-1-
Лас Ночес был уникален тем, что если вы решите спрятаться от ненужных глаз — у вас это получится без особого труда. Количество коридоров, закутков, тупиков, пустующих комнат — зашкаливало. Но спрятаться от кого-то, когда за тобой тянутся кровавые следы, намного сложнее. Аоки сидела на холодном полу, прислонив голову к белой колонне. Кровь остановилась, но слабость осталась. То и дело у нее начинало рябить в глазах, и женщине приходилось лечь на пол, чтобы не потерять сознание. Как у нее хватило сил дойти сюда, Аоки не понимала, но теперь покинуть это место она не сможет. Айзен был прекрасно обучен, как и другие синигами. Он точно знал точки, куда следует бить, чтобы обездвижить противника, покалечить или убить. И сколько силы нужно для этого прилагать. Идеальный контроль над своим телом. Кимико не умрет от полученного удара: поврежденные внутренние органы восстановятся через пару дней, благодаря Кокурю, но процесс будет крайне неприятный. На самом деле ее ранения не исцелились и никуда не пропадали. Это не было лечением в полном его понимании, скорее — маскировкой и обезболиванием. Рубец на ее левой руке больше был не на виду, движение улучшились, но функциональность так и не восстановилась на все сто процентов. И с каждым новым ранением положение усугублялось. Она не чувствовала боли в полной мере, не видела своих ран, получала новые повреждение, снова не чувствовала боли… Многие внутренние органы женщины еще в ее пребывание в Обществе Душ функционировали плохо. Именно, чтобы поддерживать в себе жизнь, Кимико и требовалось приносить «жертвы». Суть была проста: Кокурю вытягивала из мертвого тела реацу и с ее помощью восстанавливала тело хозяйки. Чем больше света, тем темнее тень. Гриммджоу, как обычно это бывало, слонялся по дворцу арранкаров без дела. Хотелось занять руки чем-нибудь, кем-нибудь, но провоцировать драку, когда предыдущая была не так давно — идиотизм. Особенно в Лас Ночес — террариуме друзей, где каждый, кому не лень, ждет момента, чтобы тебя подсидеть. Но показывая свое «недружелюбие», можно было отвадить кретинов, метящих на твоё место, а расслабишься — сдохнешь. Замкнутый круг. Спина ныла, но следов от ран практически не осталось. Эти царапины даже не болели — больше причиняли неприятный зуд. «А про яд эта шалава блефовала», — пронеслось в голове у Сексты, и он передернул плечами. Да и где здесь можно раздобыть отраву, если не быть на короткой ноге с Октавой. Если только сцедить яда из клыков подколодной змеи по имени Ичимару Гин. — «Хитрая скотина». Проходя мимо покоев Владыки всея Уэко Мундо, Гриммджоу скривился, увидев, как стайка арранкар-прислуг что-то старательно пытается оттереть с пола. Подойдя чуть ближе, он распознал кровавый след. Прислуга испуганно шарахнулась по углам, бросив тряпки, и пугливо ждала, пока Секста Эспада покинет их. Кроме следов на полу Джагерджак разглядел размазанные кровавые отпечатки от рук. Кто бы это ни был, ему крайне не повезло. Но нужно признать, что этот кто-то — крайне настойчив. След уходит от покоев на почтительное расстояние, а не обрывается, буквально, у дверей, как бывало это обычно. Простое любопытство заставило Сексту пойти по следам крови. Интересно, он жив еще или уже склеил ласты? Дойдя до большого зала, Гриммджоу заметил окровавленную кисть за одной из колонн. Рука не двигалась. Жаль, он бы с удовольствием померился силами с тем, кто выжил после встречи с Айзеном. Он подошел ближе. Лица не было видно. Тело лежало на животе, а черные волосы, словно смола, смешались с постепенно расползающейся лужей крови. Внезапно, осознание того, кто лежит перед ним, обрушилось на него ледяным потоком. Это её угасающая реяцу! Той, кто его так сильно взбесила. Ненависть Гриммджоу смешалась с неким подобием жалости. Гриммджоу с апатичной миной перевернул её на спину и, подхватив на руки, прислушался к сердцу: «Жить будет». Аоки с трудом открыла глаза. Она чувствовала, что кто-то теплый прижимает её к себе и куда-то несет. Голова адски кружилась. За пеленой в глазах она разглядела чей-то голый торс и что-то белое, отдаленно напоминающее накидку. Женщина попыталась освободиться, но руки отказывались выполнять указания, отданные мозгом. В глазах снова начало темнеть. Тишина. Пустота. Забвение.-2-
Аоки открыла глаза и, посмотрев по сторонам, долго не могла понять — где она находится. Секунду назад она была в зале с колоннами, а теперь… Женщина села на кровати. Голова сразу же закружилась и начало тошнить. Она медленно встала и поплелась к двери. Не важно, где она сейчас и кто ее сюда принес — оставаться она не собирается. Никто не должен видеть ее в таком плачевном состоянии. Она никогда не была здесь, хотя интерьер до тошноты знакомый. Эти покои не такие помпезно огромные: площадь составляла примерно чуть больше, чем когда-то была ее комната в жилых бараках шестого отряда. — Интересно, после скольких шагов ты грохнешься, еще сильнее распахав свою некогда смазливую рожу? — женщина вздрогнула, по спине пробежали мурашки. Проглотив колючий ком в горле, она медленно обернулась. Кимико не сразу удалось сфокусировать взгляд на Сексте, вальяжно развалившемуся на широком подоконнике. Пронзительно-синие глаза не без злорадства скользили по окровавленному, опухшему лицу Аоки. — Не дождешься такого удовольствия, — женщина улыбнулась лишь уголками губ. Аоки оперлась на ручку двери, но открыть ее получилась не с первого раза. Засохшая кровь осыпалась с рук коричневыми хлопьями. Она уже не чувствовала боль в области диафрагмы при каждом вздохе, но ощущала этот мерзкий взгляд на своей спине. — За тобой должок. Ты мне, сука, кровать испортила своей кровищей, — ехидно прошипел арранкар, ероша свои голубые волосы. — Не хило он тебя… — Джагерджак усмехнулся. Ему было до ужаса приятно видеть всегда высокомерную Аоки такой жалкой и униженной. С другой стороны, так избить женщину… даже сам Гриммджо никогда не поднимал руку на баб просто так. Он же не Нойтора, который взъелся на Ту Одельшванк из-за какой-нибудь херни! В самом темном, потаенном, надежно скрытым от чужих глаз уголке души Сексты вспыхнуло что-то похожее на жалость. Из носа Кимико снова пошла кровь, и женщина, наплевав на манеры, вытерла ее рукой. Какой смысл сейчас думать, как ты выглядишь? Хуже ведь все равно не будет. Она посмотрела в сторону ухмыляющегося Гриммджоу. — Нехило, говоришь? Да уж получше тебя. Арранкар презрительно шикнул в ответ. Кимико оглядела свои белые хакама. На снежно-белой ткани словно распустились алые хризантемы, вытканные ее кровью. На руках, шее, лице так же, наверняка, темнеют багровые разводы. Следы гнева Владыки. Раны, нанесенные самим Богом, которые следует носить с достоинством и гордостью. Из горла женщины вырвался истерический смешок. Боль, обида, унижение горькой волной затопили ее сознание, немного скрыв острые камни воспоминаний. Ей захотелось сорвать с себя одежду, расписанную ее собственной кровью — свидетеля ее унижения. Угольно-черные пряди липнут к щекам, лезут в глаза, неприятно щекочут шею, только усиливая гнев Кимико. Аоки исступленно вцепилась в свои волосы. Они сильно отросли: теперь закрывают практически всю спину. Айзен любит зарываться в них лицом, говорит, что они пахнут акациями. Зарычав, Кимико выхватила спрятанный в складках хакама кинжал и принялась отрезать свои волосы, прядь за прядью. Они плавно опускались на пол черными лепестками. Секста просто наблюдал за тем, что делает женщина. Он спокойно наблюдал, как пряди исчезают с ее головы. Наконец, когда женщина закончила свое безумие, и волосы неровно легли ей на плечи, она глубоко вздохнула. Теперь ее лицо было спокойным, как будто вместе с волосами с ее плеч на мраморный пол упали и все проблемы и воспоминания, накопившиеся за десятилетия. — Полегчало? — усмехнулся арранкар. — Да, очень. Гриммджоу окинул критическим взглядом новую прическу Аоки. Неровно обрезанные пряди обрамляли лицо, делая его черты более резкими. На затылке остались несколько длинных, опускающихся практически до поясницы, локонов. — Знаешь, а с той прической ты мне нравилась больше. Теперь тебя в темноте можно принять за мужика. Пока сиськи не заметишь, — и, запрокинув голову, арранкар расхохотался. — Ты, что, не знал? Я на самом деле мужик, — улыбнулась Аоки, — Шифруюсь просто.-3-
Сквозь высокие узкие окна свет фальшивого солнца пробивался внутрь Лас Ночес, освещая бесконечные коридоры и заставляя белый мрамор переливаться радужным цветом. Однако эта солнечная феерия не доставала до противоположной стены, тонувшей во мраке. Гриммджоу, щурясь, смотрел, как золотистые лучи лениво скользят по стенам дворца. Он слышал, что в мире живых солнце теплое, оно греет и дарит жизнь, а здесь оно так же холодно и равнодушно, как безжалостная пустыня Уэко Мундо, как весь этот гребанный мир! Джагерджак строптиво передернул плечами и слабо зашипел от боли. У культи на бинтах выступила кровь, несколько темно-алых капель глухо упали на отвратительно-белый пол. Своим острым слухом он услышал характерное цоканье подбитых каблуков по полу. Надо же, явилась — не запылилась! С того раза, как поганая синигами получила за свою выходку, Аоки старалась не приближаться к нему ближе, чем на два метра. Ни единой колкости, ни недовольного шиканья, ни одного навязчивого доставания — женщина игнорировала существование пустого. Однажды даже при случайной встрече развернулась на все сто восемьдесят градусов и пошла в совершенно противоположном направлении, лишь бы не пересекаться с арранкаром. Сучка! Он, что, теперь не достоин ее внимания? Совсем страх потеряла?! — Ты торчишь мне должок, сучка, — презрительно бросил в спину удаляющейся женщине. — Помнишь? Хорош меня игнорировать, тварь! Кимико остановилась, положив руки на пояс, пробубнила что-то невнятное. Резко развернулась, подошла к окну, подсела рядом на подоконник, на котором сидел покалеченный арранкар, скрестив ноги перед собой. — Я тебя не понимаю, — начала она довольно экспрессивно, но сразу же изменила интонацию на более спокойную. — Сначала ты хочешь, чтобы я от тебя отвалила — и я отвалила. Этого, я считаю, достаточно для «должка». Но нет. Это тебя не устраивает. Так чего ты хочешь? — Болтай поменьше или захлопнись, блядь, — огрызнулся в ответ арранкар. — Невероятно, — с надрывом выдохнула синигами, прислонив ладонь к лицу и поправив короткую челку. — Из эспады выпихнули, без руки остался, а гонор все еще при тебе. — Нет, лучше заткнись! — Гриммджоу посмотрел на Аоки. Никто еще не вызывал у него такую ненависть и отвращение, как она. Она шляется за ним по пятам? Бесит. Перестала — бесит. Не затыкаясь что-то вякает — бесит. Молчит — бесит! Объяснения к подобному отношению к ней Секста не нашел. Да и не хотел искать. Любое размышление об этом приводило его к одному и тому же ответу. Он ревнует… Ревнует! То, что ему не принадлежит! Это жалко! — Так что мне сделать, Гриммджоу-сама? — наигранно всхлипнула синигами, выгнув спину, едва ли не прижимаясь к нему. — Меньше болтать или все-таки заткнуться? — томно прошептала Кимико. Арранкар на долю секунды опешил. Что это она удумала?! Он почувствовал, как тянущее чувство появилось внизу живота, когда синигами мягко уперлась ладонью о его грудь, а второй провела по остатку маски, а горячее дыхание обожгло кожу возле уха. Мужчина грубо оттолкнул от себя Аоки, та лишь звонко рассмеялась. Мразь. — Ну, что ж… ты свой шанс профукал, — синигими попыталась успокоить смех, посмотрев с хитроватым прищуром на взбешенного арранкара. Гриммджоу скривил губы не то в усмешке, не то в отвращении, кадык на его шее нервно подергивался. Аоки без особых усилий смогла прочитать во взгляде его лазурно-голубых глаз: «какого хрена?!». — А я даже была не против. Синигами легко и грациозно спрыгнула с подоконника на мраморный пол, посмеиваясь. Поправляя шарф, синигами, пританцовывая, двинулась в сторону своих покоев. — Вот ты сучка, — усмехнувшись, протянул Джагерджак, вернувшись к созерцанию пейзажа пустыни. — А ты — тормоз, — ответила, не поворачиваясь, Кимико. — Все. Шанс, выражаясь твоим языком, проебан. До свидания, сдохни побыстрее и не мозоль нам всем глаза, Гриммджоу. — Еще увидимся, сука синигамская.-4-
Такая маленькая, такая беззащитная и хрупкая. Карие глаза Владыки впитывали каждую черточку испуганного лица Орихиме, заинтересованно скользили по точеной фигурки, по шелку волос. Здесь ей явно не место. В этом холодном безликом дворце принцесса из мира живых совсем зачахнет. Ну, ничего. Айзен не намерен долго томить ее в покоях Лас Ночас. Мужчина неожиданно почувствовал на себе чей-то взгляд. Чей-то очень знакомый и недовольный взгляд. Владыка улыбнулся уголками губ. Неужели она опять за свое? Он же просто решил оценить, стоит ли его новая игрушка затраченных усилий, вот и все. И не стоит смотреть на него именно таким взглядом. Орихиме едва заметно дрожит, в искристо-серых глазах плещется страх, такой ярый, что заметен даже Айзену с его трона. Хотя, есть в ее взгляде что-то еще. Решимость. Готовность выдержать любое испытание ради своих друзей. Как это мило! Этот нежный цветочек готов принести себя в жертву. Что ж, изволь. Теперь она во власти Соске и будет послушным безмолвным орудием в его руках. А теперь этот цветочек должен показать, что и у нее есть что-то, что сейчас спасет ей жизнь, а то ее затопчут, и даже не пожалеют эти звери в белых одеждах. Кимико возненавидела эту девчонку с первого взгляда. Она терпеть не могла таких воздушных беззащитных красавиц. Рядом с ними она чувствовала себя неуклюжей, грубой, мужиковатой уродиной. Да еще прибавить то, что она обрезала себе волосы и теперь еще больше напоминает мальчишку. Не удивительно, что Айзен решил привести себе кого-то более женственного. Кого-то, кто моложе ее самой. Если бы Кимико могла испепелять взглядом — Иная бы уже давно превратилась в дымящуюся горстку пепла. Женщина, кипя от ярости, наблюдала, как красавица из мира живых восстанавливает руку Гриммджоу и его место в Эспаде. Если бы Аоки не была так зла, она бы восхитилась способностью девчонки. Но сейчас она хотела только одного — унизить, уничтожить, растоптать гордость Орихиме, превратить ее в тень, в пустое место. План мести пришел ей в голову незамедлительно. И она соткет эту месть не своими руками, а используя тех, кто не видит никого, кроме своего идола. Лицо женщины озарила торжественная улыбка, а в темно-синих глазах заплясали чертики. Лоли и Меноли сопротивлялись недолго. Они уже были готовы убивать от злости — достаточно было просто направить все по нужному руслу. Глупые девчонки буквально истекали ядом от того, что Владыка уделяет свое царственное внимание какой-то слабачке из мира живых. Если они смирились с увлечением Айзена Кимико, то терпеть рядом с ним эту принцессу они не собирались. Девушки не стали раскрывать подробности своего демарша против Орихиме, но Аоки была уверена, что они не заставят себя ждать. Кимико с приподнятым настроением прогуливалась по коридорам Лас Ночес, немного пританцовывая. Теперь все зависит от этих двух дур. В ближайшее время они придут к этой Орихиме и изобьют ее так, что мать родная не узнает. Ну, а если у них не хватит смелости — всегда можно найти еще кого-нибудь. — У тебя подозрительно хорошее настроение, — язвительно пропели над ухом женщины. — По поводу чего? Тебя так радует факт моего возвращения в Эспаду? — Может быть. А может и нет, — усмехнулась женщина в ответ, повернувшись лицом к спрашивающему. Гриммджоу оскалился и помахал перед лицом Кимико восстановленной рукой. — Как тебе, а?! Теперь я снова Секста Эспада! Я Король! — Здорово! — нельзя было понять: то ли Аоки издевается, то ли по-настоящему удивляется. В последнее время эта граница в их общении была сильно размыта. — Теперь нужно тебе еще рот зашить, и будет шик да блеск! — нет, она все-таки издевается. Сильные пальцы легли на шею женщины. Кимико напряглась, ожидая худшего, но, к ее удивлению, арранкар начал нежно поглаживать кожу в том месте, где лихорадочно бился пульс. Кимико спокойно посмотрела мужчине в глаза, слегка приподняв одну бровь. Синигами накрыла его запястье своей ладонью. — Я же могу придушить тебя, — хрипло прошептал Джагерджак, не переставая ухмыляться. — Благосклонность Айзена ты потеряла, когда тут появился кое-кто помоложе да покрасивее. Женщина засмеялась. Странная реакция на угрозу смерти. — Дерзай, — Аоки продолжала истерически смеяться, но резко остановилась и театрально закатила глаза. Выражение ее лица было серьезным и холодным.— Убери руку, Гриммджоу. Я не в настроении. — А могу шею сломать, — продолжил пустой, наклоняясь ближе к синигами, — или загрызть тебя, — клацнув зубами, прошептал Секста. Бывший офицер отчетливо почувствовала его горячее дыхание на своей коже. Женщина молчала, с толикой отвращения отвернулась и просто смотрела на мраморный пол. Ее глаза отражали те думы, что в данную минуту терзали женщину. — Я сказала: убери свою руку, — хладнокровно отчеканила Аоки, силой сжав запястье Джагерджака и оттолкнув от себя. — Что случилось, блядь?! — глухо прорычал Секста, отходя от нее. Ухмылка слезла с его лица, нефритовые глаза потемнели. Арранкар ссутулился и, сунув руки в прорези хакама, попытался обойти Кимико. Он потянул за край кроваво-красного шарфа, шелковая ткань мягко скользнула по плечам синигами, обнажая все еще видневшиеся следы от укусов. — Раньше ты против не была, а теперь выебываешься. — Или, — продолжил пустой, заставив Кимико отступить на пару шагов назад и внимательно следить за каждым движением мужчины, — с двумя руками я тебя больше не устраиваю? — не по-доброму усмехнулся Секста. — Фетиш на калек? — Ничего не могу с собой поделать, — голос Аоки слегка дрогнул, но не от страха. Гриммджоу знал, как звучит страх. Это определенно был не он. Синигами гулко вздохнула и положила свои руки на пояс. — Я питаю жалость к увечным животным. Надменная и бесцеремонная тварь. Опять закрутила старую шарманку пафосной шлюхи. Раздражает! Чокнутая баба: сначала крутится перед ним, бросая недвусмысленные намеки, а теперь делает вид, что ничего и в помине не было! Так зачем надо было затевать подобное? — А я увечных не жалею, — протянул Гриммджоу. В густом полумраке коридора алчно и хитро сверкнули его глаза. Миг, и Джагерджак прижимает Аоки к стене, опаляя горячим дыханием кожу на щеке. Женщина попробовала отстраниться, но тщетно. Кимико уперлась руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть его. Но, кажется, Сексте еще больше нравилось, когда она противится и сопротивляется. — Отойди от меня, — прошипела Аоки. — А то что? — хищно усмехнулся он, сильнее прижимаясь к ней. Крышу медленно, но верно, сносило далеко-далеко, на окраину Общества Душ. От ее запаха, от вида ее раскрасневшегося лица, от того, что она так близко. — Я… — Кимико не знала, что сейчас она должна ответить. Дразнить Гриммджоу было весело, но она никогда не предполагала, что он перешагнет эту грань. Она не рассчитывала на то, что арранкару снесет крышу, и он не накинется на нее, как моряк, не видевший женщину несколько месяцев. Аоки рассчитывала, что страх перед Айзеном сдержит Джагерджака, но она ошиблась. В ее идеальное уравнение затесалась неизвестная переменная по имени Орихиме, и все подсчеты стали неверны. — Теперь я могу не бояться Айзена, верно? — рассмеялся он. Лицо Сексты было в нескольких сантиметрах от ее собственного. — У него новая зверушка… Как насчет того, чтобы мы поиграли вместе в новую игру? Можешь не отвечать, — его рука скользнула вниз, коснулась внутренней стороны бедра Аоки, прикрытого тонкой тканью. — Я все равно тебя не отпущу. Аоки почувствовала, как внутри нее все оборвалось. Дышать стало невероятно тяжело, а ноги и руки стали ватными. Что это? Что это за чувство? Это страх? Нет. Тогда что? К горлу поднялся отвратительный ком, голова закружилась. Арранкар по-хозяйски обхватил ее рукой за талию, плотно прижав к себе, оставляя новый след от собственных зубов на ключице синигами. Аоки лишь испуганно охнула, поднеся дрожащую ладонь к лицу и дотронувшись указательным пальцем до полураскрытых губ, сердце бешено заколотилось, намериваясь покинуть грудную клетку. Почувствовав, что брюнетка ведет себя нетипично, арранкар остановился. — Что такое? — озлобленно спросил Секста, остервенело убрав ее собственное запястье от лица. — Ты… — прошептала женщина, наконец, повернувшись к Гриммджоу лицом. Но взгляд ультрамариновых глазах прошел словно сквозь него. — Ты пустой. Ты мне отвратителен. Я тебя ненавижу. Если мне выпадет шанс убить тебя — без раздумий убью. Но… Секста свирепо зарычал, оскалив зубы с явно выдающимися клыками. Отвратителен?! Ненавистен?! Так какого хрена она тут своим хвостом вертит?! — Ты, блядь, охерела?! — арранкар ударил кулаком по стене в миллиметре от головы Кимико. — С Айзеном тоже так себя вела?! На тебя смотреть противно, не то, что трахать! — Ты представить себе не можешь, как мне от самой себя противно, — Аоки закрыла лицо руками и судорожно вздохнула. — Так какого хрена?! — выпалил Гриммджоу. — Какого, блядь, хрена ты вообще это начала, сука?! Джагерджак грубо оттолкнул от себя синигами, резко развернувшись, убрав руки в прорези своих белоснежных хакама. — Я тебя терпеть не могу! Я хотела тебя игнорировать! Я пыталась! Но чем больше пыталась тебя избегать, Гриммджоу, тем больше мне не хватало того, что ты меня раздражаешь! — взбудораженно кинула ему вдогонку синигами. Она не кричала и не истерила, но голос ее был крайне эмоциональным. Женщину охватили смешанные чувства: зачем она все ему сейчас рассказывает? Но так хотелось все высказать именно ему. — Со мной раньше этого никогда не происходило! Я не знаю, как вести себя в таких ситуациях! Ты мне отвратителен, так почему я так хочу быть рядом с тобой?! Почему меня так волнует, что с тобой?! Почему?! Арранкар остановился, бросив меланхоличный взгляд из-за плеча. Аоки нервно рассмеялась, увидев абсолютное отсутствие реакции Сексты на услышанное. — Я, что?.. — протянула женщина, но тут же осеклась. — Интересно, — Шестой схватил женщину за воротник и грубо притянул к себе. — Ну, и «что ты», а?! — в его глазах снова появился маниакальный блеск, а из горла рвалось глухое рычание. Джагерджак облизнул внезапно пересохшие губы. Из-за того, что он оттягивал ткань, грудь Кимико грозила вырваться из стесняющего ее плена одежды. — … люблю тебя? — теперь ничего не зависит от нее. — Любишь?! — Секста отрывисто рассмеялся. Какая нахер может быть любовь?! Что она несет?! Привязанность и любовь — это муть для слабаков. А он Король! Король, на которого променяли Владыку. Арранкар тряхнул головой. Зря она это сказала. Глубоко вздохнув, Гриммджоу поднял тяжелый испытующий взгляд на напряженное лицо женщины. Кимико молчит, нервно кусает губы. Боится? Что-то не похоже… Дажегрджак вновь толкнул Аоки к стене и впился в ее губы поцелуем. Кимико ответила на поцелуй, не задумываясь. Ее руки мгновенно обвились вокруг его шеи. Вот чего ей всегда не хватало в отношениях с Айзеном! Соске слишком много болтает и никогда не делает ничего спонтанного. В его планах все спланировано, и это раздражало. Арранкар зарычал, покрывая поцелуями ее шею. Аоки откинула голову назад, затылком упираясь в стену. Секста, снова завладев губами женщины, смял ее грудь, оставляя следы на нежной коже. Женщина провела рукой по остаткам маски на лице Гриммджоу. Рука спустилась к его шее и скользнула ему на грудь. Джагерджак не ответил, лишь жадно ухмыльнулся. Кимико обхватила его за плечи, и арранкар, приподняв женщину за талию, уткнувшись лицом в грудь Аоки, коснулся языком острого соска. Застонав, женщина закинула ноги ему на пояс. Кимико начала стягивать с арранкара его белую, как снег, жилетку. Ее руки тряслись от возбуждения. Факт того, что они делают это в коридоре, добавляло еще больше остроты происходящему. В любую минуту их могут поймать. — Охренеть, — хрипло шепчет Гриммджоу, сражаясь с поясом ее хакама. — У меня от тебя крышу сносит… — Заткнись, — женщина звонко рассмеялась завораживающим смехом. Все тело было будто объято пламенем, воздух загустел, и Кимико задышала мелко и часто. Она чувствует пальцы арранкара на своем животе и слегка подается вперед, пока ее ладонь ласкает шею и плечи Джагерджака. Когда он вошел в нее, в голове Кимико все перемешалось, время остановилось. Дыхание сбилось окончательно, и женщина в порыве страсти впилась своими ногтями ему в спину. Гриммджоу, стискивая ее в объятиях, хрипло застонал, проводя руками по ее груди, бедрам, словно пытаясь запомнить каждую линию ее манящего, притягательного тела. Джагерджак тонет в омуте ее темно-синих глаз, слегка прикусывает кожу на ее шее. Плевать, что их могут увидеть! Последние отголоски разума, которые приказывали остановиться, исчезли. Тело женщины покрылось мурашками, сердце бешено забилось. Кимико никогда раньше не испытывала такого удовольствия. С каждым его движением, с каждым его касанием, с каждым его поцелуем она падала всё дальше в пропасть, из которой уже не будет выхода. Джагреджак хрипло стонет и, чувствуя близкий оргазм, ускоряет темп. Кимико схватила его за волосы и, прижав его голову к себе, развратно поцеловала арранкара. Кимико охватило обжигающие, кружащее голову ощущение, когда Гриммджоу совершил последний, самый сильный и глубокий толчок внутри неё. Она не хотела сдерживать стон удовольствия, но это было необходимо. Сердце стало биться медленнее и спокойнее. Дыхание начало восстанавливаться. Женщина в изнеможении прижалась щекой к мускулистой груди арранкара. Дыхание Гриммджоу обжигало ее шею. Поставив ее на ноги, Секста кое-как привел в порядок свою одежду, не выпуская Аоки из объятий, и, подхватив ее на руки, ухмыльнулся. — Ну? Твои покои или мои? — А разница? — в тон ему откликнулась женщина, проводя пальчиком по его губам, спускаясь вниз по шее, подбородку и слегка царапая ямку между ключицами. — Значит, мои, — рассмеялся мужчина, уходя в сонидо.***
Женский голос затих. Тишина повисла в маленькой камере для заключенных. — И… что было дальше? — Знаешь, — заключенная глубоко вздохнула, — будь я на твоем месте, давно бы задумалась: «говорит ли эта предательница правду или просто издевается?». Ну да ладно. Что было дальше? Дальше это все стало напоминать одну из тех театральных постановок с фестивалей. — Эти фестивальные постановки… — аристократ устало откинулся на стуле, сложив руки на груди. Капитан отрешенно вздохнул, потерев кончиками пальцев переносицу. Он утомился. Кимико заметила его измотанный взгляд серых глаз еще давно. Наверное, он самого раннего утра на ногах или вообще не еще ложился. Разбирал отчеты? Подписывал документы? Бедный милый мальчик… — В этом году опять была эта муть про дельфина. Аоки слабо улыбнулась. — Как жаль, что я ее пропустила. Это моя любимая.-5-
Сегодня день был просто переполнен пищей для ума. Думы поглотили Бога с головой и не собирались просто так отпускать. Да, сегодня он посвятит этому весь день. Практически весь день. Пища для ума имеется, а вот пищи телесной — недостаток. Только что дрожащий арранкар на коленях подполз к трону Владыки и срывающимся голосом сообщил, что его любимое тофу закончилось на кухне. Айзен искренне расстроился, но отпустил пустого. Не было настроения даже пугать этих пешек, лишний раз указывать им их место. Он устало откинулся на троне. Мужчина устало нашарил мундштук, который когда-то давно ему подарила Кимико, и коробочку с табаком, в которой последнего не оказалось. Сегодня неудачный день или ночь… не важно! Он с отвращением кинул эту коробку-шкатулку в стену. Итак, Кимико решила позволить себе предпочесть Сексту, творение Айзена, самому творцу. Ну, что за глупость?! Женщины склонны к необдуманным поступкам, но эта выходка отдает сумасбродством. Эта женщина, именно эта женщина, приносит в его жизнь проблемы. В основном, проблемы, которые он должен решать за нее. А что если… Да! Если механизм не работает должным образом, не нужно выбрасывать весь механизм — достаточно заменить деталь. И измену он терпеть не намерен. Это была последняя капля ее глупости. — Да вы здесь, Айзен-тайчо, — знакомый елейный голос заставил Владыку пустоты отвлечься от своих размышлений. — Какая неожиданность. — Гин? — он уже не спрашивал, зачем он здесь, что привело эту лисицу сюда. Если Ичимару здесь — значит, случилось то, о чем он должен узнать сию минуту. Синигами-предатель, спрятав руки в широких рукавах косоде, неспешно скользил к трону Владыки. Мужчина слышал, как блондин мурлыкал себе под нос какую-то мелодию. Такую знакомую, но вспомнить, где он слышал ее до этого, Айзен не мог. Ичимару подошел к трону Владыки и практически по-хозяйски облокотился о его гридушку. — Прекрасный день, Айзен-сама, не находите? — промурлыкал Гин. — Знаете, в последнее время мне кажется, что воздух… он просто наполнен любовью, представляете? Такое легкое, невесомое чувство и в то же время вполне ощутимое. А вы как считаете? — Что ты хочешь, чтобы я ответил? — Айзен подпер голову. — Чувствую ли я этот «запах любви»? Я в нем не нуждаюсь. Зачем мне то, что мне не нужно? — его длинные аристократичные пальцы коснулись шоколадной пряди. — Любовь нужна всем, Айзен-тайчо. Мне, вам… даже Канаме. И, — Ичимару выдержал многозначительную паузу, — арранкарам. Владыка многозначительно приподнял бровь, поворачиваясь лицом к Ичимару. Пусть его глаз не видно, но Соске мог биться об заклад, что в них сейчас пляшут искорки коварства. — Ты же пришел сюда не говорить со мной о «запахах любви». — Нет, Айзен-тайчо, именно о них. Только не надо так грубо. Запах… Аромат больше подходит, верно? — И что же за аромат, — это слово Айзен особо выделил интонацией, — ты учуял? — Даже не учуял. Увидел. Причем, знаете, ничего пошлого. Какое-то время владыка молчал, смотря в какую-то определенную точку. Соске положил свою руку на подлокотник и стал барабанить по ней пальцами. — И? — И что же я увидел, имеете вы в виду? Я видел Аоки-сэнсэй в объятиях нашего Секста Эспада. И знаете, мне показалось, что Гриммджоу почти счастлив. Почти — это потому что он почуял меня. Думал, накинется, а нет. Ни один мускул на лице Бога не дрогнул. Никакого проявления эмоций на полученную новость. Хотя никто, даже та же Кимико, не знает, что творится внутри. В его голове. — Я уже знаю об этом, Гин. — Мне это известно, Айзен-тайчо. Мне просто захотелось с вами посплетничать. Не с Канаме же мне обсуждать подобное. А с Аоки-сэнсэй не поболтаешь о том, кто это очутился в ее постели за утренним чаем, — Ичимару хихикнул. — Знаете, а они довольно интересная пара. — В чем, например? — его голос спокойный, но жесты говорят об обратном. Айзен перестал барабанить по подлокотнику, буквально впиваясь рукой в обивку. Заглушив это секундное проявление чувств, он убрал руку. Это не ускользнуло от проворных глаз Ичимару. — Арранкар и синигами, хоть и отступник, это уже само по себе необычно. Непримиримые враги сливаются в жаркой битве страсти… Как поэтично, не правда ли? — улыбка Гина стала шире. — Напиши по этой теме отчет. — Может, лучше книгу, Айзен-тайчо? — А ты уверен, что тебе хватит материала на целую книгу? — На несколько томов, Айзен-тайчо. — Ну, тогда тебе лучше начать писать ее сейчас, — он посмотрел на него своими холодными, кофейного цвета глазами. — Так как дел у тебя будет невпроворот. — Тайчо, вы на корню губите мои творческие планы, — Гин тяжело вздохнул и состроил брови домиком.***
— П-п-ростите, тайчо, — пропищал мальчишка-синигами с подносом с едой для заключенной. — Мне-мне нужно… — Да, — сухо кивнул Бьякуя. — Забавно, я никогда не предполагала, что мне так будет нравится тюремная еда, — усмехнулась Кимико, принимая плошку с рисом. — По крайней мере, это лучше, чем обеды в Лас Ночес! Подождешь? — Конечно.