Цитринитас

      Гарри с трудом мог себе объяснить, почему сердце у него замирало всякий раз, стоило ему приблизиться к директорскому кабинету.       Рвано выдохнув, он толкнул тяжелую дверь. Как бы там ни было, а ждать в сложившейся ситуации помощи или хотя бы подсказки, ему больше было неоткуда. Поэтому он покорно принял поднимающуюся из глубин нутра тяжесть и подошел к портрету директора, мирно дремлющему в золоченной раме.       — Зачем вы хотели меня видеть, профессор?       Дамблдор, потревоженный тихим окликом, открыл глаза. В который раз Гарри почувствовал себя совершенно беззащитным под этим взглядом. Как будто он все тот же мальчишка, впервые перешагнувший порог директорского кабинета. Чтобы оправдаться. За то, в чем не было его вины.       — Это ты хотел со мной поговорить, Гарри. Я всего лишь избавил тебя от необходимости в очередной раз объясняться с Минервой.       Гарри с шумом втянул воздух. Ходить вокруг да около не хотелось.       — Я все испортил, Альбус, — резко выпалил он.       Директор понимающе кивнул, глядя на Гарри поверх очков.       — Разговор не задался? Честно говоря, не удивлен.       — Я наговорил ему ужасные вещи, — голос у него сорвался. — Ужасные.       Дамблдор откинулся на спинку кресла. Белые брови взметнулись вверх.       — Предложил воспользоваться легилименцией?       Глаза юноши расширились от удивления.       — Откуда вы...       Хотя чему еще он удивлялся?       — Всего лишь предполагаю, — спокойно ответил директор. — Но да, соглашусь, это было довольно опрометчиво. Напрасно ты не дослушал меня в прошлый раз, Гарри, этой неловкости вполне можно было избежать.       Неловкости! Что сказать, Дамблдор умел подбирать выражения.       — И что теперь вы прикажете мне делать, профессор?       — Прошли времена, когда я тебе приказывал, Гарри. Не берусь судить, улучшилось ли от этого твое положение, но, как бы там ни было, принимать решение ты должен теперь сам.       Гарри поморщился. Что-то подсказывало ему, что с тех времен изменилось не так уж много.       — И что же это за решение, которое, как вы решили, я должен теперь принять?       — Не торопись, мой мальчик, — Дамблдор великодушно пропустил сарказм мимо ушей. — Такие дела не терпят спешки. А еще лучше присядь, разговор будет долгим. И в этот раз очень советую тебе не выбегать из кабинета, не дослушав до конца. Как ты сам убедился, это только усугубляет ситуацию.       Призвав заткнуться интуицию, не промедлившую сообщить о том, что в разговоре с подобным анонсом утешительного будет мало, Гарри примостился на углу низкого столика, стоящего как раз напротив директорского портрета.       Дамблдор рассматривал его долго и внимательно, как будто взвешивал какие-то одному ему известные за и против. Решимости директору всегда было не занимать, но в этот раз Гарри заметил, что тот выглядит каким-то неестественно озадаченным.       — Итак, мой мальчик, — наконец начал он. — Ключ к ответу на все вопросы, которые роятся в твоей голове, существует всего один. И он все это время был у тебя перед глазами. Присмотрись, и, по возможности, предельно внимательно, к портрету, находящемуся по левую сторону от меня, — Дамблдор театрально повел рукой в сторону изображения Снейпа. — Уверен, что к настоящему моменту ты уже достаточно успел разглядеть оригинал и потому, без сомнения, сможешь понять. Присмотрись и скажи мне, что ты видишь.       Мысленно высказав несколько добрых пожеланий в адрес директора с его вечными загадками, Гарри глубоко вздохнул, посчитал до пяти, поднялся и сделал несколько шагов к портрету Северуса. Тот по-прежнему выглядел совершенно отрешенным, лишенным каких бы то ни было, традиционно присущих портретам, признаков жизни. Силясь справиться с внезапно накатившим волнением, Гарри скользнул внимательным взглядом по устремленным в пустоту тоннелям черных глаз, плотно сжатым губам, такой знакомой линии подбородка. Наконец, внимание его привлек маленький, едва различимый шрам, проходящий по левой скуле, почти полностью прикрытый волосами. Напрягши зрительную память, Гарри вдруг отчетливо вспомнил, что видел этот шрам на лице Северуса справа. Выходило, что изображение на портрете было зеркально отражено.       — Но ведь у него...       Дамблдор удовлетворенно кивнул. Едва ли он допускал хотя бы мысль о том, что Гарри мог не заметить.       — Превосходно, мой мальчик. Ты начинаешь улавливать суть. Этот портрет — действительно зеркало.       Понятнее не стало. Едва слышно, все еще не сводя взгляда с бледного усталого лица, Гарри проговорил:       — Но я не понимаю, директор. Как это может быть? Я нашел его здесь, в дальнем углу кабинета. И, насколько мне известно, портреты всех директоров Хогвартса обнаруживаются здесь после того, как они...       — ...умирают, — живо подхватил Дамблдор. — Ты прав. Но ведь Северус-то жив. К тому же, я полагаю, твоего знания его характера вполне достаточно, чтобы понять — он не стал бы заготавливать впрок собственных портретов.       — Зачем же в таком случае ему понадобилось... Я не понимаю, профессор.       Дамблдор склонил голову, явно обдумывая ответ.       — Это зеркало — мощный магический артефакт, Гарри, и поверь, у него были причины ним воспользоваться. Как ты понимаешь, после того, как Северус получил пост директора, забот у него значительно прибавилось. Вряд ли, конечно, дело было только в этом, но, возможно, само по себе пребывание в этом кабинете влияло на него не самым лучшим образом. Во всяком случае, прежде мне не приходилось видеть, чтобы одному человеку было по силам породить дементора.       — Что?!       — Дементор, Гарри, — терпеливо повторил директор. — Домашнее существо, вполне под стать нашему Северусу. Ты же знаешь, они появляются в местах, которые служат им питательной средой, в местах, где присутствует очень высокая концентрация боли, страха, ужаса, горечи... отчаяния. Всего этого Северусу всегда было не занимать, но в последний год он превзошел самого себя.       Гарри ошарашено попятился назад к столику, пытаясь уложить в голове полученную информацию.       — Дементор появился здесь из-за него? То есть, я хочу сказать... вот так просто? Материализовался?       — В последнюю очередь можно назвать это чем-то простым, Гарри, уж поверь, — поспешно возразил директор. — Но в целом да, ты прав. Дементор появился здесь ближе к зиме и с тех пор жутко его донимал.       — И он не мог ничего с ним сделать? — пораженно выдохнул Гарри. — Просто выгнать... не знаю... уничтожить? Их вообще можно уничтожить?       Дамблдор покачал головой.       — Эти твари бессмертны, Гарри. И если кому-то и подчиняются, то только тем, кто в состоянии поставить им то, без чего они не выживают. В тот год, когда дементоры Азкабана были направлены министерством для охраны Хогвартса, моим обязательным условием было, чтобы они ни в коем случае не заходили на территорию замка. Единственная их заинтересованность от пребывания здесь состояла в том, что когда Сириуса поймают, им, наконец, будет, чем поживиться. Но как ты знаешь, они нарушали нашу договоренность, едва появлялась возможность напитаться свежими эмоциями учеников.       При упоминании имени Сириуса незаживающая рана внутри как будто открылась. Гарри поспешил сосредоточиться на сути разговора.       — Но ведь тогда, во время матча, вы выгнали их, и они послушались. Северус тоже был директором, и...       — Видишь ли, мой мальчик, решение этой проблемы для Северуса могло быть крайне простым. Дементоры в то время едва ли не свободно перемещались по территории, хотя вход в замок им и был категорически запрещен. Но даже находясь в некотором отдалении, они были вполне удовлетворены. Хогвартс в прошлом году сильно отличался от того Хогвартса, к которому ты привык. Северус вполне мог отправить своего дементора к сородичам, я, во всяком случае, советовал ему поступить именно так. Но он отказывался, мотивируя это тем, что дементор вряд ли предпочтет общий стол с разреженным питанием единоличному сытному существованию в непосредственной близости к живому человеку. То, что этим человеком был он сам, его как будто совершенно и не смущало.       Гарри застыл в задумчивости, разглядывая лицо Дамблдора. Неужели тот не понимал?       — Он не хотел, чтобы из-за него пострадали, а, может быть, и погибли другие люди, Альбус, — медленно проговорил юноша. — Породив монстра, хоть и не намеренно, он во что бы то ни стало хотел уберечь от него других.       — Возможно, — невозмутимо отозвался тот. — Но как бы там ни было, проблема оставалась. Патронус, сам понимаешь, в такой ситуации совсем не выход. Поэтому он некоторое время предпочитал пользоваться методом защиты, который считал наиболее действенным.       Гарри сразу понял, о чем шла речь. Тут же вспомнилось, с каким жаром он два года назад оспаривал предложенную Снейпом тактику борьбы с дементорами. Выходило, что напрасно.       — Окклюменция? — осторожно спросил он.       — Именно. Этот метод действительно хорош, при закрытом сознании дементор просто не может тебя обнаружить. Для кратковременных контактов это работает, но когда такая тварь все время рядом... — на секунду Гарри показалось, что Дамблдор едва заметно поежился. — Стоит чуть ослабить защиту — и дементор тут же станет увиваться рядом. И хотя за все эти годы Северус освоил такие уровни окклюментивной защиты, пробить которые другому человеку практически невозможно, дементор — все же не человек. Его интересует не столько сознание, сколько эмоции. А с этим у Северуса сложилось куда хуже. Он всегда был излишне эмоционален. И хотя большинство эмоций он блокировал, совладать с самыми сильными ему никогда не удавалось. Поэтому он предпочитал их модифицировать. Как, например, в случае с тобой. Беда в том, что при этом меняется только качество чувства, но никак не его интенсивность. Так что уберечься от дементора с помощью окклюменции у него получалось лишь отчасти.       — И как это все связано с портретом, профессор?       — Самым прямым образом. Передав по моей просьбе тебе меч, он вернулся сам не свой. Не знаю, что там у вас произошло, но после этого дементор от него совсем не отставал. Со мной он об этом не говорил, отмалчивался, как всегда. Но, судя по всему, окклюменция ему перестала помогать. И тогда он сотворил это.       — Сотворил что? — нахмурился Гарри. Дамблдор выдержал многозначительную паузу, после чего изрек:       — Что тебе известно о крестражах?       — Что?       — Важно, чтобы ты понял отличия, прежде чем узнаешь суть.       Разговор нравился Гарри все меньше. Но мысленно пообещав себе дослушать директорскую речь до конца, он, правда без особого воодушевления, ответил:       — Хорошо, профессор. Экзамен так экзамен. Крестраж консервирует часть души, что позволяет обезопасить себя от смерти в случае... нападения... — от внезапной догадки его как будто окатило ледяной волной. — Вы хотите сказать, что он... Нет, не может этого быть! Это ведь не...       — Хорошо знакомый тебе крестраж — не единственное, что можно сделать с расколовшейся после убийства душой, — Дамблдор в этот раз определенно не находил причин скрывать от Гарри правду, какой бы она ни была. — Но в любом случае это магия темная, мой мальчик. Очень темная и очень могущественная. И многолетнее увлечение Темными искусствами не прошло для Северуса даром.       Дышать почему-то стало больно. Стараясь отвлечься, Гарри с силой потер виски. Почему это все снова происходит с ним? Впрочем, выбора у него, как и прежде не было. Взяв себя в руки, Гарри поднял на Дамблдора полный отчаяния взгляд.       — Он заключил часть своей души в это зеркало?       — Не смотри на меня так, Гарри, со мной он этого не согласовывал.       — Не согласовывал?! — сдерживаться больше не было сил. Гарри почувствовал, что просто взорвется, если останется на месте и не начнет двигаться. Пытаясь совладать в захватившим его негодованием, он прошелся к окну и обратно. — Да ведь это же все из-за вас, Альбус! Вы толкнули его на это убийство. Гениальный план — кто поспорит! Но какой ценой! У меня всего один вопрос. В вас когда-нибудь было к нему хоть немного сочувствия? Простите, но на фоне этого все ваши увещевания на тему силы любви превращаются просто в ничто. Вы же просто его использовали! Манипулировали в своих целях всем, в том числе и этой самой силой его любви!       После прозвучавшего взрыва кабинет накрыла почти неправдоподобная тишина. Гарри в тщетной попытке успокоиться, принялся смотреть в окно. Дамблдор сосредоточенно рассматривал свои пальцы, а когда снова заговорил — в его интонации слышались совсем иные ноты. Смятение.       — Сила его любви всегда была предметом моего предельного интереса и внимания, Гарри, но об этом позже. А сейчас давай мы опустим эти бессмысленные отступления и перейдем к сути вопроса. Да, ты верно все понял, он действительно заключил часть души в это зеркало. Вовсе не бессмертия ради, просто увидел шанс избавиться от сводящего его с ума дементора.       — Но... как?       — Дементоры слепы, и в поисках поживы ориентируются только на человеческие эмоции. Заключенное в зеркале отражение — в сущности его ментальный двойник — оставаясь прочно связанным с Северусом, транслировало их точно так же, как это делает человек. Северус все эмоции сливал туда, что решало сразу две проблемы — значительно разгружало его психику и отвлекало дементора от него самого. Дементор их чуял, непрестанно крутился вокруг зеркала, хотя вобрать в себя через отражение ничего не мог.       А вот теперь пришел страх. Гарри почувствовал, как внутри него затягивается какой-то болезненный узел. Он прикрыл глаза, пытаясь расслабиться. Он должен выдержать. Хотя бы ради Северуса. Только ради него.       — А эта его связь с отражением... она односторонняя или оно так же способно влиять на него? Ну, как мы с Волан-де-Мортом. Я имею в виду сейчас. Скажем, может ли он слышать то, что адресовано отражению?       — Я думаю, ответ на этот свой вопрос ты уже знаешь, Гарри. Нет. Для того, чтобы эта связь была возможна, ее необходимо поддерживать. Когда Северус потерял память, связь прервалась. Но то, что ты сейчас видишь перед собой — вовсе не изображение, это тоже Северус, только отрезанный от самого себя. Он предвидел возможность того, что с ним самим может что-то случится, поэтому наложил на изображение довольно хитрые чары. В случае его смерти зеркало приобретало вид обычного портрета, с той только разницей, что уста будут запечатаны. Что поделать, таков наш Северус. Всегда таится и перестраховывается.       — Наличие этого зеркала могло как-то повлиять на то, что он не умер? — бесцветным тоном спросил Гарри. Воспоминание больно обожгло, и лишь ценой нечеловеческих усилий он отогнал вставшую перед глазами картину. — Я ведь был тогда рядом и своими глазами видел, что он перестал дышать. Не могу сказать, как скоро после этого прилетел Фоукс, но в момент, когда я уходил из Визжащей хижины, он определенно был уже мертв.       — Безусловно, могло, — Дамблдор говорил нарочито тихо. — Но видишь ли, в случае смерти Северуса имели место две взаимоисключающие возможности. Крестраж по самой своей сути создается человеком, чтобы уберечься от смерти. Но эта история совершенно не про него.       — О чем вы?       — Ты помнишь, что я говорил тебе об алхимиках, Гарри? Убить алхимика невозможно без его на то согласия.       А ведь и правда... Как он мог не понять! До этого момента Гарри пребывал в абсолютной уверенности, что Снейп, по ошибке принятый Волан-де-Мортом за хозяина Бузинной палочки, оказался случайной жертвой. Но Северус — алхимик, и по всему выходило, что его смерть могла быть чем угодно, но только не случайностью.       — То есть вы хотите сказать, что он... сам... — Гарри изо всех сил старался унять дрожь в голосе. — Но зачем?       — А еще мы говорили о том, что добровольно отданная алхимиком ради спасения другого человека жизнь наделяет того иммунитетом к смерти. Разве это не очевидно? — немилосердно продолжал Дамблдор. — Об этом он прекрасно знал. Но вот чего не знал, так это того, что в тебе уже присутствует алхимический дар, Гарри. И уж тем более не знал, что сам же и наделил тебя ним еще в младенчестве.       Перед глазами потемнело. Осознание произошедшего обрушилось с тяжестью могильной плиты. Снейп согласился умереть ради него. Зная, что вынужден своими руками отправить Гарри на верную смерть, он все же в последний момент предпринял отчаянную попытку его спасти. Отказаться от жизни, передав алхимический дар Гарри. Ведь ни растерзанное горло, ни яд Нагайны не были бы для Северуса смертельными, если бы только он сам не пожелал этого.       Справившись с собой, Гарри все же нашел в себе силы сформулировать вертящийся в мозгу вопрос.       — Но как дар алхимика мог мне помочь, если по вашему предписанию я сам должен был пойти на смерть именно добровольно?       Дамблдор красноречиво опустил взгляд.       — Соглашусь, это его самопожертвование не давало никаких гарантий, что ты выживешь, но по крайней мере у тебя мог появиться шанс. Так, вероятно, он думал.       — Но тогда выходит... — разбитая вдребезги картина произошедшего помалу складывалась в новую. — Как раз именно поэтому я и выжил? Волан-де-Морт убил во мне крестраж, который, как и он сам, даром не обладал. А меня самого задело только по касательной... и поэтому у меня был выбор — умереть или вернуться!       — Именно так, — подтвердил директор. — Не сердись, Гарри, у меня были весомые причины рассчитывать на то, что ты выживешь.       — Но ему вы об этом не сказали!       Дамблдор задумчиво направил взгляд куда-то мимо лица Гарри, сосредоточившись на точке на стене напротив.       — Потому и не сказал. Да, ты был носителем дара, но все-таки не совсем полноценным, покуда тот, кто тебя ним наделил, оставался жив. Так что вопрос твоего выживания почти всецело зависел от готовности Северуса пожертвовать ради тебя собой. Притом безо всяких гарантий. В какой-то момент я понял, что он готов. Если бы я сказал ему об этом, это могло не сработать. Алхимия не приемлет двойного дна, скрытых мотиваций и лишних примесей. Только чистое намерение.       — Удивляюсь, как вы в таком случае могли нею заниматься... — зло оборвал его Гарри.       Встретив яростный пристальный взгляд, Дамблдор как будто даже смутился. Неспешно поправил колпак и, как ни в чем не бывало, продолжил:       — Итак, Гарри, до сих пор ты имел дело только с уничтожением крестражей. Теперь, если ты действительно хочешь помочь Северусу вернуться к самому себе, тебе предстоит освоить несколько иной процесс. И суть его сводится к следующему. Тебе необходимо будет изъять часть души, заключенную в этом портрете, и возвратить ее законному владельцу.       — И как мне это сделать?       Кажется, он был готов уже ко всему.       — Тебе лучше знать, как, — мягко улыбнулся Дамблдор. — Если мне не изменяет память, мой мальчик, тебе уже приходилось находить то, что спрятано с помощью зеркала.       Гарри какое-то время молча буравил директора взглядом, потом тихо и с расстановкой произнес:       — Душа — не камень, в карман не положишь.       — Ты прав, — со вздохом подтвердил Дамблдор. — И здесь, к сожалению, я вряд ли смогу тебе помочь, Гарри. Создать артефакт, каковым является это зеркало, без проведения сложного темномагического ритуала невозможно. С тем, как работает эта магия я знаком только в теории, да и то довольно поверхностно.       Гарри не мог избавиться от ощущения, что его снова пытаются втянуть в какую-то игру, ценой участия в которой станет его жизнь.       — Как же тогда Северус это сделал?       — Ему было с кем посоветоваться, — директор выглядел немного отрешенно. — Как тебе известно, создание крестража любого типа требует убийства. И хотя до Тома это делал только один маг, и к тому же со значительно меньшим энтузиазмом, эта тема всегда была предметом особого интереса в кругу тех, кто интересовался магией души. Это крайне сложный раздел волшебства, доступ к которому открыт по большей части только некромантам и алхимикам. Северус где-то разыскал некроманта еще до начала учебного года. И именно с его помощью вскорости и создал этот артефакт.       Гарри в удивлении мотнул головой.       — По его инициативе некромант находился в Хогвартсе?       — Насколько мне известно, он до сих пор здесь. Более того, ты с ним хорошо знаком.       Гарри внезапно как молнией ударило.       — Профессор Рабанрих...       — Так он себя называет? — усмехнулся Дамблдор, при этом слова прозвучали как-то глухо. — Что ж, возможно.       — Но зачем Северусу понадобился некромант?       Это было что-то уже совершенно запредельное. Притащить в школу мага подобной специализации! И сколь бы мало ни знал Гарри о некромантии, сама мысль о том, что настолько сильный темный волшебник второй год подряд находится рядом с детьми, пугала.       — А вот здесь, мой мальчик, имеющиеся у меня сведения крайне неполны и противоречивы, — ретировался Дамблдор. — Так что об этом тебе лучше узнать у самого Северуса.       — Очень остроумно, профессор, — раздраженно парировал Гарри. — Непременно именно так и сделаю.       — Не горячись, Гарри. Да, ты действительно так сделаешь, но вначале тебе все же придется дослушать. На чем я остановился... Ах, да, — директор поерзал в кресле, пытаясь устроиться поудобнее. — Меня самого всегда занимал вопрос возможности восстановления души до ее первоначальной целостности. Это тоже своего рода алхимический эксперимент, который я планировал провести в течение многих лет. Но долгое время не мог найти для этого подходящего материала. А Северус оказался на редкость прекрасным материалом. Постарайся не поджечь портрет, Гарри, нам ведь с тобой еще дела вести! Итак, слушай, это важно. Всякий алхимический процесс, вне зависимости от того, работает ли мастер с природными элементами или занимается преображением субстанции души, охватывает несколько стадий. На первой неизбежно происходит разложение. Гниение, раскол, распадение на части. Этот процесс неизбежен, поскольку с него все начинается. Когда я просил Северуса убить меня, я знал, что для него это станет непростым испытанием. Да, возможно, он не самый покладистый человек, но убийцей по собственной воле он бы не стал никогда. Прося его об этом, я, безусловно, преследовал известные стратегические цели, но, помимо этого, у меня были также и личные причины. Я хотел запустить в нем этот цикл, убедиться, что мои теории и выводы верны. Что существует действенный алхимический способ восстановления целостности души у тех, кто совершил убийство. Итак, когда его душа раскололась, процесс разложения был запущен. Пройдя до конца путь самоотречения, первую стадию — стадию нигредо — он завершил. Пережил ужас одиночества и смерти, ночь души, ее обнуление, потерю личности. И, наконец, добровольно сказав смерти "да", он подготовил себя к переходу на следующую стадию. Но сложность в том, что совершить этот переход в одиночку практически невозможно. Душа, пребывающая в нигредо, не имеет для этого достаточного внутреннего ресурса.       Все это уже выходило за любые рамки. Гарри занимал всего один вопрос: предвидел ли Дамблдор во всех этих идеях долгосрочные последствия своих экспериментов.       — Альбус, что вы натворили... — прошептал он.       — Я понимаю твои чувства, Гарри. Но все же позволь объяснить. Закончить этот цикл при жизни мне не удалось, но я полагаю, тебе это вполне по силам. Тем более, что ты верно угадал — в его основе как раз лежит та самая сила любви. На следующей стадии, альбедо, все связывается любовью, Гарри. На ней душе предстоит очиститься, принять саму себя, что сделать не так уж просто. Поэтому без помощи другого здесь не обойтись. И не просто другого, а того, кто способен поддержать и выдержать всю тяжесть этого принятия. Это процесс запредельной интимности, но то, что ты чувствуешь по отношению к Северусу, говорит, что ты вполне готов. И нет, я имею в виду вовсе не все эти смущающие тебя видения — все это служит лишь гиперкомпенсацией совсем иного влечения. Влечения, значительно превосходящего то, что может дать обычная физическая близость. С его помощью вы познаете друг в друге нечто куда более глубокое и куда более впечатляющее. Это повлечет за собой слияние в новом качестве, новое растворение. Если ты действительно готов, Гарри — рискни. Но учти, обратного пути не будет.       Гарри ощущал свинцовую тяжесть в голове. Близкий к тому, чтобы признать свое бессилие перед потоком свалившейся на него информации, он прикрыл глаза.       — То есть... если все удастся... То есть я хочу сказать, когда мне удастся изъять из портрета эту часть его души... после я смогу передать ее ему?       — Боюсь, Гарри, не все так просто. Да, безусловно, вернуть эту часть души ты Северусу сможешь, он все вспомнит, но останется одна проблема.       — А я боюсь, что когда он все вспомнит, проблема будет не одна, — горько усмехнулся Гарри.       — Уверен, с вашими личными взаимоотношениями вы разберетесь. Раньше или позже. Здесь дело в другом. После воссоединения, если произвести его сразу, его душа по-прежнему останется расколотой. Да и потом... Я совсем не уверен, что ты захочешь передавать ему то, что тебе откроется. Жить с таким грузом боли он нормально не сможет.       Что ж, не так уж неожиданно.       — Что мне делать, профессор? — покорно осведомился Гарри.       Дамблдор покорность явно оценил.       — Альбедо разрешается в цитринитасе. Я не стану описывать тебе особенности этой стадии, скажу лишь, что она имеет определенную схожесть с нигредо. С той разницей, что она более концентрирована. Это своего рода экстракт нигредо... И выпить этот экстракт нужно будет до последней капли. Только после этого душа, вернувшись к Северусу, снова станет неповрежденной.       — И что необходимо для того, чтобы пройти эти стадии?       — После того, как часть души с портрета окажется в тебе, тебе откроется доступ не только к его чувствам, но и к памяти. Начиная с детства и заканчивая моментом смерти. Тебе придется разделить с Северусом все, что он представлял собой на каждом этапе своей жизни. О том, что происходило дальше, у этой части информации нет, поскольку связь прервалась, — Дамблдор понизил голос. — На этом этапе сформируется связь, которая будет поддерживать ваше непреодолимое притяжение по отношению друг к другу.       При этих словах сердце Гарри бесконтрольно рванулось к горлу, напомнив о безрассудных фантазиях, с которыми он ничего не мог поделать. Избегая смотреть на директора, он тихо уточнил:       — Как... у любовников?       — Гарри, мальчик мой, — с видом эксперта отозвался Дамблдор. — То, насколько ты хочешь быть с ним сейчас, не может дать даже примерного представления о том, как это будет потом. Поэтому не советую тебе пока что вообще думать об этом. В альбедо ваши души на время станут практически единым целым, но не беспокойся, ты будешь помнить о том, что ты — это ты. Твоей задачей будет принять все, что тебе откроется о нем. И очистить этим принятием всю боль и черноту его души. В это же время тебе стоит подготовиться к цитринитасу.       По-прежнему снедаемый смущением, Гарри опустил голову. Волна жара схлынула, оставив по себе лишь слабость во всем теле. Но онa не мучилa так, кaк навязчивая, тревожная мысль о...       — Вы сказали, что в цитринитасе концентрат отчаяния нужно выпить до последней капли... значит, одних лишь воспоминаний мало. Мне нужно будет заново пережить их?       — Ты все верно понял, мой мальчик, — Дамблдор явно старался, чтобы слова звучали максимально нейтрально. — И здесь без катализатора не обойтись. Эмеральд, с действием которого ты уже косвенно знаком, — сложное алхимическое зелье, и, насколько мне известно, Северус готовил его по заказу Волан-де-Морта всего один раз, для охраны медальона. Тем не менее, рецепт его приготовления, он наверняка помнит. По его памяти зелье сможешь приготовить и ты.       — И после выпить. Что дальше? — Гарри поднял голову, с неверием глядя на безмятежное лицо этого человека. Если это вообще был человек.       — А дальше, Гарри, ты видел, что будет. Тогда, в пещере.       Юноша кивнул. Он помнил. Даже очень хорошо. Адская боль. Галлюцинации. Нестерпимая жажда.       — Просто из интереса, профессор — к этому зелью существует противоядие?       — Северус говорил мне, что да. Но оно невероятно сложно в получении. По его словам, создать антидот к Изумрудному зелью, являющемуся концентратом отчаяния, во-первых может только тот, кто готовил само зелье, во-вторых процесс его создания крайне трудоемкий, а количество противоядия на выходе ничтожно мало, и в-третьих, оно сохраняет свои свойства в течение очень малого времени, так что заготовить это средство заранее невозможно. Как бы там ни было, Гарри, именно получение этого зелья-антидота является целью всего процесса. Ты должен будешь узнать, что это, как его создать и сделать так, чтобы Северус принял это зелье в тот самый момент, когда преображенная часть его души от тебя снова перейдет к нему.       На мгновение Гарри снова прикрыл глаза. Он находился в кабинете директора Хогвартса, где ничто ему не угрожало. Но почему-то чувствовал себя в точности так же, как тогда, в Запретном лесу, глядя на острие направленной на него Бузинной палочки.       — Я согласен, — твердо проговорил он.       — Вот так просто? — директор, кажется, не верил собственным ушам.       — Если вы все еще не поняли этого, профессор, то это действительно просто — иметь готовность пойти на что угодно ради того, кто тебе дорог. Особенно, когда выбора не остается.       Ощущая себя полностью опустошенным, Гарри направился к выходу. Уже у самой двери, опустив ладонь на тяжелую ручку, он заставил себя обернуться.       — У меня только один вопрос, Альбус. Как изъять эту часть души, которая заключена в портрете?       Дамблдор, уже, кажется, успевший снова задремать, встрепенулся.       — Как я уже сказал, в этом я плохой помощник, Гарри, — донеслось с портрета. — Так что, полагаю, у тебя нет другого выхода, кроме как обратиться к тому, кто в значительно большей мере владеет данной темой. На практическом уровне.