***
— Мужчина, тридцать пять лет, по документам Ю Ханыль, но имя менял, — Хосок устало зачитывает данные с карты, — ранее его звали Хамуль, и, если верить данным, которые нашёл Чонгук, он осуждался за домогательства несовершеннолетних. Вместо судимости или каторжных работ его отправили на терапию, потому что доказательств о насилии не было. Намджун слушает Хосока вполуха, полностью сосредотачиваясь только на одной мысли: жертву выпотрошили. Если первая убита просто с особой жестокостью, то эта… Намджун судорожно сглатывает и нервно поправляет галстук. — Что ты можешь сказать? — Намджун правда теряется, о чём спрашивать. Им особо не нужно формировать портрет, не нужно искать сопутствующие улики, не нужно анализировать степень жестокости. У них есть имя, нет только месторасположения. — А что тут можно сказать? — Хосок мрачен. Он даже не жуёт ничего, впервые на памяти Намджуна. — Разве что все органы на месте, ни одного не забрали. Помимо потрошения, ножевые побывали, мне кажется, в каждой части тела. Даже лицо пострадало, как видишь. Намджун видит. Полосной удар на правый глаз — такой же, как на лице Мин Суюнга. Это говорит им намного больше всего, что было известно ранее. Намджуну дурно, и он действительно боится реакции Чимина, когда тот доберётся досюда. На первом теле тоже есть этот шрам. Можно сказать, что субъект прогрессирует, вырисовывается его визитная карточка, особый почерк. — Простите за опоздание, — Чимин суетливо врывается к ним, натягивая на ходу перчатки, — Намджун, ты видел уже новости? — В шесть утра, — Намджун кивает, — не хочется этого говорить, но в данной ситуации смерть Богома играет нам на руку. С помощью этого факта легко выкрутиться без особых потерь. Джин во всю работает, пока Тэхён поддерживает репутацию отдела в Вонджо. — Да, и… — Чимин давится на полуслове, когда опускает глаза на тело. На мгновение он замирает, скользнув взглядом по ужасающей смертельной ране, по полосному удару поверх глаза, и с трудом выдавливает: — Господь милосердный. Это точно… — Точно, — Хосок негромко вздыхает, выпрямляясь. Он выглядит смурным, как никогда прежде, и негромко говорит: — Джун… Юнги — мой друг. Правда. Не знаю, считает ли он меня своим другом, и считал ли когда-то вообще, но… Друзей брать сложно, ты знаешь. И я прошу тебя, не суйся к нему один, только с отрядом и только в броне. Я не знаю, в адеквате ли он сейчас вообще, а чтобы вот так… Это не шутки, Джун. Я слабо представляю, сколько в нём должно быть дури, чтобы вот так распотрошить человека одним ударом. — Никто и до этого не сомневался, — Намджун скрещивает руки на груди привычным жестом, но едва ли не впервые он больше похож на защитный. Он говорит негромко: — С Юнги было сложно справиться даже в тренировочном зале. Я не хочу думать, что будет, если загнать его в угол. — Хён не… — Чимин часто моргает, явно пытаясь совладать с собой. И, судя по срывающемуся голосу и наполненному ужасом взгляду, бросаемому на тело, в горле у него стоит комок. — Я не могу сейчас говорить, что знаю Юнги, но… Он бы никогда не поднял руку на близкого человека. Я уверен в этом. — Юнги, которого знал я, никогда бы не выпотрошил человека заживо, — Намджун звучит жёстко, даже не желая этого. Чимин крупно вздрагивает, невольно метнув на тело ещё один взгляд, и Намджун слегка смягчает голос, негромко протянув: — Чимин, мы не знаем, в каком он состоянии. Может, в бреду, и вообще не отличает его от реальности. Убийца, мать его, с Йонсангу. Намджун в сердцах грязно ругается, пытаясь избавиться от поганого чувства, засевшего внутри. Сколько из того, что он знал о Юнги, действительно было Юнги? Он анализирует их дружбу. Столько лет, и он не заметил за Юнги социопатические повадки? Как часто они веселились вместе в институтские годы, как часто выпивали, дурачились, обсуждали свои любовные интересы. Как часто Намджун открывал ему спину, точно уверенный в том, что в неё не прилетит нож. Как часто? Слишком часто. Намджун думал об этом весь вчерашний день, всю ночь, ворочаясь и прерываясь на кошмары, где он ловит Юнги, допрашивает его и сажает за решётку. Думает и сейчас, боясь, что в любой момент могут позвонить и сообщить о новом теле. Утешает лишь то, что период с трёх ночи до пяти утра не нарушился. Пока не нарушился. Чонгук же засечёт по камерам, если в них попадёт лицо Юнги? Он сможет его вычислить до нападения? — Кто сообщил родным? — Чимин спрашивает глухо и с непередаваемым выражением лица смотрит на два лежащих рядом тела. — Нам же не надо?.. Я не смогу, Намджун-хён, прости, но только не… — Я попросил младших детективов, — Намджун слышит громкий вздох облегчения со стороны Чимина. Сегодня он держится лучше. Всё ещё бледный, мрачный, но, по крайней мере, не поддаётся панике. — Никто не знает, кто наш подозреваемый. А в отряд по поимке я отберу только проверенных ребят. Это внутреннее дело. — Да, кстати, — Хосок неловко кашляет, — я совсем забыл, у первой жертвы было кое-что странное. Вот. Хосок уходит и быстро возвращается, удерживая в руках не то часы, не то кулон. Он открывается и больше подходит для женщины. Намджун забирает украшение и щёлкает небольшой замочек, едва не роняя выпавший изнутри сложенный листочек бумаги. Юнги оставил им послание? Аккуратным почерком выведено «Пак Чимин». — Дай, — Чимин не слышит собственного голоса, когда говорит это, протягивая подрагивающую ладонь, и разворачивает листок словно онемевшими руками. Летящий и резкий почерк, слишком похожий на почерк Юнги, он узнает сразу. «Он не виноват, единственный из нас всех. И он любит тебя, не сомневайся. Не вини его, малыш, он за это не в ответе. Юнджи» У Чимина начинают дрожать руки. Снова заругавшийся Намджун решительно, но осторожно выхватывает у него листок и несколько мгновений хмуро всматривается в него, прежде чем приподнять брови и растерянно пробормотать: — Выгораживает себя? На Юнги непохоже, чем-чем, а такой хернёй он сроду не страдал. — Может, начал, — Хосок буркает, заглядывая через его плечо, и через несколько мгновений выдает решительный вердикт: — Но на Юнги правда непохоже. Что бы это всё значило, интересно. И почему оно подписано именем Юнджи, если она уже двадцать третий год преспокойно покоится в могилке в Тэгу? Достала меня вечная двойственность в этом сраном деле. — Херь какая-то, — Намджун устало выдыхает, снимая перчатки, и невидящим взглядом смотрит сквозь. На мгновение он замирает, а затем медленно говорит, явно переосмыслив: — Погоди, как ты сказал? — Я сказал, что достала меня эта… — Хосок послушно повторяет, нахмурившись, но Намджун поспешно машет головой. — Нет, в конце. Про двойственность. Блять, как же до меня с самого начало не дошло? — Язык, хён, — Чимин бледновато улыбается уголками подрагивающих губ и внимательно смотрит на Намджуна. — О чём ты? — У Юнги расстройство, — Намджун слегка мечется на месте, как всегда делает, когда ему приходит особенно волнующая идея. — И не только психосоматическое. У него диссоциативное расстройство идентичности! — Раздвоение личности? Ещё и множественное? — Чимин переспрашивает немного растерянно, явно ненадолго отвлёкшись от записки. — Разве это не миф? — Посуди сам, — Намджун не может остановиться, — выборочная забывчивость, частая смена настроения, проблемы со сном, тревожность, отвратительный, скажем честно, контроль гнева. Чимин, я… я могу задать личный вопрос? — Смотря насколько, — Чимин неуютно ёжится, обхватывая себя руками, — некоторые вещи мне не хотелось бы… Я хочу сохранить Юнги хотя бы в своих воспоминаниях. Намджун открывает и закрывает рот, не решаясь спрашивать. Если он заставит Чимина сомневаться и в смене сексуальных партнёров внутри тела Юнги — это будет подобно последнему выстрелу. На такое он не готов. Чимин и так выглядит уязвимым, пусть и старается держаться мужественно. После такой травмы… он просто надеется, что Чимин сможет довериться хоть кому-то. — Тогда неважно, я… — Намджун отвлекается на входящий звонок. В такое время мало кто может звонить не по делу, и он чувствует, как волоски на загривке поднимаются от скорого ощущения ужаса. — Ким Намджун слушает. — Агент Ким, здравствуйте, — на том конце телефона кто-то вздыхает особенно тяжело, — все дела с повышенной жестокостью сказали передавать сразу вам, особенно в пределах района Йонсангу. Место мы оцепили, координаты я сейчас кину. — Что по журналистам? Судмедэксперта вызвали или я могу взять своего? — Намджун ловит на себе сразу два скрещенных взгляда и жестом показывает на уже два находящихся на столах тела. Хосок понятливо кивает и принимается убирать их в камеры, пока Чимин мрачно стягивает перчатки и нетерпеливо топает ногой. — Журналисты кишат, как обычно, но место такое тупиковое, так просто не пробраться, так что лишние фото не сделаны, а патруль никого не пускает, — ему отчитываются чётко и по существу, — я так понимаю, вы хотите взять доктора Чона? Он бы тут не помешал, но пусть будет готов, тело… я бы сказал, что оно словно разорвано. Намджун невольно бросает короткий взгляд на тело, которое Хосок закрывает на молнию, прежде чем задвинуть в холодильник, и коротко сглатывает. Голос его звучит прямо и твёрдо: — Я понял. Мы выезжаем. — Что там, Джун? — мрачный Хосок спрашивает это, когда они уже идут по длинному холодному коридору морга. Намджун лишь слегка притормаживает, видя, что Чимин за ними не успевает. — Новое тело, — Намджун рывком распахивает дверь машины, буквально запрыгивая за руль, и набирает на телефоне координаты места преступления. Хосок садится рядом с ним, а вот слишком молчаливый Чимин забирается на заднее сидение, не пристёгиваясь. — Говорят, его буквально разорвали. Хотелось бы знать, в каком смысле. — Надеюсь, не в том, о котором думаю я, — Хосок буркает, устало откинувшись на спинку, и скрещивает руки на груди. — Юнги поразительно продуктивен что в амплуа агента, что в шкуре серийника. И невероятно жесток, Джун. На этих двоих живого места-то нет, я боюсь представить, что с третьим. И последний? Прошло едва ли часов семь. Три убийства за двое суток, а у нас не единой идеи о том, где его искать. Ты не знаешь, где он может прятаться? Вторая квартира, какой-нибудь общий знакомый. Где-то же он должен сидеть? — У Юнги много необычных знакомых по специфике работы, — Намджун звучит неохотно, бросив короткий взгляд на Чимина сквозь зеркала. Он выглядит бледным и задумчивым. — Он может быть где угодно, у него полно должников. И он прекрасно знает, как прятаться так, чтобы не нашли. — Но он регрессирует, — Хосок упрямо мотает головой. — Убийства слишком жестокие, промежуток слишком короткий. Юнги или лихорадочно пытается завершить какое-то дело или стремительно теряет контроль над собой. — Если у него действительно множественное расстройство личности, то контроля над собой у него нет и не будет никогда, — от жесткости его голоса вздрагивают все в машине, — скорее всего, тогда Юнги даже не подозревает, что убивает. Сколько несовпадающих типов убийств мы насчитали? — Удушение — дядя — один, — Чимин глухо отзывается с заднего сиденья, но Намджун чутко улавливает в его голосе странные нотки, больше всего напоминающие надежду, — нож — сестра — второй. — Если есть каннибализм — третий, — Хосок буркает сбоку, — но фактор не доказанный и может относиться к одному из. Значит, двое? Мужская и женская личности. — Это совпадает с изначальным портретом, где мы допускали мысль, что это пара, — Намджун по встречной полосе обгоняет слишком медленного водителя, ругаясь под нос, — плюс, мы не раз пытались выяснить, может ли женщина быть причастной к этим типам убийств. И если она находится в мужском теле, то вполне. Никто не опровергает вариант. Намджун всё больше уверен в том, что он прав. Если это будет доказано и на экспертном уровне, то Юнги отправят на лечение. Психушка ненамного лучше тюрьмы, но там хотя бы есть мизерный шанс, что он сможет разобраться в себе. Были ли случаи формирования одной основной личности из осколков? Намджун, хмурясь, пытается вспомнить. Это не его сфера работы и интересов, чтобы сходу найти ответ. — Чимин, — Намджун ловит его взгляд в отражении зеркала заднего вида, — будем действовать от этого фактора. Два субъекта — мужчина и женщина — не Юнги, но одна из них Юнджи. Они располагают его знаниями, его опытом, его связями. И не его жестокостью. Ты сможешь? — Не забывай про записку, хён, — Чимин поднимает неожиданно острый для себя, пронзительный и ясный взгляд, словно одна только мысль о том, что Юнги может быть невиновен, заставила его собраться с силами. — Юнджи пишет «из всех нас». В множественном числе. Она отделяет Юнги, значит все — это личности. Она не говорит «из нас двоих», как было бы, если бы их было двое. Хосок-хён прав: вероятно, их трое. — Не считая Юнги, — Намджун невнятно бормочет, сосредотачиваясь на дороге, но не в силах отвлечься от мыслей. — Значит ли это, что его субличности доминантнее? Они взяли контроль над телом? — Или Юнги спрятался сам, — Хосок слегка дёргает плечом, поднимая больной какой-то взгляд. — У Юнги тяжёлая шкура, хён. Не каждому по плечу. Нести её всю жизнь и узнать, что сестра всё это время была мертва… Он мог просто уйти. — Это не в стиле Юнги, — Намджун упрямо сжимает челюсти, отгоняя мысли о том, что если Юнги не захочет взять контроль над своим телом сам, то может запереться глубоко внутри и больше не выйти. Он слышал про такие случаи, но… Намджун пытается отвлечься: — По крайней мере, тогда ясно, почему Чонгук не смог ничего найти на Юнджи. Она словно призрак, потому что и есть призрак. Вероятно, Юнги вёл переписку с другой своей субличностью. — Это вообще возможно? — Хосок звучит неуверенно и зябко передёргивает плечами. Намджун может понять его — такие игры разума… Он слегка передёргивается сам. — Звучит жутко. — Думаю, нам нужна консультация профессионала, хён, — Чимин подаёт негромкий голос. Намджун сжимает челюсти, когда видит, что он всё ещё крепко сжимает в пальцах записку Юнджи. — Психотерапевт? Кто-то, кто достаточно хорошо разбирается в природе подобных отклонений. У тебя есть кто-нибудь такой на примете? — Есть, — Намджун коротко кивает, — у него запись на приём за месяц минимум, но для меня он сделает исключение. А для Юнги тем более. Приехали. Намджун не рассказывает о Бан Шихёке больше ничего. Он и предпочёл бы пообщаться с ним по телефону, искренне опасаясь попасть под внимательный взгляд и получить свою дозу психоанализа. Вот уж кто мог бы побороться с Росси за право называться лучшим, но приятной личностью его это не делает. — Здравствуйте, агенты, — с ними здоровается один из патрульных, — надевайте бахилы и перчатки, потому что тут словно поработал Потрошитель. Нам даже пришлось использовать заграждения, чтобы никто не увидел лишнего. Патрульный указывает на высокие ширмы, окружающие место преступления, и Намджун давит пробирающую его мерзкую дрожь. Чего им стоит ожидать? До какого уровня дошла деградация субличностей? Намджун с благодарностью принимает из рук одного из помощников не только перчатки, но и маску. Чимин повторяет за ним. Хосок первым проникает на место преступления, раскладывая инструменты и присвистывая. Намджун правда боится того, что могли сделать руки Юнги, подконтрольные тем, кто не скован рамками разумности, кто не оглядывается на социальные условности. То, что этот человек, вероятно, тоже насильник, можно не сомневаться, но разве его преступление стоит той жестокости, которую вложили личности Юнги? — А, и агент, — к Намджуну подскакивает один из детективов, — мы нашли записку на месте преступления. Она всё ещё там, но мы рискнули проверить адрес. — Адрес? — Намджун непонимающе хмурится. Он не успевает поймать Чимина, который устал ждать и просто пошёл к Хосоку осматривать тело или то, что от него осталось. — Да, там был адрес, код доступа и ключи, — детектив неуютно ёжится, — в подвале мы нашли около десятка детей, находящихся в розыске. Личность убитого не установлена, но по этому делу проходил только один подозреваемый — Сон Ук. Если вы подтвердите, что это действительно он, то дайте мне знать. — Похититель? — Намджун изумлённо смотрит сначала на патрульного, а потом на… ну, когда-то это было человеком, допустим. Он поджимает губы, осторожно подходя ближе, и опускается на корточки. Если на прошлых двух не было живого места, то на этом… Намджун не уверен, осталось ли на нём вообще место. Вонь в воздухе настолько удушающая, что с лёгкостью пробивается сквозь маску, и его начинает подташнивать. — Холодное оружие, — Хосок смотрит на тело с холодным профессионализмом, лишённым его обычного лёгкого любопытства и озорства. — Не нож, явно что-то больше похожее на мачете или тесак. Очевидный перерасход, он отрубил ему конечности, почти разрубил пополам, да и шея… Множественные колотые ножевые нанесены… Вероятно, прижизненно, в агональном состоянии и посмертно. Намджун едва ли не впервые за всё время своей работы отворачивается, не в силах смотреть. Он медленно поднимается и потерянно тянет: — Если там правда дети… Юнги был в ярости, очевидно. Но такое… Господь свидетель, такого не пожелаешь даже педофилу. Он зябко передёргивает плечами, избегая пустого взгляда подёрнутых мертвенной плёнкой глаз, едва виднеющихся на лице, больше напоминающем окровавленное месиво. Намджун пытается избавиться от сжавшего его внутренности чувства страха. Как много понадобится времени, чтобы субличности расширили круг достойных наказания? Намджун невольно смотрит на Чимина и поджимает губы, не находя никаких слов утешения. В больших, широко распахнутых глазах Чимина плещется чистый, ничем не замутнённый ужас. Намджун кладёт руку ему на плечо, пользуясь тем, что не испачкал перчатки, и негромко мягко говорит: — Пошли, Чимин. Не смотри на это, не надо. Хосок разберётся. Нужно выяснить, что у Тэ с поджигателем, он сейчас нужен здесь позарез. И поймать Юнги, пока он не успел убить снова. — Это не Юнги, — Чимин потерянно качает головой, не отводя от изуродованного тела взгляда. — Больше не Юнги. — Когда мы его поймаем, — Намджун давит на первое слово, — ты убедишься, что ни в одном из случаев это не был он. Поверь мне. — Мне сложно, — Чимин в смятении мнёт пальцы, но позволяет себя увести ближе к машине, где никто не может их услышать, — это больше похоже на оправдание, на попытку… не знаю, разрешить ему действовать так? Как может быть, что он не знает? Намджун вздыхает. Ему не впервой сталкиваться с тем, что некоторые люди принижают воздействие психики на поведение человека. Он перебирает в голове варианты: как подтолкнуть Чимина к мысли, что не всегда человек может осознавать масштаб творимого зла. А если его телом управляют личности внутри сознания, он может и не осознавать вовсе. — Скажи мне вот что, — Намджун складывает руки на груди и смотрит в сторону спрятанного за ширмой тела, — когда мы с тобой находимся в разных точках Сеула, ты знаешь, что я делаю? — Нет, — Чимин отвечает с секундной задержкой, — но какое это имеет отношение? — Это попытка показать тебе наглядный пример, — Намджун постукивает пальцами по своей руке, — как ты не знаешь, что делаю я, когда мы порознь, так и Юнги не знает, что делают его субличности, когда они берут управление тела в свои руки. Условно, есть пятно света внутри сознания. В этом пятне обычно находился Юнги, но, если он засыпал или, как вот было, терял сознание — он это пятно покидал. И из-за границ пятна, из тени, выходят осколки его личности и занимают освободившееся место. Поэтому у него были мигрени и поэтому он пил кофе литрами — он никогда или очень мало спал. И только когда и он, и все личности уходили отдыхать одновременно, Юнги мог восстановиться. — Он лучше всего спал после убийств, — Чимин говорит это убито, — потому что личности после охоты успокаивались? — Да, — Намджун смотрит на него с сочувствием, крепко сжав на чужом плече пальцы. Чимин кажется ему очень маленьким сейчас. Он пытается подобрать правильные слова: — Но когда вы начали быть вместе, Юнги… Его мигрени ведь почти прошли, верно? И он стал чувствовать себя лучше. — А потом я заставил его пойти на эту встречу, — Чимин вдруг стонет, закрывая лицо дрогнувшими ладонями. Он почти скулит: — Безмозглый, безмозглый болван. И скандал устроил на пустом месте до этого. Конечно, Юнги был в раздрае, а я… — Ты не виноват в этом, — Намджун растерянно бормочет, осторожно похлопывая его по плечу и пытаясь как-то успокоить. Он не находит слов, которые сейчас заставили бы Чимина успокоиться, и знает, что такие слова не нашлись бы и для него самого. — Мы разберёмся с этим, Чимини, мы… — Агент Ким! Высокий, знакомый ему до последней нотки и обеспокоенный сейчас голос заставляет Намджуна вздрогнуть. Он вскидывает голову, глядя на торопящегося к нему Джина. Джин ведёт себя спокойнее, когда видит Чимина, и негромко спрашивает, когда подходит вплотную: — Чимин? Ты в порядке? — Всё хорошо, господин Ким, не волнуйтесь, — Чимин выпрямляется, торопливо стирая что-то с щёк, и коротко кивает. — Если позволите, я переговорю с полицейскими, которые первыми прибыли на место преступления. Они опрашивали свидетелей, могут что-то знать. — Да, конечно, — Джин коротко кивает, проводив Чимина полным жалости взглядом, и цепляется пальцами за предплечья Намджуна, зашептав: — Вы что-то нашли? Джуни, прошу тебя, скажи, что Юнги никак в этом не замешан. — Ты что тут делаешь? — Намджун удивлённо вскидывается, но сам же и отвечает на свой вопрос: Джин волнуется не только об отделе, но и о Юнги в частности. — Ладно не суть. Это… и Юнги, и не Юнги. — Как это может быть? — Джин красиво хмурится, поджимая губы. — Кто-то из его родни? Намджун со вздохом пересказывает выявленную теорию, акцентируя внимание на том, что они не могут доказать её правдивость, но, исходя из фактов, она кажется наиболее вероятной. Повторяя в третий раз, Намджун даже намного чётче формулирует мысль, примерно представляя, как можно будет вести допрос после поимки Юнги. — Они становятся беспорядочнее, — Намджун говорит это со вздохом, — и вскоре совершат ошибку, которая приведёт нас к нему. Мне вызвать Тэхёна? — Нет, — Джин резко мотает головой, — он мне отчитывается, дело продвигается очень хорошо, думаю, надо выписать ему премию. Я возьму журналистов на себя, всё равно ответ требуют от главы отдела. Информация о Юнги ещё не просочилась, что неплохо. Я прошу тебя, сделай задержание максимально незаметным. — Ты знаешь, что я не могу этого обещать, — Намджун поджимает губы, — но я сделаю всё, что в моих силах. До конца дня они находятся в нервном ожидании новой информации о следующей жертве. Джин выпускает официальный ответ, Чимин зачитывается статьями и книгами о множественном расстройстве личности, Хосок бушует в морге. Чонгук больше напоминает безумную версию себя. Он взломал пароль на телефоне, оставленном Юнджи, но из полезного там есть только переписка с Юнги и данные о стабильном пополнении счёта мобильной связи. Карта района им не очень-то помогает, потому что предсказать действия Юнги, может быть, ещё было можно, но его личностей почти нереально. Чонгук, конечно, составляет список всех подозреваемых в сексуальных преступлениях людей, но это не вопрос пяти минут. Намджуну правда ничего не остаётся, кроме как отпустить всех по домам. К Бан Шихёку он поедет завтра. Он устало трёт виски, открывая дверь своими ключами, и кривовато улыбается, когда радостный малыш Ёнджун торопится к нему, протягивая маленькие ладошки. Намджун легко подхватывает его на руки, уткнувшись лицом в пахнущую молоком и мёдом детскую шейку, и наконец выдыхает впервые за день. На фоне негромко гремит посудой очередная няня, и, даже зная, что Джин вернётся домой ещё не скоро, Намджун ненадолго чувствует себя лучше.***
— Я знаю, что были засвидетельствованы случаи упоминания, но полноценно… — Намджун слегка дёргает плечом, сжимая в пальцах чашку кофе и сидя напротив задумчивого Бан Шихёка. Он не очень любит посещать психотерапевта, честно говоря, хотя это и является обязательным для специалистов их профиля. — Не думаю, что Гейси подойдёт. — Он пытался использовать диссоциацию как оправдание, — Бан Шихёк вертит в руках крохотную фигурку пластмассового жирафа из какой-то детской игрушки и задумчиво ставит его в рядочек у себя на столе. — В целом, такова природа расстройства сама по себе. Но она достигается неосознанно, а не используется. Думаю, вы слышали про Билли Миллигана. — Двадцать четыре личности, да, — Намджун коротко кивает, слегка прокручивая чашку в руках. — Я читал книгу. — Беллетристика, — Шихёк неожиданно фыркает, пряча усы в кружке. Намджун проглатывает мысль о том, что они мало кому идут, и внимательно смотрит на терапевта. — Хотя и довольно художественная. Билли Миллиган немногим отличается от Джона Гейси. Разве что, конечно, ему больше повезло с дознавателями. — Вы сталкивались в своей практике с диссоциативным расстройством личности? — Намджун плавно подводит к интересующему его вопросу. — Я знаю, что не все пациенты, скажем, деградируют до попыток убийств или других видов деструктивного поведения. Хотелось бы понимать, есть ли шанс… — Лично мне терапию проводить не доводилось, — Бан Шихёк проводит пальцами по усам, зауживая кончик, — но я наблюдал работу коллеги. Можно вывести три группы симптоматики: лёгкая, средняя и тяжёлая. При лёгкой, главным образом, это диссоциативный и посттравматический характер. Обычно такие пациенты сохраняют дееспособность и полностью выздоравливают после лечения. Надо понимать, что раздвоение личности в этом случае скорее ситуативное, больше носит импульсивный характер. Но, думаю, вас интересует тяжёлый вариант. Намджун кивает, хотя этого и не требуется. Бан Шихёк кучно поднимается со своего места и двигается в сторону шкафов. Он неторопливо выбирает среди расставленных в алфавитном порядке книг какую-то определённую. Намджуну хочется его поторопить, но он сдерживает порыв. В случае Юнги лучше разобраться наверняка. — Вот, почитайте, — Шихёк протягивает достаточно большую папку, — был один пациент. Он не убивал и расстройство личности было выявлено на ранней стадии. Доктор проводила терапию вместе с медикаментозным лечением. В целом, её практика была направлена на интеграцию всех личностей, сведение их в одну основную. Не сказать, что она справилась идеально, у пациента осталась внутренняя вторая личность, но всего одна, и она шла на контакт с основной. Остаток своей жизни пациент жил в гармонии, хотя ему и пришлось наблюдаться у врача. — Спасибо, — Намджун с благодарностью принимает научную работу. Может быть, это и не поможет в случае с Юнги, но даже крошечный шанс вселяет надежду. Он хочет задать ещё несколько вопросов, но мешает вибрирующий в кармане телефон. Намджун коротко выдыхает, не рискуя не брать телефон в такое время: — Прошу прощения. Да, слушаю? — Хён, это пизда, — напряжённый голос Чонгука заставляет его тут же подорваться, отставляя чашку на стол. Бан Шихёк на его торопливый взгляд лишь качает головой и коротко кивает на дверь. Намджун, пообещав себе потом позвонить, коротко бормочет что-то на прощание и буквально вылетает из кабинета, слушая Чонгука уже на ходу. — Хён пошёл в разнос, он ёбнул двоих в переулке метрах в ста пятидесяти от станции метро! В ахуе весь сеульский метрополитен, его так и не взяли. Пресса стоит на ушах, Тэхён возвращается из Вонджо первым же рейсом, Джин с Чимином поехали на место. Я тоже в ахуе, потому что он даже не прятался особо, а потом просто исчез. Однажды я узнаю, откуда хён настолько хорошо знает расположение всех ёбаных камер в этом ёбаном городе, но не сегодня. — Личности установлены? — Намджун невнятно чертыхается, прыгая за руль и игнорируя невероятное изобилие мата в чонгуковской речи. — Что с ними, он совсем потерял контроль? — То, что мертвы оба, — это факт, — Чонгук невнятно ругается, агрессивно стуча по кнопкам. — Но они оба в мясо, там… Я попытаюсь посмотреть по камерам, они, в отличие от хёна, шли открыто. То ли ждал он их там, то ли… Я не знаю, блять, как он туда залез так, чтобы я не мог его найти на камерах, хён. Может, по домам шёл. Я попробую пробить лица жертв по базе, но это займёт время. Мне не хотят давать доступ к камерам, придётся взламывать по старинке, ну ёбаный… Дальнейшую довольно экспрессивную тираду Намджун пропускает мимо ушей, нещадно нарушая правила движения. Утро, причём не раннее, сразу двое, людное место — субличности походя нарушили большую часть пунктов своего общинного, но обширного и всё же довольно устойчивого почерка. Он сжимает челюсти, резко выкручивая руль, и срезает окольными путями, пытаясь добраться до места преступления за кратчайшие сроки. — О, вижу тебя, — Чонгук бодро рапортует по телефону, — сверни налево, до конца и потом направо. Как раз выедешь к месту преступления. Там уже во всю шуршат патрульные, но ты успеешь проскочить и не заденешь ничего. — Спасибо, — Намджун остервенело выкручивает руль, вжимая педаль газа. Он понимает, что несколько минут особой роли не сыграют — Юнги они уже упустили, но внутренний огонь разгорается с непримиримой силой. Чёрт подери, что так сильно вывело субличностей из себя? Намджун влетает в переулок, едва не сбивая носом машины баки с мусором, но выворачивает в последний момент. Он следует указаниям Чонгука, игнорируя навигатор, и действительно оказывается на месте. Оно уже опечатано, трупы скрыты плотными ширмами, но за ними мелькают вспышки фотокамер. Как много попало в Naver? Его утешает только то, что система цензуры не пропустит слишком откровенную расчленёнку. — Я на месте, — Намджун оставляет в машине все документы, спешно натягивает бахилы, вытащив последнюю пару из бардачка, и перчатки, — что у тебя появилось за эти несколько минут? — Нихуя, — громкий голос Чонгука разносится по громкой связи на всю площадку. Намджуна даже не веселит, как на нём оказывается взгляд каждого работника, который присутствует на месте преступления. Мрачно посмотрев в ответ, он грубо говорит: — Работаем, не отвлекаемся. — Хён, — Чимин моментально подскакивает, не здороваясь, — у одного из них истерзано лицо, а второго я узнал. Это Квон Чжун. — Может ли быть, что второй — Хан Кюн? — Намджун хмурится. Он коротко бросает, принимая из рук Чимина наушник: — Чонгук, пробей этих двоих, где они должны были быть и почему они вообще не сидят? Каторжные работы? Терапия? Я упустил дело из своего внимания, когда его передали в профильный отдел. — Не хочу тебя расстраивать, хён, но их оправдали, — Чонгук тяжело вздыхает в микрофон, и Намджун невольно сжимает челюсти. Он не любит, когда преступников, которых они ловят, оправдывают из-за связей. — Их отмазал Ким Ёнсу, отпустили под штраф. Шутка ли, он сейчас проходит по делу о взятничестве должностным лицам и сидит на домашнем. Бесит, блять. — Чтобы я ещё раз отдал отделу из профильного… — Намджун начинает было рычать, но затем вдруг замирает на полуслове, лихорадочно соображая. Чонгук, чутко уловив изменение в его настроении, спрашивает: — Что? Что, хён? — Ты можешь выяснить, где Ким Ёнсу находится сейчас? — Намджун не обращает внимания на вопрос, усиленно размышляя и оглядываясь. Метро, стремительное убийство днём, повышенная жесткость. Отпущенные на свободу педофилы. Намджун не удивляется, когда натыкается взглядом на огороженные в качестве улики чемоданы, лежащие неподалеку. — Он у меня на мониторинге, хён, естественно, — Чонгук негромко ворчит, и Намджун слышит, как он стучит по клавиатуре. — Могу выслать координаты прямо сейчас, он… Ни хрена не на домашнем аресте, кстати говоря. Он в парке. — Чёрт, — Намджун невнятно чертыхается, на ходу стягивая перчатки и выпрямляясь. Он властно командует: — Чимин, за мной. Чонгук, собирай штурмовой отряд. — Хён, может, ты сначала объясни… — послушно поднявшийся следом Чимин тянет было недовольно, но обрывает себя на полуслове, выругавшись: — Блять. Он завершает начатое. — И я сильно сомневаюсь, что хён не найдет Ким Ёнсу, если нашел этих двоих, — Намджун коротко кивает в сторону лежащих на земле тел, бросив: — Гук, вели прихватить форму и оружие для нас с Чимином, переоденемся на месте. Пусть оцепляют район, но без лишнего шума. Нельзя опять его упустить. — Есть, — Чонгук отвечает слишком серьёзно, вынуждая каждого из них собраться. Намджун выискивает взглядом Джина — тот общается с двумя офицерами, но чутко реагирует на прицельный взгляд в спину и оборачивается. — Подключите наушники все, будем на связи. Телефон в руке только помешает. Намджун чувствует напряжение внутри, слушая, как Чонгук собирает отряд, выдавая указания, на каких точках нужно разместиться снайперам. Намджун искренне надеется, что это им не понадобится и они смогут взять Юнги или того, кто будет управлять телом, живым. Слишком свежи воспоминаниях об их дружбе, чтобы допускать возможность убийства. — Чонгук, скажи, чтобы стреляли только в крайнем случае, — Намджун напряжённо двигается к Джину, не следя за тем, поспевает ли за ним Чимин, — и только если будет опасность для кого-то из агентов. — Что насчёт жертвы? Намджун колеблется. Это совершенно непрофессиональная мысль, но какой-то частью своей тёмной души он действительно хочет, чтобы Юнги убил Ёнсу. Телом больше, телом меньше — это на приговор Юнги никак не повлияет, а одной мразью в мире действительно станет меньше. Этого он, конечно, Чонгуку не говорит, но давит мрачным: — Смотрим по ситуации. Отчитавшись Джину, они с Чимином садятся в машину и выруливают в сторону парка. Времени у них всё меньше и меньше, оно явно ускользает сквозь пальцы, ускоряясь именно в такой неподходящий момент. Намджун надеется, что они успеют хотя бы перехватить Юнги, потому что до этого он всегда опережал их на шаг или на два. — Что мы будем делать, Намджун-хён? — Чимин бледный, и он судорожно стискивает в пальцах пистолет. Ещё ни разу не стрелял за пределами тренировочной площадки. Намджун надеялся, что… что в первый арест рядом с Чимином будет Юнги. Он совершенно не думал, что преступником, которого надо будет арестовать, тоже будет Юнги. — Я могу высадить тебя, если хочешь, — Намджун предлагает это осторожно, глядя на Чимина прямо, но мягко. — Если это слишком. Мы не случайно обычно запрещаем учавствовать в задержаниях тех, кто нам близок. — Он всем нам близок, хён, — Чимин звучит горько и решительно машет головой, сжимая пистолет в недрогнувшей руке. — Я пойду. И не отговаривай меня, потому что я должен. Но… ты должен знать, что я не смогу выстрелить, хён. Даже если он решит убить меня, я просто… я не смогу, хён. — Никто никого не убьет, — Намджун вкладывает в слова уверенность, которой не чувствует сам. Он смотрит на дорогу так напряжённо, словно на ней вот-вот должен появиться Мин. — Мы просто его задержим. И всё. — Надеюсь, — Чимин вдруг судорожно коротко выдыхает. Он тяжело бормочет: — Ты знаешь, насколько сильно Юнги не терпит поражения, хён. Я боюсь, что… Он не договаривает, опустив голову, и Намджун поджимает губы, сжимая руль в пальцах крепче. Он не хочет думать о том, что будет, если Юнги не захочет сдаваться. Убьет ли он себя? Пойдёт ли напролом, как шёл всегда, и унесёт за собой стольких, скольких сможет? Намджун мог бы предсказать, что сделает Юнги. Настоящий Юнги. Тот Юнги, которого он знал все эти годы, тот Юнги, с которым влюблялся, тот, кому жаловался потом на разбитое сердце. Тот, с кем они годами учились и работали плечом к плечу. С этим же Юнги… Намджун не знает, на что способны субличности Юнги. Не знает, как они поведут себя, оказавшись в западне. Он не знает ничего. И это чувство отдаётся внутри омерзительным могильным холодом. Всё то время, пока они едут до парка, в машине стоит напряжённая, звенящая тишина. Намджун невольно думает о том, что, несмотря на кажущуюся на первый взгляд холодность Юнги, именно без него перестало хватать тепла. — С-с-сука, — голос Чонгука разбивает звенящую тишину, — блять-блять-блять, он нашёл его, хён. И я нашёл. И отряд ещё в дороге, им надо минут пять, а вам — две. Не суйтесь к нему без броника, богом, блять, молю, не суйтесь. Намджун мрачно думает, что сунется. Он ускоряется, выжимая из машины предельную скорость, и некрасиво паркуется на стоянке. Намджун выпрыгивает из машины, не проверяя, заблокировал ли её, и решительно двигается вперёд, следуя только интуиции и бросая Чонгуку: — Веди. И мне плевать, что ты скажешь, Чонгук, я должен его взять живым. Должен. — Вы два сапога пара, блять, — Чонгук на проводе гулко сглатывает, — сейчас прямо, пока я не скажу повернуть. Я уже не вижу Юнги по камерам, он утащил Ёнсу в тот угол парка, где их просто нет. Серьёзно, он их лично что ли ставил каждую, что знает, как избежать? Феноменальные способности по обхождению наблюдения. Чонгук на нервах продолжает тараторить и пытаться отшучиваться, но ведёт Намджуна вперёд. Чимин семенит следом, пыхтя с непривычки и издавая слишком много шума. В парке немноголюдно, и это как нельзя играет им на руку. В разгар рабочего дня, когда дети в школе, а работники сидят по офисам… Юнги слишком хорошо знает, что делать. Это неприятно, но Намджун чувствует прилив благодарности, потому что у них получится избежать слишком сильной огласки среди репортёров. — Направо, — Чонгук, успокоившись, звучит отстранённо, — я слежу по всем точкам выхода, хён, но он, кажется, ждёт тебя. — Я на это искренне надеюсь, — Намджун поворачивает, ловко переходя от одного дерева к другому, пока не замечает яркое красное пятно. Он поднимает пистолет и чётко, по форме говорит: — Мин Юнги или Мин Юнджи, вы арестованы, и вам лучше не сопротивляться. Намджун с замиранием сердца смотрит, как чёрная фигура, нависшая над недвижимым телом, медленно поднимается. Окровавленный нож с негромким отчётливым звоном падает на землю, когда мужчина небрежно стряхивает с ладоней капли крови и неторопливо оборачивается. Чимин рядом с ним глотает вздох. Юнги, а это именно он, смотрит на них лениво, остро и холодно, тем взглядом, который Намджун… О, нет. Однажды он его уже видел. Его правую половину лица пересекает длинная и тонкая свежая рана — кровь сочится по лицу, пачкая одежду, но Юнги не обращает на неё внимания. Он слегка склоняет голову к плечу, ухмыляясь кривой, незнакомой усмешкой. Его хриплый голос разрезает тяжёлый воздух одним взмахом: — Не попал, Ким Намджун. Меня зовут Агуст.