Qui cherche, trouvera

09:01, 12 октября 2007 года. Тюмень, Россия. – Господи, ну почему так долго?! – стонет Антон, и я поднимаю голову, хмуро посмотрев на него. Как маленький себя ведёт, честное слово! Ему ли не знать, сколько времени занимает осмотр у спортивного врача, особенно когда на диспансеризацию приходит команда в полном составе. Мы с Антоном и так приехали сюда достаточно рано, но и то в очереди перед нами уже сидели несколько моих сокомандников. – Слушай, ты сам захотел поехать со мной вместо мамы, и тебя, между прочим, никто не заставлял, – недовольно произношу я, сверля брата своим раздражённым взглядом. – Так что не ной и не беси меня! Антон приподнимает брови и цокает, пробубнив что-то невразумительное, и я закатываю глаза. И этот человек старше меня на семь лет?! Быстро забываю об этом и, зевая и скрещивая руки на груди, закидываю ногу на ногу. Отчасти я понимаю настроение Антона: он приехал домой со сборов на несколько дней, а ещё до сезона остаётся всего ничего. Как там говорят... напряжение нарастает? Не знаю, что из себя представляет это чувство. Наверно, это круто. А что? Ты выступаешь на международных соревнованиях, защищаешь цвета своего флага, а если повезёт, то выигрываешь, и твоё имя не мусолит лишь ленивый. Только вот мало кто догадывается, что стоит позади подобной романтизации победы. Антон – огромный трудяга, и он уже является чемпионом мира среди юношей, правда, в эстафете, но тот факт, что он закрепился в юниорской сборной, говорит о многом. Я не хочу сглазить своего «суеверного» брата, поэтому лишний раз не поднимаю тему соревнований и возможных медалей в наших с ним беседах. Я убеждена в том, что Антон своё ещё обязательно возьмёт, а что касается меня... Я верю в других людей намного больше, чем в себя, и в этом кроется моя главная проблема. Я всегда полностью выкладываюсь на трассе и даже не позволяю себе задуматься о том, чтобы дать заднюю из-за усталости, но как только мои лыжи или роллеры касаются коврика, вся моя уверенность испаряется, словно её вовсе никогда и не было. Скоро начнётся мой второй полный сезон в биатлоне, а в моей гоночной статистике до сих пор нет ни одного чисто отработанного рубежа. Может быть, дело в несобранности, деконцентрации, каких-нибудь психологических заморочках или просто в том, что у меня руки не из того места растут... – Следующий! Антон, сидящий напротив меня, пинает меня по ступне, и я вздрагиваю, широко распахивая глаза и вопросительно глядя на брата. – Дуй в кабинет, тебя позвали уже, – ворчит Антон, отдавая мне мою медицинскую карточку, и я фыркаю, поднимаясь на ноги и заходя за дверь. Разуваюсь и передаю карточку медсестре, сидящей за столом, и другая медсестра подзывает меня к себе, чтобы зафиксировать все необходимые для первичного осмотра данные. Встаю на весы и смотрю вниз: стрелочка колеблется между числами 44 и 45. Для моих почти 160-ти сантиметров роста – это немного недобор, но я изначально была настроена на то, чтобы сбросить несколько килограммов перед сезоном, поэтому ничего критического в этом для себя не нахожу. Зрение у меня – твёрдая единичка; объём лёгких, размер грудной клетки и сила кистей рук намного превосходят средние показатели, и я облегчённо выдыхаю, потому что в прошлый раз у врача были сомнения насчёт некоторых цифр. – Здравствуйте, Татьяна Валерьевна, – приветливо здороваюсь и прохожу к врачу, садясь на стул около её стола. – Здравствуй, Соня, – улыбается Татьяна Валерьевна и, мельком глянув на меня, возвращается к изучению результатов моих анализов и заключений самых разных докторов, по которым я бегала почти весь сентябрь. Наконец она закрывает мою карточку и убирает её в сторону, и я кладу правую руку на стол, чтобы Татьяна Валерьевна измерила мне давление. Убедившись в том, что моё давление в покое в норме, она просит меня снять кофту с топом и подходит ко мне, чтобы приклеить электроды к моей груди для диагностики работы сердца во время физической нагрузки. Надеваю топ обратно и сажусь на велотренажёр, начиная неторопливо крутить педали и постепенно наращивать темп. Перемежаю всевозможные мысли своими извилинами, потому что иначе здесь можно умереть со скуки, но спустя 15 минут, когда основная часть обследования остаётся позади, и я постепенно вхожу в аэробную зону, то я невольно хватаюсь за резиновые ручки велотренажёра, ощутив необъяснимый и внезапный прилив головокружения. Я жмурюсь и в ужасе мотаю головой, чтобы избавиться от этого затмения, и Татьяна Валерьевна обеспокоенно спрашивает: – Что случилось? – Я в порядке, – выдыхаю, медленно приходя в себя. Что это, чёрт возьми, было?! У меня же вся жизнь перед глазами пролетела... Довожу процедуру до её логического завершения и останавливаюсь, всё ещё сидя на тренажёре, пока врач отцепляет от меня все электроды. Я тяжело дышу, но не от нагрузки, а от испуга. Это было похоже на предобморочное состояние, о котором мне недавно рассказывала мама – она унаследовала это от своей матери и из-за этого была вынуждена распрощаться с профессиональным биатлоном, потому что частые обмороки вгоняли её в страх и не давали полноценно наслаждаться соревнованиями. Я, конечно, во многом в своей внешности похожа на бабушку, и это делает меня слегка отличной от Насти и Антона, но я бы не хотела перенимать от неё и заболевания... Так, Соня, отставить панику! Ничего, о чём можно было бы переживать, ещё не произошло... И вообще, почему мой мозг вставил слово «ещё», когда генерировал эту мысль?! Сейчас я не собираюсь страшить себя и надеюсь, что мой организм сработает в тандеме с моими запросами, ведь на настоящий момент времени это мне совсем не к месту, и вряд ли когда-то будет к месту, потому что моя какая-никакая карьера только начинается... Слезаю с велотренажёра и встаю на ноги, чуть не падая: ступни будто проваливаются в желе, и голова снова идёт по кругу, отбрасывая меня в межизмерение: я как бы и не здесь, и не там, а зависаю где-то посередине, и эта трактовка моего состояния совсем не обнадёживает меня. Натягиваю свою кофту и аккуратно присаживаюсь на стул, с большим трудом согнув ненормально трясущиеся колени. Смотрю в одну точку перед собой и чувствую, как меня постепенно отпускает, поэтому позволяю себе расслабиться и откинуться на спинку стула, переводя дух. Татьяна Валерьевна поворачивается ко мне и протягивает мне мою карточку с лежащей на ней маленькой бумажкой-заключением, и я приподнимаюсь на локтях, готовясь внимать каждому слову врача. – Значит так, на сегодняшний день единственное, что меня смутило – это падение давления при нагрузке и тот факт, что этот скачок спровоцировал внезапное ухудшение твоего общего самочувствия, – серьёзно произносит она, пристально глядя мне в глаза, и я тяжело сглатываю и мысленно прошу её побыстрее озвучить свой вердикт. – И ещё твой гемоглобин, – уже веселее добавляет врач, и я непонимающе прищуриваюсь, но та продолжает: – Когда выйдешь на мировой уровень, то будешь долго доказывать дяденькам и тётенькам из ВАДА, что у тебя от природы такой неприлично высокий гемоглобин. Я легко мотаю головой и улыбаюсь, забирая свою карточку и насмешливо проговаривая: – Ага, где я и где мировой уровень... – Если будешь давать телу достаточное количество отдыха, то никаких препятствий со стороны здоровья у тебя не возникнет, – бодро уверяет меня Татьяна Валерьевна, и я беспечно встаю со стула и уже отхожу к двери, собираясь откланяться, но врач притормаживает меня и кидает вдогонку: – Не нагружай себя сильно хотя бы эту неделю. Я на секунду задумываюсь над её просьбой и, хмурясь, вспоминаю, что на днях у нас будет одна из важнейших контрольных перед новым сезоном, где я никак не могу не выложиться на 101 процент, поэтому сейчас я лишь делаю вид, что услышала её, и киваю, прощаясь с ней. Выхожу за дверь и тихо угораю: Антон, по всей видимости совсем задолбавшийся меня ждать, лежит животом вниз на всех трёх стульях, стоящих в ряд, и вполне успешно создаёт видимость того, что он реально спит, но я ведь знаю своего брательника как облупленного. Незаметно подкрадываюсь к его голове и отвешиваю ему лёгонького подзатыльника, разражаясь смехом, когда тот резко переворачивается на бок и недоумевающе поднимает на меня глаза. – Ты такой лопух, я не могу, – продолжаю хохотать и ржу ещё сильнее, потому что Антон пародирует меня, кривя рожицы. – Иди ты в задницу, – в таком же тоне отвечает мне брат, и я поджимаю губы, отдавая ему карточку с заключением, чтобы он убрал их в свой рюкзак, и хитро протягиваю: – Я-то пойду, только ты меня сначала домой отвези, а то мама будет переживать, если я пойду в задницу не позавтракав. Антон хмыкает и, качая головой и растягивая губы в улыбке, встаёт ко мне спиной, слегка наклоняясь вперёд и заводя назад свои руки. Довольно потираю ладони и запрыгиваю брату на спину, обнимая его за шею, когда он начинает идти. Специально ворошу его и так беспорядочно торчащие в разные стороны волосы и тепло произношу: – А ты знаешь, что ты самый лучший в мире брат? 11:49, 16 октября 2007 года. Тюмень, Россия. Надеваю гоночный номер и смотрю в окно: дождь лишь усиливается, превращаясь в настоящий ливень, но я прекрасно понимаю, что это всё равно никак не повлияет на решение провести контрольную тренировку. Единственное, что изменили наши тренеры в концепции контрольной – убрали стрельбу, превратив биатлонный спринт в укороченный лыжероллерный масс-старт, чтобы никто не ложился на мокрые коврики и не стоял под холодным дождём в ожидании своего старта. Беру лыжероллеры с палками и бреду к выходу из раздевалки на улицу, встретив Николая Степановича в коридоре. Он почти проходит мимо, но, спохватившись в последний момент, окрикивает меня, и я устало разворачиваюсь к нему лицом, чувствуя, как раскалывается моя голова. – Я уже сказал тебе всё, что хотел, но забыл о главном, – пытаюсь изображать, что до меня доходит то, что он говорит, и неуместно киваю, полузакрыв глаза. – Я разговаривал с врачом по поводу тебя, и сейчас просто предупреждаю: девчонки будут всячески дёргать тебя, но не играй с ними в эти игры. Поберегись и подумай о своём здоровье. – Хорошо, я поняла вас, – отмахиваюсь и возобновляю свой путь, насупленно смотря себе под ноги и твёрдо цедя: – Теперь настал их черёд играть со мной. 11:58. Застёгиваю шлем под подбородком и встаю в первую линию, ощущая на себе презрительные и пренебрежительные взгляды сокомандниц, потому что сегодня в первый раз за всю свою жизнь я равнодушно отреагировала на все летящие в мой адрес словечки и шепотки, сосредоточившись на своём самочувствии, которое всерьёз настораживает меня. Всё было бы нормально, если бы не трещащая по швам голова и непонятно откуда взявшаяся тошнота не омрачали картину моего состояния. Видимо, моё тело решило пойти вразрез с моими амбициями, но я всё же попробую убедить себя в обратном. Тренер даёт команду «старт», и я срываюсь с места, сразу же разгоняясь и показывая, что я не собираюсь сдавать свою лидирующую позицию. Круг начинается с затяжного пологого подъёма, и я ускоряюсь, проверяя свой организм на работоспособность, чтобы понять, стоит ли мне рассчитывать на него в дальнейшем или придётся включать морально-волевые. Слышу несколько пар ожесточённо втыкающихся колышек палок в асфальт за своей спиной и усмехаюсь, залетая в подъём на каждый шаг и выкатываясь на спуск. Сажусь на спуске, дыша настолько глубоко, насколько это возможно, и боковым зрением замечаю, что Полина с Настей и Кристиной выходят на параллельный мне курс, окружая меня с двух сторон. Проталкиваюсь вперёд несколько раз и отрываюсь от них, потому что подобное положение абсолютно меня не прельщает и даже выводит из себя. Первый круг остаётся позади, а я всё ещё тащу на себе всю нашу когорту, обречённо и неизбежно чувствуя, как безвозвратно иссякают мои силы. Я прогадала с решением терроризировать себя в начале гонки, думая, что на заключительном кругу у меня откроется второе дыхание, ведь оно не откроется. Оно заперлось глубоко в моей грудной клетке и попросило не беспокоить его до следующего раза, но я не могу оставить это так, не дав себе шанса вывезти выбранный темп на морально-волевых, которые ждут своего часа. Что ж, дорогие мои, он настал. Упираюсь, несмотря на то, как давят на меня мои сокомандницы, пытаясь встать со мной в один ряд, и удерживаю лидерство до конца подъёма. Разгибаюсь в полный рост перед спуском, чтобы помочь кислороду быстрее попасть в мои пламенеющие лёгкие, и пошатываюсь, почти теряя равновесие: роллер проскальзывает по мокрой поверхности асфальта, но я молниеносно реагирую и переставляю его на положенное ему место, вдруг осознав, что я больше не слышу стука колышек вокруг себя. В панике раскрываю глаза, видя перед собой лишь размытые силуэты удаляющихся от меня соперниц, и в ужасе цепенею, понимая, что мои ватные руки не поддаются мне. Темнота постепенно застилает мой взор, и моё тело мякнет, но я не в межизмерении – я уже за его чертой, и я не смогу вернуться обратно, потому что сейчас я как никогда близка к заключительному аккорду своих возможностей. Я тлею как спичка, прогораю как свеча, и последняя разумная мысль, которая посещает мою задымлённую голову, умоляет меня продержаться до поворота внизу трассы. Едва заметно улыбаюсь, но уже через миг все мои мышцы ослабевают, и я не успеваю застать конец спуска, позволяя себе накрениться на правый бок. Вся поверхность моего тела, встретившегося с асфальтом, по инерции делает вдоль него несколько полных вращений, прежде чем выходит в ноль, останавливаясь и укладывая меня на спину. Мне почти не больно, я почти ничего не чувствую, ведь то измерение почти забрало меня к себе. Мои глаза закрываются, и я проваливаюсь в бездну, натыкаясь на слабый луч света, который молча протягивает мне свои руки. – Всегда помни, что скоро ты найдёшь его. Ты только жди... – молвит голос света и, превращаясь в кромешную тьму и отпечатываясь эхом в моём подсознании, погружает меня в свою реку забвения.