❈
— Вы оплатите номер по карте или наличными? Девушка вбивает в компьютер данные, то и дело смотря на бумажку в своих руках. Для нее там — паспортные данные, а для него — шутка, произошедшая из уличной листовки и глотка магии. — Наличными. Он кладет руку на стойку перед собой, и под ладонью собираются темные капли. Стоит ему приподнять пальцы, как материя затвердевает и превращается в несколько сложенных купюр. — Сдачи не надо. Девушка улыбается — ее улыбка очень даже милая, и он бы нашел ее привлекательной в иной раз. Вообще, наверное, ему эти люди нравятся больше, чем… прошлые. — Пожалуйста, ваш паспорт и ваш ключ. — Она кладет на стойку листовку и пластиковую карту. — Это ваша личная ключ-карта, постарайтесь не потерять ее. Он кивает головой, на мгновенье улыбается ей и уходит в сторону лифта. Его номер на четырнадцатом этаже, и поездка наверх кажется ему необычайно долгой. Когда-то ему не нужно было тратить на подобное столько времени. Было достаточно мгновения, щелчка пальцами, легкого дуновения мысли. Остается лишь надеяться, что прежнее могущество вернется. Когда он подходит к двери, на мгновение испуганно застывает: не понимает, что ему сделать, чтобы дверь открыть. Нет замочной скважины. Но это не должно быть обманом, и он лезет в глубины памяти, чтобы найти ответ. Ах, да, все так просто — стоит ему приложить карту, как огонек мигает зеленым и ручка поддается. Он проходит внутрь. В номере пахнет свежестью, порошком и освежителем для воздуха одновременно. В небольшом коридоре висит зеркало: он подходит к нему, и отражение кажется ему чужим. Не удивительно. Он усмехается, и отражение усмехается вместе с ним. Он подносит руку к отросшим белым волосам, спадающим уже почти на плечи, и отражение делает то же самое. Он подходит ближе. Сложно осознавать себя одним целым с… этим. Но теперь надо. Теперь это — его тело. И у этого тела новое имя. Инэй. И ему, пожалуй, нравится быть таким. Не только потому, что это хорошее, сильное тело, котороы выдержит его дух и магию, но еще и потому, что он знает, для кого это тело будет использовано. Лишь по этой причине он так отчаянно боролся с прошлым носителем. И лишь поэтому с таким самолюбованием смотрит на нового себя сейчас. А конце концов, он это заслужил. Он очень многое для этого сделал и слишком многое потерял. Но еще большее обретет. Инэй переводит взгляд на вид из окна, ради которого он и выбрал этот номер. Ему не нужны две спальни, не нужен личный душ и холодильник — но ему нужен четырнадцатый этаж и вид на Пустошь, что открывается именно с этого ракурса. Отсюда видно Академические шпили. Это его даже завораживает. Едва уловимые вращения магии над Пустошью, эти разлетающиеся тут и там мерцающие частицы, подернутые блеклой дымкой очертания Академии — в этом есть свой шарм. Как и во вкусе кофе. Признаться, в первый раз этот напиток показался ему чем-то отвратительным, но вкусовые рецепторы вскоре вновь затребовали его, словно одержимые. Вероятно, это не его память, но ему не хочется менять эту привычку. Так он чувствует себя более местным. Более человеком. А еще это дело чисто научного эксперимента — ему интересно понаблюдать, изменится ли как-то звездная дымка, когда его способности войдут в свои полные мощи. Сейчас он слаб, особенно после того, как разделил свою магию на несколько частей, однако семена, которые он посадил, уже скоро дадут плоды. Одна из его лилий уже точно почти распустилась. Так что пока что все идет по его плану. Академия отчаянно пытается сдерживать последствия их неудачного эксперимента за черной дверью, однако скоро она не выдержит. Его тени скребут стены, стачивают защиту, разъедают все вокруг себя. И скоро смогут выбраться наружу из своей клетки. И тогда он заберет то, что по праву принадлежит ему. Этот мир. Усмехнувшись, Инэй качает головой и отпивает еще кофе. Белоснежные, даже отливающие седой голубизной волосы падают на глаза, и он убирает пряди за ухо. Вероятно, что-то стоит с ними сделать?❈
Появлялось ли в его душе какое-то чувство успокоения, когда он смотрел из окна номера на сотканные под руководством магии башни Мираколь Меранц? Наверное, нет, хотя что-то внутри пробуждалось и робко просилось наружу: лишь спустя много дней Инэй понял, что это была надежда, смешанная со злорадством. Он видел в этих башнях возможность для воплощения собственных идей — и ненавидел их, потому что они принесли разрушение в его дом. Башни Мираколь Меранц устремляются вверх острыми шпилями, словно копья, воткнутые в землю острием вверх. Древко этих копий увито ажурными сплетениями, словно кружевом, сотканным не людьми, а магией. Прошлым вечером Инэй прогулялся по городу и нашел в книжном магазине целую полку с книгами о приходе магии в этот мир и о построении Академий. Он скупил их все за купюры, что от скуки создавал и оставлял в своих карманах, и теперь он хотя бы нашел этим бумажкам применение. Однако сейчас книги, купленные на них, валялись по всему его номеру, не привлекая интереса. Инэю хватило пары часов, чтобы изучить всю информацию, и теперь он находил ее достаточно скудной. Ему показалась забавной информация о том, что все Академии, включая Мираколь, были построены под четким руководством магии: разрушив прежде существовавшие на территории строения, она набрала себе материалов и, вбив чертежи сооружений в подсознании нескольких ее вверенных, заставила их строить в свою честь. А это, между прочим, представляло особенную сложность, так как магия не терпела конкуренции и любая техника и электроника на территории ее владений переставала работать. Академия Асценса Меранц, находящаяся в нескольких сотнях километров от этой Пустоши, недалеко от города Антанта, была закончена первой, и на ее постройку ушло почти двадцать лет. Затем построили Мираколь, а следом за ней — оставшиеся тринадцать Академий, разбросанных по всей планете. Хотя Инэй бы куда охотнее назвал их храмами — прочитав кодекс и описание жизни студентов Мираколь, он пришел к мнению, что слишком уж те похожи на аскетов, идущими согласно воле их единственного бога: магии. Бога чертовски самовлюбленного и жестокого. Язык, которым магия объясняла свои требования, казался ему чем-то смешным. Она просто исказила уже существующие в этом мире понятия, выдав их за что-то новое, и лишь собственное имя соизволила выдумать сама — М е р а н ц. Ее иногда называли так и в книгах, но вкладывали в это название что-то сакральное и величественное, не понимая, как издевательски поступила эта магия по отношению к ним. Она словно паразит, питающийся соками этого мира. В каждом наименовании чего-то, к чему она коснулась, скользит эта наигранная ложь: лишь переработка того, что и так здесь существовало. Асценса, Мираколь, Спириция, Темпеста, Аурор, Скицилла — под знаменем нового лишь все то, что уже было создано умами людей. Так грустно, что люди здесь не слышат ее смеха. Но Инэю это только на руку.