Мой капитан

      Время шло, однако новой информации, которая могла бы помочь в деле о нападении на офицеров у Идалино, не нашлось. Никто из горожан, учитывая сумму вознаграждения и предполагаемую лояльность немецких властей, с ценными сведениями в комендатуру так и не явился. Расследование, с педантичным тщанием организованное Руделем, забуксовало. О скором обнаружении партизанского отряда речи также не шло, ведь время было безвозвратно упущено. Рудель не сразу осознал свою ошибку и в дальнейшем всячески пытался отрицать факт своего заблуждения. Документы, похищенные при нападении, были, вне всякого сомнения, доставлены по назначению, и стремление начальника тайной полиции отыскать причастных среди жителей деревни лишь усугубило процесс и запутало следствие. Решив еще больше усложнить задачу Руделю, я запросил у него подробный отчет о выполненной работе, однако его это скорее удивило, нежели озадачило. Мне хотелось перехватить инициативу и добиться его отстранения от ведения дела, но благоприятный момент оказался упущенным.       В центральном управлении были крайне недовольны положением дел, так что надеяться на возможность разрешения сложившейся ситуации более-менее приемлемыми методами не приходилось. Из Минска пришел документ под грифом «Совершенно секретно», заверенный не только подписью Шнайдера, но и личной печатью гауляйтера края Вильгельма Кубе. Отныне все жители Идалино объявлялись заложниками. Партизанам, учинившим диверсию на дороге, а также каждому, кто участвовал в пособничестве им, надлежало явиться в городскую комендатуру в течение семи дней и сдаться немецким властям. В случае невыполнения требований оккупационных органов, деревню ждала страшная участь. Мне же поступил приказ взять ситуацию под личный контроль и своевременно информировать головной штаб о ходе дела. Рудель рассчитывал продвинуться по служебной лестнице, а вместо того лишился монополии на проведение следствия и был значительно удручен своим падением в глазах заместителя генерального комиссара.       Мне снова предстояло стать частью того омерзительного действа, что именовалось в тех краях войной. Я прекрасно понимал, что при любом исходе сложно будет убедить себя в целесообразности предстоящего. Тогда я часто думал о том, как легко было бы стать в подобных условиях послушным бездумным механизмом, но мне претило малодушие. Сомневаться в намерениях командования не приходилось, ведь с самого начала было понятно, что спустить это дело на тормозах не удастся.       Население Идалино составляло семьдесят восемь человек, более сорока из которых были детьми. Чудовищная арифметика была здесь неуместна, но я прекрасно понимал, что одна из тех целевых акций, о которых упоминал Шнайдер, вполне возможно, уже была спланирована в мельчайших деталях. Число человеческих жизней, оказавшихся на кону, в тот раз было ниже, чем в деле об убийстве Ланге, однако масштаб являлся куда более пугающим. Я чувствовал полное бессилие. Мне не представлялось возможным оценить, насколько ничтожной и подверженной разложению может оказаться человеческая натура. Участь изгоя более не казалась пугающей, скорее она стала желанной. В конце концов все мои представления о построении нового мира были окончательно извращены.       Я нуждался в союзнике и, хотя Руделю наименее подходила роль моего единомышленника, решил использовать его нечаянную уязвимость в своих целях. С момента предъявления ультиматума к тому времени прошло несколько дней, и я имел возможность убедиться в том, что случайные храбрецы, желающие взять на себя вину за случившееся, мало интересуют управление. Тогда мне не показалось это подозрительным, однако в подобной возможности мне виделась перспектива обоснованного разрешения конфликта, способного удовлетворить, насколько это было возможным, обе стороны. Я готов был пойти на откровенный подлог, лишь бы убедить Шнайдера в подлинности предоставляемых фактов.       Чтобы избежать формальщины и излишне служебного тона, я решил встретиться с Руделем в офицерском клубе, располагавшемся в здании бывшего районного комитета. По имевшимся у меня сведениям, Рудель с Хорвигом являлись там частыми посетителями, что, в свою очередь, было для меня лишним поводом миновать то место. Тем не менее обстоятельства вынудили меня изменить собственным принципам. В моих интересах было побеседовать с Руделем с глазу на глаз, однако как только я вошел, первым делом заприметил у барной стойки Хорвига, порядком захмелевшего.       — Герр капитан! Честь имею! — пошатываясь, с трудом выговорил он, приложив ладонь к краю фуражки. — А мы знали, что когда-нибудь вы составите нам компанию! В этой дыре совсем нечем заняться! Выпивки нормальной нет, девок сговорчивых нет. Один устав!       — И тот не по уставу… — пробурчал Рудель, привставая для приветствия.       Он, напротив, был на удивление серьезен и трезв. Пепельница, стоявшая рядом с ним по правую руку, была напрочь забита окурками.       — Так вы решили утопить горе в бутылке скверного алкоголя, лейтенант? — поинтересовался я.       — Да если б оно было возможно!       В клубе было немноголюдно. Несколько штабных офицеров, служащих в комендатуре, откозыряли, проходя мимо нас к выходу. Две официантки сновали с подносами между столиками.       — У них тут есть забористое пойло… — дилетантски заметил Рудель и махнул управляющему: — Эй, что за заразу ты намедни ставил? Аж до костей проняло.       — Перцовку, паны офицеры. Нести?       — Давай! — сняв фуражку, Хорвиг буквально рухнул на стул.       — А вы гурман, гауптштурмфюрер, — заметил я.       — И кретин…       — Наш добрый друг весь вечер занимается самобичеванием, капитан. Может, вы его вразумите? — осоловело прогудел Хорвиг.       — К чему вдруг? Герр Рудель вряд ли поддастся моим увещеваниям, — я решил подыграть Хорвигу, размышляя, как отделаться от его общества.       Глупо было бы не брать в расчет его присутствие. В конце концов, в дальнейшем сложившаяся ситуация могла обернуться против меня.       — Рады тому, что оказались правы, капитан? Да… Соглашусь. Однако мы в одной лодке… Не находите?       Рудель был настроен на серьезный разговор.       — Вот уж не думал, что придется обсуждать дела службы, — слукавил я.       — Бросьте! Не болтовню же двух штабных крыс вы явились сюда слушать, комендант!       Хорвиг шутку не оценил.       — Да на ком тут все держится?       Я решил не обращать его внимание на вопросы субординации. Призывать к дисциплине и порядку находящегося в подобном состоянии было бессмысленно. К тому же для меня данное обстоятельство могло послужить существенным козырем.       Управляющий — приземистый крепкий мужичок в шитом сюртуке, перехваченном белым фартуком — поставил на стол несколько затребованных Руделем бутылок. Следом одна из официанток принесла подносы с закусками. Хорвиг скосился на девушку — совсем еще ребенка — и потянул ее за руку на себя. Она была явно напугана, но не осмелилась выговорить ни слова.       — Пан офицер, Ганке нужно работать! Она тут совсем новенькая. Пан офицер, позвольте… — залепетал управляющий, увиваясь вокруг стола.       — Лейтенант, угомонитесь! Вас ждет развлечение почище! — одернул я Хорвига, подставив одну из бутылок к нему поближе.       Рудель напыщенно ухмыльнулся. Девушка выдернула руку из цепкой хватки Хорвига и заспешила прочь.       — Сука! — сквозь зубы процедил тот.       — Вот ведь ирония! Вам и на этом фронте удача не улыбнулась, лейтенант! — смеясь, проговорил Рудель.       Хорвига это задело.       — Кем эти девки себя возомнили! Эта тварь должна быть благодарна, что офицер рейха обратил на нее внимание!       Иметь дело с Хорвигом было сродни тому, как окунаться в ушат с помоями. Мне казалось странным, что подобные ему смели называть себя офицерами.       Рудель откупорил одну из бутылок и наполнил стаканы. Хорвиг выпил, не закусывая, и через некоторое время его окончательно развезло. Я с трудом заставил его подняться и вывел на улицу. Подозвав Шульца, я поручил ему отвезти лейтенанта на квартиру и проследить, чтобы тот, в случае чего, не стал ломиться обратно. Все то время Хорвиг лепетал себе под нос что-то бессвязное, а напоследок с сальным смешком обратился ко мне:       — А вы переводчицу-то смогли, герр капитан? Лагне явно смог!       Я подумал, что не плохо было бы его пристрелить.       …Вернувшись в клуб, я застал Руделя за бильярдным столом.       — Он хоть и урод, но службист отличный, — заговорил тот.       — Даже не сомневаюсь, гауптштурмфюрер. Однако вы были правы. Я здесь для того, чтобы обсудить последние… новости.       — Я к вашим услугам.       Рудель серьезно проштрафился. Мне же недоставало сноровки в вопросах плетения интриг и хождения вокруг да около, поэтому я решил говорить прямо.       — Мы могли бы уладить дело по-другому. Что, если вдруг объявится кто-то, имеющий прямое отношение к диверсии? Кто-то, чье участие в акции не составит труда доказать? Я смог бы подобное устроить. Подумайте, гауптштурмфюрер, это спасло бы вашу репутацию и избавило бы нас от излишних хлопот.       — Знаете, Рат, кажется, я впервые вас понимаю. Но если бы подобный расклад кого-то устраивал в комиссариате, я сам не преминул бы вляпаться в подобную аферу.       — Судя по всему, вам известно больше, чем мне, — заметил я.       — Помилуйте, капитан! Это лишь попытка все сделать по правилам. Если вы понимаете, о чем я, — вкрадчиво проговорил Рудель. — Всегда можно найти парочку-другую смельчаков, согласных пожертвовать собой во имя великой идеи благородства, да вот только дело уже решено!       Не сразу, но я осознал суть происходящего. Искусная ловушка должна была захлопнуться, даже если ей суждено было внутри остаться пустой. Все происходящее было лишь ловко созданной фатальной иллюзией, обманом, целью которого было сокрытие истинных намерений. Я чувствовал себя непроходимым глупцом.       — Вот ведь как они размышляют, капитан… — продолжал тем временем Рудель. — Ясно, что никто из тех бандитов не явится с повинной. Однако мы будем выглядеть великодушными, потому как дали этим свиньям шанс. А уж то, что они им не воспользовались, разве нас касается? Если же явятся — тем лучше: убьем двух зайцев одним выстрелом!       — Глумливая порука!       — Вам следует быть осторожнее в выражениях, капитан, — предупредил Рудель.       — Вы можете использовать наш разговор в своих интересах, но уверены ли вы, что то, чему вы служите, не обернется когда-либо против вас?       — Я имел в виду не себя, — уклончиво проговорил Рудель. — И я настоятельно вам рекомендую не вмешиваться в дальнейший ход событий. Судьба Идалино решена, капитан. Просто примите сей факт, и давайте сделаем вид, будто этого разговора не было.       Когда я покинул помещение, Шульц уже был на месте и отчитался о блестяще исполненной миссии. Время давно минуло за полночь, так что все вокруг тонуло во мраке. Флаг со свастикой развевался над зданием, и впервые за долгое время я совсем по-другому посмотрел на этот черный крест. Мне стало понятно, что ни одна иллюзия не стоит такого чрезмерного и уродливого откровения.