меня везде камеры стоят. Ставлю на что угодно, Чонгук сейчас у себя тоже уссыкается. — Прости, Джуна, — всё ещё посмеивающийся Юнги с явным трудом пытается сделать серьёзное лицо и хмурит брови, но губы у него расползаются в улыбке. — Удержаться было невозможно. — Негодяи вы, вот кто, — Намджун сдерживает рвущиеся наружу матерные слова, чем веселит Юнги с Хосоком ещё сильнее, просто до зычного гогота. Зайди кто-то из отдела сюда, решил бы, что мертвецы восстали, не иначе. — И ты, Юнги, очень умело уходишь от всех ответов. Ты — главный преступник. Новый взрыв хохота гулко отскакивает от стен, но Намджуна это не трогает. Смеющийся, весёлый Мин Юнги — слишком редкое зрелище, чтобы от него отказываться или не провоцировать. Если это влияние Пак Чимина, то, наверное, большего ему и не надо знать. — Да нечего рассказывать просто, — Юнги затихает, все ещё посмеиваясь и вытирая выступившие слёзы, — нам хорошо вместе, иногда я ночую у него. Вот и всё. — А как же грязные подробности? — Хосок с чмоканьем облизывает жирные из-за тако пальцы. — Не то чтобы я, наверное, хочу знать в деталях, как отсасывает Пак Чимин, но что-то вот… — он крутит пальцами, пытаясь сформировать мысль. — Душа просит грязи. — С такой-то стерильностью — неудивительно, — Юнги хмыкает и задумчиво смотрит в сторону холодильника с трупами. Он прикусывает губу, явно колеблясь, и Намджун уже хочет забрать свой интерес обратно и приструнить Хосока, но Юнги неуверенно добавляет: — На самом деле, если я начну рассказывать о том, как мне хорошо с Чимином, то вы все поставите на мне крест смазливой размазни… и будете абсолютно правы. — Вы что, даже не трахались? — Хосок удивлённо округляет рот. — А вот от этого моя душа прям рада. Юнги пожимает плечами, никак не подтверждая, но и не отрицая озвученное. Намджун удивлён. Он всё ещё помнит, как тыкнул Юнги в то, что тот тоже потрахивает кого-то на стороне, пока тайно влюблён в Чимина, и на самом деле верил в свои слова. Не было и мысли, что он ошибся. Наверное, всё же не стоит мерять всех по себе. — Думаю, пока не время? — Юнги скрещивает руки на груди не своим привычным, но отчасти даже защитным жестом. Намджун слегка приподнимает брови. — Пока мы не разберёмся с этим делом, и вообще… пока. Я не хочу торопиться. — Я всегда говорил, что где-то глубоко внутри Мин Юнги сидит другой Мин Юнги, — Хосок поражённо качает головой, доедая, наконец, свой тако, и кивает. — И этот Мин Юнги абсолютно плюшевый. Пак Чимин укротил тебя, детка. — Я даже не против, знаешь, — Юнги усмехается, приподняв в улыбке самые уголки губ, и вздыхает. — Но это дело всё ещё вводит меня в состояние лёгкого раздражения. У субъекта ещё ни разу не было такого периода охлаждения. Может ли это окончательно подтверждать, что им действительно был Пак Богом? — Все, что я о нём знаю, — это то, что ты чертовски профессионально стреляешь, даже когда не целишься, и то, что обнаружил у него уменьшение объёма серого вещества в передней ростральной префронтальной коре и переднем конце височной доли, — Хосок пожимает плечами. — Я как раз только что закончил изучение мозга. — Эмпатия и чувство вины, значит? — Намджун задумчиво хмурится, становясь серьёзней. Он слегка склоняет голову к плечу. — У него не было нарушения нейронных связей между вентромедиальной префронтальной корой и миндалевидным телом? — Если и были, выявлять их нужно было, когда он был еще жив, — Хосок качает головой, сочувственно блеснув глазами. — Я правда хотел бы помочь, парни. Но по тому, что я вижу — типичный агрессивный социопат. — Сделаю вид, что понял смысл анатомического безумия, которое вы нагромоздили, — Юнги негромко хрипловато ворчит и коротко вздыхает. — Но правда, Джун. Есть ощущение, что единственное, что мы можем сделать — продолжать работать в других направлениях и ждать, если появится новое тело. Джин говорит, что дело нужно закрыть, сам знаешь. — На него давят все, кому не лень, — Намджун тяжело вздыхает и ворошит волосы на затылке, не беспокоясь об их сохранности, — особенно Ёнсу. Но самое забавное, пожалуй, в том, что если официально закрыть дело, то он захлебнётся в собственной желчи. Это будет такой фантастический проёб, что его откинет ещё дальше, чем когда он проиграл выборы. — А если окажется, что он прав? — Юнги грустно улыбается и постукивает пальцами по столу. — Если сейчас мы закроем дело, а через неделю всплывёт похожий труп — что будем делать? По нашему профилю субъектов двое, и, допустим, Богом доминантный, но тогда подчинённый ему — что? — Залёг на дно? — Намджун качает головой, не веря самому себе. Он задумчиво прикусывает губу и начинает расхаживать по небольшому кабинету Хосока. — Допустим, он действительно есть, профиль не ошибочный, и сейчас он переживает период освобождения. Нуждается ли он в убийствах так, как нуждался Богом? Хосок, доев тако, вытирает руки влажными салфетками, очевидно ленясь вставать. Это толкает Намджуна рассуждать дальше, мысленно проецировать возможные шаги непойманного субъекта. Что, если подчинённый — всего лишь наблюдатель, и тогда, в переулке, он тоже был. Что, если Богом отвлекал внимание, и он — подчинённый, а доминантный субъект на свободе. Что, если… Так много переменных, но все они разрушаются о то, что новых тел нет, а Богом признался. — Если его принуждали, то он может уйти в стадию отрицания и максимально попытаться забыть прошлое, — Юнги пожимает плечами, — особенно на фоне новости, что Пак Богома убили во время совершения преступления. Что, кстати, странно. Если бы у него был партнёр — он был бы там, чтобы душить, пока наш агрессор использует нож. — Его не было, — Намджун кивает, — хуйня какая-то. Хосок, — он достаёт из кармана монетку и несколько раз подкидывает и ловит её, — скажи мне вот что: все ранения наших шести жертв мог нанести лишь один человек? — Человеки вообще на многое способны, иногда просто диву даешься, — Хосок отзывается задумчиво. Он берёт со стола ручку с аляповатым меховым шариком на конце и потряхивает ей, постукивая себя по подбородку. — Чисто теоретически — да. Во-первых, в целом, есть две руки, которые можно использовать. Во-вторых, можно чередовать. Не то чтобы я часто видел, чтобы использовали два метода убийства параллельно, но… Думаю, возможно, да. — Но профиль нанесения ударов разный, — Юнги звучит в высшей степени озадаченно. — Тот, кто душит, более терпелив, чем тот, кто наносит удары. Тем более, ударов много, они быстрые и сильные. Чтобы делать это ещё и одновременно, субъект должен быть очень хорошо подготовлен физически. — Что скажешь? Богом мог бы это сделать? — Намджун переводит выжидающий взгляд на Хосока, но тот пожимает плечами. — Ну, у него был пресс. Я не знаю, мускулатура была развита хорошо, он ведь бывший спецназовец. И рост около ста восьмидесяти сантиметров с чем-то. В целом, кстати, с такими физическим данными он вполне мог что-то такое сделать. — Что-то здесь не даёт мне покоя, — Юнги ворчливо вздыхает, опираясь крепким бедром о стол, и задумчиво поджимает губы. — Мы либо упускаем что-то ключевое, из-за чего ходим вокруг да около, либо профиль вообще неправильный. — Либо вы правда поймали убийцу с поличным на месте преступления, — Хосок мягко вмешивается, похлопав Юнги по плечу. — Вы же сами знаете, как тупо они иногда попадаются. Взять только того чувака с кассетой. Допроверялся, ну. — Проверим ещё раз? — Намджун говорит задумчиво, бросив короткий взгляд на рабочий стол Хосока. — Хоби, у тебя здесь карты повреждений и документация? — Всё у Хоби есть, но как мне хочется послать вас копать грядки, — Хосок недовольно ворчит, кряхтит и всем своим видом демонстрирует, что делать он ничего не хочет. Намджун знает, что Чону просто нравится выделываться, а так много внимания он не получал давненько, так что всё равно не откажет. — Они не тут, идёмте, у меня есть специальный уголок для таких, как вы. — Таких, как мы? — Юнги пропускает смешок и с любопытством следует за Хосоком. — Боюсь, таких, как мы с Намджуном, больше в мире просто не существует. — Вот это самомнение, вот это я понимаю, — Хосок присвистывает и ведёт их куда-то по коридорам с мигающими лампочками вглубь здания. Намджун бы даже напрягся, не будь это их Хоби — милый, пусть и немного зацикленный на трупах судмедэксперт. — Просто факты, Чон Хосок, — Юнги идёт, спрятав руки в карманах брюк, — такого, как ты, в мире тоже больше не существует. Мы все личности уникальные, знаешь ли, не стоит уподобляться примитивному сравнению. Хосок смеётся, впрочем, Намджун тоже выдавливает кривоватую ухмылку. Он зябко ёжится и с интересом смотрит, как Хосок перебирает карточки, выбирая нужную, прежде чем открыть достаточно большую дверь комнаты. Внутри темно, но это быстро решается с помощью выключателя. Когда глаза привыкают к несколько слепящему свету, Намджун удивлённо присвистывает: все стены в их деле. Шесть огромных листов тел с четким обозначением, куда были нанесены ножевые, с написанной силой удушения и уточнением мелких деталей. Внизу листов, как на бирках у трупов, подписаны имена, даты и род деятельности. Хосок сделал всё это сам? — Ты реально настолько запарился, что сделал это? — Юнги тоже впечатлён. Он оценивающе скользит взглядом по листам, как никогда видя их на ладони и имея возможность сравнить. — Есть ещё седьмой, — Хосок достаёт ещё один лист, не такой впечатляющий, как первые шесть, лишь потому, что это карта выжившего, — связался с коллегой, который лечит этого несчастного. Не совсем легально передавать такие данные, но мы же никому не скажем? Намджун уже не слушает, о чём они говорят, когда плавно подходит к листам, скользя по ним изучающим взглядом. Неуловимо он видит, как рисунок травм кажется и разным, и одинаковым одновременно. Он слегка хмурится, внимательно изучая повреждения. Субъект явно не находился в постоянном психическом состоянии — оно то резко деградирует, то снова возвращается до высокого уровня агрессии без наличия специфических повреждений. Удары ножа, жестокие и беспорядочные, всё же неуловимо повторяются; сейчас Намджун замечает: везде, где они присутствуют, один из ударов обязательно нанесен в правую нижнюю часть области живота. Он подходит к последней, выжившей жертве и задумчиво смотрит на удар, нанесённый с левой стороны. Значит ли это, что Богом просто не успел нанести нужный удар? Значит ли это, что можно выделить новый специфический компонент почерка? Может ли это быть обычным совпадением? Качнув головой, Намджун ненадолго отвлекается на следы удушения — Хосок старательно наносил графические гематомы от пальцев, и сейчас особенно ярко видно, что их положение повторяется. Тот, кто это делал, явно имел представление о правильной технике удушения начиная с первого же тела, где она была применена. В свою очередь, значит ли это, что субъект до этого уже убивал? Мог ли это быть опыт, вынесенный из практики специфических сексуальных практик? Намджун хмурится. Мог ли Пак Богом использовать удушение в качестве метода допроса или в своей деятельности солдата спецназа? Очевидно, что субъект или субъекты, Богом или нет, а убийца либо прошел довольно специфическую подготовку, либо уже убивал и, вероятно, не единожды. Отчасти Намджуна раздражает то, насколько несложно подтянуть дело под профиль Пак Богома. — Может, и правда хватить ебать мозги и себе, и Джину? — Юнги стоит, опираясь ладонями в стол и сумрачно смотрит на семь досье. — Наш выживший, к слову, теперь проходит по делу об изнасиловании. Так как он попал в «список» убийцы с Йонсангу, то его сразу же начали пробивать. Вскрылось, что он был подозреваемым, как и шестой, — Юнги указывает пальцем на Богёна, — и теперь за ним ведётся пристальное наблюдение. Намджун устало вздыхает. Слишком просто. Поймать Богома было слишком просто. Словно он знал о слежке и специально вёл их. Для чего? Чтобы отвести подозрение от второго субъекта? Чтобы дать себя поймать? Желание остановиться взыграло в нём после диалога с Юнги и Чимином? У Намджуна слишком много вопросов, дать ответы на которые мог бы мёртвый Богом, но вызывать чужие души они пока что не научились. — У нас всё равно нет выбора, — Намджун делает очень глубокий вдох и такой же глубокий выдох. Его слово, его решение определит, поставят ли они точку. Ответственность, которую он не может переложить ни на кого, только на себя. — Сворачивай этот склад информации, Хосок, не думаю, что она нам пригодится. — Мне это не нравится, — Юнги рядом недовольно хмурится, — но всё слишком… Мы не можем игнорировать другие дела. — Не можем, — Намджун кивает и протягивает руку, чтобы пожать хосокову, — спасибо, что сделал всё это. Надеюсь, мы и дальше будем работать только с тобой. — Уж замолви словечко перед своим господином Кимом, — Хосок скалится, жуя неясно в какой момент взявшуюся мармеладную палочку, — с вами работать намного интересней, чем с молоденькими детективчиками. Представляешь, мне пришлось объяснять им принципиальную разницу между удушением и огнестрелом. Понабирают по объявлению… — Ты даже не представляешь, насколько я солидарен, — Юнги хрипловато смеётся, крепко хлопнув Хосока по плечу, и бросает на Намджуна короткий взгляд. — Что, в отдел? — В отдел, — Намджун негромко вздыхает, и они прощаются с Хосоком, пожимая ему руку. Из морга они выходят молча и ненадолго останавливаются на крыльце у входа. Намджун так же молча вытягивает из пачки сигарету и вертит её в руках, прежде чем закурить. Он предлагает и Мину, но тот лишь коротко качает головой. Ким неуверенно тянет: — Ну что… Будем как-то праздновать конец дела? — Было бы что праздновать, Джун, — Юнги невесело отзывается, засовывая руки в карманы. Он выглядит мрачным, когда проводит взглядом острую тень мелькнувшей на сером небе птицы. — Мне не нравится это. Мы словно оставляем дело незавершённым. — Но и завершать нечего, — Намджун качает головой и глубоко затягивается, выдыхая тёмные клубы бугристого дыма. Он жуёт нижнюю губу, прежде чем едва слышно вздохнуть. — Думаешь, это ошибка, хён? — Думаю, это оптимальное решение в сложившейся ситуации, — Юнги невесело усмехается и сплевывает на асфальт. Намджун знает, что то же самое он написал в отчёте, когда объяснял необходимость выстрела в Пак Богома. Мин поворачивается, глядя ему прямо в глаза, и вдруг говорит очень просто: — Ни ты, ни я, мы всё равно не сможем забыть это дело. Тем более быстро. Снимем его с центральных позиций, но будем продолжать расследование в индивидуальном порядке. Если что-то найдём… ну, знаешь. — Ты прав, — Намджун задумчиво жуёт сигарету, прежде чем вдохнуть последние остатки никотина и выбросить сигарету, и искренне улыбается уголками губ. — Спасибо, хён. Без тебя это было бы гораздо сложнее. — Ой, не пизди, — Юнги сразу же начинает ворчать, поворачиваясь к нему спиной, и решительно направляется в сторону машины. — Пошли, работать пора. Намджун негромко хрипловато смеётся ему вслед.

***

— Вот и надо было оно тебе? — Юнги устало ворчит, ведя Чимина под руку в сторону бара. Намджун, приплясывая, идёт рядом: он всё же смог собрать всех участников дела и убедить в необходимости хотя бы маленького, но празднования. — В чём суть праздновать то, что мы сдались под напором обстоятельств? — Мы собираемся вместе только в кабинете, а это не поднимает товарищеский дух, — Намджун полностью игнорирует миново ворчание, украдкой подсматривая, как Чимин, не ограниченный рабочими стенами, во всю пользуется свободой. Он открыто ластится к Юнги и сполна получает нежность в ответ. — Тем более обычно ты не против выпить. Насвистывая весёлый мотивчик, Намджун открывает двери бара. Один из немногих, которые любят в офисе, но располагающийся слишком далеко, чтобы там было много коллег. Он заказал столик почти сразу после того, как они вышли от Хосока, согласовал время со всеми, а Юнги поставил перед фактом. Когда идут все, отказаться хён не может. Тем более Чимин принял предложение с энтузиазмом. — Чонгук опять опаздывает, — Юнги устраивается в углу, чтобы видеть весь бар, и притягивает к себе Чимина, — я сделаю за него заказ, но что любит Тэхён? — Что-то сладкое, — Чимин не берёт отдельное меню, а, прижавшись к боку Юнги, заглядывает в чужое. Намджун чувствует что-то среднее между завистью и чистым удовольствием, — вот, например, коктейли или вино, но только красное. Намджун делает заказ за Джина и Хосока. Закуски они выбирают вместе, чтобы хватило на толпу уставших после рабочей недели мужчин. Дело официально закрыто, так что им полагаются заслуженные выходные, и, честно говоря, Намджун готов напиться в хлам, чтобы потом можно было без стыда приставать к господину начальнику. План не самый надёжный, но другого у него нет. — Ещё нужно взять греночки и эноки, — Чимин облизывает полную нижнюю губу, с явной заинтересованностью глядя в меню, когда начинает звонить его телефон. Он ойкает, приоткрыв рот. — Ой. Хён, закажешь? Мне нужно отойти. — Конечно, малыш, — Юнги кивает, скользнув ладонью по его спине, и Чимин нежно клюёт его в губы, когда встаёт. Намджун провожает его взглядом и смотрит на Юнги, слегка приподняв бровь, но не успевает ничего сказать. Мин ворчливо бросает: — Даже не вздумай открывать рот, Ким Намджун. Даже не вздумай. — Вы такие милые, — Намджун подпирает ладонью подбородок, используя возможность, чтобы подъебать Юнги с мстительным удовлетворением внутри. — Прямо до невозможности. — Я в тебя плюну, — Мин отзывается лаконично и демонстративно поднимает меню, пряча за ним лицо. Намджун негромко смеётся, качнув головой, и подманивает к себе официантку. Помимо того обилия еды, закусок и выпивки, что они уже заказали, они просят Чимину гренки и эноки и заказывают себе по светлому элю. Намджун знает, что Юнги больше тяготел к крепким напиткам — особенно он любил виски в вишнёвых бочках с выдержкой от двадцати пяти и больше. Но ещё со студенчества, с того времени, когда они только начинали работать вместе, у них появилась традиция — пить светлый эль каждый раз, когда какое-то большое дело завершалось удачей. Намджун облизывает губы, прежде чем приподнять тяжелый стакан и усмехнуться: — Vade fortiter. — Vade feliciter, — Юнги отзывается, стукнувшись с ним кружкой, и опрокидывает её, легко выпивая залпом. Он слегка встряхивается, наконец улыбнувшись. — Неплохой, чёрт. Они варят сами? — Да, — Намджун кивает, с удовольствием чувствуя, как по телу проходится приятное и тягучее тепло. — Джин любит их тёмный. — Рассказывай, — Юнги довольно благодушно откидывается на спинку дивана и с ехидством в глазах поглядывает на Намджуна, — ты весь день меня доёбывал вопросами про Чимина явно не потому, что тебе интересно и ты волнуешься о нашем с ним благополучии. Итак, я слушаю. — Может, мне интересно, и я волнуюсь о вашем благополучии, — Намджун, ощутив себя на месте Юнги, неохотно признаёт, что расспросы — это не самая приятная штука, — вы ведёте себя слишком профессионально. — Потому что мы профессионалы, — Юнги пожимает плечами и жестом благодарит официанта, когда он приносит заказанный алкоголь, — а ты тут явно бываешь чаще, раз знаешь, какой эль предпочитает господин начальник, и явно в его компании. Место не самое близкое к офису, но довольно популярное, тем не менее в пятницу вечером у нас есть столик и достаточно уединённый. Мне продолжить? — Ненавижу, когда ты так делаешь, — Намджун поджимает губы, но ответить не успевает, потому что к ним, немного запыхавшись, присоединяется предмет диалога — Джин. — Привет, Джин. — Добрый вечер, я не опоздал? А то выглядит так, словно все уже ушли, — Джин торопливо стягивает плащ, и Намджун с удивлением видит под ним не офисную одежду. Джин… прихорошился. Он в рубашке, но не белой, с расстёгнутыми верхними пуговками, и Намджун не может отвести взгляда от аккуратного украшения, падающего прямо в ямочку между ключицами. — Вы не опоздали, господин Ким, — Юнги совершенно спокойно отпивает свой виски и тоже оценивает внешний вид Джина, — самые главные нарушители времени ещё в дороге. Пока тут только мы втроём. — Господин Ким! — Чимин как раз возвращается, несколько неловко плюхаясь рядом с Юнги. Не на том близком расстоянии, как было до этого, но Мин исправляет эту оплошность и притягивает его обратно, хозяйски укладывая ладонь на чужую коленку. Чимин немного застенчиво тянет: — Чонгук и Тэхён задержались, но уже выдвигаются: минут десять-пятнадцать, и будут у нас. — Отлично, — Джин ловко вычленяет среди всех напитков именно свой и торопливо опрокидывает в себя кружку, осушая наполовину, — и давайте без формальностей. У нас тут алкоголь и закуски, так что можно просто Джин. — Садись, хён, — Намджун двигается чуть в сторону, похлопывая ладонью по месту рядом с собой. Джин мягко опускается рядом, улыбнувшись, и Джун борется с желанием ненадолго прикрыть глаза, глубоко вдыхая сладкий и дурманящий запах дорогого парфюма. Ким пахнет чем-то карамельным и сладким. Намджун запрещает себе думать о том, что Джин не только пахнет сладко. Он пользуется тем, что Чимин и Юнги в очередной раз отвлеклись друг на друга, и наклоняется к Джину, чтобы негромко шепнуть ему в ухо: — Я взял то, что тебе понравится. Джин едва уловимо вздрагивает, а Джун всё же не может удержаться — он на мгновение прикрывает глаза, вдыхая особенно сладкий возле волос и шеи запах, а затем медленно отстраняется. Он делает большой глоток из нового стакана с элем и пытается сосредоточиться на чём-то кроме того, каким очаровательным розовым заливаются кончики ушек уже пригубившего алкоголь Джина. — У вас есть планы относительно того, чем заняться дальше? Что-то в рассмотрении? — Джин слегка приподнимает брови, откусывая кусочек от сочащегося маслом жаренного во фритюре сыра. Намджун слегка заторможенно смотрит на то, как пухлые губы сминаются и округляются вокруг… Он делает ещё глоток эля. — Может, новое дело? — Нового дела у нас пока нет, хотя сегодня мы с Джуном видели интересный труп, — Юнги дёргает уголком губ и расслабленно притаскивает разрумянившегося Чимина к себе поближе. — Мисс Хэппи. Трансвестит с голубыми волосами и ножевыми. Хосок говорит, что у него они нечастые посетители. — Хён! — Чимин негромко охает, легко шлёпнув Мина ладошкой по груди, и с явной укоризной блестит глазами. Юнги винится настолько послушно, что Джин и Намджун невольно переглядываются, пряча улыбки. — Прости, Чимини. Намджун сдерживается от того, чтобы пошутить про подкаблучника. Ему правда хочется, но Юнги выглядит до того счастливым, когда Чимин его ругает, что желание подъебнуть умирает в муках. — Они частые посетители другого отдела, — Джин легко подхватывает диалог, — я даже выделил им специальный угол, чтобы не смущать остальных клиентов нашего заведения. — Ты сама доброта, хён, — ухмыляющийся Юнги салютует ему стаканом. Он задумчиво тянет: — Вообще, Тэхён должен что-то найти. Это его задача — подбирать нам новые дела. Если в понедельник так ничего и не будет, то придём проситься к тебе в помощь детективчикам. — Обойдусь, — Джин изящно взмахивает кистью ладони, и Намджун против воли отслеживает её движение взглядом, — я отправлял вас на дрессировку не для того, чтобы смотреть, как вы загибаетесь на обычных бытовых убийствах. Меня, конечно, не радует тенденция роста серийников, но может понадобиться помощь в розыскном отделе. Они лениво болтают о работе, прощупывая почву. Чимин совершенно точно никогда не общался с начальством так легко и близко — он больше помалкивает, но тонко чувствует, когда можно пошутить. Юнги определённо расслабляется: он в равной мере принимает заботу и отдаёт её, умело поддерживает разговор и мягко подталкивает его в верном направлении. Намджун не может отделаться от взволнованного ощущения, словно он знакомит две разные компании своих близких людей. И безумно хочет, чтобы они нашли общий язык. — А вы всё о работе? — Хосок с шумом падает на стул и тут же тянется к пиву. — Весь день говорили о работе, прихожу, чтобы расслабиться, и что я слышу! Вы говорите о работе. — Это почти сто процентов нашего времяпрепровождения, — Юнги пожимает руку Хосоку следом за Намджуном и Джином. Он совершенно неохотно отпускает весело хихикающего Чимина, но, кажется, не из ревности, а потому что ему слишком не хочется расставаться с теплом чужого тела. — Чушь какая, — Хосок щедро отпивает пива, — неужели даже хобби нет? — на него смотрят с нотками удивления и снисхождения. — Ни единого? Не верю. — Ну, хён в последнее время пристрастился смотреть на птичек, — Чимин негромко хихикает, прикрывая ладонью рот, и весело блестит глазами. — Но я не думаю, что это можно назвать хобби. Намджун кашляет в кулак, тщетно пытаясь скрыть смех, когда видит потемневшие скулы отведшего взгляд Юнги. Мин негромко ворчит и на мгновение кажется практически очаровательным. — Мы оба этим занимаемся, Чимин. Чимин заливисто смеётся, запрокидывая голову, и оплетает руками предплечье Юнги. Он трется носом о его щеку, прижимается к ней губами, негромко что-то забормотав, и Намджун чувствует что-то похожее на укол внутри. Ему тоже хочется, чтобы Джин дразнил его, чтобы ластился, чтобы смеялся и прижимался. Он украдкой бросает на него взгляд и видит в улыбке нежность и лёгкую грусть. Намджун невольно думает о том, что Джину, должно быть, тоже сильно не хватает чего-то такого, особенно после тяжёлого развода. — Вообще, разве Намджун не собирает фигурки кактусов? — Джин закидывает себе в рот несколько орешков, явно пытаясь отвлечься, и смотрит Намджуну прямо в глаза. Он довольно быстро отводит взгляд, делая большой глоток своего эля, и негромко бормочет, округляя полные губы. — Это ведь хобби. Коллекционирование, да? — Да, — Намджун сглатывает, потянувшись за своей собственной кружкой. Мало кто знал о его небольшом увлечении, даже Юнги и тот узнал случайно, когда посреди ночи ввалился к нему в дом с материалами нового дела ровно в тот момент, когда Джун пересортировывал кактусы. — А ведь кстати, — Юнги слегка приподнимает брови, и взгляд, который он бросает на Джина, кажется хитрым и приятно удивлённым одновременно. — Как я мог забыть о его кинке на кактусы? — Юнги, кинк — это немного о другом, — Джин резко ставит бокал на стол. — Например, твоя любовь к подчинению — кинк, или хосокова любовь к ногам — кинк, а кактусы — это просто увлечение. — Ты откуда про ножки знаешь? — Хосок чуть не падает со стула, когда подаётся вперёд к Джину, широко распахнув рот. — Об этом только Чонгук знает! И то только потому, что следит за всеми. — Ну а кто его начальник, — Джин снисходительно, немного вальяжно улыбается, и Намджун внезапно чувствует в себе кинк на то, как господин Ким опускает слишком наглых подчинённых. Ой и прав был Юнги, когда говорил, что у него стоит на их разницу в положении. Чтобы не ляпнуть лишнего, Намджун закидывает в рот первую попавшуюся закуску. — У меня есть досье на каждого из вас, детки, так что маму Джина лучше любить. — Мама, господин Ким? — Юнги, ехидная зараза, широко ухмыляется. — Мне кажется, или это уже намёк на ваш кинк? — Кто-то говорит о кинках? — Чонгук с Тэхёном вваливаются в их компанию уже навеселе: румяные и, как обычно, зацелованные. — Я знаю о вас больше, чем вы думаете, но прямо сейчас даже теряюсь в догадках, как у вас речь зашла о кинках. — Мы говорили о хобби, — Хосок беспомощно разводит руками, — но Юнги все опошлил. Когда два оставшихся звена их команды вливаются в обсуждение, шумно становится так, что несколько пар отсаживаются от их угла в другой конец зала. Намджуну плевать и даже не стыдно, потому что они никогда так весело не проводили время, потому что подвыпивший Джин невероятно тактильный и вскользь гладит его то по плечу, то по руке, то по бедру. Он заваливается на него, хихикая, как Чимин заваливается на Юнги. Единственное — Джин не прижимается губами к его рту, не скользит пальцами в волосы и не целует так жарко и страстно, как хотелось бы. Намджун отпивает ещё немного эля и просит повторить заказ. Расслабленным выглядит даже Юнги: хён раскатисто хохочет вместе с заливающимся Чимином, когда подвыпивший Чонгук начинает изображать сторожевого пса, а потом все вместе смеются с высокого смеха Джина, напоминающего звук скользящей по стеклу тряпки. Раскрасневшийся, не способный остановиться хён заваливается на него, положив щеку на плечо, и Намджун, допивший четвёртый стакан, совершенно не находит в себе сил сопротивляться. Он не думает, когда просто и незатейливо опускает ладонь на чужую талию и притискивает Джина к себе вплотную. Хён в его руках на мгновение замирает — его смех довольно стремительно затихает, хотя остальные, слава богу, не замечают этого из-за Хосока, потерявшего равновесие и не упавшего только из-за своевременного вмешательства Чонгука. Намджун поворачивает голову, утыкаясь Джину куда-то в макушку, и глубоко вдыхает запах, сжимая пальцы крепче. Джин откровенно подрагивает, протягивая пальцы к своей кружке, и опрокидывает её залпом. Намджун ждёт, что он отстранится, засмеется или, по крайней мере, хотя бы что-то скажет. Но Джин упорно молчит, позволяя прижимать себя и поглаживать по талии. Джун не может не думать о том, какой она кажется узкой, особенно на фоне красивых широких плеч господина Кима. Он ненадолго отвлекается, чтобы подцепить вилкой кусочек мяса, подносит его ко рту и едва не давится, когда вдруг чувствует робко скользнувшую по его бедру ладонь. Джин двигает ладонью мягко, почти застенчиво — ведёт кончиками длинных пальцев по внутренней части, оглаживая шов брюк. Намджун с трудом проглатывает кусок и делает большой глоток эля, сжимая пальцы крепче. Это, наверное, тактильные галлюцинации, потому что ладонь не исчезает — она скользит по бедру выше, прямо к паху с активно наливающимся от возбуждения членом. Намджун весь замирает, чувствуя, как его поглаживают через ткань. Максимально робко и неуверенно, но с невероятной целеустремлённостью. Хочется спросить, как-то обозначить: это потому что они пьяные и напротив них Чимин едва ли не седлает Юнги? Или потому что Джину хочется? Намджун надеется на второе. — Я отойду, э-э, отлить, — Намджун неловко поднимается, предварительно сжав ладонь Джина и поймав взгляд. Он не умеет общаться мысленно, но надеется, что тот его поймёт. И пойдёт следом. Намджун идёт не то чтобы покачиваясь, но его немного штормит. Отчасти он действительно хочет в туалет, но возбуждение перекрывает любые естественные потребности. В этом баре невероятно удобные комнатки на одного человека, но Намджун не успевает даже войти в неё, потому что Джин налетает сзади и вталкивает его внутрь. Звук щелчка замка звучит как приговор. — Чёрт подери, Джуни, — Джин наваливается на него всем телом, и его талия такая идеальная для рук Намджуна. Его губы такие мягкие для поцелуев. Его стоны сладко гармонируют с шумной музыкой бара. Он весь представляет собой соблазн, от которого невозможно отказаться. — Это не потому, что я пьян. — Но ты говоришь это пьяным, — Намджун жадно и влажно целует в ответ, скользит ладонями по бокам, вытаскивая рубашку из брюк, и с наслаждением касается бархатной кожи. Джин в ответ отчаянно скулит, торопливо расстёгивая его ширинку, и падает перед ним на колени. Намджун хрипло выдыхает: — Джин. — Я думал об этом с самого утра, — он стягивает штаны и бельё, прижимаясь лицом к члену, и смотрит снизу вверх поплывшими глазами — такой покорный господин Ким, только для него послушный и услужливый, — думал, когда одевался сексуально, думал, когда садился рядом, когда пил, когда касался тебя. Думал всё время, Джуни. Алкоголь тут совершенно не при чём. Я отсосал бы тебе и трезвым. — Да? — Джун слышит свой хриплый, рокочущий низко голос словно со стороны. Он оглаживает большим пальцем горячую гладкую щеку, надавливает им на полную нижнюю губу и толкается в послушно приоткрытый, горячий и мокрый рот. Ресницы Джина трепещут, когда он смотрит снизу вверх, послушно втягивая щеки и посасывая крупные фаланги. Намджун оглаживает пальцем ровные красивые зубки, слегка приподнимает верхнюю губу, обнажая их, и хрипло тянет, надавливая подушечкой на уголок рта и оттягивая его. — Тогда отсоси мне. Джин стонет невнятно и слабо, прикрывая глаза. Красивые и длинные, тонкие пальцы сжимаются вокруг ствола туго и вкусно. Он ведёт ими несколько раз, сочно сплевывает на головку, размазывая смазку и слюну, шлепает себя членом по влажному, гибкому и услужливому языку. Намджун чувствует себя нетерпеливым. Он жадно смотрит, как Джин пачкается в его смазке и в слюне, как трется полными, влажно блестящими в сумрачном свете губами, как глубоко вдыхает, как смотрит ему в глаза тёмными и пьяными, лихорадочно блестящими глазами. Он хрипло тянет, не узнавая ни себя, ни Джина: — Возьми в рот. Джин сводит брови и сводит колени. Пухлые, красиво очерченные губы сжимаются вокруг толстой головки, нежный язык влажно и сладко скользит по щёлке и оглаживает края. Он опускает ресницы, медленно пропуская ствол глубже, но Намджун рыкает, сжимая в пальцах округлый подбородок. — На меня. Глаза на меня. Джин подрагивает, поднимая мутный взгляд. Намджун невнятно ругается, оглаживая пальцем туго растянутые вокруг ствола губы, и медленно, томительно и долго толкается в мокрый рот. Джин судорожно сглатывает, сжимается, давясь, а Намджун шипит, чувствуя, как головка проскальзывает в туго сжимающееся горло. Лицо Джина раскрасневшееся, на ресницах собираются слёзы, но он не пытается сняться, судорожно дыша через нос. Видеть его таким разрушенным… Это будит в Намджуне что-то тёмное. Такого Джина хочется подчинить, заставить задыхаться от удовольствия и члена во рту. Намджун сдерживается, чтобы не начать трахать его лицо быстрыми и жесткими толчками — это слишком большой соблазн. Как красиво его идеальное лицо раскраснелось бы, как полились бы крупные слёзы, как он скулил, мычал и сводил бы свои красивые бёдра. — Господин Ким такой послушный для меня, — Намджун чувствует, как его член дёргается в чужом горле от этих слов, от ситуации, — стоит на коленях и отсасывает мне. Тебе нравится это положение, детка? Джина бьёт крупная заметная дрожь, и он слабо кивает, начиная медленно работать головой. Намджун сотни раз представлял, как это будет, иногда фантазировал, когда ему отсасывали, но реальность… Ничто не сравнится с ощущением мягких кукольных губ на члене, жаркого рта, сжимающего головку горла. Намджун не может отвести взгляда, желая запомнить каждое мгновение того, как Джин работает своим ртом. Он насаживается, не опуская взгляда, помогает себе рукой, когда поднимается до головки, чтобы обласкать её языком. Джин ёрзает на полу, пачкая дорогие брюки, надавливает себе на пах, явно возбуждаясь от ситуации. Он выглядит как маленькая ожившая мечта, сладкий запретный плод, который Намджун сорвал с дерева и теперь томительно и долго ест. Джина хочется смаковать, получить каждую скрытую реакцию, запомнить её, знать, как добиться повторения. Намджун поощрительно поглаживает его по волосам, спутывая и портя причёску. Их нет уже достаточно долго, чтобы все догадались, чем они занимаются в туалете, и от этой мысли становится слишком хорошо. Как все будут смотреть на них, когда они вернутся, как Юнги понимающе ухмыльнётся и отсалютует стаканом с виски, как Хосок сначала не поймёт, а потом очень даже поймёт, как Чонгук широко улыбнётся и покажет большой палец, направленный вверх. Намджун глухо стонет, слишком сильно желая всего и сразу. Джин под ним невнятно слабо скулит. Его глаза кажутся совсем мутными, а бёдра двигаются маленькими, дёрганными движениями, явно нуждаясь в том, чтобы обо что-то потереться. Намджун опасно сверкает глазами и двигает ногой, надавливая носком туфли на чужой возбуждённый член сквозь брюки. Джин всхлипывает. Он сводит коленки, отчаянно жмурясь — Намджун чувствует, как он дрожит, даже сквозь толстую подошву. Мягкие губки сжимаются вокруг его члена туже, буквально выдаивая сладко и мокро, и Намджун хрипло рычит, плавно двигая ногой и надавливая на чужой член: — Господин Ким прячет такие грязные кинки внутри. Каждый раз, когда я буду смотреть на твоё серьёзное и властное лицо, я буду вспоминать, как оно выглядит, когда ты давишься на моем члене. Когда плачешь, глотаешь и сосёшь. Намджун очень отчётливо чувствует, когда Джин у него в ногах доходит до края — он скулит высоко и сбивчиво, невнятно из-за забивающего рот ствола, дрожит и содрогается всем телом, кончая просто от ощущения члена во рту и надавливающего на его собственный член ботинка. — Так вкусно? — опьянённый, расплавленный возбуждением Намджун не в силах контролировать ни себя, ни свои слова. Он треплет Джина по красной щеке, сжимает волосы, заставляя поднять мутные от слёз и от возбуждения глаза, и хрипло тянет: — Кончил только из-за члена во рту? Джин под ним краснеет так сладко, что Намджун и сам держится немногим дольше: он невнятно ругается, толкаясь в гостеприимный рот ещё несколько раз, и кончает. Он не спрашивает, а Джин и не думает протестовать — Намджун наполняет болтливый, горячий рот спермой с различимым удовольствием. Он шлепает толстой головкой по раскрасневшимся губкам, выдаивая себя до последней капли, пачкает щёки и трепещущие длинные ресницы, превращая Джина в полнейшее, разрушенное, соблазнительнейшее месиво. — Такой грязный, — Намджун заворожённо касается пальцами вязкой спермы на джиновом лице, размазывая их, — грязный господин Ким у моих ног. — Только для тебя, — Джин не пытается отстраниться или избежать прикосновения. Взгляд у него мутный, плавающий, он смотрит снизу вверх так покорно, так искренне и честно. Намджуну сложно сдержаться, и он скользит ладонью в волосы, сжимает прядки и с силой тянет на себя, заставляя подняться. Джин дрожит. Он едва удерживается на ногах, почти заваливаясь на Намджуна, и, чтобы невероятно развратный господин Ким не упал лицом в пол, приходится обхватить его за талию. Джин горячий. Он дышит сорванно, загнанно, совершенно потерянно. Такого Джина хочется к себе в постель, не выпускать всю ночь, брать и отдавать, узнавать, что ему нравится. Разрушать, а потом заботиться. — Тебя надо помыть, — Намджун, не брезгуя, проводит языком по щеке, собирая широким мазком своё же семя. Он тщательно чистит лицо Джина, избегая попытки поцеловать. Сначала надо убрать всё лишнее, пусть ему и чертовски сильно идёт быть в сперме. Белёсые разводы исчезают, и теперь отчётливо видно, насколько Джин красный. Может, от алкоголя, может, от смущения, может, от всего вместе. — Вот так. — Поможешь мне умыться? — Джин прикрывает глаза и подаётся вперёд, подставляя пухлые губки для поцелуя. Намджун смотрит на них долго, внимательно: как давно он бредил тем, чтобы Джин сделал так? Очень давно. И теперь, получая желаемое, он совершенно не находит в себе сил отказаться. Как-то Юнги говорил ему, что это лишь охотничий инстинкт, да и он сам так говорил Мину, мол, получишь, и интерес пропадёт. Намджунов интерес не пропадает. Он чувствует в груди растекающийся огонь, алчное желание разрушать Джина и дальше, подчинять его себе, получать больше, намного больше, чем простой отсос в туалете бара. Он хрипло выдыхает, когда буквально сгребает Джина в объятия, властно вжимая в стенку, и целует глубоко и грубо. Намджуну хочется почувствовать реальность происходящего, почувствовать и своё, и чужое влечение. Джин дрожит, отвечая на поцелуй и захлёбываясь в нём. Намджун не останавливается, сминает сочно и грязно круглую задницу, оглаживает жадными большими ладонями бёдра. Джин цепляется пальцами за его плечи, натягивает рубашку, скользя короткими ногтями, сжимая и задыхаясь. Он невнятно выстанывает, когда Намджун зарывается лицом ему в шею, жарко целуя: — Блять, ты такой… Я не думал, что ты будешь таким жадным, ч-чёрт. — Как можно не быть жадным до тебя? — Намджун рыкает, легко подхватывая Джина под бедра, и поднимает его на руки, всё ещё вжимая в стену. Джин давится воздухом. — Как я могу не желать тебя? — П-перестань, — Сокджин хнычет невероятно соблазнительно, длинно и высоко, обнажая свою красивую крепкую шею и сжимая талию Намджуна ногами. Он отчаянно заламывает брови, притягивая Джуна к себе за воротник рубашки для глубоко поцелуя, и сбивчиво стонет в губы: — У меня опять встанет. Ты выпил столько, что сам-то должен едва стоять на ногах, как ты при этом держишь ещё и меня? — Тебя я удержу, даже если во мне будет в два раза больше, — Намджун хрипло фыркает, снова наклоняясь, скользя губами по красивому изгибу шеи, и хрипло бормочет: — Ты так сладко пахнешь. Так сладко звучишь. Я хочу разрушить тебя так сильно. — К-ким Намджун! — Джин в его руках крупно вздрагивает, сжимаясь. Они прижаты так близко друг к другу, что Намджун чувствует, как судорожно бьется сердце у него в груди. Джин невнятно бормочет, задыхаясь и путаясь в стонах: — В-вам должно быть стыдно, агент Ким. — Если ты думаешь, что официальное обращение меня остановит, то ты чертовски ошибаешься, мой господин, — Намджун наслаждается тем, как Джин громко стонет на обращение, — но я не хочу второй заход в туалете. Хочу разложить тебя на своей постели, заласкать до криков, хочу, чтобы ты прогибался подо мной, чтобы просил, умолял дать тебе кончить. Ёнджуни у мамы? — Блять, Намджун! — Джин содрогается от смеха. — Нельзя говорить такой сексуальный спич, а потом спрашивать про ребёнка. Это просто… это не должно быть в одном предложении, — он стонет ещё раз, но уже по другой причине — Намджун прикусывает его шею, посасывая местечко под засос, — но да, Ёнджуни у мамы. Я могу остаться у тебя, а завтра заберём его вместе. Намджун широко улыбается — вместе. Как семья. Он чувствует себя победителем, тем, кто дождался своего человека, кто выиграл, несмотря на все плохие ставки. Удерживая Джина на руках, Намджун немного кружится, не в силах сдержать радость. — Джуни! Это туалет, боже, — Джин зарывается в изгиб его шеи, хныча от смущения, — отпусти меня и давай собираться. Думаю, остальные не против уже… закончить. Намджун не сразу отпускает Джина, наслаждаясь тяжестью в руках, целуя и оттягивая момент как можно дольше. Он может поцеловать его и потом, но хочется сейчас. Желательно всё и сразу, и чтобы навсегда. Когда им уже нетактично стучат в дверь туалета, они спешно начинают собираться. Закончив все дела, Намджун выходит первым, чтобы смерить уничтожающим взглядом того, кто им помешал. Неинтересный бухой парень просто вламывается в туалет, совершенно не замечая, что из него вышло двое. — Боже, — Джин стыдливо прикрывает лицо, — надеюсь, он не запомнит наши лица. — Не зацикливайся, — Намджун властно притягивает Джина к себе за талию и решительно двигается в сторону их столика, — он так пьян, что не помнит своего имени, скорее всего. Они возвращаются за стол зацелованные и взъерошенные, но никто не обращает на это внимания. Хосок горланит песни под аккомпанемент звучного баритона Тэхёна, залезшего к Чонгуку на колени. Ни Юнги, ни Чимина и вовсе нет — Намджун невольно ухмыляется, когда замечает явно наспех брошенные на стол купюры на месте хёна. Их вполне хватит, чтобы полностью покрыть стол и ещё и оставить приличные чаевые. Их прибытие замечает только Чонгук — из всех присутствующих он явно наиболее трезвый, но и он кажется больше заинтересованным тем, чтобы удержать ёрзающего и заваливающегося Тэхёна у себя на коленях. Джин слегка тянет Намджуна на себя, оплетая пальцами его предплечье, и щекотно шепчет на ухо: — Поехали домой? Гук с ними разберётся. — Звучит соблазнительно, — Намджун хрипловато усмехается. Он подзывает официанта, заранее прося чек и предусмотрительно внося дополнительную сумму на случай, если оставшимся на попечении Чонгука пьянчужкам захочется продолжения банкета, и вызывает такси. Пока он всем этим занимается, то успевает даже слегка протрезветь и заглянуть в чат с Юнги, неожиданно пополнившийся новыми сообщениями. Сегодня 22:34 не объебись с утра мы уехали и забери у хосока ключи от тачки не потому что я их забыл а потому что я их оставил завтра заберем — Ну, хён, — Намджун невольно роняет короткий хриплый смешок и послушно возвращается обратно к столу. Предсказывая полёт чужой мысли, он безошибочно вылавливает ключи из переднего кармана у Хосока на рубашке и коротко машет Чонгуку. Джин уже ждёт его на улице. — Всё нормально? — Джин зябко ёжится, и Намджун моментально накидывает на его плечи свой пиджак. Удивительно видеть, что, даже несмотря на свою ширину, Джин всё равно тонет в его одежде, кутаясь. — Всё отлично, — Намджун пользуется тем, что у них есть немного времени до приезда такси, и сладко, растягивая момент, целует Джина. На улице ночью довольно прохладно, чтобы они оба несколько протрезвели. И от того приятнее, что Джин не отскакивает, не говорит, что это ошибка, нет — он путается пальцами в волосах и притягивает ближе. Любое ожидание томительно, но итог, когда получаешь то, чего ждешь, стоит всего. Намджун каждый раз убеждается в этой простой истине и сейчас, обнимая и целуя Джина, особенно сильно благодарен себе за терпение.