19 декабря. 1998
Вслед за измельченным корнем асфоделя и семенами белого дурмана в чашу отправилась ядовито-зеленая пудра из коробки, на крышке которой значилось «Торбернитовый порошок», и которую Гарри насилу удалось открыть. Оперевшись подбородком на сцепленные в замок пальцы, он бесстрастно наблюдал за происходящим на дне чаши. Происходящее походило на то, что ингредиенты, смешавшись с пеплом, в который превратилась после кальцинации ахеронская вода, сцепились между собой в нешуточной схватке. Субстанция, хотя и была порошкообразной, со странным шипением бурлила, то и дело выбрасывая вверх напоминающие брызги ядовитые крупицы. В том, что они ядовиты, Гарри не сомневался ни на секунду. Взяв со стола колбу с тревожного вида флегетонской водой, он добавил в пенящуюся чашу ее содержимое. Багряная субстанция, куда больше похожая на жидкий огонь, чем на воду, не остудила взбушевавшееся зелье, напротив, оно закипело и стало плавиться. Но все было правильно, так и должно быть. Зелье перешло на стадию солюции. А значит, у него есть несколько часов, чтобы немного отдохнуть и привести мысли в порядок. Оставив зелье дозревать, Гарри вернулся к креслу у камина, забрался в него, поджал под себя ноги, откинул голову на спинку и запустил пальцы в волосы. Значит, Дамблдор солгал ему. Лгал, когда говорил о том, что Северус слышал только половину пророчества и что он сразу донес об услышанном Волан-де-Морту. И, конечно же, умолчал об их последующим разговоре. Да и разве могло быть иначе? Ведь тогда директору пришлось бы раскрыть Гарри гораздо больше, чем он мог допустить на тот момент. Но теперь он получил ответ на свой вопрос. Он понял причину безоговорочного доверия Дамблдора по отношению к Снейпу, которое не могли поколебать никакие казалось бы здравые доводы кучи людей, среди которых был и он сам, и о причине которого директор всегда умалчивал. Тогда, получив отказ на свое щедрое предложение, Дамблдор понял — Северус попросту не способен на предательство. Следствие невероятного постоянства натуры, которое можно было бы назвать патологическим, не будь оно определяющей чертой его характера. Стоило ли удивляться тому, что он категорически отказался вступать в игру за спиной у Волан-де-Морта, к которому, не смотря ни на что, все еще питал сильную привязанность? По крайней мере, на тот момент. Но, очевидно, не было в мире такой вещи, которую Дамблдор не смог бы использовать в собственных целях, если представлялась такая возможность. И пусть в тот вечер Северус ответил категорическим отказом на предложение о шпионаже, после, очевидно, все же произошло нечто, заставившее его изменить вектор лояльности. Сейчас Гарри ничего не стоило узнать об обстоятельствах, при которых Снейп раскрыл пророчество Волан-де-Морту. Узнать о том, о чем бы Северус ему никогда по собственной воле не рассказал. О чем не знал, вероятно, и Дамблдор. Но в этот раз Гарри колебался. Как будто предчувствуя, что дальнейшее будет слишком болезненным, и потому не решался это ворошить… Но все же, он имел на это право, все-таки пророчество и то, что с ним связано, касалось и его тоже.***
31 октября. 1980
— Здоровье Темного Лорда! Здоровье Темного Лорда! — Здоровье Темного Лорда! Какофонический заздравный тост, произнесенный одновременно тремя десятками голосов утонул в звоне бокалов. Он тоже отсалютовал в сторону стоящего к нему спиной повелителя. Дождавшись, пока гости опустошат свои бокалы, Темный Лорд жестом дал собравшимся понять, что пока не нуждается в их внимании, и продолжил прерванный разговор с хозяином дома. — Как поживает твой сын, Люциус? — Он перенес серьезный недуг летом, мы опасались, как бы не драконья оспа, но, к счастью, все обошлось, — с легким благодарственным поклоном ответил Малфой. — Сейчас наш Драко чувствует себя превосходно. Через месяц ему исполняется полгода, мы планируем отметить это событие в тесном семейном кругу, и будем бесконечно счастливы — и Нарцисса, и я, — если вы окажете нашему дому честь своим визитом. — Будем надеяться, что этот свежий побег укрепит семейное древо Малфоев и Блэков, и в недалеком будущем наследник двух древнейших родов станет достойным своих почтенных предков. — Благодарю, мой лорд! Я уповаю на это так же, как и на то, что он в недалеком будущем окажется достойным пополнить ряды ваших преданных сторонников. — Я предлагаю всем, кто присутствует здесь сегодня, принести клятву отдать своих детей, уже существующих и еще нерожденных, на служение Темному Лорду! — голос Беллартисы вознесся к высокому потолку, заставив хрустальные капли на люстре мелко задрожать. — Это больше, чем что-либо сплотит нас, и гарантирует будущее тому великому делу, за которое мы сражаемся сегодня. И я, мой лорд, буду первой, кто сделает это! Клянусь! — Клянусь! — Клянемся! — Клянусь! Все присутствующие, как один, подняли левую руку как свидетельство принесения клятвы, и те же голоса с тем же нестройным звучанием слились в один. Он поморщился, точно это старая рана вдруг обрела голос. — А что же ты… Северус? Беллатриса приближалась к нему как всегда гордо и неторопливо, перекидывая на ходу за спину копну густых черных волос. В пронзительном взгляде, как это часто случалось в схватках, в которых она была совершенно неудержима (как только палочка выдерживала), плескалось безумие. Она ненавидела его скорее из ревности, чем за низость происхождения или от недостаточности заслуг, и не упускала повода унизить при каждой удобной возможности. Темный Лорд осаждал ее пыл, но делал это всякий раз в такой убийственной форме, что ему искренне хотелось провалиться под землю. Разумеется, он не ждал ничего доброго от случаев, когда Белла заговаривала с ним. — Стоишь здесь с таким кислым видом. Не хочешь присоединиться к нашему маленькому торжеству? — Отойди, — только и смог выдавить он. — Я была бы счастлива ошибиться, повелитель, — обернулась она к Темному Лорду, — но похоже вблизи вас есть люди, не совсем достойные того, чтобы здесь находиться. — Оставь его, Беллатриса! — не поворачиваясь, велел повелитель. — Ты требуешь от Северуса слишком многого. Есть дела, в которых он безусловно хорош, но я здраво оцениваю его возможности и потому не жду от него настолько щедрого подарка, — он прикрыл глаза, молясь только об одном: пусть о нем все забудут, пусть его просто оставят в покое. — К тому же в силу своей природной скупости он попросту неспособен к подобной самоотдаче… ведь так, мой друг? — он упустил момент, когда Темный Лорд оказался рядом. — Я бы даже не стал возражать, если бы ты удалился. Несложно заметить, что тебя тяготит наше общество. Ни в голосе, ни во взгляде повелителя нет злости — лишь глумление силы, очередная безобидная насмешка над его ущербностью. Но именно она-то и стала последней каплей. Он просто больше не мог этого выносить. — Вы правы, мой лорд, — тон был совершенно ровным, и только рука, судорожно сжимающая пустой бокал, выдавала, чего ему стоило это показное спокойствие. — Я ревностно берегу то, что мне дорого, пусть даже никогда не обладал слишком многим. И раз уж сегодня вам дарят детей — у меня тоже есть дар, и не менее ценный, чем тот, который преподнесли вам сегодня друзья. Текст пророчества пронесся в его голове с такой губительной ясностью, как будто не был воспоминанием, а звучал в этот самый момент одновременно со всех сторон, и сокрыться от него было невозможно. Каждое слово — точно гвоздь к крышку гроба. Чьего? Он не думал. Он больше не хотел об этом думать. — Идем со мной. Внезапно сильный толчок в живот заставил рефлекторно задержать дыхание. Знакомое чувство головокружительного сжатия продлилось не более трех-четырех секунд, и он вынырнул из воронки аппарации. Не удержав равновесия, упал на влажный каменный пол, поранившись об осколки разбитого бокала, и сухо закашлялся. — А теперь, мой дорогой Северус, назови мне хотя бы одну причину, по которой я должен сдержать свое желание вывернуть тебя наизнанку прямо здесь и сейчас, — раздавшийся сверху ледяной голос полоснул по натянувшимся до предела нервам, точно ножом. Внезапно в глаза ударил ослепительный ярко-белый свет. Страх, подобного которому он не испытывал, казалось, еще никогда, сковал тело и сжал горло, не давая вдохнуть. Он прекрасно знал, что будет дальше. В ушах начал нарастать невнятный шум, с каждым ударом сердца все более походящий на безумный отчаянный крик… Мерлин свидетель, он предпочел бы тройную порцию Круциатуса, только не это! Но вряд ли теперь стоило рассчитывать на подобную милость Темного Лорда. — А как еще я могу узнать, что ты скрываешь в своем предательском нутре? — вкрадчивый шепот каким-то невообразимым образом перекрывал разрывающий голову шум. Тихие звуки голоса повелителя, которые и звуками назвать-то было сложно, обрушились на него с невероятно оглушительной силой. Им на смену пришла удушающая горячая волна, мгновенно охватившая все тело, точно его заживо окунули в котел с кипящей кислотой. Внутренности запылали огнем, казалось, еще чуть-чуть и они вывалятся наружу. Он инстинктивно прижал ладонь к животу и тут же испытал чудовищную боль от собственного прикосновения, не смотря на все слои одежды. Открыть глаза он не решался. Дрожа всем телом, наощупь отполз к стене и вжался в нее. Холодные, сочащиеся липкой влагой камни подвала жгли ничуть не меньше раскаленного металла. Сводящий с ума не то крик, не то рев в ушах не прекращался. Хотелось биться головой об эту самую стену, размозжить себе череп и разом покончить со всем. — Когда ты узнал о пророчестве? Внезапный резкий удар, будто хлыстом по лицу, с которого стекала расплавленная кожа. И только тренированные ментальные рефлексы, все еще позволяющие сохранить последнюю нить связи с реальностью, сообщали что причиной адского ощущения было всего лишь дуновение хриплого дыхания Темного Лорда, застывшего в нескольких дюймах от его лица. — Смотри мне в глаза! Правую щеку обожгло, точно льдом, голова безвольно мотнулась в сторону, и он сдавленно зашипел от острой вспышки боли. Странно, что все еще ощутимой. На его памяти Темный Лорд еще никогда не опускался до рукоприкладства, как ни на ком и не использовал наложенные на него сейчас Нуклеарные чары. Все еще дрожа всем телом и сдерживая рвущиеся из груди судорожные хрипы, каждый из которых грозился стать последним, он медленно поднял веки. Вокруг было совершенно темно, так, как всегда было в подвале этого дома, если не зажигать факела. Хотя, вполне вероятно, что он попросту ослеп. Глаза уставились в одну точку перед собой, ничего не видя. — В начале января… — Вслух! Он мог только повиноваться. И еле слышно, морщась от хлесткой режущей боли, которую причинял звук собственного голоса, выдохнул: — В начале января я отправился в Хогсмид уладить… личное дело. Встреча была назначена в Кабаньей голове. Я поднялся на второй этаж… трактирщик там сдает комнаты в наем. В одной из них меня должен был ждать… тот, с кем я условился встретиться. В коридоре было совсем темно, я пытался рассмотреть… цифры на дверях, и вдруг услышал… это не был голос человека. Сквозь непроглядный мрак стали проступать смазанные очертания искаженного яростью лица. В голове с обезоруживающей ясностью загнанно билась одна единственная мысль: ничего больше не будет так, как было прежде. Никогда. Несколько горячих капель выступило на ресницах, и он, в отчаянной попытке сдержать слезы, сильнее уцепился разодранными в кровь пальцами за острые края сырых каменных плит. До исступления захотелось провалиться куда-то еще ниже, чтобы никто и никогда не смог отыскать. И пусть его укроют эти самые камни… Темные глаза напротив, сверкнув холодным огнем, разорвали пелену обморочной оторопи. — У меня всего два вопроса, Северус, — наконец произнес Темный Лорд. — Зачем ты ходил на встречу к Дамблдору и как после этого я могу тебе доверять? Я знаю его слишком хорошо, чтобы обманываться допущением, что он мог отпустить тебя просто так. Откуда мне знать, что на десятом году войны наш хитроумный Одиссей не вознамерился прислать мне в дар троянского коня? — Я ничего не замышлял против вас, мой лорд! Мне просто нужна была его консультация… как алхимика. Да, он предлагал мне сотрудничество. Я отказался. — Какая же ты мразь, Снейп… И когда ты намеревался мне об этом сообщить? Когда ребенок вырастет?.. Что ты молчишь? Он не мог сделать ни единого вздоха, судороги в груди попросту не пропускали воздух в легкие. — Ты останешься жив только потому, что пророчество нужно сохранить в тайне, — Темного Лорда, похоже, голос тоже подвел, он сорвался в злобный, сочащийся ядом шепот. — Сейчас мои позиции сильны, как никогда, и в наших рядах значительно прибавилось свежей крови. Не стоит смущать умы наших людей подобными вещами, это было бы только на руку Дамблдору. Если до тех пор, как ребенок будет уничтожен, о существовании пророчества узнает хоть одна живая душа, обещаю, участи казненных за предательство ты будешь завидовать еще очень и очень долго. Ладонь невесомо прошлась по щеке, оставляя по себе такое чувство, точно свежесодранную кожу оцарапали грубой наждачной бумагой. — Ты лично займешься поиском этого ребенка. Делай что хочешь — хитри, лги, изворачивайся, но если у кого-то в Ордене в конце июля родилось дитя — я должен об этом знать! Дамблдор наверняка позаботился о том, чтобы его местопребывание было сокрыто. Разведай все, что только сможешь, Северус, любой ценой, и как можно скорее. Надеюсь, надобности разъяснять тебе важность этого задания нет. Северус? — Да, мой лорд. Когда он очнулся, вокруг было все так же темно. Дьявольский шум в ушах прекратился, на смену пришла абсолютная, распирающая череп тишина. Он все еще дрожал всем телом, но уже не от боли — к ней он привык — это было нечто совершенно новое. И оно приближалось, неся в себе угрозу выдавить из него остатки жизни своей жестокой неумолимой поступью. «Судьба, Северус»… Он не знал, что делать, кроме как попытаться сесть. Кое-как устроившись в поросшем черной липкой паутиной углу и обхватив себя руками, он еще долго всматривался в безликую безразличную темноту прямо перед собой, тихо стонал и просил воды. Но никто не отзывался на просьбу. Просто не мог отозваться. Он знал, что остался совершенно один.***
9 ноября. 1980
Он стоял в кромешной темноте на пустынной вершине холма неподалеку от Хогвартса, который был, казалось, совершенно не рад его возвращению. Ветер, обрушившийся сразу со всех сторон, стоило ему почувствовать почву под ногами, зловеще завывал, угрожая сбросить нежеланного гостя с этого самого холма туда, вниз, прямо на острые камни. Он и сам был недалек от того, чтобы это сделать. Затуманенные застывшими слезами глаза не видели ничего, кроме смазанных жутких очертаний голых деревьев, напоминающих гигантскую качающуюся паутину. Пылая, точно в лихорадке, он тяжело дышал и беспокойно крутился на месте, крепко сжимая палочку в онемевших пальцах. Как будто она могла чем-то помочь… Он ненавидел себя так, как ненавидел никого и никогда за те два десятилетия, в течение которых билось его сердце. Но сейчас он не слышал его. Не слышал ничего, кроме завываний ветра и проклятого голоса в голове, орущего на него: «Ведьминское отродье, ты разрушаешь все, к чему приближаешься! Небось и меня похоронить хочешь?.. Чудовище! Таким, как ты, лучше и вовсе не родиться!» Он не находил, чем возразить. Этот урод, которого он никогда по собственной воле не называл отцом, все же был прав… Но сейчас не время. Он должен сказать, должен предупредить! Должен спасти… С большим трудом удержавшись на подгибающихся ногах, он отступил от обрыва. Вдруг пространство озарилось вспышкой яркого белого света. Сам не понимая, что делает, он рухнул на колени, выронив палочку из дрожащих рук. — Прошу, не убивайте меня! — крикнул он в пустоту, давясь звуком собственного голоса. — Я и не собирался. В отличие от вашего хозяина не имею такой привычки. — Дамблдор в развевающейся мантии стоял прямо перед ним. — Итак, Северус, что за весть шлет мне лорд Волан-де-Морт? — Нет… никакой вести… Я пришел… я хотел… это только моя инициатива! — он понимал, что выглядит безумным, но что ему за дело до этого! Сейчас важно лишь одно: пусть только прислушается, пусть согласится. — Досадная особенность ваших инициатив, Северус, возникать совершенно не к месту и усложнять и без того непростое положение дел, — холодно ответил Дамблдор. — Ну и что же вам угодно на этот раз? — Я пришел предостеречь… нет, просить вас… Умоляю, пожалуйста… Не сводя пристального взгляда с его сведенного судорогой лица, Дамблдор взмахнул палочкой, заглушив завывания ветра. — Да неужели? — с нескрываемой иронией улыбнулся он. — И какая же просьба ко мне может быть у Пожирателя смерти? — Пророчество… предсказание Трелони, которое мы… — Ах да, — небрежно откликнулся Дамблдор. — Значит что-то из этого вы все-таки доложили лорду Волан-де-Морту? Ветер переменился или вы все же передумали, и теперь перспектива стать предателем вас не ужасает так, как прежде? — Я рассказал ему то, что слышал, — он всеми силами пытался унять дрожь, отзывающуюся ломкой болью во всем теле. — Так вышло. Я просто… не смог умолчать. Из-за всего этого… теперь он думает, что пророчество относится к Лили Эванс! — Вы не хуже меня слышали пророчество, Северус, и значит вам настолько же хорошо известно, что в нем ничего не сказано о женщине, — сказал Дамблдор. — Речь шла о мальчике, который родился в конце… — Вы понимаете, о чем я говорю! Ему все известно. И он думает, что в пророчестве речь идет о ее сыне… Он собирается… он хочет убить… их всех… — Простите мое старческое любопытство, но что вам за дело до этого? — У меня есть причины, — на мгновение он опустил взгляд, но тут же снова вскинул глаза. — Дамблдор, умоляю… защитите ее! Я знаю, вам это по силам. Только вы можете… Дамблдор, нахмурив и без того испещренный морщинами лоб, склонил набок голову. — Давайте начистоту, Северус. Вы просите меня об услуге, и, думается, это более, чем справедливо, что я должен быть осведомлен о ваших мотивах. Сын Лили действительно может быть тем самым ребенком, о котором сказано в пророчестве. И, как вы понимаете, я довольно сильно заинтересован в том, чтобы так оно и было. Так назовите мне хотя бы одну причину, по которой я должен препятствовать исполнению пророчества и укрывать Поттеров! Пусть ваш хозяин делает то, что решил, и пусть предсказанное свершится — препятствовать ему я не стану. — Поверьте… пожалуйста.! — новый сильный порыв ветра, хотя его шума и не было слышно, заставил его покачнуться. — У меня есть весомые причины бояться за ее жизнь. Это я обрек ее на… Вы должны понимать, что значит жить с этим! Это и было причиной, по которой я просил вас о встрече в прошлый раз. Я думал… надеялся, вы сможете помочь… Ради нее. Так помогите! Хотя бы сейчас… Глаза Дамблдора удивленно расширились и блеснули. Того, что услышал, он точно не ожидал, и, вне всякого сомнения, старик понимал всю боль отчаяния, которая сочилась из его сбивчивых объяснений. Не мог не понимать. — Алхимик? — наконец проронил Дамблдор. — Поразительно! Долго же вам удалось скрывать. Воистину счастливый день, Северус… — он не понял, к чему это было сказано, только заметил, как старик едва заметно улыбнулся в бороду каким-то своим мыслям. — А что до вашей проблемы… Жаль вас разочаровывать, но способа нейтрализовать проклятие дара не существует, ни в одном разделе магии. Разве что возлюбленный сам окажется наделен тем же даром. В противном случае… — Я смерть навлек… — выдохнул он. — Из-за меня… — Если она действительно так много для вас значит, — продолжал Дамблдор, — то лорд Волан-де-Морт, несомненно, пощадит ее. Учитывая ваши… хм… близкие с ним отношения… Разве не могли вы, скажем, перед тем, как все рассказать, попросить его пощадить мать в обмен на информацию о сыне? — Я… я просил… — Так значит в этом заключается ваша любовь? — Да послушайте! — злобно бросил он. — Я не знал, что у них родился ребенок. До сегодняшнего вечера, клянусь, — я ничего не знал! Но сегодня он сам позвал меня и сказал, что ему известно о сыне Поттеров. Кто-то ему сообщил! Я умолял не трогать ее, но… он очень зол на меня, и боюсь… он сделает это просто из мести. А я не могу допустить, чтобы из-за меня она… — Вы мне отвратительны, — с презрением произнес Дамблдор. От неожиданности он отпрянул, как будто получил пощечину. — Значит, вам плевать, что ее муж и сын погибнут? Пусть гибнут, лишь бы вы получили то, что хотите, и ваша совесть не надломилась? Он молчал, не сводя лихорадочно горящих глаз с Дамблдора. — Спрячьте их всех, — прохрипел он. — Спасите ее… их. Умоляю вас. Используйте Фиделиус. Я сам готов стать Хранителем, и он никогда… — Умно, Северус. Но то, что вы, насколько я сумел понять, последний человек, который выдаст местопребывание Лили Волан-де-Морту, совсем не означает, что вы годитесь на эту роль. — Почему?! Я достаточно силен в окклюменции, даже перед ним, и никакие чары не смогут развязать мне язык — поверьте, я знаю, о чем говорю! К тому же выдать тайну можно только добровольно, а я скорее умру, чем… — И все же, несмотря на все ваши умения, осмелюсь напомнить, что вам всего двадцать, и потому — с этим не торопитесь, — беспощадно отрезал Дамблдор. — Умереть, очертя голову, может любой дурак, но такая смерть стоит не много. Истинная зрелость в том, чтобы прийти к горькому, но, тем не менее, крайне полезному знанию о том, что значит умирать вовремя. Ему было плевать на все эти директорские философствования. Ясно было одно — Дамблдор ему не доверял, что не сказать, чтобы было такой уж неожиданностью. К черту! Пусть только защитит, пусть спрячет их, пусть хоть сам станет Хранителем, только… — Только не назначайте Хранителем Блэка! — выпалил он. — Это слишком очевидно, к тому же я не уверен, что… — А вот здесь, думаю, мы уже обойдемся без вашего консультирования, Северус. Не берите на себя больше, чем сможете унести. — Вблизи них есть предатель! — он вдруг решил, что будет лучше сообщить все, что ему известно. — Я не знаю, кто, но кто-то рассказал Темному Лорду о сыне Лили, о том, что ребенок родился в июле. Сомневаюсь, что это было сделано нарочно, о пророчестве никто не знает, кроме него, вас и меня. Поэтому он и поручил мне узнать, не родилось ли у кого-то в Ордене дитя прошлым летом. Это было полторы недели назад, я еще не успел ничего выяснить, но некто сообщил ему сегодня… Насколько я понял, не напрямую, кто-то из их друзей, вероятно, случайно проболтался, но значит у него есть неформальные контакты с нашими людьми. Что бы там ни предсказывало пророчество, Темный Лорд в настоящий момент как никогда силен, так что теперь очень многие ищут его расположения. Присмотритесь к своим людям, Дамблдор, некоторые из них не так уж преданы вашим идеалам, как желают это показать! — И в этих обстоятельствах вы предлагаете использовать Фиделиус? — если Дамблдор и был встревожен услышанным, но не подал виду. — Я предлагал Хранителя, в надежности которого можно не сомневаться. — Не стану повторяться! — голос старика звучал твердо и непреклонно. — Вы для этого не годитесь. Мы подыщем другого человека. — Так вы поможете? Вы спрячете их?.. Он замер, боясь пошевелиться, боясь сделать вдох. От того, каким будет решение, зависело слишком многое. Над холмом повисло долгое, давящее молчание. Он просто ждал. — И что я получу взамен, Северус? — неожиданно мягко спросил Дамблдор. — Взамен? — он не сразу уловил смысл сказанного, ошеломленно глядя на старика. Разве тот сам не хотел уберечь Лили, этого недоумка, и их сына? Разве не дорожил он ними, как одними из самых преданных своих сторонников? И разве не хотел обезопасить этого мальчика, пока он подрастет, чтобы тот в конце концов исполнил свое предназначение? Но Дамблдора в настоящий момент, похоже, интересовало совершенно другое. Ему, наконец, представился уникальный случай заполучить то, что он намеревался заполучить еще год назад, там, в Кабаньей голове. Пожиратель смерти, которого он так хотел завербовать на свою сторону, сам приполз к нему с просьбой и теперь оставалось только сторговаться в цене. Но от его ответа зависела жизнь Лили. О какой цене тут могла идти речь? Взяв себя в руки, он твердо ответил: — Все, что угодно. Дамблдор на это одобрительно кивнул. — И я надеюсь, вы понимаете, что это в действительности значит, Северус. Что ж, хорошо. Условимся о следующем: я спрячу их в безопасном месте, а вам назначаю испытательный срок в несколько недель. По истечении этого времени вы должны будете сообщить мне ряд сведений, детали мы обсудим на днях. Связь будем держать через патронуса. Ах да, вы ведь, наверняка, как и все они, не… — Ворон, — бесцветным голосом произнес он. — Тогда вообще прекрасно, — просиял Дамблдор. — А пока возвращайтесь к хозяину, и кстати… с этого момента я вам настоятельно рекомендую забыть о существовании такого понятия, как добровольность.***
31 октября. 1981
— Куда мы идем, мой лорд? По вымощенной крупным камнем улице барабанили дождевые капли. Ветер трепал развешенные повсюду бумажные гирлянды с изображением летучих мышей и пауков, а окна выстроенных в тесные ряды и похожих друг на друга домов горели мягким оранжевым светом, растекающимся по мокрой брусчатке мостовой. — Никогда здесь прежде не был? Отличное место, в особенности для тех, кто хочет остаться незамеченными… Не сомневаюсь, ты останешься удовлетворен сегодняшней прогулкой. Так же, как и я. Он давно не видел Темного Лорда таким. Спокойный, победоносно величественный, переполненный ощущением возрастающего могущества. Таким он был при их первой встрече. Таким он впервые узнал его. С того дня прошло почти четыре с половиной года, два из которых он был невероятно близок с повелителем. Это с ним, едва закончившим школу мальчишкой, Темный Лорд делился своими самыми грандиозными идеями и планами. Непроницаемый купол, покрывающий разум и сердце этого великого человека от посягательств недостойных, поднимался лишь для него одного, и больше никто не подозревал о той великой драме, которая разыгрывалась под ним. И пусть, оказываясь под этим куполом, он чувствовал себя, точно птица в клетке — он любил эту клетку всем сердцем, как преданный раб любит своего господина. Он воистину был избранным, и никогда не противился страсти, овладевшей им с такой невыразимой силой в тот день, когда это произошло впервые, когда он был допущен к самому сокровенному. Темный Лорд, потомок сокрушительной силы, слишком большой для одного человека, нуждался в нем и его искусстве, едва ли не больше, чем в пище и воде. Эта сила пробудилась в наследнике великого Салазара Слизерина в то десятилетие отшельнической жизни, в течение которого он не слышал ничьего голоса, кроме голоса собственной крови, не имея ни врага, близкого, ни жены, ни друга. И теперь за избыток магической силы тело мстило невыносимыми головными болями и нервным возбуждением, вызывая галлюцинации и все новые и новые симптомы, требующие таких же новых средств. За все то время, что он знал повелителя, Темный Лорд не имел ни единой минуты отдыха, ни одного, даже самого краткого периода спокойствия и самозабвения. И даже та пропасть, что разверзлась между ними в ночь смерти несчастного голделия и всего того, что последовало за ней, не позволила повелителю совершенно оттолкнуть его от себя. Он твердо знал — что бы там ни было, Темный Лорд все еще нуждается в нем. И будет нуждаться всегда. Два последних года выдались особенно тяжелыми. Повелитель его не жалел, и помимо заказов на зелья, становившихся все более ужасными и изощренными, стал отправлять на задания вместе с остальными. Остальными, которые, пусть даже и не знали причин, но все же не могли не заметить — ненавистный для многих фаворит впал у Темного Лорда в немилость. Выносить презрение не привыкать, куда невыносимее было наблюдать жуткие сцены изуверских пыток и смертей, не имея возможности это остановить. Он привык к насилию, привык быть его свидетелем так же, как и участником. Ужасающая, демоническая натура повелителя, являющаяся корнем всех его страданий, преувеличенно выражала себя через действия его фанатичных последователей. Но он, Северус Снейп, никогда не принадлежал к последним. И он точно знал — только его одного Темный Лорд не пытал, а учил и испытывал болью, только его одного убеждал в том, что страдания так же неотъемлемо принадлежат и его сущности тоже, и что только посредством их высвобождения и обуздания обретается истинное могущество. Двое детей, наряженных тыквами, с котелками для конфет в руках, перерезали им путь, перебегая через площадь. Темный Лорд быстрым легким шагом скользил по влажным камням мостовой. Он старался не отставать. — Я взял тебя с собой, потому что обещал тебе кое-что при нашей первой встрече, и слово свое сдержу. Между нами были разногласия, в особенности в последние два года… но я всегда тобой дорожил, Северус, ты это знаешь. Резкий порыв холодного ветра принес какое-то дурное предчувствие. Что они делают здесь? Зачем Темный Лорд позвал его уйти с праздника, чтобы отправиться в это совершенно неприметное место? Он не любил Хэллоуин. Два предыдущих стали два него сущим адом, и чего ожидать от этого?.. Он хотел остаться дома, но Люциус буквально силком вытащил его к себе в особняк, где представители Ближнего круга Темного Лорда традиционно собирались на праздники. В безнадежной попытке защититься от пронизывающего до костей ледяного ветра, он поплотнее запахнул мантию. — Боюсь, я не понимаю… О чем вы? — Мы лишь ненадолго заглянем в гости, а после вернемся к нашим друзьям и продолжим празднование, — не останавливаясь ответил Темный Лорд. — Приглашение для этого визита я получил еще в прошлом году, но, к сожалению, случай представился только сейчас. — Красивый у вас костюм, мистер! Какой-то розовощекий мальчишка, выскочивший перед ними, точно чертенок из табакерки, с восхищением смотрел на высокую фигуру Темного Лорда, сокрытую длинной струящейся мантией с объемным капюшоном. Подстегиваемый любопытством, мальчуган заглянул под капюшон, и его нелепо разукрашенное личико в одно мгновение превратилось в маску ужаса. Еще мгновение — и ребенок со всех ног бросился бежать на противоположную сторону улицы, после чего скрылся в переулке. Повелитель коротко усмехнулся, и они двинулись дальше. Пройдя в напряженном молчании еще несколько домов, свернули в один из таких же темных переулков. Здесь было совершенно тихо, если не считать шелеста дождя и шороха мертвых листьев под ногами. И вот, наконец, Темный Лорд остановился у живой изгороди. Похоже, этот дом и был целью их прибытия в этот городок. — Чей это дом, повелитель? Так и не получив ответа, он стал вглядываться в силуэты по ту сторону единственного светящегося окна на первом этаже. Первым, что привлекло его внимание, были клубы разноцветного дыма, заполняющие маленькую комнату, которая, судя по всему, была гостиной. Какой-то малыш в синей пижаме заливисто смеется, пытаясь поймать крохотными ручонками радужный дым… И вдруг сердце забилось, как сумасшедшее, а виски покрылись липким холодным потом. Взгляд остановился на фигуре подошедшей к ребенку молодой женщины. В горло, вместо холодного октябрьского воздуха, казалось, насыпали дробленое стекло. — Мой лорд… — сипло прошептал он, не отрывая затуманенного взгляда от окна, — умоляю вас… только не… — Прекрасная ночь. Для нас она станет ночью триумфа. Сегодня все заплатят по счетам. Я позволю тебе сделать это своей рукой, Северус. Мне его судьба безразлична, но ради тебя… — сильная рука сжала предплечье с меткой. — Пусть ответит за все. Идем. Но ноги попросту не слушались, точно парализованные наведенным проклятием. Не было сомнений — если попытаться сделать хотя бы шаг — он попросту упадет. И потому, не дожидаясь позорного падения, он сам рухнул на колени, вцепившись мертвой хваткой в холодную ладонь Темного Лорда. — Постойте, повелитель! Я… пощадите ее! Клянусь, я сделаю, что угодно… только не она… — Неужели ты и вправду настолько хочешь эту девчонку? — в голосе Темного Лорда не было ни капли сострадания к тому, что он всегда считал унизительной слабостью. — Странный ты человек, Северус… Не могу понять. Но это уже твое дело. В ее смерти для меня нет ровно никакой пользы, и раз ты так за нее просишь… — внезапно что-то обожгло пальцы и он рефлекторно разжал их, выпустив расцарапанную до крови белую ладонь. В приступе отчаянной мольбы он нанес увечье Темному Лорду, однако тот даже не подал виду. Опустив руки на подрагивающие плечи, повелитель поднял его с колен. В темных глазах плясали багровые блики. — Если она не будет делать глупостей, обещаю, я ее не трону. Темный Лорд умеет быть настолько же милосердным, насколько и беспощадным. Когда все будет кончено — она твоя. Добейся от нее чего хочешь, но после — ты знаешь, что будет. Я не могу допустить смешения крови алхимика с грязнокровкой. Как будто из-под толщи воды он слышал, как жалобно скрипнула старая калитка, как отворилась входная дверь, простелив на то место, где он стоял, дорожку блеклого света из прихожей. Двигаясь, точно во сне, он сделал несколько шагов по направлению к двери вслед за Темным Лордом. Но тот почему-то застыл на пороге, не проходя вовнутрь. — Лили, это он! Хватай Гарри и беги! Беги! Быстрее! Я задержу его… Причина ироничного смеха, вырвавшегося у повелителя, открылась ему в то же мгновение. Темный Лорд в театральном движении отодвинулся в сторону, и перед ним предстал взъерошенный Джеймс Поттер со смесью ярости и испуга на лице и без палочки. Впившись в него горящим безумной ненавистью взглядом, он, казалось, не мог поверить своим глазам. — Ты?! — с отвращением вскрикнул Поттер. — Чертов подонок, как ты посмел! Грязная мстительная сволочь… я же спас твою гнусную жизнь! Ну, давай! Давай! Джеймс сделал уверенный шаг вперед и раскинул руки. Они смотрели друг на друга в упор, забыв о присутствии Темного Лорда, который не переставал смеяться, наблюдая за развернувшейся перед ним сценой. «…очень скоро этот лохматый ублюдок будет умолять тебя о пощаде». Да, когда-то он мечтал об этом. Когда-то единственным, чего он хотел, было надругаться, унизить, заставить Поттера пережить то, что из-за его идиотской прихоти столько лет переносил он сам. Когда-то это было важно… Но сейчас у них обоих было одно желание на двоих — защитить, спасти ее. И если бы только этот кретин взял с собой палочку, у них, возможно, был бы шанс… Но Джеймс стоял перед ним совершенно безоружный, не способный ни на что, кроме демонстрации собственной абсурдной заносчивости даже перед лицом смерти. Он ведь не мог не понимать: этот темный узкий коридор и ненавистное лицо Северуса Снейпа напротив — вот так и закончится его жизнь. Рука даже не дернулась к палочке. Он хотел что-то сказать, но вместо этого лишь плотнее сомкнул губы и, не сводя взгляда с Поттера, едва заметно покачал головой. Лицо Джеймса исказилось в презрительной насмешке. — Трус! — Авада Кедавра! — со смехом произнес Темный Лорд, и тесный коридор озарился яркой зеленой вспышкой. Джеймс Поттер рухнул навзничь, как груда тряпья. Темный Лорд, не оборачиваясь на него, в ужасе застывшего на пороге дома черным изваянием, переступил через тело Поттера и медленно двинулся по лестнице наверх. Не более доли секунды или целую вечность простоял он, глядя на труп того, кого полжизни считал своим заклятым врагом, но вдруг был выведен из оцепенения резким оглушительным раскатом грома. Что он делает?! Еще ведь не поздно, еще можно успеть! Что было силы, так, что ногти безжалостно впились в ладони — боль отрезвляет — он сжал кулаки и, поднявшись в воздух, метнулся наверх, в детскую спальню, куда она ушла укладывать ребенка. Когда он черным вихрем влетел в комнату, выбив окно, Лили вскрикнула и нацелила на него волшебную палочку. Он помнил, как заблестели ее глаза тогда, в лавке Олливандера, когда эта палочка впервые оказалась в ее руке. Ива, волос золотого единорога… В глазах защипало. — Лили, это я! — Ты?! Откуда ты… — она оглянулась на дверь, за которой слышались глухие шаги. — Ты… с ним?! Он подался вперед, но Лили только выше подняла палочку. — Нет времени! Вас предали! Тебе бояться нечего, ему нужен только твой сын. Я спасу вас. Бери ребенка и уходим! Шаги приближались. Лили взмахнула палочкой и несколько стоящих в углу коробок загородили дверь. Конечно, это не то, что могло преградить путь Темному Лорду, но могло позволить выиграть несколько секунд времени. — Но там Джеймс… — растерянно проговорила Лили. — Он мертв. Я смогу вас защитить… прошу, пойдем со мной. Ее лицо застыло, но голос был твердым, точно камень: — Уходи! Уходи сейчас же! — Лили! — Прочь! Немедленно! Перед глазами все поплыло от боли, досады и отчаяния. Казалось, он был смертельно пьян или болен. Его шатало, в голове осталась всего одна мысль: не отступать, уберечь, во что бы то ни стало, любой ценой. И пусть даже она не хочет, пусть даже он увидит. — Лили, я… — шепот перешел в хрип. — Северус… пожалуйста. Это прозвучало тихо. Не приказ, не требование — мольба. И она заполнила все его существо. Воля отказала, он не смог ослушаться. Укрывшись в темноте узкого проема между домами на противоположной стороне улицы, он стоял, не отрывая остекленевшего взгляда от окна детской комнаты и не обращая внимания на хлесткие удары льющейся с неба воды. Где-то внутри все еще скулила жалкая надежда: он не тронет ее, я просил его, он обещал… Высокая темная фигура приблизилась к кроватке, в которой, стоял, держась за перила, маленький ребенок. Лили, судя по всему, даже не думала вступать в боевое противостояние с Темным Лордом, и, отбросив палочку в сторону, просто закрыла сына собой. Она стояла к окну спиной, поэтому он не мог видеть ее лица… Вдруг в окне комнаты вспыхнул зеленый свет, и он зажмурился. В следующую секунду где-то совсем рядом ударила ослепительно яркая молния, напомнившая пожирающие заживо Нуклеарные чары. Свет молнии вонзился в его мозг даже сквозь плотно сомкнутые веки, но грома не последовало. Вместо этого он слышал только чей-то хриплый, надрывный, исполненный невыразимого страдания протяжный вопль, но не понимал, кто это кричал…***
— Северус… Северус, пожалуйста… Ее голос ускользающим эхом все еще звучал у него в голове. А она сама… Ее ведь не может здесь быть. Ее больше не может быть нигде. Ее нет. Он сам закрыл ей дрожащей рукой глаза, а после, сжав в объятиях тело, разразился рыданиями, гораздо больше похожими на звериный вой, чем на плач человека. Не унималась за окном гроза, раскатываясь вокруг громыханием эха, ослепительно озаряя пространство молниями. Он задыхался от боли так, как будто истекал кровью, сочившейся из множества невидимых ран медленно и необратимо. — Очнись... пожалуйста! Очнись и прокляни меня! Я один виноват… во всем… Прости, родная… Я не смог… Мир вокруг истончался, осыпался… или это он сам стремительно обращался в прах. Не осталось ничего, кроме пульсирующей боли где-то глубоко внутри. Ветер рвался в разбитое окно, захлебываясь таким же скорбным воем, и он больше не слышал ничего иного. Только… — Северус… Должно быть, он просто сошел с ума, или, быть может, тоже умер… Конечно, он тоже умер. А это все — не настоящее. Стоит открыть глаза, и он не увидит вокруг себя ничего. Он и сам теперь — ничто. Его тоже больше нет. И так лучше. — Северус, Гарри… В неверии он распахнул глаза. Нет, ничего не изменилось. Он все так же сидел на усыпанном обломками полу, вцепившись скрюченными помертвевшими пальцами в ее… в то, что он нее осталось. — Его зовут Гарри, Северус. Пожалуйста… Подойди к нему. Ему очень страшно. Успокой его. Не оставляй одного. Он не мог определить источник этого голоса. Ее глаза были закрыты, а тело уже почти холодно. Но этот голос… Он не мог принадлежать никому другому. И в каком бы мире он ни находился, он бы расслышал его, узнал среди миллиарда других. И тут к нему присоединился второй — надрывный детский плач, которого он попросту не слышал за собственными рыданиями. Медленно повернув голову, он, наконец, увидел ребенка. Малыш сидел в своей кроватке, давясь слезами и протягивая к нему ручонки… Нет, конечно, не к нему, а к матери, которая, бездыханная, лежала на его коленях и каким-то неведомым способом взывала к нему с отчаянной мольбой позаботиться о ее осиротевшем сыне. Так ли давно он сам потерял мать?.. Мало-помалу к нему начал возвращаться рассудок, и он вдруг остро почувствовал, что в этом огромном пустом мире, который свернулся до размеров крохотной разрушенной комнаты, все же есть одно существо, которое разделяет его боль. Ребенок не перевел на него глаз, когда он приблизился к кроватке. Ничто не выдало испуга малыша от того, что он заметил присутствие рядом совершенно чужого человека. Мальчик плакал и смотрел огромными, полными слез глазами прямо перед собой. Похоже, он совсем перестал видеть. Поколебавшись несколько мгновений, он наклонился и осторожно поднял ребенка на руки. Тот притих, устремив на него расфокусированный взгляд ярких зеленых глаз. У него ее глаза… Он никогда не имел дела с детьми, не знал, что делать дальше. Хотел снова усадить его в кроватку, но заметил, что малыш вот-вот снова расплачется. Вдруг мальчик потянулся к нему, крепко вцепился своими короткими пальцами в свисающие по бокам лица волосы, и не осталось ничего другого, кроме как прижать ребенка к себе. Он не укачивал его, не пытался отвлечь, ничего не говорил. Просто стоял, неловко, но крепко сжав мальчика в руках и устремив погасший взгляд куда-то в пустоту. Так хотелось шагнуть в нее, исчезнуть, раствориться, но он чувствовал теплую дрожь возле своего сердца, неровное дыхание на шее, и это значило лишь одно — то, что было для нее дороже всего, продолжает жить… И оно будет жить! Чего бы ему это ни стоило. — Ничего не бойся, Гарри, — тихо шепнул он. — Я не оставлю тебя… до самого конца... твоего или моего — я буду защищать тебя… как не смог ее. Ты будешь жить. Обещаю. Слезы безудержно текли по щекам, скатываясь по подбородку вниз, и он почувствовал, что мальчик слизнул их. Должно быть, хотел пить. Оглянувшись, он заметил у ножки кроватки пустую бутылочку, наполнил ее водой и дал малышу. Тот ухватился губами за соску и стал пить жадными глотками. Только сейчас он заметил на лбу мальчика прикрытый волосами странный свежий порез в форме молнии. Глубокий и набухший по краям, как будто его вырезали ножом. Порез, откуда бы он ни взялся, наверняка сильно болел, лоб малыша был весь красный. Достав свободной рукой палочку, он невесомо коснулся кончиком лба Гарри и прошептал заживляющее. Но ничего ровным счетом не произошло. Порез как был, так и остался на месте, ничуть не изменив своего отвратного вида. Гроза прекратилась к середине ночи, а Гарри заснул только под утро. Ему нужно было уходить. И он точно знал, куда направится в первую очередь. Пусть даже это теперь не имело ни малейшего смысла — он выскажет ему все, он душу из него вытрясет, только чтобы узнать, почему он не сдержал слова, почему так поступил… Почему не уберег их, как обещал. Пусть ребенок каким-то невероятным образом выжил, и пусть Темный Лорд не смог убить его в этот раз, но он по-прежнему невероятно силен. И что это несчастное дитя может против него! Только выходя из комнаты и прижимая к груди тонкую прядь темно-рыжих волос, в самом углу, в ворохе из сваленных в кучу коробок и обломков разлетевшегося в щепки шкафа он заметил фрагмент знакомой черной мантии и расцарапанную бледную руку.