Закономерности отпущения грехов

Пол просыпается дезориентированным, его сознание изо всех сил пытается выпутаться из чего-то более тяжёлого, чем сон.              Он не меняет темп или глубину дыхания и не подаёт никаких других внешних признаков осознанности. Девятнадцать лет тренировок — вся его жизнь, к слову, — в случае непредвиденной опасности срабатывают как инстинкт. Пол прекрасно чувствует что-то неладное, но не может понять, что именно с ним происходит, поэтому, следуя практикам Бене Гессере, решает сконцентрироваться на окружающей обстановке.              Знакомый кедрово-сандаловый аромат его собственных покоев со вкраплениями свежих лавандовых ноток, которыми отдаёт постельное белье. Мерная дробь дождевых капель по стеклу, успокаивающая его разум несмотря на пульсирующую головную боль. Шёпот голосов, среди которых он сразу же узнает Гёрни Халлека, звучащего непривычно грубо, зло и… испуганно?              Он не улавливает смысл произнесённых слов, слишком захваченный странными интонациями страха в вопросе Гёрни.              С ним разговаривает никто иной как доктор Юэ, отвечающий на вопрос, который Пол прослушал:              — …технически это не яд… влияние на сердечно-сосудистую систему молодого господина… само химическое вещество уже вывелось из организма, но последствия ещё… — Речь настолько тиха, что в своём нынешнем состоянии Пол не может на ней толком сконцентрироваться, пропуская довольно-таки существенные куски объяснения.              Значит, яд. Или нечто аналогичное. Теперь понятно, откуда взялась эта вялость и тяжесть в конечностях. Больше нет нужды притворяться спящим, когда он точно уверен в безопасности окружающей обстановки, и всё же Полу никак не удаётся открыть слипшиеся веки.              — Значит, доктор, пытаетесь сказать, что не в силах ничем помочь, — на этот раз это был голос Лето. Низкий и сильный, таивший в себе напряжение, словно грозовая туча — молнию.              — Нет, мой герцог. Лишь говорю, что действие химического вещества невозможно нейтрализовать. — Теперь Юэ звучит чётче, и непонятно, потому ли это, что Пол слушает внимательнее, или потому, что Юэ повысил голос. — Единственный доступный выход — смягчить его воздействие, дав юному господину то, что ему нужно. Половой акт фактически сведёт риск смерти или необратимого увечья к нулю.              — Доктор Юэ, — жёстко чеканит каждое слово вмешавшаяся Джессика. — Почему из всех возможных ядов наши враги выбрали именно этот?              — Возможно, потому, что это и не яд вовсе, — терпеливо поясняет Юэ. — В противном случае он бы не смог преодолеть все наши меры безопасности. И, возможно, потому что в то время как семьи из других Великих домов сочли бы ситуацию незначительным неудобством, для Атридов, славящихся своей честью, обернётся катастрофой. Весьма иронично — навредить наследнику герцогства недугом, который можно устранить простым принуждением.              Пол пропускает следующие несколько приглушенных реплик, слишком занятый прокручиванием в голове обрывков полученной информации. Он однозначно был отравлен… но чем? Какой недуг в принципе можно вылечить при помощи секса?              Однако в ту секунду, когда он задаёт себе этот вопрос, скептичность тут же улетучивается. Под его кожей горит настоящий пожар, да сильный, что удивительно, как он умудрился его не заметить сразу после пробуждения. Во время беспокойного сна он сбросил одеяла и подушку на пол. Его тело буквально болит от острой пульсирующей потребности, которая лишь усиливается, когда ему наконец удаётся моргнуть и открыть глаза.              Из прихожей, где члены семьи обсуждают его состояние, струится тусклый свет подвесной лампы.              Несмотря на ужасную слабость, пронизывающую каждую клеточку тела, Полу отчаянно хочется вскочить на ноги и броситься туда. Не для того, чтобы присоединиться к разговору — хотя он имеет полное право высказаться во время обсуждения своих шансов на выживание, — а потому, что там Гёрни. Он молчит, но Пол знает, что он стоит вместе с остальными — ведь звука открывающейся двери ещё не было. И это значит только одно: Пол может подойти к нему, обвить руками крепкую шею и…              И…              Боже, ему ни в коем случае нельзя приближаться к Гёрни. От мысли, что в таком скомпрометированном состоянии к нему прикасается кто-то другой, становится тошно, но если этим кто-то будет конкретный…              Нет. Пол не может рисковать и приближаться к трубадуру, когда знакомая тоска в груди превратилась в эту мерзость. Слишком велика вероятность того, что Гёрни сразу же догадается, чего от него хочет Пол, и, самое страшное, не откажется. Да и как он вообще может сказать «нет», когда на кону стоит жизнь и здоровье сына герцога? И неужели Пол действительно собирается заставить его делать выбор без выбора?              Он пытается вести себя тихо, когда приподнимается, чтобы сесть, но голос Гёрни немедленно прерывает приглушенные дебаты хриплым: «Думаю, он проснулся».              У него нет времени собраться с силами, прежде чем его внезапно окружают, хотя, следует отметить, ближе всего оказывается только доктор Юэ, присевший на самый край матраса. В правой ладони он сжимает маленький мешочек с лекарствами. Отец с матерью стоят рядом с кроватью, выражение лица Джессики — знакомая непроницаемая маска, в то время как Лето — само воплощение смешанного с яростью и беспокойства. Гёрни, хвала небесам, стоит чуть поодаль, привалившись к стене. Вне досягаемости. Пол может почувствовать отчаянный прилив желания при виде этого мужчины — хочется вскочить с постели и броситься к нему, — но для осуществления подобного придётся пробиваться через родителей, и этого факта достаточно, чтобы остудить пыл. Хотя бы на время.              Гёрни срочно нужно уйти. Пол отводит взгляд и тут же натыкается на пронзительные тёмные глаза доктора.              — Как вы себя чувствуете? — На лице Юэ застыла маска холодного профессионализма.              — Словно сгораю изнутри, — честно признаётся Пол, тяжело хватая грудью воздух.              Он заставляет себя молчать в ожидании объяснений доктора, хотя уже собрал воедино большинство обстоятельств. Он потерял сознание за ужином и с тех пор находится в полубессознательном лихорадочном состоянии. Его организм медленно реагирует на чужеродное химическое соединение, и есть очень реальный шанс, что оно его убьёт.              — Мне жаль, молодой господин. Я не могу найти противоядия. Есть способ смягчить воздействие химического вещества на срок, достаточный для того, чтобы вы благополучно пережили это испытание, но вам он точно не понравится.              — Секс, — несмотря на бушующую внутри бурю смешанных эмоций, слово получается произнести ровно и спокойно.              — Ты всё слышал, — хмурит брови Лето.              — Я не собираюсь никому приказывать ложиться в мою постель, — говоря это, Пол не позволяет себе даже взглянуть на Гёрни. Во рту у него пересохло, пульс участился, а лицо горит сильнее, чем можно объяснить даже приступом лихорадки.              — Но ведь можно попытаться найти добровольца… — пытается переубедить его Джессика.              — Нет, — огрызается Пол, вцепляясь обеими руками в простыни, чтобы не расцарапать собственную кожу. — Ни о каком добровольчестве не может быть и речи, когда никто в здравом уме не откажется. Это будет равносильно приказу. Я не готов пойти на такое.              — Сынок, — начинает Лето, и у Пола кружится голова, когда он понимает, что отец собирается с ним поспорить. Он собирается поступиться своими моральными устоями и попытаться убедить Пола совершить этот ужасный поступок. Он собирается сделать исключение из непоколебимых принципов справедливости и неподкупности Атридов в попытке защитить Пола.              — Нет, — повторяет Пол спокойнее, но не менее твёрдо. — Я не буду этого делать. Доктор Юэ, каковы мои шансы на выживание?              Юэ обменивается взглядом с Джессикой, как будто ища разрешения сообщить Полу эту информацию. Когда она едва заметно кивает, Юэ говорит тихо и спокойно:              — При надлежащей… помощи вы выйдите из ситуации абсолютно невредимым. Подобное заключение настолько точное, насколько можно вычислить при помощи математики. Без… постороннего вмешательства с вероятностью девяносто шесть процентов к утру вы будете мертвы.              Гёрни рычит едва слышное ругательство. Это первое слово, которое он произносит с тех пор, как последовал за остальными в спальню, и от этого звука у Пола по всему позвоночнику пробегает жадная дрожь. Во всем Каладане нет силы, которая могла бы остановить его взгляд, устремлённый на Гёрни в этот момент — и неподдельное отчаяние, которое он видит в ответ, настолько сильно, что выбивает дыхание из груди.              Боже, Гёрни точно прикоснётся к нему, стоит Полу только попросить. Это было бы самое простое требование в мире. Остальные уйдут, оставив Гёрни в его полное распоряжение, и тогда…              — Дайте мне успокоительное, — выдыхает Пол, с трудом концентрируясь на бледном лице Юэ. Решение отказаться от помощи вызывало боль — но не физическую, а такую, словно он вырывает какой-то жизненно важный физический фрагмент из собственной груди. — Если я собираюсь рискнуть, то мне нужно быть уверенным, что я останусь без сознания всю ночь. Я уже чувствую… Если… Пожалуйста, доктор. Я не хочу никому причинять вред. — Его глаза застилают слезы, а голос прерывается прерывистым дыханием. Шансы в четыре процента — это не ноль, но всё равно практически смертный приговор. И он должен быть уверен, что сможет сохранять самообладание до утра. Потому что Пол не знает, удастся ли ему придерживаться своих принципов, если лихорадка будет усиливаться.              Когда он рискует взглянуть на отца, Лето стискивает челюсти, сердито вглядываясь в пустые тени комнаты Пола с беспомощностью, на которую больно смотреть.              — Делайте, как он говорит, доктор, — тихо произносит Джессика до того, как Пол не выдержал бы и приказал Юэ вести транквилизатор. Быть может, он ещё не герцог, но по силе его слова практически ничем не уступают отцовским.