Закономерности отпущения грехов

Этой ночью Гёрни даже не пытается уснуть.              Так же как и занять себя чем-то, ведь чертовски хорошо понимает: он потерпит неудачу во всём, за что сейчас ни возьмётся. Нескрываемое волнение разве что не выплёскивается через край, пока он нервно расхаживает по своему скромному жилищу, словно запертый в клетке дикий зверь. Нетерпеливые шаги эхом отдаются от голых каменных стен, и Гëрни практически жалеет, что перед приходом сюда не осмелился пройтись по замку подольше. Но он не мог позволить себе праздные шатания, учитывая, что по приказу герцога Лето, новости касательно состояния Пола будут передаваться среди ближайшего окружения лично, а не по официальному каналу связи.              Форменная куртка уже давно висит на спинке стула, но в остальном Гëрни остаётся полностью одетым. Готовым ринуться в бой при первом намёке на цель или команде герцога.              Шпионы, пронёсшие яд, задержаны и допрошены, а ответственный за это Малый Дом привлечён к ответу. Ещё предстоит навести порядок в политическом и стратегическом плане, но это уже сфера компетенции Суфира. Даже если бы Гëрни умудрился сохранить голову холодной, то он всё равно ничем бы не мог ему помочь.              Господь милосердный, он и себе толком помочь не может.              Когда он решается посмотреть на часы, они показывают без двадцати двенадцать. Полу давали успокоительное чуть больше трех часов, и Гëрни страстно желает стоять там, на страже дверей своего молодого господина. Ведь, кроме этого, он ничего не может сделать. Но если Лето и Джессика могут терпеливо оставаться в своих покоях до утра, доверившись заверениям доктора Юэ, что он мигом сообщит любую информацию об изменении состоянии Пола…              То Гëрни тоже так поступит. А разве есть выбор? Он и так изо всех сил старается не демонстрировать неподобающую глубину преданности, лишь бы её не заметили окружающие — в первую очередь герцог с леди Джессикой и Пол. Признать, насколько он… привязался к наследнику Атридов, было бы равносильно государственной измене. В лучшем случае, его сочтут сентиментальным стариком, тоскующим по несбыточному, а в худшем — предателем, если Лето заподозрит его в желании претворить что-либо из своих намерений в жизнь.              Конечно, Гëрни не собирается ничего делать. С него хватит одних лишь навязчивых и неудобных мыслей, плотно засевших на подкорке сознания. Он сам себе отвратителен, но ничего не может поделать с возникшим в разуме огромным разрывом между влечением к возмутительно привлекательному молодому мужчине, которым стал Пол, и воспоминаниями о ребёнке, доверчиво глядящего на него невозможно искренними глазами. Любое предательство герцога меркнет по сравнению с мыслью о том, чтобы подвести наследника дома, считающего его наставником и другом.              Однако порой Гëрни кажется, что все его грязные, постыдные секреты для Пола — открытая книга. Возможно, следует впредь вести себя более осторожно в его присутствии. Но он подумает об этом позже. Как только убедится, что Пол — цел и невредим.              Как бы ни томительно было ожидание новостей, настойчивый стук в дверь не заставляет Гëрни вздрогнуть. Звук панический — вышколенный атридский солдат, даже если ему и довелось стать вестником кошмарных новостей посреди ночи, никогда не позволит себя подобной экспрессии. Сердце Гëрни подскакивает куда-то в район горла, и он мигом подлетает к запертой двери. От мысли, что сейчас перед ним предстанет сам Лето, абсолютно разбитый и едва сохраняющий крупицы самообладания перед лицом худшей из возможных новостей, становится дурно.              Пол не мог умереть. Не мог — и всё тут.              Гёрни беззвучно тянет на себя дверь и на сей раз действительно вздрагивает, потому что перед ним стоит Пол Атрид собственной персоной. Дрожащий, дышащий быстро и неглубоко, почти не занимающий места в полутёмном тихом коридоре.              Когда Пол, спотыкаясь, переступает порог, только быстрые рефлексы Гëрни не дают ему со всей силы рухнуть на пол.              Однако эффект неожиданности вкупе с инерцией падения играют злую шутку — и застигнутый врасплох Гёрни оседает вместе с ним. Но, по крайней мере, ему удаётся более-менее смягчить их спуск. Суставы простреливает болью — всё-таки падение вышло не слишком удачным, — но зато с Пол точно не пострадал. Гёрни практически держит наследника герцога у себя на коленях, их лица находятся на одном уровне, так что даже в полумраке комнаты он отлично видит всю бурю эмоций в выразительных зелёных глазах. И чувствует лихорадочный жар, исходящий от тела Пола.              Где-то сзади тяжело захлопнулась дверь, издав тихий щелчок, возвещающий об автоматической блокировке замка. Дыхание Гёрни сбивается, когда Пол крепче прижимается к нему, утыкаясь лицом в широкую грудь. Руки судорожно обвиваются вокруг талии Гёрни, и пальцы с такой силой впиваются в затянутую серой рубашкой спину, что удивительно, как тонкая ткань остаётся целой.              — Что вы здесь делаете? — Гёрни даже не пытается скрыть ошеломление и испуг. — Почему так рано очнулись? Где доктор Юэ?              — Не знаю, — отвечает Пол так тихо, что приходится напрячь слух. — Я проснулся один. Не пытался связаться с ним. У моей двери не было никакой охраны.              Конечно, там не было никакой охраны. За более чем десятилетнюю службу Дому Атридов доктор Юэ ни разу не ошибался. Рассчитанная им доза успокоительного должна была гарантировать, что Пол спокойно проспит всю ночь. Но, по всей видимости, лихорадка существенно снизила эффективность препарата.              Гёрни обязан срочно найти посыльного и сообщить о случившемся доктору. Но когда он пытается аккуратно встать, Пол прижимается к нему сильнее — ещё крепче сжимает рубашку — и издаёт громкий протестующий стон.              — Милорд, — беспомощно произносит Гёрни. — Мне нужно связаться…              — Нет, — рвано выдыхает Пол; его плечи, казалось, начали дрожать ещё сильнее. — Никому не говори, что я здесь. Они не позволят мне остаться.              Гёрни не совсем уверен, что это правда — он видел выражение лица Лето, когда Пол отказался… прибегнуть к помощи, — но он захлопывает рот, непроизвольно сжимая челюсти. Пол не может оставаться здесь. Стоит ли за этим лихорадочный бред или здравый расчёт — не важно, ведь может быть только одна причина, по которой молодой наследник пришёл сюда. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, почему Пол так отчаянно цепляется за него, прерывисто дыша и всё пытаясь притиснуться ближе.                     Но, находясь в ясном сознании пару часов назад, Пол чётко дал понять, что он этого не хочет — как оказалось, риск для него предпочтительнее бесчестия. Гёрни тогда стоило титанических прикусить язык и скрепя сердце признать за Полом право распоряжаться его собственной жизнью.              Поэтому, когда Пол всё-таки решает немного отстраниться, Гёрни малодушно надеется, что пресловутые высшие силы в лице наследника герцога его помиловали.              Но, как оказалось, Пол сделал это только затем, чтобы сразу же накрыть рот Гёрни безмолвной неуклюжей мольбой, так похожей на поцелуй.              Несмотря на то, что подобный исход был вполне ожидаем, он замирает как громом поражённый. И что ещё хуже, Пол, похоже, считывает его неподвижность за согласие — или, по крайней мере, отсутствие прямого отказа — и когда на его затылок ложиться горячая ладонь, практически умоляя о взаимности, Гёрни сдаётся. Стойкое чувство вины захлёстывает его с головой, когда он с неохотой размыкает плотно сжатые губы, чтобы ласково ответить изнывающему от лихорадки Полу.              И, наконец, словно всего этого было мало: не Гёрни прерывает поцелуй, каким бы целомудренным он ни был. Пол сам откидывается назад, усиленно моргая и вглядываясь в лицо напротив с безошибочным отчаянием.              По крайней мере, теперь его взгляд стал более осознанным. Но в сложившихся обстоятельствах это — слабое утешение.              — Я не могу, — с трудом хрипит Гёрни, чувствуя в груди неприятную тяжесть.              — Тебе бы этого хотелось. — Голос Пола звучит необычайно серьёзно и в то же время задушено: кажется, ему стоит огромных усилий сдерживаться и пытаться вести связный диалог.              — Чего нельзя сказать о вас. — Гёрни не уверен, откуда у него берутся силы произнести эти слова, но он благодарен остаткам своей совести. — Вы совершенно ясно высказали своё отношение к ситуации.              — Я передумал, — признается Пол тихим, напряженным голосом. — Я не могу больше это терпеть, Гёрни. Не хочу умирать.              Наверное, Гёрни следовало попытаться заверить Пола, что у него есть все шансы пережить эту ночь, но лживые слова испаряются, оставив после себя лишь горькое послевкусие на языке. Треклятые четыре процента. Шансы просто ничтожные. Единственное, что пока останавливает Гёрни, — это осознание того, что Пол этого не хочет. Однако, видя, что с ним сейчас происходит…              Разве у него есть моральное право продолжать настаивать на своём перед лицом такой искренней мольбы о спасении?              — Мой господин… — предпринимает он последнюю отчаянную попытку, когда внезапное осознание холодной рукой пережимает ему горло. Он больше не собирается продолжать цепляться за жалкие крупицы собственных принципов.              Может, завтра Пол его и возненавидит, но то будет потом. Завтра он стойко примет любое наказание — даже навсегда покинет Каладан, если того потребует оскорблённый его предательством молодой господин, — лишь бы только Пол остался жив.